Обозреватель - Observer |
Наука
|
Б.КОМЗИН,
кандидат технических наук
Первые статистические данные новой администрации России о науке относятся к 1991 г. По данным Госкомстата России, затраты на науку составили в 1991 г. 25,8 млрд. руб.1 Таким образом, за 1989—1991 гг. годовой объем расходов на науку сократился с 43,6 млрд. руб. (всего в СССР) до 25,8 млрд. руб. (Россия), или на 68,9% без учета изменения цен за этот период. Существенно снижаются расходы на науку и в последующие годы. За период 1991—1995 гг. ежегодный объем финансирования науки в России сократился в 5,3 раза.
Примечательно, что впервые за все годы после Великой Октябрьской социалистической революции наблюдается не только снижение абсолютных объемов общественных затрат на науку, но и сокращение таких затрат в сравнении с объемом ВНП. С 1991 г., несмотря на сокращение объема ВНП (в сопоставимых ценах), ежегодные расходы на науку в России сокращались еще быстрее. В 1991 г. расходы на науку, согласно данным Госкомстата России, составили 1,8% ВНП, в 1992 г. — 0,9%, в 1995 г. — 0,5%.
Поистине беспрецедентное сокращение общественных инвестиций в науку было обусловлено в основном двумя факторами:
Это четко указывает на реальную приоритетность российской науки для нынешних властных структур страны, да и самой динамики такой приоритетности.
Одним из важных показателей развития современной науки является объем капиталовложений, т.е. средств, вкладываемых в модернизацию существующих основных фондов учреждений науки и их расширение.
Согласно официальным данным годовой объем капитальных вложений в отрасль “наука и научное обслуживание” сократился в 4,3 млрд. руб. в 1990 г. до 1,8 млрд. руб. в 1991 г., или в 2,4 раза3. Затем начался период интенсивного, но, увы, лишь номинального роста, обусловленного в основном инфляцией. По официальным данным за 1991—1995 гг. годовой объем капитальных вложений в отечественную науку при их оценке в фактически действовавших ценах возрос соответственно с 1,8 млрд. руб. до 1142,2 млрд. руб., или более чем в 634 раза. Если же капиталовложения в науку оценить в сопоставимых ценах (1991 г.), то они составят лишь:
Капиталовложения в отрасль “наука и научное обслуживание” составили лишь 35% от уровня 1991 г. и соответственно 14,6% капиталовложений в науку в 1995 г.
Продолжается сокращение численности научных работников и другого персонала, занятого в науке и научном обслуживании как в абсолютном измерении, так и в относительных показателях.
Согласно данным официальной статистики численность занятых в отрасли “наука и научное обслуживание” составила:
В 1980 г. численность работников науки и научного обслуживания (4379 тыс. чел.) превосходила контингенты бюрократов, занятых в аппарате союзного и республиканских органов государственного и хозяйственного управления (2237 тыс. чел.), почти в 2 раза5. За 1980—1989 гг. численность занятых в “аппарате” снизилась соответственно с 2233 тыс. чел. до 1597 тыс. чел., или на 39,8%, а их доля в общей численности занятых во всех отраслях народного хозяйства с 2,0% до 1,4%. За тот же период занятые в науке и научном обслуживании составили в сравнении с числом работников аппарата управления СССР 196% в 1980 г. и 257% в 1989 г. В 1995 г. в “разгосударствленной” России число чиновников, занятых в “аппарате” России (а не СССР) достигло 1973 тыс. чел., или почти 3,0% общего числа занятых во всех областях экономики и на 17% больше числа занятых в отечественной науке и научном обслуживании6.
Потенциал развития науки неразрывно связан не только с размерами капиталовложений в эту область, но и с подготовкой новых научных кадров, в основном через аспирантуру. Годовой выпуск аспирантов составлял в СССР 23,7 тыс. чел. в 1980 г.; 25,0 тыс. чел. в 1985 г. и 24,0 тыс. чел. в 1989 г. В 1990 г. выпуск аспирантов в России составил 16,3 тыс. чел. (или 68% от выпуска аспирантов в СССР в 1989 г.), а в последующие годы он непрерывно снижался, составлял 14,8 тыс. чел. в 1992 г.; 13,4 тыс. чел. в 1993 г. и 11,67 тыс. чел. в 1995 г. За 1990—1995 гг. годовой выпуск аспирантов в реформируемой России снизился на 39%.
