Обозреватель - Observer |
Экономика
|
Над поиском путей спасения страны бьются правительственные органы, парламентарии, специалисты Совета Федерации и Государственной Думы, десятки научных учреждений, тысячи видных политиков, ученых, хозяйственных деятелей.
И, конечно, правомерно спросить: в состоянии ли такое, казалось бы,
скромное мероприятие, как совещание представителей общественно-политических
клубов Москвы, выработать свои эффективные рекомендации?
В этой связи можно привести такой факт. В июле 1994 г. в клубе «Реалисты»
обсуждался вопрос о роли государства в проведении экономических реформ.
И уже тогда в записках на имя Президента страны и Председателя Правительства,
составленных по итогам заседания, предлагались меры, которые и сейчас ставятся
в центр конкретных обсуждений. Причем нами давались аргументированные рекомендации,
как решать первоочередные задачи. Среди них:
Будем надеяться, что наше сегодняшнее обсуждение даст другой практический результат. Прийти к нему, понятно, непросто. В эти дни самые авторитетные аналитики высказывают самые противоречивые оценки и советы.
Одни говорят: нынешний обвальный кризис — объективный результат ошибок, другие утверждают, что это — спланированная акция с далеко продуманными последствиями.
Одни — за проведение девальвации, другие решительно возражают.
Одни — за эмиссию, другие ни в коем случае ее не допускают.
Одни увидели в программе Черномырдина «программу спасения», другие — программу дальнейшего развала.
И так далее.
Но, одно, пожалуй, сегодня очевидно всем. А именно: финансово-экономический кризис — прямое следствие кризиса политического, а еще точнее — конституционного. Конституция 1993 г. закрепила полнейшую бесконтрольность исполнительной власти. А по сути дела — узкого круга лиц и прежде всего Президента. По субъективному пониманию и авторитарным решениям произошла смена формации, проведена грабительская приватизация, осуществлено изъятие денежных накоплений населения. В целом ход реформ был подчинен кланово-корпоративным интересам того слоя, который сегодня принято называть олигархами и сверхбогатыми.
Значит, прежде всего надо создать такую ситуацию, чтобы исполнительная власть была подконтрольной, отвечала перед теми органами, которые избираются народом и им наделяются полномочиями осуществлять демократию, то есть власть народа.
Сейчас правильно ставится вопрос о наделении Правительства широкими полномочиями, о его самостоятельности. Но вместе с тем речь нужно вести о самостоятельности, а не самостийности. Правительство должно чувствовать око народа и слышать глас народа. Для этого и необходим новый конституционный механизм.
Весь исторический опыт свидетельствует: первым условием выхода из чрезвычайного положения для всех стран было одно и то же — эффективность власти.
Россию загнала в тупик власть. Вывести из тупика может только другая власть. И прежде всего речь идет о будущем правительстве. Оно должно отличаться от предыдущего самостоятельностью в более широком смысле слова. Мало преодолеть вассальную зависимость от Президента. Нужны еще минимум две степени свободы:
Но суть вопроса о смене социально-экономического курса совершенно в другом. И это, по идее, должно было бы успокоить и наших либералов и заокеанских партнеров. Ведь что означает принятое трехсторонней комиссией заявление о путях развития России:
Предлагается создание рыночной экономики с взаимодействием частного и государственного секторов — так это есть и в западных обществах.
Предлагается отказаться от чисто монетаристских методов обеспечения
экономического роста и сделать упор на развитие отечественного производства.
А какая западная страна не озабочена тем же?
Имеется в виду становление социального государства с эффективной системой
социальной защиты — но на тех же принципах организованы передовые страны
мира.
Осознается необходимость более жесткой роли государства в пресечении разграбления страны, утечки капиталов — а разве есть страны, которые поступают иначе?
Новый курс как раз сближал бы нас с Западом. В сущности, это конвергентный путь, с усилением позиций социальной справедливости. И пугаться Мишелю Камдессю или нашим западникам нечего — вспомним, что президент Дуайт Эйзенхауэр отзывался о политике президента Ф.Д. Рузвельта, выведшей страну из «великой депрессии», как о «ползучем социализме».
А что касается боязни усиления государственного регулирования, то, с одной стороны, надо подчеркнуть чрезвычайный характер переживаемого нами момента, а с другой — полезно напомнить об опыте того же Рузвельта в тех же США. Он отказался от монетаризма. Уже на следующий день после вступления в должность (4 марта 1993 г.) президентским указом были закрыты на государственную ревизию все банки. Затем последовали «Чрезвычайный закон о банках», «Закон о регулировании сельского хозяйства», «Закон о восстановлении национальной промышленности». Законом в стране объявлялось чрезвычайное экономическое положение. Государство развернуло борьбу с банковскими спекулянтами, установило закупочные цены на продукцию сельского хозяйства, стало регулировать ввоз и вывоз товаров и капиталов и так далее.
Так чем не программа и для нас? Клинтон почему-то явно не хочет делиться
историческим опытом.
Полезно сослаться и на такой пример. В послевоенной Японии на протяжении
45 лет действовала установленная государством внутренняя учетная ставка
за кредиты, и она составляла не более 1,4%. В течение этого срока существовал
запрет и на иностранные инвестиции. Так правительство стимулировало внутреннюю
деловую активность и пресекало зависимость от иностранного капитала.
Какие бы события ни происходили сейчас в России, как бы ни разрешился
кризис власти, ясно, что главное на данный момент — поиск четкой и эффективной
стратегии развития, конкретных путей решения первоочередных задач. И в
эту многосложную работу наши клубы могут внести существенный вклад.
Обстановка в стране сложная, критическая по многим параметрам. Но голос
общественности мало слышен и, самое главное, маловлиятелен.
Поэтому и родилась идея собрать представителей тех клубов, которые имеют определенную историю и которые объединяют значительные интеллектуальные силы с тем, чтобы подумать над вопросом, который вынесен в повестку дня.
КУРГИНЯН С.Е. Интеллектуальные клубы, которые сейчас начинают выходить на определенные политические рубежи, конечно, являются одним из очень немногих достижений эпохи, имеющей слишком много недостатков. Появились люди, которые сказали себе, что вопрос не в том, чтобы примкнуть к какой-то политической партии, а чтобы самостоятельно и абсолютно независимо вырабатывать точки зрения на происходящее в стране. И эти люди начали объединяться. Тем самым в очень небольшой части компенсирована трагедия страны, которая произошла в результате того, что интеллигенция достаточно быстро сумела скомпрометировать себя. Она слишком восхваляла хлеб насущный. Возникло разочарование в интеллектуальных силах России, в ее самостоятельной способности что-то определять.
Трагикомически на этом фоне выглядят последние недели: в стране колоссально неслыханный кризис, на этом фоне возникает некий господин Доминго Ковалья, один из представителей той же монетаристской школы, и нас опять будут учить монетаризму по второму разу.
Мне кажется, что в этом есть колоссальная вина правящей элиты, которая вообще не обращается к отечественным интеллектуальным силам. Но в каком-то смысле в этом есть и наша вина. Мы долго пытались действовать не сообща, привыкая к определенным политическим движениям и силам, связывая себя определенными узкими идеологическими коридорами и предпочтениями и очень сильно задержались на старте, если не сказать, пропустили этап, когда интеллектуальные лица страны, именно интеллектуальные, должны были сказать, что существуют, что они совершенно не намерены позволить через свою голову решать стратегические вопросы будущего России, что колоссальное фиаско августа 1998 г. не может быть вообще не учтено и не должно возникнуть новой ситуации, когда на те же грабли будут снова наступать. Вопрос не в том, для кого наши идеи, кто потребитель. Потребитель этого — общество, потребитель этого мы сами, ибо мы сами нуждаемся друг в друге и понимании происшедшего. Каждый из нас что-то знает, но все мы в отдельности недостаточны для того, чтобы определить такую важную вещь, как стратегия России в этот сегодняшний трудный момент. Если мы преодолеем «эффект бункера», в котором сейчас существует власть, когда каждый боится другого и уже непонятно, что делят, но делят, если мы преодолеем это, то, возможно, что мы-таки окажем интеллектуальное влияние на страну. Главный вопрос заключается в том, чтобы была страна. А вот если ее не будет, если мы повторим 91-й год, опять будем разобщены и допустим, чтобы все состоялось также, как в 91-м, то, наверное, ни мы себе не простим, ни наши близкие, ни наши дети. Поэтому вопрос здесь нравственный.
Может быть, в результате совместных коммюнике и постепенного расширения диалога мы придем к чему-то стоящему в масштабах страны и окажем какое-то, пусть скромное, но воздействие.
ИЗВЕКОВ Н.Н. Я хотел бы остановиться на одном из ключевых моментов, связанных с оценкой ситуации в стране, а именно на связи событий в нашей стране с ситуацией на мировой арене.
Сейчас наша страна переживает, или, точнее, находится в эпицентре всемирного
глобального финансового кризиса. Почему он является глобальным? Мы уже
видели и как он начался в Юго-Восточной Азии, потом перекинулся на нашу
страну, то есть наблюдается тенденция развития этого кризиса с Востока
на Запад. Под ударом находятся страны Западной Европы и, видимо, на конечном
этапе — уже Соединенные Штаты.
