Одна, но пламенная страсть — власть!
Позаботиться о чести ближнего, кто бы он ни был, не позволяя ему умалиться в нашем мнении, когда его поносят, — это сохранит нас от оклеветания. Никогда не рано спросить себя: делом я занимаюсь или пустяками?
А.Чехов

Споры о том, нужен ли диалог с Правительством, на мой взгляд, — пустая трата времени, ибо говорить с людьми, а тем более облеченными властью, нужно всегда. Во всяком случае, прибегать к другим отношениям следует только тогда, когда ни одного шанса договориться не осталось. Это — правило просвещенного времени, отказываясь от которого мы вновь погружаемся во тьму средневековья. Альтернатива диалогу — сила. Но из всех инструментов, имеющихся у политиков, сила — последний аргумент. Поэтому необходимо вначале сделать все, чтобы решить политические вопросы путем диалога. В идеале при диалоге достигается согласие. В худшем случае — компромисс. В самом плохом — вновь вернуться к угрозе силой. Соглашение о “правилах игры” предполагает публичный компромисс, достигнутый без отказа сторонами от своих собственных принципов и ценностей. Для него необходим прямой диалог всех ветвей власти и всех политических сил. Подчеркиваю, что речь идет не об отказе от политической борьбы, а о введении ее в рамки, придающие ей новую, более тонкую, но порой и более жесткую форму, отрицающую как радикализм авантюристов, так и конформизм пассивных представителей оппозиционной элиты.

На этой важной, на мой взгляд, теме следует остановиться подробнее. Причем рассмотреть ее не в узком тактическом (борьба за политическую власть), а в более широком, политико-идеологическом, общегосударственном контексте. Речь идет о компромиссе в понимании угроз национальной безопасности и мер по их ликвидации, а не о соглашении, которое в очередной раз позволило бы Президенту перетасовать замызганную колоду карт своих людей в Правительстве.

Главная цель нашей партии — помочь населению избрать самых достойных, то есть нас с вами.

Нужно ВЫНУДИТЬ, ЗАСТАВИТЬ, НАВЯЗАТЬ такой компромисс Власти — той самовлюбленной, наглой и циничной, воспитанной годами в уверенности своего “исторического права” управлять, Власти, которая самоуверенно полагает: добиться от нее компромисса нельзя, да и бесполезно. Для такого отрицания есть серьезные предпосылки. Одна из них заключается в том, что чем сильнее экономический кризис и острее политическая ситуация, тем слабее сама исполнительная власть и больше роль Государственной Думы и Совета Федерации. Именно поэтому, а отнюдь не по другим соображениям, Президент вынужден идти, хотя бы частично, на согласование своей политики с представительной властью. Правильность такой политики оппозиции поняли далеко не сразу и не все. Некоторые “крутые” оппозиционеры всячески критиковали лидеров, прежде всего Г.Зюганова. Но по мере того, как становится все очевиднее правота его действий, у некоторых оппозиционных “лидеров” уходит почва из-под ног. Наиболее же дальновидные из числа “цивилизованных” социал-демократов осознали, что обойти Г.Зюганова справа и по центру не удастся, что социальной базы для них нет, и в ближайшие годы не будет. Обратили внимание и на то, что политический вес Думы и лично Зюганова растет. 1997 год можно без преувеличения назвать годом политической стабилизации. Мы все учимся находить общий язык, совместные решения сложнейших проблем, стоящих перед страной. Вырабатываются эффективные механизмы согласования позиций политических сил и ветвей власти. Понимание того, что вне прочного общественного согласия в России не может быть ответственной и перспективной политики, становится необратимым...

Тенденция очевидна: основные политические силы все более интегрируются в цивилизованный политический процесс, а радикалы оказываются на его обочине. Объявленный годом согласия и примирения, 1997 год положил начало преодолению глубинного социально-политического раскола в обществе.

В августе 1998 г. в газете “Патриот” вышло мое интервью, в котором я по просьбе редакции отвечал на вопросы и как сопредседатель НСПР. Приведу его в отрывках.