Одним из важнейших экономических показателей приоритетности той или иной деятельности является заработная плата работника. В 1989 г. среднемесячная зарплата занятых в науке и научном обслуживании, составила 303,1 руб. и находилась на втором месте среди работников 14 отраслей народного хозяйства страны, после работников, занятых в строительстве, заработная плата которых составила 312,3 руб. в месяц. (Попутно заметим, что по экспертным оценкам, среднемесячная зарплата общесоюзных министров составляла в 80-е годы около 700 руб., директора академического института — 600 руб., зам. председателя Совета Министров 1200 руб. Президента АН СССР — 2500 руб.)
У научных работников РФ рост среднемесячной заработной платы в 1991—1995 гг. имел лишь номинальный характер из-за интенсивной инфляции. Формально среднемесячная зарплата занятых в науке и научном обслуживании поднялась с 491 руб. до 366 тыс. руб. При измерении зарплаты в сопоставимых ценах 1991 г. произошло не повышение, а понижение, соответственно, с 491 руб. до 201 руб., или более чем в 2,4 раза.
Конечно, сухие данные официальной и далеко не бесспорной статистики не исчерпывают всей картины провала курса власти и его научно-технической политики. В связи с этим нам представилось полезным привести некоторые оценки компетентных экспертов в органах законодательной власти.
Дума первого созыва неоднократно предпринимала попытки повлиять на органы исполнительной власти с целью исправления курса в области научно-технической политики. С той же целью проводились специальные парламентские слушания. Одно из них состоялось 4 июля 1995 г. по теме — “Проблема производства и реализации в России продукции высоких технологий и сокращение закупок такой продукции за рубежом”.
Председатель комитета по связи и информатике Ю.Нисневич отмечал: “До последнего времени никто не пытался решить задачу развития именно тех отраслей хозяйства России, которые наиболее эффективно используют высокие технологии. Все об этом говорят, все это прекрасно понимают, но ни реальных механизмов, ни даже реальной постановки такой четко сформулированной задачи на сегодняшний день не существует. Есть федеральный закон о поставках продукции для федеральных государственных нужд. Но, к сожалению, большинство положений этого закона сегодня практически не выполняется. И даже на внутреннем рынке России, производства, которые могли бы быть стимулированы госзаказами, внутренними потребностями, оказались тоже в очень плачевном состоянии”. По данным Ю.Нисневича, на оснащение соответствующей техникой крупной информационной системы “Выборы” было выделено 170 млрд. руб. При этом первоначально имелось в виду по импорту закупать лишь то оборудование, которое в России не производится. В дальнейшем было принято решение о передаче упомянутой суммы американской компании. Аналогичная “история” произошла с закупками информационной техники для нужд Министерства социальной защиты и всего Правительства РФ.
Выступая на слушаниях, заместитель министра по атомной энергии Ю.Тычков отметил: “В каждой цивилизованной стране, на мой взгляд, есть три непреходящие ценности. Это проблема молодежи и все, что с ней связано, — образование, патриотическое воспитание и так далее, потому что в этом будущее любой страны, в том числе и России. Вторая — это наука, без которой бессмысленно говорить о каком-то индустриальном развитии и завоевании своего места на рынке. И третья — высокие технологии. К сожалению, сегодня приходится говорить, что на всех трех направлениях мы наблюдаем, по существу, деградацию”.