Этот кризис имеет ту специфику: он является именно прежде всего финансовым,
а не экономическим. Глобальные мировые кризисы прошлых лет, в частности,
известный кризис 1929—1933 гг., были связаны с кризисом перепроизводства,
нынешний кризис является, скорее, кризисом не перепроизводства материальных
товаров и благ, а перепроизводством финансовых средств.
Конкретно это можно проиллюстрировать на следующем примере. Еще в прошлом году, выступая у нас на Ассоциации, известный экономист-международник, доктор Лотес Кларос, сказал, что в настоящее время в мире наблюдается следующее: физический оборот товаров и оборот денежных средств в различной форме соотносятся как 1 к 100, то есть денежная масса, находящаяся в обороте, превышает товарную массу в мире в 100 раз.
Мы как бы оказались на острие этого кризиса, поскольку он у нас приобрел
особо отягчающие обстоятельства, так как наше материальное производство
не только не растет, как это наблюдалось во всем мире и, в частности, в
Юго-Восточной Азии, а падает на протяжении нескольких последних лет.
В принципе, методы выхода из кризиса могут быть обозначены и обозначены
довольно точно. Вот несколько строк из «Евгения Онегина»:
«...Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет...»
Вот в последних строках и заключается ключ к решению проблемы. То есть
и в наши дни все-таки истина остается истиной: любое богатство создается
трудом, а не валютными, биржевыми или иными спекуляциями.
Поэтому для нас сейчас наиболее актуальным является вопрос об оживлении
материального производства.
Набор методов по оживлению в общем-то достаточно известен, в том числе
из экономической истории не только нашей страны, но и других стран. И здесь
можно напомнить опыт Соединенных Штатов, в частности, те меры, с которых
начинал президент Рузвельт, когда стал выводить крупнейшую державу капиталистического
мира из глубочайшего экономического кризиса. Это — финансовая мобилизация,
реструктуризация банковской системы, когда практически все коммерческие
банки были на время закрыты и производился аудит, то есть ревизия их активов
и всех средств, которые находились в их распоряжении, и потом переключение
значительной части таким образом мобилизованных средств на поощрение материального
производства, на инвестиции в сферу промышленности и сферу общественных
работ. Вот, каким путем Соединенные Штаты в свое время выходили из кризиса.
Я думаю, что в общих чертах эта же модель может быть применима к нашим условиям, хотя, конечно, с некоторыми поправками, потому что Соединенные Штаты это Соединенные Штаты, а мы — Россия, у нас своя специфика, свои особенности исторического, экономического и тем более природно-географического положения. И все-таки и в России надо будет начинать с методов финансовой стабилизации, т. е. реструктуризации банковской системы. По сути дела это будет означать ползучую, видимо, национализацию наших банков.
Необходимо продумать методы создания инвестиционных фондов для поощрения развития материального производства. Уже прозвучало довольно интересное предложение о выпуске в определенном количестве так называемых золотых сертификатов или червонцев. При этом приводились аналогии с мерами, которые применялись в свое время министром финансов России Витте, а также в 20-е годы в советский период наркомфином Сокольниковым.
В принципе, мне представляется, что в данных обстоятельствах выпуск такого золотого сертификата имел бы смысл только для внутреннего оборота и только для поощрения наших товаропроизводителей во всех сферах материального производства. Получая такие золотые сертификаты, производители, т. е. руководители предприятий, могли бы их затем разменивать в государственном банке на рубли и расплачиваться со своими работниками, т. е. были бы воссозданы оборотные средства для промышленности.
Наконец, очень важно, учитывая, что наше собственное производство товаров народного потребления в значительной степени за последние годы отстало и мы существовали за счет импорта, то государство для стабилизации положения на рынке потребления должно создать резервы товаров народного потребления. И это надо делать как с помощью внутреннего производства, так и импорта, но, возможно, импорта не за счет использования оборотных средств, а за счет бартера и с теми партнерами, которые будут на это согласны. Во всяком случае, это дало бы нам дополнительные возможности для создания необходимых товарных ресурсов для обеспечения бесперебойного снабжения населения на определенный пусковой период.
Вот таковы, мне представляется, методы экономического развития. Но это только первый этап. Нынешний глобальный кризис имеет не просто конъюнктурный характер, он носит системный характер и предопределен господством монетаристской теории. И поэтому без отказа от монетаризма как экономической доктрины, явно обанкротившейся, невозможно будет ни нам выйти из того положения, в котором мы оказались, ни остальному миру избежать его, так как кризис дойдет и до стран Запада. Кстати говоря, немало американских серьезных экономистов уже давно указывают на опасность приближения и развертывания глобального кризиса, который является подтверждением теории длинных волн Кондратьева.
Действительно, если мы посмотрим по датам, по получается, что 1999 г. — это будет 70-я годовщина со дня начала известного кризиса 1929 г. Согласно теории длинных волн мир с начала промышленной революции прошел через три продолжительных стадии развития, которые продолжались в среднем 60—70 лет. Поэтому надо разрабатывать сейчас не только текущие вопросы, текущие задачи по выходу из кризиса, но и думать о разработке теории, или вернее, новой парадигмы нашего экономического развития, т. е. перехода от развития биосферного по преимуществу, основанного на экстенсивном использовании природных ресурсов, к ноосферному развитию, что подразумевает необходимость учитывать не только изменения характера труда в результате научно-технической революции, но и факт исчерпания природных ресурсов и экологические проблемы.
ЛЬВОВ Д.С. Сегодня, наверное, не столь существенно обсуждение стратегических проблем, хотя вообще это основная функция науки. Сегодня страна поставлена в такие условия, когда нам необходимо прежде всего серьезно задуматься над той ситуацией, которая сложилась, суметь правильно ее оценить и обсудить конкретные, неотложные меры выхода страны из той глубокой ямы, в которую ее столкнула политика, проводившаяся с 1991 г...
Ученые отделения экономики не только сегодня, но на протяжении последних лет четко и однозначно подчеркивали свою приверженность глубоким социально-экономическим преобразованиям в экономике. Мы всегда говорили о необходимости подкрепления целевых ориентиров соответствующими рыночными механизмами, но мы никогда не говорили, что для нас целевым ориентиром является переход к рыночной системе. Это очень существенная вещь.
Мы четко отделяем магистральные направления преобразования от неумелых, примитивных, а порой непрофессиональных методов «шоковой» терапии. Мы неоднократно предупреждали и Президента, и Правительство, и Думу, и Совет Федерации об опасности экспериментирования с экономикой такой огромной страны, как Россия, на основе невыверенных (я хочу подчеркнуть) отечественной наукой, не получивших практического подтверждения (еще раз подчеркиваю) нигде в мире, моделей перехода к рынку, который нам навязали.
Россия оказалась в результате этого отброшенной назад. Началось разрушение научно-технического потенциала, экономического, интеллектуального. Гигантских масштабов достигло обнищание населения, подорваны нравственные устои общества, наглеет преступность. Теперь, когда Россия оказалась на краю пропасти, опять без каких-либо консультаций с отечественной наукой предлагается очередная модель, теперь уже латиноамериканского образца. В этих условиях важно напомнить тем, кому дорого будущее нашей России, будущее наших детей, что научное сообщество, специалисты имели четкое представление о том, что нужно было бы сделать, чтобы избежать тех колоссальных потерь, которые мы имеем сегодня. Не наша вина, что политические страсти и демагогия возымели верх над рассудительной тактикой и стратегией, которые предлагала российская наука.
Мы считаем, и это действительно не ново, что главное и единственное условие, способное спасти Россию от грозящего ее разрушения, состоит в восстановлении доверия. Речь идет о доверии к власти, к российскому рублю, к мудрости, достоинству и чести всех тех, кто живет в стране. Путь к этому лежит через прямой и предельно честный разговор с народом, признание (это очень важно) ошибок, допущенных просчетов. Кто из нас с вами слышал: «Да, ребята, мы ошиблись в том-то и том-то».
В этой связи очень важно, что наука не может брать на себя принятие решений, она может сказать: вот вам такая-то стратегия, а если вы пойдете другим путем, то последствия будут такие-то. Но только политик дальновидный, мудрый, который придет в страну в нужное время, может принять оправданные решения и использовать полностью то, что ему дается интеллектуальной элитой, наукой, творческим потенциалом страны.
Основой доверия может стать четкое определение долгосрочной стратегии нашего развития. Наши дети и внуки должны ясно представлять себе, каким будет их завтрашний день. К большому сожалению, за последние годы никто никогда даже не попытался ответить на этот вопрос.
Самый большой изъян реформы, с нашей точки зрения, состоит в том, что она утратила целевую ориентацию, а может, ее и не было.
Я как экономист хочу со всей ответственностью сказать, что сегодня дело
не в экономике. Главным и определяющим является то, что надо решать проблему
власти, отвратительной в ее нынешнем облике.
Ослабла, а порой и утрачена органическая связь власти с наукой, культурой,
всеми сферами духовной жизни общества. Власть сама поставила себя в своеобразную
позицию к естественной и гуманитарной науке, резко снизив ее консультативные
и экспертные возможности. Я считаю, что позором для России является игнорирование
богатейшего и во многом уникального научного и духовного потенциала страны
в обмен на примитивные рекомендации так называемых специалистов, мало что
понимающих как в теории, так и в практике. Такое могло случиться только
в нашей стране. Именно марксистский догмат, именно генетика большевизма
и большевистский дух Гайдара и не очень уважаемых мною людей позволили
сотворить то, что случилось в нашей стране.
