Политические традиции играют огромную позитивную и негативную роль для самого существования государства. Их консерватизм, инерционность зачастую уберегают государство от авантюр, скороспелых и непродуманных решений.

С другой стороны, существуют традиции и иного рода: субъективизм и авантюризм, что называется “ в крови”, традиционен. Особенно, если власть авторитарна, как в царской России и в СССР. Отсюда — “распутивщена”, “кукурузная эпопея”, перлы “застоя”. Для нас, сегодняшних, политические традиции последних десятилетий особенно важны.

Есть злая шутка: политические традиции России можно свести к простой формуле: “внизу — власть тьмы, наверху — тьма власти”. Понятно, что это — неустойчивая система, время от времени впадающая в тяжелые кризисы. Все мы видели, что разрушение страны проведено элитой — теми, кто наверху, у кого была “тьма власти”. Поговорим об этой части общества, о государственной элите. Попытаясь найти исторические корни ее вырождения. Как сказал Л.Шебаршин: “Ошибки прошлого — строительный материал политики настоящего”.

Период, последовавший после Великой Отечественной войны, был периодом нарастающего диссонанса между динамизмом научно-технической революции и авторитарной системой, блестяще показавшей себя в экстремальной ситуации, но неспособной адаптироваться к мирным условиям. Идеологические и авторитарные методы управления, “традиции КПСС” окончательно “выдохлись” в 70—80-е годы. Но продолжали играть важнейшую роль, компенсируя издержки экономической и идеологической политики КПСС.

Идеология и сила государства взаимосвязаны. Идеология обеспечивает авторитет власти, согласие граждан на то, чтобы данный политический режим “продолжался”. Сила, опираясь на авторитет, делает эффективным принуждение. Это понимал уже Макиавелли, говоря о силе и согласии как двух опорах государства (“макиавеллиевский кентавр”). Кризис в сфере идеологии сразу подрывает эффективность авторитарных методов (принуждения). Что же мы видим с конца 50-х годов?

“Эра серых” — особенность целого периода советской истории, получившего в официальной историографии термин “развитого социализма”. Это было настолько заметно, что даже появилась целая периодизация “серости” времен застоя. Так, Г.Кваша пишет: “Действительно, если во второй фазе правит бал чернь, а в третьей — серость, интеллект становится страшным грехом, то в четвертой фазе (конец 90-х годов и первая четверть ХХI века — А.П.), напротив, профессионализм, блеск ума, гении становятся желанными как для власти, так и для народа. Элитарность становится легальной”.

Так произошло разделение элиты. Одна ее часть еще тянула лямку, уже выбиваясь из сил из-за неявного саботажа другой части. А эта другая часть, предвкушая поживу, уже прощупывала почву, заводила контакты на Западе и сплачивалась для грядущей перестройки и захвата собственности. Эти два основных типа и стали пробразами двух будущих политических сил — “демократов” и “оппозиции”. Причем раздел стал происходить не после августа 1991 года, а в 1989—1990 гг. Именно тогда (время ухода из власти Н. Рыжкова, Е. Лигачева и других) весьма символичен был выбор одного из зав. отделом ЦК КПСС: он выбрал гонорар вместо номенклатурного места в элите.

Главный вывод заключается в том, что во второй половине 80-х годов правящая элита партии и государства сменила курс, сделав ставку на антикоммунизм. При этом элита использовала именно те специфические методы и ресурсы, которыми владела партия (типичный представитель этого явления М.Горбачев, но наиболее яркий, откровенный — А.Яковлев, а также выращенные ЦК КПСС Е.Гайдар, Г.Явлинский, А.Чубайс и прочие демократы). Никто не знает точно, где, когда и кем в партийной элите было принято решение о смене строя. Но такие решения принимаются не в узком кружке, а с согласия достаточно широкой прослойки. Процесс выработки и реализации этих решений на полуофициальном уровне, очевидно, начался не позже 1986 г. Во всяком случае это скорее можно почувствовать, чем понять.

