Появится ли у России
стратегия
устойчивого развития?

Выражение «устойчивое развитие» не часто встречается в отечественной публицистике при обсуждении проблем и перспектив общественно-политического развития России на современном этапе. Отчасти, может быть, из-за того, что принятый у нас перевод английского термина sustainable development не передает адекватным образом смысл последнего («развитие, не подрывающее собственные предпосылки и условия», «развитие, которое может поддерживаться неопределенно долго»). В русском языке нет для него точного семантического эквивалента, его можно перевести и как «самоподдерживающееся», «непрерывное», «допустимое», «приемлемое», «сбалансированное» развитие. Но дело не только в этом. Есть, конечно, и другие причины, но пока же следует напомнить некоторые факты.

Концепция устойчивого развития родилась в поисках ответа на вопросы, связанные с глобальными вызовами современности. Она легла в основу известного доклада Международной комиссии по окружающей среде и развитию (Комиссии Брундтланд) «Наше общее будущее», опубликованного в 1987 г., получила поддержку Организации Объединенных Наций, признание в кругах международной общественности. Конференция ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро (1992 г.) — «саммит Земли», как ее называют, попыталась перевести идею устойчивого развития в плоскость конкретных международных обязательств и планов. Она рекомендовала странам — членам ООН разработать и принять к 2002 г. ориентированные на устойчивость национальные стратегии.

На протяжении последующего периода более чем в ста государствах при исполнительных органах власти или парламентах были созданы специальные советы (комиссии) по устойчивому развитию. Задачи в этой области стали предметом публичного обсуждения. Более 80 стран мира разработали национальные стратегии по вопросам окружающей среды и ресурсосбережения. Пионерская роль здесь принадлежит Голландии, Дании, Швеции, Австрии, Финляндии —  там приняты национальные планы устойчивого развития, предусматривающие конкретные цели и меры, цифровые показатели, процедуры периодического контроля.

России политика устойчивого развития «показана», возможно, в большей мере, чем многим другим странам. Речь идет не только о ее месте в мировом цивилизационном процессе, но и о коренных проблемах ее национального существования и развития. Глобальные факторы, диктующие необходимость перехода к модели устойчивого развития — экономические, социально-политические, экологические — накладываются здесь на особый характер нынешнего кризиса власти и общества. В России проблема устойчивого развития существует как бы в двух ипостасях: как проблема sus-tainability перед лицом новых глобальных вызовов и одновременно как проблема стабильности общества в обычном смысле.

Серьезную тревогу вызывает положение во всех сферах, имеющих к этому отношение: состояние окружающей среды, демографическая ситуация, упадок здравоохранения, образования, науки, культуры, продолжающаяся практика расточительной эксплуатации сырьевых ресурсов. После семи лет так называемых «реформ» жесточайший кризис охватил практически все сферы российского общества. Все основные показатели опустились ниже допустимых с точки зрения мировой практики пороговых значений, когда должен включаться «красный сигнал» тревоги. Россия оказалась в числе стран, где с начала 90-х годов произошло снижение индекса развития человеческого потенциала (ИРЧП), рассчитываемого по методике Программы развития ООН.

Российские власти посчитали нужным отреагировать на рекомендации ООН. В феврале 1994 г. Президент РФ подписал Указ «О государственной стратегии Российской Федерации по охране окружающей среды и обеспечению устойчивого развития», которым правительству поручалось разработать такую стратегию. Спустя два года была утверждена представленная правительством — в качестве промежуточного ориентира — «Концепция перехода Российской Федерации к устойчивому развитию» (апрель 1996 г.).

Там содержатся важные констатации и предложения, касающиеся обеспечения экологической безопасности и ресурсосбережения. В частности, говорится о необходимости соблюдать обоснованные экологические ограничения на хозяйственную деятельность, принять меры по оздоровлению окружающей среды и т.п. Указом Президента правительству вменялось в обязанность при разработке прогнозов и программ социально-экономического развития, подготовке нормативных правовых актов, принятии хозяйственных и иных решений «учитывать» положения «Концепции»...

Все это, как и следовало ожидать, осталось на бумаге. Благие пожелания авторов «Концепции» никак не вязались ни с «курсом реформ», ни с действительными интересами власть имущих. В декабре 1997 г. правительство формально одобрило разработанный межведомственной комиссией при Министерстве экономики проект «Государственной стратегии устойчивого развития Российской Федерации», однако этот документ так до сих пор и не утвержден высшей государственной властью и не представлен общественности. Судя по скудной информации, просочившейся в печать, его содержание (на тот момент) не отвечало заявленной цели.