Сегодня действительно надо принимать неотложные меры. Это все понимают. Но ведь по-разному можно проводить опять эти мероприятия. Например, можно сказать, что эмиссия нас спасет, но управляемая. Мы неоднократно обсуждали и выступали инициаторами этих идей... Теперь у многих на устах «эмиссия» и т.д. Но в то же время можно в такой хаос ввергнуть экономику и нисколько не поправят дело слова «регулирование» и «управляемая».
Еще один пример. У нас сегодня доля расходов на социальные нужды в бюджете
составляет порядка 35%. Нам говорят, что нужно жить по средствам. Любая
страна это понимает. Но что значит «жить по средствам?» 35% валового продукта
— это много для такой страны, как Россия. Наука — это много для такой страны,
как Россия. И мы все время это проглатывали, и никто не ужаснулся тому,
что произносят наши руководители.
Давайте посмотрим на западные страны. Нигде, ни у одной из западных
стран, я уже не говорю о США, у которых есть настоящий президент, думающий
о своей стране. Страна имеет огромный долг. Но посмотрите, что там происходит,
каково соотношение затрат в долг и соотношение капитала в человека. В Америке
затраты в человека по отношению к долговым обязательствам 5 к 1, у нас
— 0:4, то есть вверх ногами. Давайте возьмем восточно-европейские страны.
Не будем брать развитые, а возьмем страны с переходной экономикой — Славению,
Чехию. Доля на социальные расходы там колеблется — 44, 48, около 50.
Если в развитой экономике западного типа эта доля в основном связана с компенсиру-ющим влиянием на социальную фрустрацию внутри экономической системы — там понимают это, то в переходной экономике (это поняли наши коллеги из восточноевропейских стран), переходу необходим страховой ресурс. Поэтому ни в коем случае нельзя снижать эти показатели. Но мы стараемся снижать. Второй-то парадокс состоит в том, что мы пытаемся приглашать технических исполнителей во власть, они (типа Федорова) всячески проводят эту политику, а что получается? Стараются снизить расходы на социальные нужды, переложить квартплату и все прочее на население, которое имеет самую высокую эксплуатацию в мире, за исключением, может быть, черной Африки. А у власти и в средствах массовой информации все нормально — там на Западе, посмотрите, какие соотношения, а мы?
Эти пропорции, которые мы сегодня наблюдаем в социальной сфере, на практике можно проанализировать. Даже если отбросить моральную сторону, что происходит? Когда сокращают в такой стране, как у нас, такой мизер — социальные расходы, моментально сокращается в еще большей степени конечный спрос, происходит еще больший обвал и спад производства. Вот, что такое Россия. А раз спад производства — нет налогов. И круг замыкается. Вроде провели мудрейшую вещь — давайте сокращать расходы, живем не по средствам, а потом Федоров вдруг нам заявляет, что мы не можем собрать налоги. И дефицит бюджета, ради чего это проводилось, не уменьшается, а растет. Ну не парадокс ли это? Не свидетельствует ли это о бездарности и непонимании, что они делают? Таких примеров сколько угодно.
Что сейчас надо делать? Красной нитью проходит через комплекс всех мероприятий, которые мы подготовили и направили Президенту, Правительству и Федеральному Собранию, мысль о том — где взять деньги для осуществления неотложных мер.
Предположим, что мы сегодня объявляем эмиссию, как один из источников. Я хочу высказать целый ряд опасений и ограничений, которые ученый должен обязательно сказать, когда он произносит слово «эмиссия».
Какая у нас экономика? Мало того, что она не рыночная, бандитская, это очевидно. Она получилась денежная, но с дырами. Мы заменили в нашем хозяйственном обороте очередь на товар очередью за деньгами, а теперь наоборот. У нас два сектора — реальный без денег, и финансовый с какими-то деньгами. Значит, если там, где производятся основные блага, у нас нет денег, казалось бы, естественный выход — дайте туда деньги и все встанет на свое место. Но как дать деньги, когда в этой натурализируемой экономике все построено по первобытному способу. Эти деньги моментально уйдут и разовьют еще большую инфляцию. Мы опять уходим от кардинальной, сущностной, корневой причины, что надо делать.
Прежде чем говорить об эмиссии, надо четко определить две главные беды у экономики, которые являются определяющими, без которых ничего не удастся сделать. Мы латаем пластырем огромную пробоину, понимая, что небольшая волна смоет его и опять мы сядем на мель.
У нас имеется финансовый сектор очень высоколиквидный и реальный сектор
— неликвидный. Я утверждаю, что на самом деле в России всегда имелся более
привлекательный ликвидный сектор нежели ГКО и все финансовые операции.
Финансовый сектор и вот эта пирамида, видимость, это итог, а не главная
причина. А главная причина в том, что в России всегда имелся самый эффективный
сектор, связанный с ресурсами, с природным потенциалом. Приватизация доходов
от этого сектора — это первая глубинная причина.
Государство позволило приватизировать священную часть, что не принадлежало
ни капиталу, ни труду, ни предпринимательским усилиям. ...Мы позволили
через соответствующее построение схем перекачать эти доходы за границу
и создать благосостояние людей, которые сегодня нас учат, сидя за «круглым
столом» с Президентом и давая свои рекомендации. Я не знаю, что они сделали
за свои деньги, на свой страх и риск для страны.
Если мы законодательно не решим принципиальный вопрос о территориальной целостности страны, вопрос, связанный с собственностью, — мы никогда в стране не наведем порядок, никогда не поборем бандитизм, коррупцию, которые пронизали сегодня все структуры власти. Это очень существенное обстоятельство. Мне кажется, важно было бы, чтобы Дума в качестве первоочередного закона приняла бы такой закон: то, что в земле, в недрах, то, что в России от Бога, должно принадлежать всем и не подлежит никакой приватизации. Посмотрите — что, у нас за последние годы изменился источник дохода? Ну, немножко изменился по сравнению с советским временем. Но в какой части — только в части перераспределения. Надо оборвать эти связи, и тогда все встанет на место.
И теперь последнее. Надо расчистить финансовую площадку, чтобы построить здание. Я не знаю другого способа, кроме проведения взаимозачетов по всей цепи. Схему этих зачетов мы предлагаем следующую.
Первое, чтобы оживить этот сектор, который только и может поднять экономику, — ликвидировать все штрафы, после этого провести взаимозачеты. Это не так просто, мы тоже в этом отдаем отчет. К примеру, два хозяйственных субъекта. Тот, у кого меньше долгов, то есть кому должны больше, чем он должен, — эту разницу сальдо государство дает эмиссионным путем ему на баланс. Те, у кого эта разница положительная, у тех государство берет на себя этот долг и решает вопрос (не сразу, тут время нужно): либо санировать это предприятие, либо окончательно перевести его в банкроты, либо структуризовать его долги. И одновременно с этим решается вопрос о заработной плате.
Второе, что мы предлагаем. Очень важно во главу угла сегодня поставить защиту человека. В этой части наши предложения сводятся к следующему:
необходима регулярная индексация заработной платы работающего населения, пенсий, пособий, стипендий и других социальных выплат. По нашему мнению, необходима полная, именно полная индексация, и мы делали расчеты. Полная индексация, подчеркиваю, по доходам ниже среднего уровня, ну — тысяча рублей. И проведение индексации в меньшем масштабе для населения с доходом выше среднего уровня. Одним из основных источников неинфряционного покрытия затрат в этом случае, с нашей точки зрения, будут выступать дополнительные доходы бюджетов всех уровней, возникшие вследствие роста цен. Отдайте это обратно, и, по нашим оценкам, закроете эту проблему на две трети.
Кроме того, не декларативная, а правовая, государственная гарантия денежных вкладов каждого российского гражданина не только в сберегательном, но в любом банке. Каждому вкладчику государство должно гарантировать сохранность рублевых и валютных вкладов не в номинальном, а в реальном денежном эквиваленте. Для этого могут быть использованы два пути.
Первый — ежемесячная индексация вкладов.
Второй — увеличение процентной ставки по вкладам до ее реального значения с учетом складывающейся экономической конъюнктуры. При этом для стимулирования сохранения и увеличения вкладов населения их индексацию и увеличение процентной ставки дифференцировать по двум уровням: пониженным для тех, кто изымает вклады сегодня, и повышенным для тех вкладчиков, которые сохраняют или наращивают свои вклады в банке.
Целесообразно одновременно с этим также содействовать развитию кредитования населения под жилищное строительство с частичным использованием его сберегательных средств.
Жилищно-коммунальную реформу, которую наметило Правительство, выкинуть, забыть о ней и не возвращаться до ликвидации этого кризиса.
Необходимо создание общегосударственного страхового продовольственного фонда для обеспечения населения всех регионов страны страховым запасом продовольствия не ниже мобилизационного уровня.
Правительство должно выделить на эти цели необходимый объем финансовых,
в том числе и валютных ресурсов. В ближайшие месяцы осуществить закупки
импортного продовольствия в новой, мобилизационной структуре. Соль, керосин,
бензин, спички, что угодно. Вот над чем должна болеть голова у нового премьера.
Объявление моратория на проведение в этот период различного рода индексаций,
связанных с осуществлением операций на финансовых рынках.
И второй круг наших предложений касается ГКО, долга и производства.
