Обозреватель - Observer 
Наши интервью 

Конституционный
 
               суд — вне полититики
 
 
 
 
 
 
 
Интервью главного редактора журнала с Председателем Конституционного Суда России М.Баглаем
 
БАГЛАЙ Марат Викторович, председатель Конституционного Суда РФ (с февраля 1997 г.); член-корреспондент РАН; родился 13 марта 1931 г. в г. Баку; окончил Ростовский государственный университет, аспирантуру Института государства и права АН СССР, доктор юридических наук,  профессор; работал научным сотрудником Института государства и права АН СССР, доцентом МГИМО; 1967—1977 гг. — заведующий отделом Института международного рабочего движения АН СССР; 1977—1991 гг. — проректор Высшей школы проф- союзного движения; 1991—1995 гг. — проректор по научной работе Академии тру-да и социальных отношений,  одновременно  заведующий кафедрой публичного права; 1995—1997 гг. — судья Конституционного Суда РФ; заслуженный деятель науки РФ; автор монографий и других работ по вопросам зарубежного права; награжден орденом Дружбы народов; женат, имеет трех дочерей.
  К нам обращается большое количество граждан: каждый год примерно 7—8 тысяч заявлений. Но в подавляющем большинстве эти обращения не соответствуют закону, в котоpом есть юридический критерий,  называемый “допустимость” или “подведомственность”. Иначе, суд просто не имет права по закону принимать дела к рассмотрению. Но мы отвечаем гражданам в любом случае. Иногда мы помогаем тем, что переправляем жалобы в судебные органы или прокуратуру, где они и могут получить свою защиту.  Следовательно, мы принимаем к рассмотрению гораздо меньшее количество  дел.

Но я обращаю особое внимание на то, что каждое наше дело, каждое наше решение затрагивает не одного заявителя, а затрагивает судьбу закона и, следовательно, жизнь тысяч людей. В течение этого  года (год у нас начинается с октября месяца и кончается июлем) мы рассмотрим свыше 40 дел. По pассмотpенным вопpосам принимаются  постановления, или, в связи с отзывами, а также по другим причинам, дела прекращаются. Кроме того, по 135 обращениям граждан и государственных органов мы вынесли определения: из них по жалобам граждан — свыше 100.

В среднем на выработку одного решения Конституционного Суда уходят две рабочие недели. В отличие от других судов мы не имеем право работать  в неполном составе. Мы можем рассматривать дела или палатой, то есть 10 или 9 судей, или  пленарным заседанием, то есть должны присутствовать все 19 судей.
При этом не следует думать, что с делом знакомится только один судья, так называемый докладчик. С делом в полном объеме обязан знакомиться каждый судья, который получает абсолютно все материалы дела и поэтому все решения у нас принимаются простым большинством голосов (кроме решений по толкованию Конституции, по которым требуется две трети). Ну и, естественно, чтобы одновременно работать с несколькими делами, всем судьям требуется много времени. В этом и состоит специфика именно конституционного судопроизводства.

Я хочу еще раз пояснить: для отмены закона нельзя, чтобы дело рассмотрел один судья или трое судей. Речь идет об актах высшей юридической силы, которые принимаются парламентом, а выше парламента, как органа народовластия, ничего нет. Чтобы объявить закон неконституционным, а следовательно, утратившим силу, требуется специальная процедура, очень сложная. Так это принято и в других странах мира, и в этом есть глубокая логика. Эта специфика абсолютно необходима для самого серьезного и осторожного отношения к судьбе закона.
 

Судебная система в каждой стране складывается исторически, и из-за присущей ей консервативности она редко меняет свою суть. Так, напpимеp, в странах англо-саксонского права (США, Великобритании и других) действует прецедентная система. В других европейских странах этого нет. Система пpецедентного пpава имеет некоторые преимущества, так как решение суда, вынесенное по какому-то конкретному делу, становится обязательным для других судов этого же уровня. Это, конечно, создает единообразие практики, как мы это понимаем. Применяются прецеденты, которые связаны с вынесением решения по аналогичному делу чуть ли не 100 лет тому назад, а то и еще раньше. Конечно, все это создает устойчивость. Отсюда очень большое уважение к судебной системе и в принципе основной правовой каркас таких государств оказывается довольно прочным.

Мы с вами можем посмотреть на историческое развитие Соединенных Штатов, Великобритании. В течение 200—300 лет правовые системы развиваются в них на основе полной преемственности правовых институтов.
Другая система у нас. В законе у нас есть положение, согласно которому решения Конституционного Суда  носят общеобязательный характер, и прямо указано, что если субъекты Федерации имеют нормы, аналогичные тем, которые нами дисквалифицированы, то они у себя в законе, Конституции или уставе должны немедленно внести исправления, то есть исполнить постановление нашего Суда. Это иногда бывает, но очень часто нет, и тогда происходит то, о чем Вы сказали в самом начале: принимается решение по одному субъекту Федерации, а 88 как бы ждут, когда будет принято решение специально по ним. Это, конечно, не способствует ликвидации определенного разнобоя, известных отклонений положений в конституциях и  уставах субъектов Федерации по отношению к федеральной Конституции.

Например: избирательные цензы. Мы вынесли решение в отношении Хакасии о недопустимости установления ценза оседлости. Но спустя очень непродолжительное время обнаружили в связи с запросом совершенно аналогичный институт в Башкортостане. Вынесли решение по Башкортостану, объявив такой ценз неконституционным. Но я хорошо знаю и республики, и области, где все это так и сохраняется.
Я полагаю, что или наш законодатель найдет  какой-то механизм для того, чтобы распространять решение Конституционного Суда на все другие субъекты, или, может быть, время исправит ситуацию. А пока что положение таково.
 