В 80-е годы возможности партийной системы были использованы в заведомо антигосударственных целях. А так как система была по-своему эффективна, то средства для этого были предоставлены огромные. То, что казалось невозможным — развалить империю — было сделано партийной системой, способной не только разгромить превосходящие силы противника, создать ядерный потенциал и запустить спутник за считанные годы, но и решить другую титаническую задачу — уничтожить, казалось бы, неуничтожимое — СССР, себя самое. “Перестройка” высвободила колоссальную энергию, которая была использована для разрушения страны!

Как ни горько это слышать честным коммунистам, но руководители КПСС (а это не только М.С. Горбачев, но и сделавшие в то время карьеру нынешние лидеры КПРФ) сделали то, что задолго до этого предсказывал философ-антикоммунист И.А.Ильин в своей работе “Что за люди коммунисты?” (1953). Разумеется, он имел в виду не рядовых коммунистов-тружеников, а именно элиту КПСС, партийную номенклатуру. Он писал: “Нет никакого сомнения, что за последние двадцать лет умственно-образовательный уровень компартии повысился, а моральный уровень понизился. Первое потому, что в партию стала входить и впускаться столь нужная ей интеллигенция — и техническая, и военная, и работающая в области искусства (организация “зрелищ” для революционной массы), и даже церковная (группа так называемого “патриарха”). Эта новая большевистская интеллигенция (уровень которой несравненно ниже прежней, русско-национальной) — не обновила, однако, ни партию, ни ее программу: она служила за страх, приспособлялась, всячески страховалась и утряслась, наконец, в несколько миллионный кадр чиновников, спасающих себя и губящих Россию и Церковь. Но именно поэтому морально, патриотически и, конечно, религиозно — ее уровень таков, какого Россия никогда еще не имела. Эти устроившиеся бюрократы не верят в партийную программу, не верят своим властителям, не верят и сами себе. И назначение ее состоит в том, чтобы верно выбрать близящийся ныне момент, предать партию и власть, сжечь все то, чему поклонялись эти долгие годы, и поклониться тому, над чем надругивались и что сжигали доселе”.

Такова оценка И.Ильина. Думается, многие коммунисты, не соглашаясь в частностях, признают главное: партийная номенклатура предала партию и власть, сожгла все то, чему поклонялась долгие годы. А главное, эта перекрасившаяся в демократов и буржуа номенклатура (в т.ч. и числящаяся формально в оппозиции) не даст возрождения России.

Все это объективно вступает в противоречие с нарождающимся гражданским обществом. Заметим, что материальные предписылки для него в России уже созданы: попробуйте-ка отменить Интернет даже сейчас, а через год-другой? Или закрыть выезд за границу, или ликвидировать ставшие общедоступными системы связи? И... все-таки. —

Буржуазное государство Запада в ходе своего развития укрепилось благодаря формированию гражданского общества, основу которого составил “средний класс” — буферная сила, гасящая радикализм классовой борьбы. В России крушение сословного общества не успело привести к возникновению общества гражданского. Советское общество, не став гражданским, унаследовало идеологию классовой борьбы, в которой “пролетарская” компонента была неразрывно связана с “буржуазной”. В России с ее национальной культурно-духовной спецификой возник уникальный гибрид буржуазно-пролетарской идеологии с подспудным монархизмом и православием.Огромной силы удар — материальный, и моральный — был нанесен “среднему классу” 18 августа 1998 г. Но еще больший удар, о котором мало кто говорит, был нанесен среднему классу и гражданскому обществу разрушением государства и его институтов. Именно представители среднего класса, станового хребта общества меньше всего защищены государством от произвола и случайностей. Их кафедры, газеты, бизнес — не спрячешь.

Именно этот “средний класс” не нашел себе защитников среди политической элиты современной России: у “новых русских” есть свои либеральные представители, у рабочих и крестьян — свои. Прав был Н.А.Бердяев, говоря, что “социализм буржуазен до самой своей глубины и никогда не поднимается над уровнем буржуазного чувства жизни и буржуазных идеалов жизни. Он хочет лишь равной для всех, всеобщей буржуазности, буржуазности, закрепленной на веки веков, буржуазности окончательно рационализированной и упорядоченной, излеченной от внутренней, подтачивающей ее болезни, преодолевшей остатки иррационального в ней начала”.