С точки зрения меры, направленной на ре-структуризацию внутреннего облигационного
займа, необходимо существенным образом скорректировать принятое 17 августа
совместное заявление Правительства и ЦБ в части реструктуризации выплат
по ГКО. Мне бы очень хотелось пожелать новому премьеру, Президенту сказать
стране: «Мы сделали глупость, и мы поворачиваем назад». Здесь ЦБ и Сбербанк
главные.
Целесообразно реструктуризовать ГКО на 5—10 лет, поскольку в данном
случае государство должно самому себе, и пускай они разбираются с этим.
Ничего страшного не произойдет.
Одну треть — по существу идет речь — оплата основного долга по ГКО, приобретенного коммерческими банками, страховыми компаниями, пенсионными фондами, физическими лицами, Правительство должно осуществить либо по рыночным ценам на первое августа, либо по ценам их приобретения, но в том и другом случае — с учетом обесценения денег. Тут нет вопроса, это юридически нужно сделать только так.
И последний момент. Меры, направленные на перевод экономики в режим экономического роста. Об этом как-то забывают, а это цен-тральный вопрос.
Необходимо, с нашей точки зрения, пересмотреть ошибочную позицию идеологов реформ, то есть нашего руководства, которые традиционно связывают экономический рост исключительно с инвестициями. Считается, что ни при каких объемах внутренних сбережений, даже если все они будут переведены в капитальные вложения, не будет достаточно для решения стоящих перед страной проблем. Отсюда ставка на масштабное привлечение иностранного капитала; отсюда, видимо, и принципиальная установка на сверхлиберализацию российских финансовых рынков.
Наша позиция базируется на ином алгоритме перехода к росту. Суть в том, что ее инициация возможна благодаря расширению на первоначальном этапе степени загрузки производственных мощностей за счет стимулирования текущих потребительских расходов. Такой подход — не наше изобретение. Было бы ошибкой рассматривать его как нацеленный против инвестиций, в том числе иностранных. Мы говорим лишь — как завести механизм. Его суть заключается в том, что при наличии свободных мощностей (не все из них мы потеряли) их надо запустить. Сегодня речь идет, по нашим оценкам, об одной трети, причем прежде всего легкая промышленность, которую мы на 80% омолодили в 90-х годах импортным оборудованием, и т.д. Эти свободные мощности должны получить финансовое обеспечение в виде соответствующих кредитов Центрального Банка.
И последнее, что я хотел подчеркнуть. В условиях, когда у нас сегодня колоссальная задолженность по заработной плате, не может быть другого пути. Если Правительство не выплачивает по своим обязательствам, надо четко заявить, что в этом случае Правительство включает печатный станок. И такое правительство не нужно народу.
РОГОВ С.М. Первое: мир сегодня вступил в новую эпоху, это связано не только с финансовым кризисом. Переходный период к новой системе завершился, и мы сейчас живем в мировой системе XXI в. Об этом говорят индийско-пакистанские ядерные испытания. Об этом говорит новая роль Китая в китайско-американских отношениях. Об этом, увы, говорит, и это самое страшное, тот крах, который произошел с нами.
Сегодня, называя вещи своими именами, Россия не великая держава, и перед нами реальная угроза, что мы превратимся не только в Индонезию с ракетами, каковой мы уже стали, но и не останемся Индонезией с ракетами.
Второй момент — нынешний кризис. Нынешний кризис — это не просто кризис, это крах семилетнего периода, крах той виртуальной экономической системы, которая была создана за последние семь лет. Эту систему воссоздать нельзя, нельзя вернуться к первому августа. Это крах той политической системы авторитарной республики, которая существовала у нас по Конституции 1993 г. без какой-либо попытки создать систему сдержек и противовесов.
Мы с вами не знаем, какая будет экономическая и политическая система в России, но мы можем сейчас сделать вывод, что она будет отличаться от того, что существовало месяц назад.
Третий момент. Знаете, в стране возник новый консенсус, которого не существовало. С одной стороны, это консенсус общей оплеванности, причем впервые к нему присоединился слой новых русских, которые после десяти лет впервые проиграли, проиграли здорово.
И этот консенсус связан с тем, что вдруг общество чувствует, что его мнение, оказывается, что-то значит. Может быть, это возрождение процесса создания гражданского общества, который у нас оборвался несколько лет назад.
Теперь по Примакову. Получается, что Примаков за два года создал, казалось бы, невозможное. Он создал консенсус под российскую внешнюю политику. Примаков восстановил доверие к российской внешней политике, причем не за счет популистских мер, а продуманных компромиссов.
Сегодня, может быть, я забегаю вперед, — завтра он, наверное, получит парламентское большинство, т. е. возникает перспектива какого-то консенсуса основных политических сил России вокруг Примакова, может быть, за исключением жириновцев и наших ультра-ультра-ультралибералов. И это дает нам большой шанс не терять надежду и думать, что есть шанс выйти.
И тут я хочу напомнить. Сегодня все говорят: Примаков не экономист.
Он доктор экономических наук.
Примаков долгие годы возглавлял Институт мировой экономики и международных
отношений, он немножко об экономике современного Запада знает больше, чем
товарищ Гайдар, когда он писал в журнале «Коммунист». И с этой точки зрения
Примаков — фигура, так сказать, не чисто политическая. Это человек, который
может выработать потенциально консенсус и под экономическую политику. И
что здесь главное?
Мы должны покончить со спором — государство или рынок? И государство,
и рынок. Мы должны вернуться к пониманию того, что сейчас правительство
новое; будет оно воссоздавать и рынок, который, хотя и уродливый, но все-таки
был, а сейчас разрушен, и государство надо восстанавливать. И здесь надо
найти правильное соотношение между ними, то есть преодолеть миф о том,
что они несовместимы, и понять, что роль государства в регулировании экономики
была, есть и будет. Надо только умело пользоваться этими инструментами.
Ясно, что попытка ввести как бы внешнее правление над финансами России, — эта попытка обрекает и нашу экономику и наше государство.
Думаю, вряд ли кто-то, наверное, будет спорить с тем, что попытка предоставить какому-то дяде из Аргентины контроль над нашей валютно-финансовой политикой — это преступление.
Теперь хочу сказать провокационно в защиту монетаризма. Если пьяный садится за руль машины и разбивает ее, машина-то в этом не виновата. Если подумать над результатами наших монетаристских реформ, выясняем, что они успешно вытеснили деньги из трех четвертей экономики. И с этой точки зрения основная задача нынешнего этапа экономического возрождения России — вернуть деньги в реальную экономику. Нужно спорить не о том, нужна нам эмиссия или не нужна, а как действительно ее контролировать, потому что опасность очень большая.
Следующий момент касается нашей налоговой системы.
Ясно, что снижение налогов необходимо. Но у меня вызывает большое сомнение идея равного, как бы плоского налога, которая на прошлой избирательной кампании в США выдвигалась и сейчас у нас идет «на ура», хотя тоже ведь эта идея еще нигде никаких результатов не дала, но мы уже побежали во главе с товарищем Федоровым впереди паровоза, который на нас может и наехать.
Без снижения налогов мы не восстановим бюджет. Сегодня просто бюджета нет. Наверное, сейчас мы должны подумать о том, как сохранить какие-то основные факторы России как государства, как державы. Да, мы резко, видимо, в ближайший год сократим наши Вооруженные Силы. Но мы должны оставить основу, костяк, как бы ни было это сейчас трудно.
Что касается инвестиций, здесь, наверное, есть два источника: чулок, матрас и Уолл-стрит. Как восстановить доверие? Это серьезнейшая проблема. Слишком мало у нас сегодня есть каких-то финансовых инструментов, которые могут вселять хоть малейшее доверие.
Внешние факторы. Мы, конечно, оказались в страшнейшей зависимости, и
если до сих пор Примакову в последние два года удавалось делать, казалось
бы, немыслимое, чем больше мы садились «на иглу» Международного Валютного
Фонда и Всемирного банка, тем более последовательно Примаков отстаивал
российские интересы на дипломатической арене. И вот сейчас возникает очень
серьезный вопрос: не может ли эта зависимость обернуться просто разрушением
России? То, что было сделано три недели назад, это неслыханно. Чубайс обманул
своих западных партнеров, если не сказать немножко другое, а страдает из-за
этого Россия. Кто сегодня может верить в какие-либо обязательства России?
Я бы разделил их на три уровня.
Международный Валютный Фонд. Следующий транш, который должен был прийти через неделю, нам не дадут, и, может быть, в этом ничего страшного нет, потому что те условия, на которых он давался нам в июле, о которых договорились Чубайс с Кириенко, — это окончательная гибель России.
Долги коммерческим западным банкам, которых мы «кинули» на 90 дней. Если мы не решим эту проблему, то под какими бы антикоммунистическими лозунгами ни выступали, мы объявляем вновь мировую революцию всему мировому капиталу. Эту проблему надо решать.
Надо решать также проблему суверенных долгов, государственных долгов России, по которым выплаты должны осуществляться до конца года. И здесь, наверное, самый благоприятный для нас вариант — создание Московского клуба, или как его называть, кредиторов России, и попытаться добиться какой-то отсрочки, новой реструктуризации долгов по Лондонскому и Парижскому клубам. Задача архитруднейшая, и я перехожу к последнему моменту, что в этой ситуации можно сделать.
Запад сегодня стоит перед выбором. Семь лет они поощряли определенную
политику в России. Эта политика полностью себя дискредитировала. Дискредитировала
себя и команда тех людей, которые ее осуществляли.