“Правительство совершенно правильно сделало, объявив стратегической задачей реализацию структурных сдвигов в экономике, в том числе и промышленности. Но как реализуется на деле эта стратегия? Налицо отсутствие финансирования прикладной науки. За последние три года финансирование НИОКР сократилось более чем в 10 раз. Так что ни о каких структурных сдвигах говорить не приходится. Мы, по существу, проедаем технологические заделы, которые в России были мощнейшими и которые создавались десятилетиями. Сейчас вопрос стоит так: либо мы изменим эту ситуацию и с помощью новых акцентов в бюджетной политике, и с помощью новых методов государственного регулирования в этих вопросах, либо Россия потеряет значимость на мировом рынке как страна, обладающая потенциалом высоких технологий, а соответственно, и возможностями вхождения в интегрированную мировую экономику”.
Можно ли сомневаться в компетентности такого эксперта, проработавшего более 30 лет на предприятиях “Средмаша” — одном из наиболее наукоемких ведомств, где высокие технологии были основой производства, благодаря чему страна имела паритет в ядерном оружии с ее потенциальным противником.
Понятны и рецепты выхода из создавшегося положения, в том числе Президенту и премьер-министру, а именно — это реальная демонстрация государственных преференций России в области наукоемкой продукции, производимой отечественными предприятиями, в том числе, в налоговой и таможенной политике, в государственных гарантиях. Ведь достаточно силой закона определить, что не облагается налогами наукоемкая продукция в первые 2—4 года с начала ее выпуска, чтобы встать на ноги такому производству. То есть, методов государственного регулирования много, в том числе, регулирования, ориентированного на повышение научно-технического потенциала России, однако, на практике они почему-то оказываются вне сферы внимания как Президента, так и Правительства России.
Или еще из выступления на парламентских слушаниях начальника Главного управления науки, техники и конверсии Госкомитета РФ по оборонным отраслям промышленности В.Везирова: “Ни для кого не секрет, что оборонный комплекс и наука оборонной промышленности располагают всеми предпосылками, которые были в свое время в нее заложены для решения особых задач. Но весь этот потенциал сегодня, к сожалению, практически оказывается невостребованным”. И далее: “Сегодня мы имеем резкое снижение численного состава оборонной науки, обусловленное сокращением объемов ее финансирования. И, казалось бы, сокращение государственных затрат на “оборонную науку” должно компенсироваться приростом бюджетных расходов на “гражданскую науку”, “гражданские наукоемкие технологии”. Но этого тоже не происходит”.
МВФ и Всемирному Банку (ВБ) нужны не достижения российской науки, а дешевые трудовые ресурсы, дешевая нефть, газ и т.д. Поэтому-то нужно спокойнее воспринимать разнообразные постановления Правительства о разработке проекта программы о национальной технологической базе и иные “прожекты”, которые на деле никто и реализовать не собирается, а провозглашаются они лишь для того, чтобы интеллигенция не очень-то сопротивлялась скоординированному плану сокрушения российской государственности в интересах отечественной компрадорской буржуазии, согласованному курсу на превращение страны в сырьевой придаток МВФ и ВБ, поставщика самой дешевой, притом весьма квалифицированной, рабочей силы на цивилизованном мировом рынке труда и капитала!
Директор НИИ “Графит” В.Костиков отмечает: “Если подытожить все то, что было сказано на нынешних парламентских слушаниях, то станет совершенно ясно, что проблема высоких технологий сегодня не научная, не техническая, а исключительно политическая. Если государство определит приоритеты, о которых мы говорим, то в силу еще имеющегося потенциала мы сможем решить, если не все, то основные задачи, которые нам помогут удержаться среди ведущих стран мира. Нужно четко обо-значить государственные приоритеты для производств, связанных с высокими технологиями, по затратам”.
Практически одновременно с обсуждением в Государственной Думе проблем высоких технологий состоялись парламентские слушания по сходным вопросам — “О положении в аграрной высшей школе России”.