И “буржуазия”, и “пролетариат” той исторической эпохи, которая имеет стиль капиталистический и социалистический, являют собой измену и отпадение от духовных основ жизни.

Эта мысль Н. Бердяева имеет принципиальное значение, ибо ни буржуазия, ни пролетариат (на правые, ни коммунисты, представляющие эти силы) не способны обеспечить устойчивое развитие общества и создание сильного государства. Это способен сделать, в условиях нового этапа НТР только интеллект и работоспособность “среднего класса”, который, кстати, в результате радикальных социальных изменений в обществе стал не только массовым, но и преобладающим.

Таким образом, идеология элиты в советской России оказалась системой очень неустойчивой, подверженной кризисам. В условиях гражданского общества это было бы не так страшно. У нас же суть власти — абсолютизм — не изменилась за последние столетия: и при батюшке-царе, и при коммунистах, и при демократах верховная власть, контроль над государством остается в руках одного человека, которого выдвинула и поддерживает элита. Элита, и только она, назначала и меняла царей, генсеков, а теперь и президентов. Вспомним гвардейские путчи, партийные пленумы и т.д. В этом смысле в России ничего не изменилось. Мы сейчас не оцениваем этот вывод, мы просто констатируем исторический факт: в России верховную власть выдвигает и снимает элита, а не общественное мнение или выборы. Сейчас, правда, это явление ошибочно характеризуют как “олигархию”. Возможно, этот термин точнее отражает суть власти.

Поэтому по нам уж лучше власть аристократии, или элиты. Проблема в другом — в слабости, неоформленности, ущербности нынешней квазиэлиты, которую элитой-то назвать трудно. Другое дело — элита, стоящая на высоте своей миссии в обществе и государстве. Приведем требования, которым должна соответствовать настоящая элита, которые формулирует социолог, член-корр. РАН Ж.Т.Тощенко: “Если элита — лучшее, отборное, качественное, то это означает, во-первых, служение высшим интересам общества, без скидок, без оговорок, без сомнений, что именно этими людьми защищаются национальные интересы как в геополитическом смысле, так и при решении внутренних проблем.

Во-вторых, это демонстрация своего служения обществу во всем — большом и малом, заметном и скрытом, в трудовой деятельности или на поле брани, в творчестве или обычной жизненной ситуации. Иначе говоря, это проявление гражданственности, верности обществу, в котором ты живешь и работаешь.

В-третьих, это соблюдение требований нравственности, без назидания и морализаторства, постоянное проявление ответственности во всех без исключения жизненных ситуациях, демонстрация внутреннего достоинства, особенностей суверенности личности.

В-четвертых, это высокий интеллектуальный уровень, который помогает возвышаться над сиюминутным и обыденным и который способствует умелому, эффективному и рациональному решению жизненных проблем.

И наконец, нельзя исключать преемственности в формировании элиты, ибо многие качества отшлифовываются на протяжении поколений, будь то британская аристократия или русское дворянство, наследственные династии врачей, учителей, ученых или хлеборобов.

Иначе говоря, к элите может принадлежать не только тот, кто имеет власть или деньги (причем, чем больше, тем лучше). К ней можно и нужно отнести того, кто обладает необходимым набором гражданских и нравственных качеств, которые позволяют без скидок, натяжек и обмана именовать людей представителями элиты как обладателей всего лучшего, что накопило человечество в процессе своего развития”.

Таким образом, речь идет фактически о власти интеллектуальной, духовной аристократии. Такой же, впрочем, естественный, как в XVI—XX веках служивого дворянства. В определенном смысле это, конечно, антидемократично. Но, скажем прямо, это для России правильнее, практичнее. Да и привычнее (мирились же 70 лет с властью партноменклатурной элиты), а политические привычки — реальный фактор общественной жизни, который обладает огромной инерцией. Его не отменишь декретом. Так что, возможно, элитарный принцип формирования власти — в ближайшей перспективе есть единственный способ управлять нашей страной.