Единство не означает единообразия

Алексей Иванович! Позвольте начать с прямого вопроса. В последнее время в среде оппозиции, прежде всего ее радикального крыла, стало модно критиковать “Духовное наследие” и лично вас, как “серого кардинала примиренчества”. С другой стороны, эти люди не могут ответить на вопрос: чем же им, как сторонникам радикальной политики, мешают Зюганов или Подберезкин? Ведь если человек твердо знает, как одним махом решить мировые проблемы, как еще могут помешать люди, идущие другим путем? Поэтому наших читателей интересует правда о “Духовном наследии”, его целях и месте в рядах НПСР и оппозиции.

— Прежде всего, спасибо за прямой вопрос, который достаточно точно отражает суть нашего конфликта с “радикалами”, кои, кстати, в большинстве своем радикальны на словах, а не на деле. Словесный радикализм превращается в своего рода спорт: пришел на собрание, митинг, съезд, обвинил всех в “соглашательстве и предательстве” — и на отдых, почитывать газетки. Я считаю, что право на критику союзников надо заслужить повседневной работой, а еще лучше — реальными успехами. Если бы те, кто упрекает меня в соглашательстве, имели в своем активе реальную революционную практику хотя бы на уровне штурма казарм Монкада, не говоря уже о создании народно-революционных армий, как это было в Китае, — у них было бы право на критику. Но, как видим, много раз обещанный “социальный взрыв” еще не случился и редкая забастовка дорастает до политических лозунгов. А пока революция зреет, пусть наши критики попробуют создать не малотиражные газеты для повторной агитации своих же сторонников, а массовую газету для агитации аполитичного обывателя.

Зачем я баллотируюсь в Думу? Честно? А черт его знает!.
И.Кобзон,
депутат Госдумы

Но почему-то именно член “Духовного наследия” Игорь Янин взял умирающую газету “Гудок” и за короткий срок увеличил тираж в десять раз. Так что право на критику надо заработать. Как говорят в народе — “Бог труды любит”.
Второе, что нужно сказать, — почему все участники НПСР должны выдерживать пресловутую “линию истории”, т.е. делать одну и ту же работу, а не каждый — свою?
“Краткий курс”, при всем моем уважении к этой книге, задним числом спрямил и упростил пути истории. Тогда, в начале века, как и сегодня, было вовсе не очевидно, какой из путей приведет к победе. В большой политике никто не делает ставки на одно политическое движение: так, например, война по развалу СССР шла одновременно по множеству направлений в течение десятков лет.
Мы, как оппозиция, должны действовать действительно фронтом — широким, развернутым фронтом, особенно сейчас, когда степень политической неопределенности велика, как никогда.
Если “Духовное наследие” занимается долгосрочными проектами, а не сиюминутной политикой, это не значит, что мы — против левого революционного крыла в принципе и “склоняем оппозицию к соглашательству. Просто у нас — свои задачи и свой участок работы.