Начальник Главного управления высших учебных заведений Министерства
сельского хозяйства и продовольствия РФ М.Трофимова отмечает: “Нам казалось,
что худшее в жизни вузов уже позади, что мы прошли ту черту, за которой
пропасть, развал. Казалось, проблему выживания уже можно снять с повестки
дня”, и далее... “Мы надеялись, что в 1994—1995 гг. наступит, наконец,
долгожданный перелом. Увы не наступил. За последние три года, практически,
не поступают средства на приобретение оборудования и приборов, на выпуск
учебников, не приобретается электроно-вычислительная техника”. “...Есть
объявленная и необъявленная линия науки и образования. Объявленная изложена
в официальных документах. Принимаются постановления за постановлениями,
где речь идет о повышении заработной платы, ликвидации долгов. На всех
письмах, которые мы посылаем в разные инстанции, — резолюции: “погасить”,
“возместить”, “отдать”.
А есть необъявленная линия. Она проявляется в невыполнении всех этих
постановлений и резолюций. Вот несколько примеров. В декабре 1993 г. было
принято постановление Правительства о повышении месячной тарифной ставки.
Должны были увеличить ее в два раза, начиная с 1 декабря 1993 г. Ассигнования
были выделены только в мае 1994 г. 9 сентября 1994 г. было принято постановление
о материальной поддержке профессорско-преподавательского персонала с выплатой
1 января 1995 г. 40—60% докторам и профессорам за занимаемые должности
и 20% — остальным работникам вузов. А выплата надбавок началась лишь с
апреля. И только профессорам, докторам и доцентам. В феврале принималось
постановление о повышении ставок согласно Единой тарифной сетке, но ассигнования
до сих пор (т.е. до июля 1995 г.) не выделены. И когда все знают (а Минфин
прежде всего), что нет местного бюджета, и все друг другу должны, вновь
при формировании бюджета уже на 1996 г. в записке за подписью первого замминистра
финансов появилась “оригинальная” запись о том, чтобы профтехучилища, вузы
Минкультуры, Минобразования и Минсельхозпрода передать на местный бюджет.
Разве это не подтверждение того, что Правительство хочет перевалить ответственность
за развал на местные органы?
Мы просили бы Думу сделать все возможное для того, чтобы преподаватель мог творчески работать, а не заниматься поиском работы. Еще К.А.Тимирязев говорил, что любое насилие над наукой и учеными, будь то экономическое, нравственное или физическое, действует на них разрушительно. Мы не должны допустить такого позора для России”.
Депутат Государственной Думы С.Быстров не без должных оснований заявил:
“Можно без всякого преувеличения сказать, что за последние 76 лет не наблюдалось
такого равнодушного отношения к высшему образованию и науке, какое мы наблюдаем
сегодня. Давайте вспомним, как большевики сразу после 1918 г. нашли многомиллионные
субсидии для ликвидации неграмотности, для развития науки, высшей школы.
Советское правительство даже в условиях гражданской войны позаботилось
о научно-педагогических кадрах и материально их поддержало. Нам не надо
друг друга убеждать и доказывать что без образования нет нравственности.
Без нравственности нет духовности, не работают ни социальные, ни экономические,
ни какие-то другие законы”. Далее С.Быстров, как, впрочем, и другие участники
парламентских слушаний, отмечал заметный и растущий разрыв между обещаниями
руководства страны и его практической деятельностью. Более того, не выполняются
даже статьи принятых законов. “Есть закон об образовании. Первая статья
этого закона гласит: Россия провозглашает сферу образования приоритетной.
Если это действительно так, то для “приоритета” деньги обязательно должны
быть. Статья 40 этого закона гласит, что государство гарантирует ежегодное
выделение финансовых ресурсов на нужды образования не менее 10% национального
дохода, а также считает ее защищенной расходной статьей бюджета всех уровней.
Абсолютный размер нормативов финансирования образовательных учреждений
подлежит индексированию в соответствии с темпами инфляции. Напрашивается
вопрос: кто-то отменял этот закон? Никто не отменял!”
Осенью 1997 г. вновь заметно усилился интерес общественности к проблемам
российской науки и ее перспективам. Во многом этот интерес стимулировался
не только продолжающимся ухудшением положения отечественной науки, но и
очередными маневрами власти по имитации новых акций по ее “заботе о национальной
науке” и научно-техническом потенциале. На этот раз “дежурным блюдом” стал
проект реформы российской науки. Несмотря на то, что официальный текст
этой реформы в ноябре 1997 г. еще не был принят, СМИ начали дискуссию по
основным положениям этой предполагаемой исполнительной властью реформы
российской науки. Речь идет о дискуссии по поводу “Концепции реформирования
российской науки на период 1997—2000 гг.”, развернувшейся, в том числе,
на страницах известной “Независимой газеты”.