Наконец, следует отметить, что политическая система, во главе которой стоит аристократия интеллигенции, очень созвучна идее империи — скорее всего, единственно возможной формы существования России. Одно дополняет и обогащает другое. Делает его возможным, необходимым, неизбежным. Но по большому счету политическая система остается той же. Даже сейчас мы видим, что чем больше проходит разных выборов, тем чаще и по любому поводу мы говорим о монархии. На практике сложилась специфическая для России система “демократического самодержавия”, где крайне мало реальной, а не бутафорской демократии, и которая... по сути продолжает российскую самодержавную традицию царей и генсеков. Не стоит удивляться поэтому, что и в современных условиях наследник будет назначен элитой (как прежде назначался гвардией) еще при жизни нынешнего царя. Выборы в этом случае сделают этого наследника лишь легитимным. Не стоит заблуждаться на этот счет: коронацией в России легитимировали как монархов лиц, на деле назначенных гвардейцами.

Понятно, что такой подход принципиально неприемлем для сторонников силовой социальной борьбы, искренне предполагающих, что революции можно делать не от крайней безысходности, а для “улучшения” социального положения. Они, однако, забывают, что ни одна революция не решила изначально стоящих перед ней задач: не сделала человека лучше, не сделала лучше условия его жизни. Скорее, наоборот: в результате революций каждый раз общество на время попадало в условия гораздо более худшие, чем до революции. Вспомним французскую революцию, за которой последовали казни и голод. То же самое и после революции 1917 г. в России. То же само и после кубинской революции и т.д. Требовались годы, десятилетия, чтобы восстановить разрушения от социального взрыва, вернуть нормальные отношения в обществе, обеспечить его стабильное воспроизводство.

Лучше всех по этому поводу высказался Н.А.Бердяев: “Всякое государство, как бы ни была деспотична его форма, все же признавало человека индивидуальным существом, оно сознавало свои границы. Государство могло притеснять человека, и даже истязать его, но оно не имело претензий принудительно организовать совершенного человека и совершенное человечество, насаждать насильственную добродетель. И потому оно давало свободно дышать. Ничего страшнее насильственной добродетели не может быть на свете. Во имя достоинства человека и свободы человека, во имя высшей его природы необходимо предоставить человеку некоторую свободу греха, свободу выбора добра и зла. Если бы суждено было когда-либо осуществиться коллективизму в окончательной форме, то свобода человека была бы истреблена окончательно. Обобществлены и социализированы были бы и дух человека, и тело человека, а не только материальные орудия производства. Обобществление и социализация должны были бы идти все дальше и дальше вглубь. От этого рокового процесса никуда нельзя уйти, от него нет спасения. Этот процесс не может ограничиться материальной стороной жизни”.

Иначе крайне трудно, даже невозможно объяснить, почему “левых” поддерживает не абсолютное большинство общества (75—80%), которое, казалось бы, было вполне удовлетворено принципами экономического и социального распределения и управления, а относительное меньшинство — 30—40%.

Для будущего президента может быть интересным одно историческое наблюдение, можно сказать, прогноз: каждый раз после очередного “волевого рывка” появляется не просто новая, а качественно новая, абсолютно неожиданная Россия. Неожиданная и неизвестная для всех, включая и самих русских. Но у этого нового качества есть традиционные признаки: сильное государство, сильные институты государства, сильная власть, и что особенно важно — сильные нравственные и духовные опоры, новые, либо по-новому осознанные ценности, приоритеты, принципы. Именно такие качества появляются в сегодняшней нарождающейся России. Они уже проглядывают через туман псевдолиберальной демагогии и пустопорожней болтовни оппозиции. Они уже становятся нормой для общества. Они уже закладывают нравственную и духовную опору для будущего взлета России. Важно заметить и использовать эти тенденции. Впрочем, для любого политика это качество обязательно.

Предыдущая

Оглавление

Следующая