Что делать: снова начинать заново или вносить коррективы? И тут особенно
раздражительным является фактор Примакова. Уже в последние полтора года
в Вашингтоне, может, не в администрации, больше в конгрессе идет сплошной
накат: Примаков и шпион, и коммунист, и такой и сякой восстанавливает империю
и т.д.
Видимо, Запад должен исходить из того, что если ему нужна предсказуемая Россия, Россия, которая может выполнять свои обязательства, а не Россия, которая, как Чубайс, подписывает какие-то бумажки и потом использует их совсем по другому назначению, — то, наверное, Запад должен признать нашу реальность и не идти по пути установления блокады России. Но кое-что зависит от нас.
Я хочу закончить следующей провокационной идеей. Вот уже сколько лет
— пять лет — болтается Договор СНВ-2. Сегодня те люди в Думе, которые выступали
против его ратификации, прекрасно знают, что нам денег не хватит ни на
3,5, ни на 2,5 тыс. боеголовок. И в общем если мы вспомним, почему СНВ-2
не ратифицировался в этом году, хотя шансы были еще весной, — из-за конфликта
между Думой и Президентом.
Сегодня у Примакова есть определенный кредит доверия. И, скажем, если
будет ратифицирован в ближайшие несколько недель Договор СНВ-2, мы можем
показать Западу, что Россия готова выполнять свои обязательства — ну, для
начала в такой сфере. Когда-нибудь мы расплатимся и по долгам. Но мы должны
показать пример ответственного поведения. Мы вовсе безопасностью России
не пожертвуем.
Я говорю о таком шаге, который будет символизировать, что Россия не без руля и без ветрил, а что Россия проводит сейчас очень трудные и болезненные реформы, которые требуют нестандартных решений. Но несмотря на это мы готовы выполнять свои обязательства перед внешним миром. Может быть, это поможет нам решить и некоторые вопросы, связанные с Лондонским и Парижским клубами. Мне кажется, это компромиссная фигура, которая не даст реальной власти, способной сломать борьбу между олигархами, вот этими кланово-корпоративными структурами в России. Они пока на время согласились считать его допустимым арбитром в их драке. Вот и все. При этом скорее всего Черномырдин будет реально руководить экономикой, а Примаков выполнять функцию такого, так сказать, баланса между неработающим и неспособным что-то делать Президентом и Черномырдиным. И на самом деле ситуация очень сложная. То есть решения, по-моему, нет на самом деле. Есть перемирие. А причина кризиса в системе сложившихся экономических и политических отношений. В стране власть в экономике, политике, духовной сфере — что особенно страшно — принадлежит дерущимся между собой вот этим кланово-корпоративным группировкам. При этом все они имеют «золотой парашют», как здесь было сказано, и поэтому соблюдать правила драки намерены, к сожалению, далеко не всегда. Они способны вести дело на разрушение государства, на обнищание людей, на угрозу бунта, на что угодно, если им это может быть по-настоящему выгодно.
Отсюда проблема: если мы хотим иметь гарантии против такого краха, нам надо качественно изменять систему экономических и политических отношений, власть в хозяйстве, отношения собственности и т.д. Если мы сохраняем власть вот этих дерущихся между собой олигархов, мы остаемся сидящими на бочке с порохом, фитиль от которого в руках людей, не задумывающихся о том, насколько опасен для страны взрыв этой бочки. Для них это не очень опасно.
Второе. Я хотел бы еще раз подчеркнуть действительно глобальный контекст, в котором все это происходит. Это — глобализация, когда мир взаимосвязан и когда самый дешевый товар в России — это произведенные в Китае башмаки, произведенное в Голландии масло, и т.д. Это реальность. Это мир, когда действительно постоянно существует угроза глобального финансового кризиса. Что финансы оторвались от реального про-изводства, об этом много писано и переписано.
Третий момент. Обострение глобальных проблем, которые могут для России превратиться в любой момент в насущнейшие проблемы, хотя мы сейчас, так сказать, в условиях полуголода об этом на время забыли.
Четвертое — это вопрос вопросов: если мы хотим выходить из кризиса, мы должны выходить в постиндустриальное информационное общество, основанное на творческом труде. Если мы выходим в общество индустриальное, мы оказываемся во вчерашнем дне и консервируем нашу отсталость надолго.
Вот это глобальный контекст проблем, который делает еще более сложным решение того кризиса, в котором мы находимся.
Теперь по поводу существа сегодняшнего дня.
Если мы так смотрим на проблему, то оказывается, что нам действительно
нужны качественные радикальные изменения. Если хотите, это проблема социальной
революции. Я не боюсь этого слова. Я имею в виду не штурм Зимнего дворца
или еще чего-то. Я имею в виду перераспределение экономической и политической
власти. Вот о чем идет речь. Без этого — другая макроэкономическая политика,
без этого ответственное правительство, без этого мобилизация граждан снизу
и доверие их невозможны, в нашей стране, моей стране.
Меры, о которых все время идет речь, более или менее инвариантны на
самом деле.
Но что существенно на самом деле? Существенен вопрос не столько — что
делать, сколько вопрос — кто будет делать. Это вопрос, который ученые на
самом деле педалировать не любят. Они стараются здесь дистанцироваться.
Более того, ответственные политики и общественные деятели умеренной левоцентристской
ориентации тоже этот вопрос педалировать не любят. Они пытаются поставить
проблему мягко и корректно. К сожалению, в этих условиях нас слушать не
будут. Мы обречены на то, что будем собираться в более или менее комфортабельных
помещениях, в зависимости от того, найдется спонсор или нет и насколько
нам позволят это делать, потому что в каких-то условиях нам не позволяли,
скажем, в 1993 г.
В нормальных условиях нам это позволяют сейчас делать. Но если мы не
сделаем следующий шаг — вот как когда-то говорила российская интеллигенция
«Не могу больше молчать» в условиях действительно страшного кризиса в стране,
если мы не скажем, что — да, эта власть при всех перераспределениях портфелей
между сегодняшними олигархами и элитами не способна решать эти проблемы,
не способна взять те ресурсы, которые есть. Есть ресурсы, но их не отдадут
правящие силы, они стране их не отдадут. И народ этому правительству, этой
власти, этим бизнесменам свои последние деньги тоже не даст. Ну и Запад,
естественно, последует примеру или, наоборот, будет первым в этом — не
давать. Отсюда задачи, которые стоят перед нами, участниками дискуссии.
Если мы хотим, чтобы мы были услышаны, нам надо идти на конфронтацию и нам надо активно «продавливать» свою позицию, а не писать только записки в Правительство. Правительство очень хорошо знает, что мы ему скажем прежде всего, наши уважаемые академики. Они прекрасно знают, кому будет выгодна линия, которую вы предлагаете, и они прекрасно знают, кому она будет невыгодна. Они знают, что им и тем, кто за ними стоит, она невыгодна. И когда стоит вопрос отдать миллиарды, власть и собственный пост ради реализации эффективной стратегии или реализовать неэффективную стратегию, но все это получить, — они выбирают, естественно, второй вариант.
Отсюда, мне кажется, крайняя важность выработки единой антиолигархической позиции, не констатирующей, а четко фиксированной. Демократической в строгом смысле слова, если хотите, буржуазно-демократической, народно-демократической, тут разные варианты могут быть, но тут социализмом пока никаким не пахнет.
ВАРТАЗАРОВА Л.С. Я бы хотела начать с власти. До той поры, пока у этой власти нет ответственности, нет профессионализма и нет гарантий нормальной работы, ничего не сдвинется. Два примера последней отставки Правительства. До той поры, пока Правительство можно будет отправлять в отставку с вечера на утро по непонятным причинам, ни одно правительство нормально работать не сможет, даже если оно будет замечательное со всех точек зрения. Значит, если мы хотим, чтобы в стране было нормальное правительство, нужна страховка. Причем никакие законы, опыт показывает, не действуют. Между прочим, был принят Закон о Правительстве, мы все с вами об этом прекрасно знаем, по которому премьер не мог быть так отправлен в отставку, и.о. премьера не мог быть так назначен, как назначались Кириенко и Черномырдин. Ну и что, на кого-то подействовал этот закон? Значит, на самом деле выход единственный — внесение изменения в Конституцию, потому что, хотя бы на Конституцию можно будет опираться, чтобы потом отстаивать свои позиции.
Второе — вопрос об общественном мнении.
Я думаю, что на решение Президента, помимо всех прочих причин, которые нам с вами более или менее понятны, сказалось доминирующее отторжение кандидатуры Черномырдина общественным мнением. И, конечно, с этим, в условиях, когда страна на грани взрыва, не считаться было нельзя, это совершенно понятно. Значит, надо думать о том, чтобы это поддавливание снизу, со стороны общественного мнения разных социальных групп, тоже было каким-то образом регламентировано, узаконено, да и общественно-политические и все прочие организации, которые с разными социальными слоями работают, должны использовать свои или хилые, или хорошие возможности для того, чтобы это общественное мнение доводить до властей.
Второй момент. Я думаю, что надо действительно жестко говорить о том, что действительно мы дошли до точки. Или мы научимся интегрировать мировой опыт, проецируя его на собственный опыт, на собственные особенности, или бесконечно будет вот эта попытка использовать российское свойство веры в чудо, что очередной пророк, неважно откуда он взялся, ну в данном случае теперь почему-то из Аргентины, придет и нас спасет. Вопрос сегодня состоит не только и не столько в том, кто премьер и какое будет правительство, а речь идет фактически о выборе будущего России. И понятно, что укрупненных сценария два: или мы опираемся на собственные силы, включаем собственные ресурсы, понятно, что делаем ставку на отечественную промышленность и сельское хозяйство.