НПСР — не партия, а народный фронт. Подчеркиваю, именно фронт, где каждый занимает свою позицию, не сбиваясь в кучу. Общество разобщено, и для начала его консолидации нужен именно спектр политических движений, охватывающий широкое идеологическое пространство, по которому растекается общественная мысль.
Загонять в прокрустово ложе очередной “линии партии” все патриотические движения, которые сегодня, скажем прямо, только начинают набирать сторонников, в лучшем случае, — дележ шкуры неубитого медведя.
Задача патриотической оппозиции — “собирание людей” для нового государственного строительства, причем не только исполнителей, но и лидеров, творцов, за которыми уже сегодня стоят целые группы и коллективы. Поэтому поле поиска новых людей надо расширять. Одна КПРФ необходимыми кадровыми ресурсами для будущего строительства не располагает. Вспомним главный лозунг ельцинистов на прошлых выборах — “придут коммунисты, все тотально национализируют, на все посты поставят только “своих”, остальных выбросят на помойку”. А оказаться на помойке никто не хочет — ни коммерсант, ни “челнок”, даже во имя высокой патриотической идеи. Поэтому мы должны гарантировать сегодняшней коммерческой и профессиональной элите право и возможность участия в будущем возрождении страны. А отбор новой элиты должен идти до нашего прихода к власти, а не после в ходе общей работы. Именно реальная работа в условиях экономического подъема и декриминализации общества отделит зерна от плевел лет за десять — двадцать. Вспомним слова Маркса про общественную практику как критерий истины. Но общественная практика требует времени. Задача не в поисках виновных, а в исправлении общественных отношений, которые и расставят людей на свои места.
Поэтому “Духовное наследие” считало и считает одной из важнейших своих задач поддержание контактов с широкими кругами российской элиты и занимается этой работой постоянно. Возьмем, к примеру, выпущенный нами справочник “Лица России”, включающий в себя тринадцать с лишним тысяч биографий политиков, общественных деятелей, предпринимателей, деятелей науки и культуры. Это своего рода коллективный портрет российской элиты во всей ее сложности и противоречивости. В ходе работы над этим справочником мы не ограничивались компиляцией, сбором справок — мы старались выйти на личный контакт с этими людьми.
Естественно, что нашим критикам “слева” контакты “Духовного наследия” с российской элитой кажутся “порочащими связями” и ставятся в вину как доказательство “двурушничества” и “сотрудничества с режимом”. Мне, честно говоря, уже надоело повторять, что контакты вовсе не исключают расхождений во взглядах, включая принципиальные. Ведь общение, контакты, переговоры — плоть и кровь реальной политики. Тот, кто вне широких политических контактов, — тот попросту вне политики. Кстати, я советую моим критикам хорошенько подумать над проблемой “сектантства” как одной из классических “детских болезней левизны”. Отрицая компромиссы и предпочитая поиск еретиков поиску союзников, радикалы пользуются режимом в качестве пугала, загоняющего и элиту, и даже мельчайшую буржуазию типа “челноков” в свой лагерь. Мы же считаем, что без поддержки или нейтралитета хотя бы половины элитной прослойки общества ни один конструктивный социальный проект возрождения страны не реален. Употребляя понятие “элита”, я не склонен идеализировать и “старое”, и “новое” поколение людей, реально управляющих российcким обществом. Ради Бога, можете, если хотите, говорить об “исполняющих обязанности” элиты. Но без союза, без компромисса с лучшей частью этих людей ничего хорошего мы не добьемся.

Кстати, о понятии “компромисса”. Большинство критиков “Духовного наследия” отождествляют “компромисс” с беспринципным сговором с ельцинским режимом. Может быть, лучше без “компромисса” — хотя бы для укрепления доверия внутри НПСР?

— Возьмем пример из истории русско-турецких войн. Эти войны происходили в течение почти двухсот лет, периодически заканчиваясь заключением мира, то есть, строго говоря, мирного договора. Исходя из “бескомпромиссной” логики, ни о каком мире не могло быть и речи, поскольку Россия и Турция по своей природе смертельные антагонисты и в геополитическом, и в религиозном, и чуть ли не в биологическом плане. Османская империя изначально строилась на геноциде славян.
Однако противостояние двух империй продолжалось, военные действия возобновлялись и заключались новые мирные договоры. Но тем не менее каждый из этих договоров был новым этапом усиления России, расширения ее территории. При Петре Россия только боролась за выход к Черному и Азовскому морям, при Екатерине и Потемкине присоединили и, по существу, начали заново населять причерноморские степи (Новороссию), присоединили Крым, а во второй половине прошлого века, освободив Балканы, поставили под вопрос само существование Османской империи. И каждый новый мирный договор фиксировал новое соотношение сил, позволяя использовать результаты военных побед. Бухарестский договор с Турцией, заключенный Кутузовым 16 мая 1812 года, предрешил падение Наполеона еще до начала войны. Война — посев, мирный договор — жатва. Но сам мирный договор редко устраняет главную причину конфликта, фиксируя лишь очередной компромисс, очередное соотношение сил.
Хочу выделить: отрицание компромисса во внутренней политике — такая же глупость, как отрицание мирных договоров во внешней политике под лозунгом “Ни мира, ни войны”. Политический компромисс — это не “примирение и согласие”, как в один голос говорят и радикалы, и Кремль, а результат ожесточенной политической борьбы, возможность реализации достигнутого успеха, пусть даже не абсолютного. Компромисс не цель, а средство, и нашим оппонентам очень хочется нас его лишить. Кстати, компромисс, перемирие наиболее выгодны той стороне, на которую работает время. А время работает на нас.
Однако для того, чтобы иметь хорошую позицию в переговорах с Кремлем, исключительно важно, подчеркиваю, единство оппозиции — причем именно единство, а не единообразие. НПСР должен стать организационным оформлением такого единства. Единства в многообразии.