Как утверждает эксперт Госдумы В.Бабкин, “Концепция” далеко не безупречна во многих отношения. Во-первых, она по своему духу находится в определенном противоречии с содержанием и самой устремленностью предшествовавших нормативных актов исполнительной власти, включая президентский указ “О доктрине развития российской науки” (от 13 июня 1996 г.), Федеральный закон “О науке и государственной научно-технической политике”, указы Президента “О стратегии перехода Российской Федерации к устойчивому развитию”, “О мерах по развитию фундаментальной науки в Российской Федерации и статусе Российской академии наук” и других.
Конечно, упомянутые выше нормативные акты, как впрочем, и многие другие, реально не функционируют. Вместе с тем в них присутствовал ряд положений, вселявших определенный оптимизм ученых в отношении перспектив выживания отечественной науки и робкие их надежды на то, что власть вот-вот повернется наконец лицом к науке. Иное дело “Концепция реформирования россий-ской науки”, где положения “Доктрины развития россий-ской науки” и ряда других нормативных актов, хоть на словах постулировавших приоритет науки для страны и для ее исполнительной власти, сменяются иными “мелодиями”.
Как отмечает в своем комментарии к “Концепции” в “Независимой газете”
В.Бабкин:
“...правительство вместо формирования задач, то есть приоритетов, стоящих
перед страной, в представленной Концепции, занялось внутренними процессами
развития науки, пытаясь вмешиваться в них”.
Правительство вместе с “Концепцией” подготовило “План мероприятий по ее реализации”. Рассматривая пассажи этого “плана” трудно избавиться от ощущения того, что нынешняя исполнительная власть уже твердо решила покончить с отечественной наукой, а теперь ищет лишь пристойных форм организации ее похорон. Тем же “планом” еще до конца 1997 г. предполагалось провести аттестацию государственных научных организаций с целью их реорганизации и ликвидации, определить порядок передачи банков данных и баз данных ликвидируемых государственных научных организаций, осуществить реформирование государственных академий, реализовать мероприятия по социальной защите, трудоустройству и переподготовке высвобождаемого персонала из сферы научно-технической деятельности, а в течение 1998 г. разработать некие “принципы” для проведения последующих “резекций” оставшейся части нашей науки — “аккредитации” научных организаций. По своим масштабам и нацеленности нынешняя компания в России ближе к процессам, развернувшимся в ходе так называемой “культурной революции” в Китае в 60-е годы.
Однако часть экспертов полагают, что проект “Концепция реформирования российской науки на период 1997—2000 гг.” уже “созрел” или “доспел в самый раз”, так как если отодвинуть реализацию указанного проекта “на год-два, то и реформировать будет нечего”. Это уже точно. Об этом свидетельствуют данные даже “лукавой статистики” по сокращению национальных и госбюджетных расходов на науку, снижению занятости в этой сфере, о дискриминационном понижении зарплаты ученым в сравнении с зарплатой занятых в финансовых структурах, торговле, в аппарате управления.
Ряд экспертов подчеркивают необходимость того, чтобы во главе институтов стояли научные лидеры, а не чиновники. Однако это не менее справедливо, видимо, и в отношении тех, кто должен руководить национальной научно-технической политикой России. Стоит напомнить, что во главе “генерального штаба” советской науки — АН СССР были такие крупнейшие ученые как, С.Вавилов, А.Несмеянов, М.Келдыш, А.Александров, а у руля бывшего Госкомитета по науке и технике стояли организаторы ти-па В.Малышева, Ю.Максарева, К.Руднева, В.Кириллина. За годы “радикал-либеральных” реформ изменился не только мировой научно-технический рейтинг нашей страны, но и персональный состав руководства РАН и Госкомитета по науке и “технологиям”. И здесь и там стало меньше руководителей крупных научных школ или общенациональных проектов, а все больше конфидентов Е.Гайдара. Чего же можно ждать от этих “молодых реформаторов”, быстро переквалифицировавшихся из младших научных сотрудников в министров энергетики, председателей Госкомимущества, вице-премьеров и т.п.