Или в очередной раз нас будут спасать варяги, сами мы с собой справиться не можем, порядка навести не можем.
Если в первом варианте — с невероятными трудностями, но хотя бы все то, что люди пережили за последние годы, девяностые и даже до того, окажутся не напрасны эти жертвы, все равно им тяжело, но хотя есть просвет и понятно, ради чего это делается, то во втором варианте внешнего управления — просвета нет. Значит, все муки, перенесенные людьми за последние годы, просто, извините, коту под хвост. То есть это такое издевательство над людьми, которое, я не знаю, в какой стране еще себе могут позволить.
Следующее, если хотите, — методология решения проблем. Хватит только попадать в ловушки пожаротушения. Нас в них загоняют каждый раз, потому что страна в перманентном кризисе, и нам все время говорят: надо срочно предпринять какие-то меры, потому что, вы видите, кризис, и мы на краю пропасти, вот сейчас эта пропасть разверзлась, и мы туда свалимся. Фактически мы выбираем из двух вариантов. Да, горит дом. Или мы дом потушим таким методом, что на этом пепелище можно будет построить новый дом и в нем люди будут нормально жить, или мы его потушим так, что на этом пепелище уже ничего построено быть не может. Но когда мы думаем только о срочных мерах и у нас все головы, в том числе и нашей замечательной интеллектуальной элиты, сосредоточиваются на пожаротушении, мы забываем, что, даже туша пожар, надо думать о завтрашнем дне.
А это — совершенно разные методы, совершенно разные понятия.
Этот обвал, который произошел, может быть, действительно к лучшему, потому что обрушилось все, что строилось, и что, может быть, никак другими способами обрушить было бы нельзя. А вот оно рухнуло, и хотя бы шанс появился выстроить нормальную экономику и получить нормальное правительство, потому что люди действительно вдруг прозрели. Это не только консенсус по степени оплеванности всех и вся.
Мы с вами могли бы выйти на своеобразную декларацию принципа взаимоотношения во власти, между ветвями власти, между властью и обществом, между властной элитой и интеллектуальной или духовной элитой. И это должно быть как бы регламентной нормой, которую мы предлагаем всем слоям, которые так или иначе отвечают за то, что происходит в стране, и самым широким социальным группам, и элитам разного рода. Может быть, это и будет одним из наших вкладов кроме содержательной экономической части, чтобы помочь стране выбраться из самопровалов, в которых мы оказались.
ВИШНЕВСКИЙ Р. Наши оппоненты всегда говорили, что основной проблемой наших предприятий является проблема в сфере технологическо-производственной, т. е. устаревшее оборудование. Но я позволю себе заметить, что скорее всего основная проблема российской экономики сейчас не в сфере производства, а в сфере обращения. А именно: большинство предприятий не имеет собственной бытовой сети, у них нет ни собственных средств, ни дешевых долгосрочных кредитов, чтобы такую сеть создать. Следовательно, предприятию приходится действовать через посредников. Посредники обладают двойной властью. С одной стороны, они обладают властью над предприятием, с другой стороны, они обладают властью над рынком, как монопольный продавец. От этого они получают очень высокую норму прибыли.
Кроме того, они не выплачивают деньги предприятиям, опять же по двум
причинам. Во-первых, из-за собственной власти над предприятием,
а во-вторых, потому, что предприятия не очень этого хотят. Невыплаты, неплатежи
им позволяют не платить налоги. Раз посредники не дают реальные деньги
предприятиям, предприятия не платят бюджету, бюджет вынужден был занимать
до недавнего времени эти деньги на ссудном рынке. Если говорить о внутренних
заемщиках, то есть тех, кто дает в долг государству внутри страны, то это
были только те, кто имел реальные, живые деньги, то есть те же самые посредники.
Посредники имели высокую норму прибыли и очень большую скорость оборачиваемости
капитала.
Следовательно, они могли давать только короткие кредиты и очень дорогие,
поэтому именно у нас были такие огромные процентные ставки и не удавалось,
например, выпустить ценные бумаги сроком даже в один год. В результате,
даже если бы государство ушло с рынка ГКО, т. е. ничего там бы не занимало,
все равно кредиты предприятия не получили бы, потому что для них подобные
ставки неприемлемы, а посредник не будет давать в кредит ставки ниже нормы
прибыли, которую он получает и без того. Следовательно, предприятие не
имеет средств на создание собственной бытовой сети и вынуждено продолжать
общаться с посредником. Создается ситуация, когда посредники фактически
паразитируют на экономике, и паразитирование является самоподдерживающимся,
в результате предприятие гибнет, посредники живут.
А теперь коснусь вопроса, почему же у нас такие высокие налоговые ставки и такие низкие налоговые сборы? Мне представляется, что это определено тем, что государственная бюрократия просто загоняет предприятие в тень и собирает с него «теневые» налоги. Таким образом, предприятия поставлены в условия, когда они заталкиваются в тень, налоги государством не собираются, но зато эти налоги пополняют карманы бюро-кратии. Из подобной ситуации невидимая рука рынка вывести нас не может. Но мудрая рука государства может вывести нас из этого положения. Поэтому очевидны две задачи. С одной стороны, начать стимулировать внутренний спрос, а с другой стороны, собрать налоги, а сбор налогов снизит налоговые ставки. На первый взгляд кажется, что эти задачи неразрешимы. Любое увеличение спроса, как показал опыт последних дней, неизбежно приводит к росту цен и только к спаду производства. А снижение налоговых ставок приведет к краткосрочному, по крайней мере, падению налоговых платежей, которые государство пережить уже не сможет.
Спрашивается, есть ли выход из подобного замкнутого круга? Я считаю, что решение подобной задачи существует. Если в ближайшее время не будут приняты меры к решению этих проблем, то кризис будет развиваться по нарастающей и как покажут математические модели, мы просто должны дойти до нулевого уровня производства. Конечно, такого не произойдет, в ближайшее время произойдет просто крах социально-экономической системы и смена власти. При этом, если кризис 1991—1997 гг. был затухающим, то настоящий кризис будет развиваться только по нарастающей, вплоть до полного развала страны, либо полной смены власти.
ИСАЕВ А.К. Назрела, и мы должны об этом говорить открыто, смена политического режима. А соглашение внутри власти любое, в том числе и конституционное, народ не воспримет как смену политического режима. Смену политического режима, от которого он готов принимать те или иные благие или неблагие меры, народ воспримет двумя путями — либо демократическое всеобщее переизбрание существующей власти сейчас, либо государственный переворот.
Мне кажется, общество подготовлено в настоящий момент к тому, чтобы отдаться либо диктатору, либо, может быть, в последний раз попытаться демократическим путем сменить сущест-вующих правителей. Именно с этим связано то, что профсоюзы выдвинули и продолжают настаивать на крайне непопулярных среди политической элиты требованиях одновременных досрочных выборов Президента и Государственной Думы.
Сейчас разумный выход один: 7 октября, как только начнется российская забастовка, немедленно сесть за стол переговоров. Все экономические меры, которые предпримет Правительство, дать народу как результат его победы, и принять решение о проведении одновременных досрочных выборов.
Сейчас мы можем принять только одно решение: Дума должна принять конституционный закон о созыве конституционного совещания, по следующей схеме: Конституционное совещание должно состоять из нового Президента, новой Государственной Думы, Совета Федерации, судов Конституционного и Верховного и представителей массовых общественных организаций и конфессий.
В этом же законе должно быть оговорено, что в соответствии с ним проводятся досрочные выборы Президента и Государственной Думы в установленные сроки. Все политические партии выходят в данном случае на эти выборы, предлагая не только свой вариант выхода из кризиса, но и свой вариант пересмотра Конституции. Народ оценит, какая из этих программ окажется наиболее популярной, наиболее правильной.
СЛАБИН Б.Ф. Ясно одно, что та идеология, та политика, которая началась в 1991 г. и которая на знамени написала «неолиберализм», рухнула, она оказалась недееспособной.
Какой же выход из сложившейся ситуации? Выход может быть только один — это решение тех проблем, которые не решила прежняя политика. Это прежде всего решение проблемы зарплаты, это прежде всего решение проблемы наполнения полок в магазинах, они пустые. Вспомните, сколько было два года назад издевок по поводу пустых полок. Вот мы пустые полки получили при неолиберальной политике.
Я не удивляюсь, что мы получим при продолжении этой же политики продотряды,
которые были заложены еще при Керенском. И я не отрицаю возможность появления
карточек, говорят они кое-где уже есть в регионах. Сама экономика толкает
к методам, которые противоположны неолиберальным концепциям.
Задачи, которые сегодня стоят, достаточно простые: накормить народ,
дать ему зарплату, сделать жизненный уровень не ниже, чем он был 10—15
лет назад.
Проблема заключается в том, что у нас разрушено производство и резко сужен внутренний рынок. Запад продемонстрировал, кто хозяин в мире: сократив до минимума внутренний рынок и заполнив полки магазинов иностранными колониальными товарами, он продемонстрировал, что значит рубль по отношению к доллару. Значит, выход из этой ситуации должен быть очень простым, но он и очень сложен. Простой по своей идее, но сложен по своему осуществлению. Нужно сделать все, чтобы расширить наш внутренний рынок за счет отечественных товаров. Только тогда мы оградим общество от будущего кризиса. Если будет проводиться прежняя политика, никакие изменения в политической власти не произойдут.