Заметным направлением работы “Духовного наследия” является “русская идея”, что, как ни странно, тоже вызывает достаточно много критики, в том числе внутри оппозиции?

— Прежде всего, “русская идея” — не “заметное”, а главное, стержневое направление “Духовного наследия”, для которого, собственно, все и создавалось. Позицию критиков я хорошо представляю. Одни говорят просто: бросьте вы свои научные изыскания, все равно сиюминутной пользы от них нет. Но “сиюминутные” мобилизации сил на тактические задачи длятся уже восьмой год — с достаточно скромной отдачей. Лишний процент здесь роли не играет, хотя мы весьма активно участвуем в политической жизни и без умных советов со стороны. Но за это время уже начали приносить пользу наши долгосрочные проекты — сегодня маятник массового сознания качнулся к патриотизму, и наши наработки начинают влиять на ход политического процесса. То, что часть наших идей реализуют оппоненты, не так плохо: пусть лучше страна выбирает между большим и меньшим патриотизмом, чем кладет себя на “священный алтарь” “мирового рынка” и “общечеловеческих ценностей”. Еще раз подчеркну: мы работаем на дальнюю перспективу и за внешним эффектом не гонимся принципиально.
Другие наши критики считают, что “русская идея” уже найдена и не нуждается в дальнейшем осмыслении. Правда, одни из них считают, что “русская идея — это коммунизм”, а другие так же категорично заявляют, что “русская идея — это православие и ничего более”. Между тем русская идея, как и русская история, принципиально несводима к своим частям, пусть даже и неотъемлемым. Более того, система — всегда больше, чем просто сумма своих частей.
Русская идея, как и любая национальная идея, — не свершившийся факт, а система непрерывно идущих социокультурных процессов, формирующих как отдельную личность, так и массовое сознание, то есть социум как коллективную личность. Национальная идея — это много шире, чем отдельно взятая этническая и религиозная идентичность, язык, литература, этнографическая культура. Не спорю, “русских” и “нерусских” физических законов нет. Но “русская”, “германская”, “американская” науки как корпоративная традиция, как стиль научного творчества существуют объективно, а в социально-экономических дисциплинах “национальность” науки часто выходит на первый план.
Хочу выделить: формируя отдельно взятую личность (но в масштабе целого общества), национальная идея в неявном виде строит всю общественную структуру, особенно на долгосрочную перспективу.
В природе отдельный муравей или пчела в своих бессознательных рефлексах и навыках содержит исчерпывающий план муравейника или улья с его сложной внутренней организацией. Так же и человек, как продукт социума, в неявном виде содержит в себе “план” общества и государства, “план” общественных отношений.
Помните глубочайшую мысль Бисмарка: “Германию создал прусский школьный учитель”. Иначе говоря, Германия была создана сначала в виде национальной идеи в головах немцев, прежде всего молодежи, и лишь потом — как политическая реальность. Поэтому, подчеркиваю: формирование русской идеи — это уже новое государственное строительство, которое должно идти, опережая экономические и политические процессы.

Нельзя сказать, что этого не понимают наши враги. Отлично понимают. Важнейшей задачей колонизации страны они считают “изменение социокультурного ядра личности”, т.е. основ национального характера, национальной психологии, ценностных ориентиров и установок. Надежное уничтожение России не мыслится нашими оппонентами иначе как разрушение, искажение, деформация национальной идеи, составляющей основу личности. Только неумный человек не видит, что борьба за “русскую идею” является не глубоким научным тылом, а полем генерального сражения, на котором ни один воин — не лишний.
Вспомним известный “план Даллеса” и ряд аналогичных проектов разрушения СССР “изнутри”. Ставка делалась не только на расшатывание идеологии как “надстройки” массового сознания, но и на разрушение глубинных психологических структур личности, иначе говоря, моральных устоев.

Не сумев разрушить структуры государства и общества напрямую, разрушители сделали ставку на разрушение человека, как элемента социальной структуры. Из ненадежных, дефектных элементов нельзя создать надежного и совершенного технического устройства. То же самое и с государством.
Один из путей разрушения “русской идеи” в массовом сознании — тотальная американизация всего и вся. Но сегодня даже тупые “новые русские” с золотыми цепями на шее, ездящие на иномарках, — инстинктивно тянутся к своим корням — естественно, в меру своего культурного уровня.