Положения “Концепции”, по сути, являются избыточными в сопоставлении с другими, уже принятыми властью нормативными документами. В Законе РФ “О науке и научно-технической политике”, подписанном Б.Ельциным 23 августа 1996 г., принятом Госдумой 12 июля 1996 г. и одобренном Советом Федерации 7 августа 1996 г. детально описываются субъекты научной деятельности, организация и принципы ее регулирования и многие другие вопросы. В том же законе подробно расписаны основные цели и принципы формирования и реализации государственной научно-технической политики России. Указывается, например, что “Направления государственной научно-технической политики на среднесрочный и долгосрочный периоды определяются Президентом Российской Федерации. На основе специального доклада Правительства Российской Федерации, формируемого с учетом предложений субъектов Российской Федерации”. (Гл. IV, Ст. 13). Но в целом для выхода отечественной науки из того глубокого кризиса, в который ее ввергли реформаторы, не хватает, прежде всего, “не их концепций”, а финансовых ресурсов — денег.
В нашем недалеком, но усиленно забываемом СМИ, прошлом может быть и не хватало законов, деклараций о намерениях или бумажных “концепций”, но была реальная научно-техническая политика, и средства на развитие отечественной науки находились, а в цитировавшемся законе фигурирует лишь единственная количественная оценка, устанавливающая минимум для федеральных расходов на научные исследования и разработки гражданского назначения “не менее 4% расходной части федерального бюджета”.
Далеко не бесспорна сама увязка финансирования общенациональной науки
с бюджетными расходами. В мировой практике используется другой подход —
оценка таких затрат в долях ВНП или ВВП. Но можно, безусловно, производительные
общественные инвестиции в науку сопоставлять с иными по своим целям и характеру
госбюджетными издержками, закупками и расходами по эксплуатации персонального
транспорта (авиационного, водного, автомобильного), президентских резиденций,
включая охотничьи, рыболовные, здравоохранительные и другие. Поэтому если
бы за базу в “Законе” были приняты пропорции затрат на науку в отношении
объемов общественного производства (ВНП или ВВП), было бы и проще и, по
крайней мере, яснее в отношении оценки реального курса научно-технической
политики нынешнего Президента и Правительства РФ.
Российская наука находится в глубочайшем кризисе при том, что страна
одновременно имеет
позитивное и внушительное сальдо во внешней торговле нефтью, нефтепродуктами,
природным газом, электрической энергией. Во все эти отрасли был в свои
годы инвестирован значительный научный потенциал отечественной науки, а
его “отдача” по воле реформаторов “аккумулируется” где-то в частных фондах
и на зарубежных счетах. Будущее российской науки весьма неопределенно,
хотя его номинальными гарантами продолжают выступать ныне и Президент,
и Правительство РФ, руководители РАН.
Но ученые России должны осознать, что надо действовать самим, пока еще не упущены послед-ние шансы на спасение отечественной науки, науки М.В.Ломоносова, Д.И.Менделеева, И.П.Павлова, К.Э.Циолковского, В.И.Вернадского, С.П.Королева и многих других.
Окончание. Начало см.: “Обозреватель - Observer”, №
7, 9, 1998.
1 “Наука в России” Госкомстат России. М.,
1996. С. 50.
2 Там же. С. 51.
3 “Наука в России”. Госкомстат России.
М., 1996. С. 71.
4 Там же. С. 35.
5 “Народное хозяйство СССР в 1989 г.”.
М., 1990, С. 48—49.
6 “Наука в России”. Госкомстат России.
М., 1996. С. 35.
The requested URL /hits/hits.asp was not found on this server.
<%you_hit(53);%>
|