Народ сегодня находится в шоке, в шоке от либеральной политики, но он, конечно, резервирует за собой право выступления. Сейчас на неделю, может быть на две, у него хватит хлеба, запасов крупы, итальянских макарон для того, чтобы не проявлять свою активность в резкой форме. Но если не будет резко изменена экономическая политика, то я не исключаю, что народ выйдет на улицу. Я не думаю, что профсоюзная акция так сможет организовать народ, что это приведет к замене одной власти другой, к смене олигархов, которые сегодня дерутся, но стоят у власти.
Я думаю, что если наша общественность выступит солидарно с предложением
о скорейших выборах и сможет организовать народ так, чтобы его гнев воплотился
в форме революции с помощью «бюллетеней», мы сможем безболезненно войти
в XXI в., мы сможем безболезненно вывести страну из кризиса. Я надеюсь,
что возглавит этот протест, конечно, левоцентристская оппозиция, которая
с таким трудом складывается в России.
Я думаю, что идея НЭПа, идеи китайского развития, конкретные идеи,
применительные к России, смогут и на этот раз вывести страну их кризиса.
ДЕЛЯГИН М.Г. Мы все из интересов, обид, предпочтений, которые
у нас сложились с 1992 по 17 августа 1998 г., понимаем, что 17 августа
произошла натуральная катастрофа, которая по своим масштабам и по своим
последствиям я лично могу сравнить только с 22 июня 1941 г. До этого дня
была одна ситуация, после этого дня она стала качественно иной. Сегодня
в стране произошло всеобщее банкротство. Сегодня существует не только единственный
выход из положения, а единственно возможное выведение общества из этой
ситуации — это эмиссия, эмиссия на восстановление экономики. Разговоры
— нужна эмиссия или не нужна неактуальны.
Что же касается конкретно Евгения Максимовича Примакова, то мне кажется,
как раз сегодня это один из лучших выборов, который действительно может
консолидировать общество. Это достаточно спокойный человек, который способен
в кратчайшие сроки провести с нашими западными кредиторами переговоры о
реструктуризации нашего долга. 90 дней Кириенко окончатся 15 ноября и если
не договоримся до этого момента, то начнется не только арест российского
имущества за рубежом, но и просто прекращение торговых контактов с Россией,
полностью всех, а это означает крах, в том числе системы жизнеобеспечения,
потому что мы не запустим наше производство достаточно быстро для того,
чтобы выйти из этой ситуации.
РЮРИКОВ Д.Б. Неудача правительства Примакова будет очень болезненной для России, для той России, которая, мы все-таки надеемся, когда-то будет на наших глазах иной, чем она есть сейчас, и это будет неудача и крах для всех нас и это будет желанным результатом деятельности тех сил, которые действовали довольно свободно в России на протяжении последних лет.
Многие не разделяют теорию заговора в отношении России. Я, к сожалению, имею основания полагать, что есть сценарий в отношении России, который осуществляется очень методично и нынешняя ситуация в общем-то является одним из эпизодов этого сценария, конец которого — это полное овладение всеми финансовыми ресурсами в России, постановка под контроль всего, в том числе и российской власти. В принципе все это было достаточно близко при правительстве Кириенко и предполагаемом правительстве Черномырдина, когда все было бы под контролем. Если бы произошли какие-то серьезные массовые выступления, то со стороны мирового сообщества было бы вполне естественным отреагировать на это, обезопасить мир от возможных неприятностей, так как на территории России есть ядерные объекты, и помочь «российским друзьям» овладеть ситуацией, в частности, направить какие-то специальные войска, скажем, для охраны ядерных объектов. Вполне реальная вещь, которая вписывается во все сценарии З.Бжезинского. И я думаю, что у спецслужб наших есть и доказательства того, что это вполне реально.
Было бы интересно знать, чем руководствовались лица, отвечающие за кадровые рекомендации, и как они проверяли, как согласовывали и с кем назначение на высокие государственные должности лиц, имеющих двойное гражданство или имеющих достаточно сомнительную репутацию. Потому что у нас утвердилась норма, и мы считаем возможным, когда правительственный чиновник высочайшего ранга врет, когда Правительство принимает решения самые дикие с точки зрения нравственности, а правоохранительные органы на эти решения никак не реагируют: может быть, боятся, может быть, копят материал, но реакции никакой; когда и правоохранительные органы уже у нас перестали называться так, как они называются везде, а стали «силовыми структурами». То есть это какие-то держиморды, которые, когда надо, дадут, и все, и подавят любое выступление.
То есть изначальные понятия, необходимые для нормального государства, у нас в значительной степени утеряны, утрачены, и возвращение этих понятий в первоначальное состояние — честь, совесть, достоинство — тоже дол-жно быть неотъемлемой частью программы Примакова.
ШМЕЛЕВ Н.П. Когда мы говорим о печатном станке, то сразу всем
кажется что-то безудержное и страшное.
Но это требует квалификации и умеренности. Сейчас в стране искусственный
голод на деньги. Кто-нибудь заметил в 1996 г., когда под избирательную
кампанию Ельцина напечатали 11—12 трлн. руб.? Чисто напечатали. Где-нибудь,
на рынке это сказалось? Редиска хотя бы подорожала на пять рублей? Проглотила
экономика мгновенно, и никакой реакции не было. Я думаю, что 11 млрд. —
это не предел. Экономика может проглотить гораздо больше при том голоде,
который существует на деньги, и не дать инфляционного эффекта. Но, конечно,
если бы удалось удержать инфляцию в пределах до 30% годовых. Печатать деньги
тоже ведь надо с умом, должна быть какая-то выборочная стратегия.
БЯЛЫЙ Ю.В. Мы находимся не в новом мире XXI в., а в процессе глобальной перестройки мирополитической и мирохозяйственной системы, который только начался и завершится еще нескоро. Эта перестройка идет, что совершенно очевидно, без единого плана: планы у всех разные, и миропроектная конкуренция чрезвычайно ожесточенная.
Россия стала одной из главных экспериментальных площадок остро конкурирующих моделей: нескольких американских, нескольких европейских, китайской и других. И главная ее проблема заключается в том, что в этой игре, в этом конкурсе глобальной перестройки мира отсутствует собственный проект, а это означает тотальную бессубъектность. Это бессубъектность внутри, т. е. невозможность никакого элитного консенсуса, и это бессубъектность во вне, невозможность выстраивания никаких серьезных долговременных союзнических отношений, фронтов противников.
Так жить, конечно, нельзя, и сегодняшняя крайне острая внутренняя политическая
борьба, и проблемы экономические, и олигархические игры и метания потому
и возможны, что на более высоком уровне нет понимания, нет никаких серьезных
интеграционных идей, нет идей для консенсуса. В этих условиях разговоры
о том, чтобы менять Конституцию, меня крайне волнуют по нескольким основаниям.
Сейчас говорить о процессе изменения Конституции, управляемом изменении
Конституции, крайне трудно. Мы видим, что регионы де-факто уже переходят
в режим самовыживания без Москвы, т. е., прямо говоря, отделяются де-факто,
и политическая федерация, экономическая федерация встает крайне остро.
Это почти катастрофа. Сейчас затевать пересмотр Конституции — это значит
подвергать сомнению, не просто сомнению, а смертельной угрозе целостность
России.
А что же с обществом-то? Раскол общества на моделях, на представлениях
о будущем все слабее и слабее. То есть уже настолько все приелось, настолько
все все возненавидели, настолько во все не верят, что разговоры о том,
какую модель избрать не слушаются, выключаются телевизоры, пролистываются
газеты и журналы.
Модели не интересны.
Страшная социальная фрустрация. Это страшно плохо. Политическая фрустрация — еще хуже, и в этих условиях говорить о выборах, то есть о сознательном политическом выборе невозможно. Сейчас выбирать будут, по сути, деньги, менеджмейкеры и политические консультанты. Сознательно выбирать сегодня не будут.
КУВАЛДИН В.Б. Ситуация, с моей точки зрения, запредельная. Когда мы раньше говорили, что 30% населения по официальным данным живет ниже черты бедности (а у нас все-таки не американская бедность, мы знаем, что такое наша бедность — это на грани голода), сейчас, когда жизненный уровень благодаря последним, на уровне наперсточников «мудрым» мерам Правительства, понизился еще в два раза, это означает, что больше половины страны оказалось за чертой бедности. Надвигается зима, люди измотаны, люди озлоблены, люди не верят.
Сейчас, мне кажется, самое главное: не тушить пожар бензином, а хотя бы вносить какой-то элемент успокоения в общество, и хотя бы в минимальной степени восстанавливать доверие, как бы это ни было трудно.
Мне представляется, что восстанавливать доверие можно только одним, и это будет самое главное, — помочь людям пережить эту зиму, чтобы люди сегодня знали, как минимум, что они доживут хотя бы до лета, в России это очень существенно.
Евгению Максимовичу досталась очень трудная задача. Меня, честно говоря, больше обнадеживают не его блестящие способности к компромиссу, а то, что он человек предельно жесткий, поскольку сегодня всех и всячески не удовлетворишь. А речь идет о том, чтобы у людей появилось хотя бы минимальное ощущение, что они не брошены, что у них есть власть, которая способна их уберечь хотя бы от самого худшего, а самое худшее сейчас просто перспектива умирания.