В комиссии, готовившей проект, столкнулись разные подходы: по мнению одних, Россия имеет определенные обязательства перед мировым сообществом, которые отвечают и ее собственным интересам; другие же считали, что не следует связывать себя какими-либо обязательствами, поскольку это может «помешать» решению текущих хозяйственных задач. Негативное отношение встретила постановка вопроса об устойчивом обществе. Верх, судя по всему, взяла точка зрения, согласно которой на государственном уровне проблема устойчивого развития (даже в зауженном, бюрократическом понимании этой задачи) может быть поставлена в порядок дня лишь после того, как будет достигнута стабилизация экономики и начнется хозяйственный подъем.

Предложение о создании Национального комитета по устойчивому развитию (при Президенте РФ или Госдуме) не встретило понимания. Аппаратно-бюрократические методы подготовки российской национальной стратегии устойчивого развития, закрытость, окружающая эту работу (в отличие от большинства других стран), явная неготовность придать ей гласный, публичный характер объясняются просто: последствия ельцинского (точнее — гайдаро-чубайсовского) «курса реформ» оказались в разительном противоречии с требованиями устойчивого развития, не приближая, а отдаляя эту перспективу.

Никак нельзя согласиться с утверждением (а оно высказывалось) — будто Россия уже находится в начале пути к устойчивому развитию. Как справедливо отмечалось в работе группы российских исследователей, которую возглавлял академик В.Коптюг, то, что начавшееся было обсуждение этой задачи совпало с периодом радикальных либеральных реформ, «сделало нежелательным для их идеологов корректное понимание и отражение в проводимой политике социального аспекта концепции устойчивого развития, поскольку это подорвало бы опору преобразований, ориентированных на преобладание системы рыночных отношений и частной собственности любой ценой...»¹

Об отсутствии у правительств периода 1992—1998 гг. серьезного интереса к проблемам устойчивого развития свидетельствует линия на понижение статуса или ликвидацию тех государственных учреждений, которые имеют к этому самое близкое отношение.

В ходе одной из частых реорганизаций правительства был понижен статус ведомства, занимающегося вопросами охраны окружающей среды, его преобразовали в Комитет, т.е. фактически вывели из состава правительства. Упразднили межведомственную комиссию по экобезопасности при Совете Безопасности РФ. Ликвидировали как самостоятельный федеральный орган Госкомсанэпиднадзор. Сочли нецелесообразным существование Федерального экологического фонда, который, совместно с сетью территориальных экологических фондов, выполнял ряд важных природоохранных функций.

Эта линия была продолжена при реорганизации правительства в апреле 1998 г., когда указом Президента РФ была ликвидирована Федеральная служба по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды —  Росгидромет. Ее функции передавались Госкомэкологии, т.е. в рамках одного ведомства объединяли природоохранные (влияние человека на природу) и кон-трольные (влияние природы на человека) функции. По мнению специалистов, это могло привести к манипулированию фактическими данными о загрязнении окружающей среды. (Позднее, когда формировалось правительство Примакова, ситуация была исправлена).

Все это не случайно, во властных структурах концепция устойчивого развития вызвала настороженность, подозрение в том, что она идет вразрез с интересами России, что ей могут навязать обязательства, ограничивающие ее хозяйственную активность. Эти опасения надуманы: принцип sustainability, отвечая общим интересам всех стран, не предполагает какой-то универсальной, единой для всех стратегии развития, не требует безусловного прекращения роста, он допускает выбор различных вариантов политики в зависимости от кон-кретных условий, сложившихся в тех или иных странах. Задачи экономической стабилизации не противоречат целям устойчивого развития. Дело не в опасности использования кем-то вытекающих отсюда требований против России, а в отсутствии понимания этой проблемы или безразличии к ней правящего клана и так называемой политической элиты.

Почти курьезным примером может служить государственная поддержка исследований, призванных доказать, что для России глобальное потепление (одна из опаснейших глобальных угроз, вызывающая серьезную озабоченность мирового сообщества) является скорее благом, чем злом, что оно дает ей шанс на лучшее будущее, поскольку... позволяет рассчитывать на повышение продуктивности сельского хозяйства и уменьшение энергоемкости жизнеобеспечения. Утверждают, будто эта угроза касается прежде всего США и стран Западной Европы: они-де и заинтересованы в пропаганде борьбы с глобальным потеплением. Такой вывод несостоятелен ни в научном, ни в моральном, ни в политическом отношении.