Другой путь — шоковые социально-экономические воздействия, ломающие и подавляющие личность и волю. Полагаю, что цели “шоковой” реформы — не столько экономические, сколько социально-психологические: это надежно отражают показатели смертности и рождаемости.
Но есть и третий путь, о котором мы часто забываем, — создание заведомо искаженных версий “русской идеи”, внешне привлекательных, но запрограммированных на разрушение.
Старые образцы ложной русской идеи — “белая” идея, ориентированная либо на интересы Антанты (Колчак), либо Германии (Краснов), “власовская” идеология (позже — идеология НТС). Регулярно заигрывает с “русской идеей” окружение Ельцина, особенно в псевдомонархическом и псевдоправославном ключе.
Активно используется патриотическая фразеология кукловодами Лебедя — и не без успеха. Поэтому попытки оставить работу над русской идеей на будущее или полностью перепоручить ее кабинетным “профессионалам” могут оказаться катастрофическими. Если мы сегодня ограничимся требованием отставки Ельцина — то завтра мы столкнемся с тем, что Ельцин, как недавно Черномырдин, уйдет, но к власти придет его преемник, придет с помощью “новой русской идеи”, сделанной в Гарварде экспертами по политической рекламе.
Мы не считаем, что наши работы по “русской идее” лучшие и единственные, но мы, по меньшей мере, привлекаем людей к этой тематике — либо в качестве читателей, либо критиков, либо авторов альтернативных работ. Без соревновательности нет ни науки, ни творчества. Главное — создать культурно-информационное пространство русской идеи, на котором хватит места для всех мыслителей и деятелей. Это своего рода проявление закона “разнообразия культурно-исторического типа”, высказанного Данилевским более ста лет назад.
Кстати, в совершенно официальном проекте по созданию “русской государственной идеологии” участвует такая колоритная фигура, как Игорь Борисович Чубайс, родной брат Анатолия Чубайса. По его признанию, достигнутые успехи весьма ограничены, но процесс идет...
Успех нашего противника в деле искажения русской идеи весьма и весьма реален. Возьмем, к примеру, так называемую “украинскую национальную идею” и ее кровного близнеца — “хорватскую идею”, которые были созданы немцами (строго говоря, австрийцами) в противовес идее всеславянского единства на рубеже ХХ века. Первым “источником” и “двигателем” так называемой “украинской идеи” стала австрийская разведка, начавшая массовое ее внедрение в ходе мировой войны. “Гетман” Скоропадский въехал в Киев на германских штыках. Дальнейшее развитие “украинизации” связано с кардиналом Андреем Шептицким, чья зависимость от немцев поразила даже поляков, также делавших ставку на униатскую церковь.
В конечном счете так называемая “украинизация”, т.е. экспорт искусственной национальной идеологии из Галиции (Западной Украины), захлестнул несколькими волнами Левобережную Украину — и вот сегодня мы имеем Украину как государство, управляемое ОУН в интересах НАТО, главным врагом которого являются “москали”. А ведь еще в начале века сегодняшние украинцы и русские были де-юре и де-факто одним народом и одним государством.

А не проще ли переиздать несколько классических первоисточников “русской идеи” — того же Данилевского, Ильина, Савицкого?

— Безусловно, первоисточники важны, но сдувание пыли с классиков и их механическое комбинирование проблемы не решает. “Духовное наследие” — не издательство, а, прежде всего, интеллектуальный центр, решающий современные научные задачи в современных условиях. Задача движения — продолжение научной традиции, а не тиражирование научных предшественников. Вопреки расхожим слухам о “несметном богатстве” “Духовного наследия”, наши издательские возможности ограничены, поэтому мы, естественно, издаем труды “Духовного наследия”. Кстати, во многом из-за недостатка средств у нас задерживается издание уникальной работы — многотомного труда по военной истории России, в который войдут уникальные архивные материалы, до последних пор неизвестные. Наша военная история полна белых пятен. Например, что мы знаем о Балканских войнах? А ведь это ключ к августу четырнадцатого.

А может быть, издать этот сборник хотя бы в электронном формате, на лазерном диске?