Черномырдин, если хотите, ключевой замок свода, который обрушился в результате сложной, закулисной, но все-таки борьбы, нацеленной на компромисс, — это некий лучик надежды. Если мы сейчас сможем сохранить и тот консенсус, который есть среди ключевых группировок элиты, если сможем удержаться на том уровне, чтобы основная часть населения окончательно не только не отвернулась от власти, а не развернулась против нее, сейчас речь идет именно об этом, — тогда у нас появляется хоть какой-то просвет впереди.
КУПОВ Д.Д. В ситуации, когда в регионах и в центре население
не обеспечивается основными продуктами питания, лекарствами, когда бюджетники
не получают деньги, когда в школах ученики не могут получить нормальное
питание, нормальное образование, — надо перейти просто к нормальному простому
безденежному предоставлению тех или иных социальных гарантий и услуг гражданам.
У нас сейчас вопрос стоит о том, чтобы наши граждане смогли выжить этой
зимой, чтобы каждый имел в доме тепло, чтобы каждый имел возможность питаться
и получать медикаменты при необходимости, медицинскую помощь.
Нашим принципиальным ответом на последние события, происходящие в стране,
должно быть создание реальной левой альтернативы и перспективы развития
российской экономики, развития реальной социальной системы, социальной
схемы, по которой бы граждане могли получать элементарное необходимое жизнеобеспечение.
КУРГИНЯН С.Е. Мы говорим о сложных вещах, но здесь есть одна удивительная вещь: кто украл деньги и куда? Вы же понимаете, что деньги украли. Об этом говорит половина мира, но мы не можем сказать — кто и куда. Мы не можем обсуждать правительство Примакова — такое-то, не такое, забыв одну вещь: те, кто украли, должны вернуться сюда в наручниках. Это норма международная, это норма любого демократического режима. При чем тут диктатура, тирания? Мы не можем говорить со своим народом, пока не будет сказано, кто, куда и кто с кем делился, потому что молчание ряда международных деятелей говорит о том, что с ними, наверное, поделились. На эти вопросы нужен правильный ответ.
Правительство Примакова, каким бы сильным человеком Примаков ни был, — это ком-промисс кланов, значит, это опять будет лебедь, рак и щука. Нельзя построить дом, если главная цель строителя — украсть 80% известки. Он не будет стоять. Потому что крадут.
В Примакове меня устраивает все, в хорошем смысле международное коварство. Меня не устраивает в нем одно. Он когда-то участвовал в подписании нового союзного договора. Я за что угодно, за любые изменения, но за каждую попытку конфедерализировать страну — левыми, правыми, кем угодно, то здесь я объединюсь с любым и буду требовать высшую меру и больше ничего. Нужно выйти из Совета Европы. Но мы не должны позволить себе испытать еще раз унижения 1991 г. Это наша общая цель правых, левых, любых.
Мы подготовили политическое заявление:
«Августовский кризис 1998 г. подвел черту под целым этапом жизни российского
общества. Не желая полностью, безоговорочно перечеркивать данный период,
считая, что в каждом периоде жизни страны есть свой исторический смысл,
не призывая к очередному покаянию, мы вместе с тем считаем недопустимым
отсутствие фундаментального интеллектуального приговора случившемуся. Признаем
очевидное: рухнула стержневая парадигма десятилетия, ложными оказались,
увы, и технология и подходы; красивая мина при плохом лице многих адептов
случившегося смешна, нелепа и совершенно бесперспективна.
Интеллектуальная ответственность, умение признать ошибки в крупном,
а не в запутанных мелочах, — необходимое условие исправления случившегося.
Крах нельзя именовать мелкими неприятностями, нельзя опять возвращать народ
и общество в анекдот о постоянстве неких временных сложностей. Только следствием
большого крушения является крах монетаризма, неолиберализма, крах рыночно-потребительского
мифа, крах, скажем честно, целой совокупности общественных ожиданий.
Доверие подорвано не только к банкам и ГКО, отдельным политикам и политическому курсу. Подрыв доверия грозит стать тотальным, и никакие совершенно необходимые политические трансформации не спасут страну, если мы не вернем доверия к самой возможности выхода, к наличию настоящего света в конце туннеля. Альтернатива этому не революция, а исчерпание, а этого допустить нельзя.
Мрачные тучи маячат над российским политическим горизонтом, и в обществе пока нет основополагающих единых позиций и ориентиров, отвечающих грозности грядущих испытаний. Оставлять свой народ и свое общество безоружным и растерянным в преддверии испытаний мы не имеем права. Косметические меры ситуации не спасут. Пасьянсы в политических колодах — это припарки при тяжелейших социальных заболеваниях. Растворить стратегическую оценку в обсуждениях частностей, сколь бы остры они ни были, интеллектуальное сообщество не может и не должно, как не может оно и бежать за колесницей каждого очередного политического победителя. Иное время, иная мера ответственности на нас.
Нынешняя разобщенность интеллектуальных сил приводит к тому, что мы
пока не в состоянии предъявить обществу качественно новые образцы целей,
возможностей действительного выхода из опаснейшей ситуации.
Трагифарсом выглядит в этой ситуации очередное обращение к западным
монетаристским рецептам. Не смешите страну и не позорьте себя. Мы не в
1992 г. Общество сильно и необратимо повзрослело и отрезвело.
Общество в растерянности. Его столько лет вели в разные стороны, что
оно готово просто рассыпаться или начать самоубийственный цикл конвульсий,
который завершится может только историческим исчерпанием.
Доверие к тем, кто может указать свет в конце туннеля, еще не исчерпано,
но оно близко к исчерпанию. Нельзя допустить разменивания, расплескивания
этого главного и последнего ресурса нашей надежды.»
Ответственность, умение признавать ошибки — совершенно необходимое условие исправления ситуации. Признаем очевидное: рухнула стержневая парадигма десятилетия. Ложными оказались и принципы, подходы, и технологии.
Результат — крах монетаризма в российском исполнении, неолиберализма и рыночно-потребительского мифа. Скажем честно: это и крах целой совокупности общественных ожиданий.
Доверие подорвано не только к банкам и ГКО, не только к политическому курсу последнего десятилетия и отдельным политикам. Кризис доверия грозит стать тотальным. И никакие политические трансформации не спасут страну, если мы не вернем надежду на саму возможность выхода из тупика. Не вернется надежда — обществу, а значит и стране, грозит рассыпание. Этого нельзя допустить.
Косметические меры сегодняшней ситуации не поправят. Тасовать так или иначе политические колоды, раскладывать с ними новый пасьянс, обсуждать профессиональные экономические и политические детали — лишь «припарки» при тяжелейшем социальном заболевании. Иное время — иная мера ответственности интеллектуального сообщества.
Сегодня в российском обществе, во всех его слоях нет основополагающих представлений о сложности и масштабе проблем, которые предстоит решить, и связанных с ними испытаний. Оставлять общество растерянным, интеллектуально и психологически безоружным в преддверии этих испытаний мы не имеем права.
Сегодня не 1992 г. Общество сильно и необратимо повзрослело и отрезвело. И мы надеемся, что такому обществу не удастся навязать очередные чуждые и опасные для России рецепты «спасения», под каким бы соусом они ни подавались.
Но нынешняя разобщенность интеллектуальных сил страны приводит к тому, что они пока не в состоянии предъявить качественно новые образы целей, концепций, средств, возможностей действительного выхода из предкатастрофической ситуации.
Осознавая свою ответственность, мы подписываем меморандум о проведении регулярных интеллектуальных консультаций по путям преодоления стратегического кризиса, в который ввергнута страна.
Мы призываем все творчески состоятельные и государственно-ответственные интеллектуальные силы включиться в процесс выработки ОБЩЕРОССИЙСКОЙ ПОВЕСТКИ ДНЯ, т. е. перечня наиболее крупных, острых и актуальных проблем России, для единого понимания и разрешения которых необходим жесткий, но конструктивный диалог. Хватит жить заемным умом. Само наличие подобной, пока отсутствующей, повестки вынудит власть начать уступать разуму добровольно или в режиме политического движения.
Мы уже не вправе обращаться только к Президенту, Федеральному Собранию или Правительству. Сегодня мы обращаемся и к власти, и к обществу, и к верхам, и к низам, и к оппозиции, и к режиму, и к столице, и к регионам, и к обездоленным, и к (пока еще!) процветающим. Именно ОБЩЕРОССИЙСКАЯ ПОВЕСТКА ДНЯ даст первый импульс к преодолению анархии, не позволит рассыпать общество и страну, соберет и сориентирует общественные энергии. Без этого российская политика может оказаться просто блужданием в потемках, прологом к всеобщей и окончательной смуте.
В нынешней ситуации отвлекаться на частности, тонуть в мелочах, рассыпать интеллектуальный ресурс по лобби, командам, политическим и партийным квартирам — не только безответственно и бессмысленно, но и смертельно опасно для страны. Доверие к силам, готовым указать свет в конце туннеля, еще не исчерпано. Но оно близко к исчерпанию. Нельзя допустить разменивания и расплескивания этого главного ресурса нашей надежды.
Меморандум открыт для подписания. Консультации и обсуждения будут продолжены.
Но давайте помнить: лимит времени на выработку новых подходов, на достижение
глубоких договоренностей, на определение новых целей и путей их достижения
— на пределе.
|