Вопросы устойчивого развития не стали приоритетными и в массовом сознании граждан. Да и трудно ожидать этого в условиях господства «дикого рынка», сориентированного на западные потребительские стандарты, на имитацию высших западных «образцов» — при невиданном спаде отечественного производства, резком снижении жизненного уровня, криминализации общества и государства. Большинство людей поглощено повседневными заботами и нуждами. Им приходится думать о выживании, их преследует страх потерять работу, угроза нищеты, опасность подвергнуться насилию и т.п.

Социологические исследования подтверждают ослабление чувства гражданственности, сопричастности граждан к делам страны.

Опрос, проведенный Институтом социологии РАН в декабре 1998 г., дал такие результаты:

• почти половина респондентов наиболее важной с точки зрения личных интересов назвали ответственность за себя и своих близких — 49,9%;
• готовность участвовать в решении общих дел выразили лишь 6,2%;
• нести ответственность за то,  что происходит в стране и обществе — 9,7%².

Соотношение главных озабоченностей претерпело за этот период изменения (в 1994 г. на первом месте был рост цен), но в общем списке состояние окружающей среды оставалось в 1994—1998 гг. на последнем месте³.

В шкале угроз государственности проблема загрязнения окружающей среды заняла одно из последних мест — после таких проблем, как кризис сельского хозяйства, промышленности, инфляция, коррупция, преступность и т.п. Вместе с тем выявилась немаловажная деталь: при оценке угроз непосредственно своей семье проблема загрязнения воздуха и почвы в районе проживания оказалась на первом месте (77,5% опрошенных)⁴, тогда как оценка других угроз оказалась в данном случае ниже, чем с точки зрения общегосударственных интересов. По-видимому, это можно объяснить тем, что загрязнение окружающей среды, в отличие от других угроз, пока воспринимается большинством граждан как преимущественно «местная» проблема.

Вместе с тем — и это обнадеживающий факт — достаточно большое число российских граждан сознают серьезность глобальных угроз для человечества. Первые места среди глобальных угроз в сознании россиян занимают:

• СПИД и другие опасные вирусные заболевания — 70,3%;
• наркомания — 67,3%;
• ухудшение состояния окружающей среды — 54,3%;
• истощение ресурсов сырья и топлива — 39,3%);
• продовольственный кризис — 35,7%.

Тем не менее, экологическое движение (оно представлено сотнями организаций), несмотря на отдельные всплески активности, в целом не стало общенациональной силой и вынуждено заботиться прежде всего о собственном выживании. Правоохранительная система неохотно реагирует на экологические преступления, нередко скрывает их под предлогом «секретности». Менталитет управленческой элиты, высокопоставленных чиновников страдает поразительной глухотой к экологическим проблемам. Средства массовой информации обращаются к ним лишь эпизодически, как правило, — в связи с чрезвычайными ситуациями. Экологическое воспитание детей и юношества не получило того развития, которого требуют обстоятельства.

Возникает вопрос — есть ли у России шанс на устойчивое развитие? Очевидно, что такая перспектива связана у нас с особыми трудностями, обусловленными как историческим прошлым страны, так и нынешним глубоким, затяжным экономическим и политическим кризисом. Более того, постановка и реализация подобной задачи превосходит, по-видимому, возможности существующей политической системы. Должны произойти принципиальные изменения в обществе, особенно в политической сфере, прежде чем вопросы перехода к устойчивому развитию можно будет поставить в практическую плоскость.

Вместе с тем у России есть и серьезные исторические, социальные и морально-психологические предпосылки в пользу модели устойчивого развития, а именно:

• страна обладает человеческими и материальными ресурсами, необходимыми для нормального социально-экономического развития и удовлетворения основных потребностей населения;
• она прошла через индустриализацию, располагает промышленной инфраструктурой, ее промышленный потенциал, при условии модернизации, мог бы послужить основой эффективного социального развития;
• общегосударственные системы образования, науки и здравоохранения, если их не разрушать, а совершенствовать, могли бы обеспечить необходимую основу для продвижения к устойчивому качеству жизни;
• присущие российскому менталитету социокультурные особенности — такие, как сравнительно высокое место в национальном самосознании духовных ценностей, склонность к коллективистской этике, отсутствие аллергии к общественной собственности, приверженность идее сильного государства и государственного регулирования;
• наконец, в России с ее огромными пространствами больше, чем где бы то ни было, осталось территорий (60—65%), на которых сохранились естественные экосистемы в ненарушенном или почти ненарушенном состоянии.