— Все свои работы “Духовное наследие” издает не только в печатном виде, но и в электронном варианте. Уже сегодня сетевой доступ к изданиям, особенно с учетом подписки и пересылки, дешевле традиционного, и российский рынок электронной подписки за год удваивается. Так что советую и “Патриоту” подумать об электронной версии. Но если вернуться к нашему военно-историческому проекту, то работа пока не закончена. Кстати, первой выпущенной нами книгой был “Александр Невский”.

Алексей Иванович, с чем связано внимание “Духовного наследия” именно к военно-политической теме? Можно было бы ограничиться культурно-историческими, юридическими проблемами.

— Во-первых, я — не кабинетный теоретик, и моя научная карьера начиналась с диссертации о системе управления вооруженными силами США. Во-вторых, политика, оборона и безопасность всегда были сплетены в неразрывный узел, а сегодня грани между ними становятся все тоньше: в войнах конца ХХ в. на первый план выходит противоборство в экономической и информационной сферах.
В-третьих, военно-историческая мысль не только постоянно подпитывала и стимулировала “гражданские” науки, но часто и значительно опережала их, например, в области науки об управлении. Так что военная мысль — важная и неотъемлемая часть нашего духовного наследия.

Что бы вы хотели сказать в заключение?

— Ну, прежде всего, еще раз повторю, что эффективное политическое движение строится не по принципу “или то или другое”, а по принципу дополнительности — “и то и другое”. Единство не означает единообразия.
И главное: занимаясь текущими делами, текущими задачами, не следует забывать о постоянном совершенствовании, выработке привычки к систематическому умственному труду. Все по-настоящему значимые и успешные политики были не только “практиками”, но и серьезными теоретиками, которые сами и только сами писали свои выступления и книги. Вспомните, что знаменитые речи Демосфена “пахли маслом” от светильника. Бог труды любит. Особенно умственные. Вот самый простой и часто забываемый секрет политики.
Мы должны быть на голову выше наших противников не только в моральном, но и в интеллектуальном отношении.

Записал Александр ОРЛОВ

Но вернемся к вопросу об усилении роли и веса законодательной власти, оппозиционных сил. Сдвиг в этом отношение признают сейчас и те, кто вовсе не в восторге от них. Вот один из примеров такого признания: “Неожиданным образом на роль этого “третьего” фактора российской политики к концу 1997 г. начали выходить институты представительной власти — Дума и Совет Федерации. Увеличился политический вес оппозиции, прежде всего КПРФ. Стратегия, избранная оппозицией, — постепенное проникновение во власть с целью изменения курса реформ изнутри — и тактика, которую характеризует позиция невмешательства в раздоры внутри “партии власти”, оказались в рамках сегодняшнего политического процесса весьма выигрышными, хотя, как признают и сами лидеры оппозиции, чреватыми определенными издержками”.

Крутая оппозиция такая, могут на кого угодно чего угодно ...
гавкнуть и так далее...
Г.Сатаров

Очевидно, что такое соглашение с властью временное. Но не следует думать, что оно искусственное. Если мы сегодня не будем отмахиваться от имеющихся “необъяснимых” фактов, а попытаемся найти им объяснение, обоснование, то увидим, что зачатки такого исторического компромисса уже существуют, более того, набирают силу. Ну, например, “с принципиальных позиций” можно легко осудить голосование фракции КПРФ по вопросу о бюджете или об утверждении Председателя Правительства. Но если подумать, то окажется, что это были не просто правильные, но и единственно возможные в то время решения.

То же относится к действиям ряда видных деятелей оппозиции, которые пошли на сотрудничество с Правительством и даже вошли в него. После победы целой группы кандидатов в губернаторы от НПСР это становится совершенно очевидным, более того, естественным: жизнь требует, чтобы оппозиция не только шла во власть (а значит — на конструктивное сотрудничество), но и умела ее эффективно использовать. А здесь уже знаний основ марксизма явно недостаточно. Впрочем, и опыта хозяйственной деятельности тоже. Нужны принципиально новые подходы, которые позволят использовать имеющиеся профессиональный опыт и навыки. Этим, в частности, объясняется успех “прагматиков-хозяйственников”, которые стали опираться (в отсутствие идеологии) на интуицию, исторический опыт. Вот и все объяснение этому феномену.