Такая установка игнорирует, по существу, тот факт, что российская экономика еще в брежневский период вплотную приблизилась к пределам экстенсивного роста, а в каких-то отношениях и вышла за них. Это не значит, что экономический рост невозможен или нежелателен. Но это значит, что политика роста должна увязываться с требованиями устойчивого развития, позволяющими раздвигать пределы роста, изменяя его характер, технологические параметры и социальную направленность.

У страны есть серьезные резервы для восстановления экономического роста — необходимой в данных условиях предпосылки развития. Однако это должен быть иной, отвечающий новым задачам тип роста, а для этого должна измениться структура системы, она должна обрести управляемость и устойчивость.

Стратегия роста и развития должна быть ориентирована не на сырьевую экономику, а на использование имеющегося научно-технического потенциала, на преимущественное развитие образования и науки, на стимулирование инновационных технологий, прежде всего энерго- и ресурсосберегающих, безотходных, экологически безопасных.

Важнейшее значение с точки зрения понимания императивов и принципов устойчивого развития в наших условиях имеют следующие положения.

1.  Четкое различение между «ростом» и «развитием». Принято считать, что целью развития является экономический рост. В действительности рост может рассматриваться (тем более сейчас в России) как одно из условий развития, но развитие не сводится к росту. Без уяснения этого принципиального положения невозможно говорить о какой-то осмысленной политике социальной устойчивости.

2.  Становление и укрепление гражданского общества. Для этого нужны соответствующие правовые и институционные рамки, стимулирующие законную деятельность общественных организаций и объединений, СМИ, местного самоуправления, гражданские инициативы, эффективность демократических процедур и демократического контроля.

3.  Введение рыночной системы в границы, диктуемые императивами устойчивого развития. Общество вправе устанавливать границы для экспансии рыночной системы, не допуская, чтобы они определялись самим рынком. Регулирование рынка должно включать меры, направленные на то, чтобы экологические и социальные издержки производства учитывались в ценах товаров и услуг, придавая соответствующую направленность рыночному хозяйству.

4.  Общественная (государственная) поддержка систем образования, здравоохранения, социального обеспечения, культуры, науки. Коллективные потребности общества в этих сферах, имеющие ключевое значение с точки зрения устойчивого развития, не должны отдаваться на откуп рынку. Частная инициатива необходима, но в качестве дополнительного фактора.

5.  Признание природных богатств общенациональным достоянием. Государство должно обеспечивать управление недропользованием с учетом долгосрочных целей общества (через платность, квотирование, налоговую политику); стимулировать конкуренцию частных недропользователей за повышение показателей ресурсосбережения и ресурсоэффективности. Возможное повышение ренты должно стать источником дополнительных средств для целей развития.

6.  Защита аграрного сектора от монополизма промышленных производителей. Обеспечиваемая государством, такая защита должна сочетаться с поощрением свободной конкуренции между самими сельскохозяйственными производителями. Это способствовало бы повышению эффективности отечественного сельского хозяйства и гарантировало самообеспечение страны продовольствием.

7.  Сохранение окружающей среды, повышение роли, ответственности и укрепление правовой базы природоохранных органов. Соблюдение требований экологического законодательства должно на деле стать постоянной заботой государства, общественных организаций, средств массовой информации, всех граждан.

Нет и не может быть единой, обязательной модели устойчивого развития — слишком велики различия в положении отдельных стран. Российская ситуация уникальна: у нас нет ни проблемы перенаселения (численность населения сокращается, территория огромна), ни проблемы сверхпотребления. Но это не значит, что цели устойчивого развития должны уйти на задний план.

Рассуждения о том, что России сейчас не до того, что сначала надо решить первоочередные политические и социально-экономические задачи и лишь потом можно будет заниматься проблемой устойчивого развития, — не выдерживают критики. Программа необходимых реформ не должна идти вразрез с целями и критериями устойчивости.

Можно и нужно проводить реформы таким образом, чтобы не копировать слепо прошлый опыт Запада, а искать новые решения с учетом российских условий и вызовов будущего.
 

¹ В.Коптюг и др. Устойчивое развитие цивилизации и место в ней России. Владивосток, 1997. С. 26.
² «Современное российское общество: переходный период. Результаты социологического опроса населения России, проведенного в декабре 1998 г.» Под ред. В.А.Мансурова. М., 1998. С. 23.
³ Н.Попов. По разные стороны. «Независимая газета», 6 августа 1998 г. С. 8.
⁴ «Современное российское общество: переходный период». С. 7—8, 10.
⁵ Там же. С. 20.