“1997 год стал поворотным в установлении новых для нас консолидирующих политических традиций. Прежде всего это проявилось в новых формах политического согласования позиций по принципиальным вопросам развития страны. Среди них — консультации главы государства с лидерами депутатских фракций и групп, совещания Президента с руководителями законодательной и исполнительной ветвей власти («совет четырех»), круглый стол для обсуждения наиболее острых проблем и другие.
Ошибаются те, кто считает, что такие формы подменяют конституционные органы власти. Речь идет лишь об организационных способах достижения политических компромиссов...
Задача состоит в том, чтобы развивать и разнообразить формы диалога прежде всего между законодательной и исполнительной ветвями власти. Такой диалог должен идти постоянно и на разных уровнях, причем акцент должен делаться на законодательном обеспечении стратегии подъема.
Из Послания Президента РФ
Федеральному Собранию 1998 г.

Сразу же поясню для “наиболее принципиальных” (или непримиримых) сил оппозиции: сотрудничество с властью отнюдь не означает отказа от борьбы. Более того, отстаивание своих позиций во власти требует гораздо больше ума, энергии, работоспособности и принципиальности, чем вне сотрудничества: оставаясь в “голой” оппозиции, достаточно придерживаться неких взятых за основу теоретических схем и всю энергию тратить на их защиту, сохранение “чистоты” (прежде всего, кстати, защиту не от власти, а от таких же “оппозиционеров”).

В такой оппозиции результат работы не нужен. Сама по себе борьба за отстаивание “чистоты и правоты” теории, словесная схоластика, интриги в кулуарах и “баталии” на страницах малотиражных газет и есть для такой оппозиции “принципиальная борьба”. Опыт последних лет показывает практическую бесполезность такой оппозиционной возни, которая за пределом узкой группы лиц никому неизвестна и которая прямо дискредитирует оппозицию в глазах широких народных масс, ожидающих от оппозиции конкретных практических результатов, а не “побед” друг над другом на идеологическом фронте.

23 августа 1998 г, Президент неожиданно отправил в отставку Правительство Кириенко. Настолько неожиданно, что даже Е.Строев, как Председатель СФ, об этом не знал и страшно обиделся. Президент между тем сразу же предложил кандидатуру В.Черномырдина. Реакция всех была, мягко говоря, негативная.

В понедельник, на следующий день, большинство членов Совета Госдумы высказались за то, чтобы срочно взять тайм-аут и до официального обсуждения кандидатуры на палате разработать ряд положений, направленных на достижение предсказуемости и стабильности в политике. Сошлись на необходимости двух документов: политическом и экономическом (социально-экономическом) соглашениях. Вся неделя прошла в бурных консультациях, активной работе двух комиссий (О.Морозова и В.Рыжкова соответственно). По сути, вопрос стоял предельно остро — либо создать координирующий механизм, компенсирующий своеволие Президента и недостатки Конституции, либо страну ожидает противостояние, особенно опасное в связи с ростом социальной напряженности.

До субботы (30 августа) состоялось два заседания Президиума НПСР и две важные встречи — вечером в пятницу между Советом Думы, Черномырдиным и Юмашевым; в субботу — между их представителями. Задача — попытка согласовать документы, а суть — попытаться создать механизм выхода из кризиса. Президиум НПСР работал много, особенно это касается Г.Зюганова и В.Зоркальцева (последний вообще способен не спать, сохраняя ночную работоспособность).
Конечно, интересно было бы целиком, стенографически воспроизвести те дискуссии, но объемы книги не позволяют. История имела продолжение в сентябре.

24 сентября состоялась встреча у митрополита Кирилла в Свято-Даниловом монастыре. Накануне он позвонил мне и предложил принять участие. Цель — подготовить и провести очередной Всемирный Русский Народный Собор. Дату 9 октября (через день после намеченной акции протеста) выбрали не случайно. Что будет в условиях обострения кризиса после акции протеста? В этом была суть проблемы.
На встрече присутствовали представители ведущих партий, правительства, администрации. Я изложил свою точку зрения, суть которой заключалась в том, чтобы попытаться вернуться к “развилке”, от которой мы ушли, отказавшись фактически от соглашений по социально-экономическому и политическому аспектам.

Предыдущая

Оглавление

Следующая