Прежде всего уточним терминологию. Между Судом Конституционным и Судом Верховным никаких конфликтов нет. Это очень надуманный термин, который запущен в обиход некоторыми СМИ.
  И дискуссии нет. Это один В.Жуйков ведет дискуссию.
Как мне было разъяснено, ни Председатель Верховного Суда, ни Президиум Верховного Суда, ни Пленум Верховного Суда этого не разделяют. Поэтому речь идет только об одном высокопоставленном деятеле, который, как выясняется, излагает свою личную точку зрения, но пpи этом считает возможным подписываться занимаемой высокой должностью. С моей точки зрения, этически это совершенно недопустимо.

Но я хочу особо подчеркнуть, что никогда Конституционный Суд Российской Федерации не считал, что прямое применение Конституции является его монополией. Никогда. Это надо всячески разъяснять и можно привести массу подтверждений из наших документов,  ибо это полная нелепость.

Все суды стоят на страже Конституции, поэтому мы всегда поддерживали разъяснения, которые дал Пленум Верховного Суда РФ 31 октября 1995 г. Он четко разъяснил судам общей юрисдикции, как они должны напрямую применять Конституцию. Без этого настоящей защиты Конституции у нас не будет. Дело, однако, в том, что если суд не применил какой-то закон, а напрямую применил Конституцию, то это его pешение не может отменить данный закон. Суд, принявший соответствующее решение, обязан направить запрос в Конституционный Суд, который только один-единственный может проверить конституционность данного закона и придать ему уже характер утратившего силу, другие суды этого не могут делать.

 Все это связано с пониманием высоких, исключительных прав Парламента. Нельзя всем судам предоставить право отменять законы, которые принимает Парламент. Это можно делать только в специальной процедуре, процедуре конституционного судопроизводства, преду-смотренной нашей Конституцией.
 

Я не могу давать оценку этой ситуации с какой-либо конституционно-правовой точки зрения, так как подобной проблемы перед нами никто не ставил.

 Существует конституционная обязанность платить людям вознаграждение за труд. И у меня нет никакого сомнения в правоте граждан, требующих, чтобы их труд был оплачен. Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь в наше время сказал, что не правы те, кто требует оплаты за свой труд. Они, безусловно, правы.
Безусловной истиной, абсолютно необходимой для социального мира и для правового мира в любой стране, является обязанность тех, кто получил от кого-нибудь какие-нибудь продукты труда, заплатить за это.
 

Собственно Конституция ответ на Ваш вопрос не дает. Это уже вопрос уголовного законодательства и, наверно, лучше всего на это могут ответить   суды общей юрисдикции и наша прокуратура.

В высшей степени неприятно будет, если в отношении людей, которые стоят за социальную справедливость, будут применяться какие-то репрессивные меры. Но, с другой стороны, закон есть закон. Все должны соблюдать законы, даже в самых трудных случаях. Но все-таки я бы предпочел, чтобы массовых репрессий не было.
 

А что, собственно, должен сделать Конституционный Суд? Вот это “белое жабо” есть не что иное, как постоянное конституционное одеяние. Мы не имеем права рассуждать о целесообразности, на нас возложена обязанность защищать те права, которые записаны в Конституции. То, что Вы говорите о некоторых руководителях, это совершенно верно, но мы можем действовать и действуем только в плоскости права.

В Конституции РФ записано право граждан на выбор места жительства (ст. 27), в Конституции нет положений, оганичивающих это право. Конституционный Суд также не может выступать за его ограничение. Может быть, наш законодатель найдет нужным принять соответствующий федеральный закон. Если это будет соответствовать Конституции,  тогда мы, конечно,  поддержим.

Однако поскольку данное конституционное право записано, то граждане, понимая, как можно применять Конституцию, естественно, начинают действовать: они обращаются в суды. Мы уже 4 или 5 раз принимали решение по вопросу отмены прописки, по вопросу, как следует понимать регистрацию, где можно, а где нельзя отказывать человеку в регистрации.

Это очень сложное, конечно, явление, но наша-то деятельность лежит только в чисто конституционно-правовой плоскости.
 

Ему прямая дорога в суд общей юрисдикции, где он может на основе и Конституции, и законов потребовать, чтобы ему этот российский паспорт выдали. Что касается ситуации с Чечней, то, может, нам сейчас данный аспект не стоит затрагивать, потому что это — вопрос особого положения Чечни как субъекта Россий-ской Федерации, не отрегулированный еще в полной мере.

Для любого другого субъекта Федерации,  находящегося в правовом поле государства, справедливо следующее: если кто-то из представителей власти отказывает гражданину в осуществлении его законного права, то суд, безусловно, защитит его интересы.
 

Это зависит от нашего законодателя. Он может это сделать тогда, когда сочтет возможным принять новый Уголовно-процессуальный кодекс. Очевидно, в настоящее время законодатель считает, что пока условий для этого нет.

Из конституционного права какой-то особой методологии, которая позволяет делать прогнозы, не вытекает. Прогнозы могут делать политики, которые учитывают все действующие факторы.  Я могу только сказать, что желательно, чтобы все это было как можно скорее, но, естественно, это должно быть в соответствии с реальными условиями, складывающимися в стране.
 

Видите ли, никто не может отказаться от исполнения нашего постановления. Оно окончательно, и у нас еще на этой почве конфликтов с Думой никогда не было. Это невозможно, и тут у нас существует взаимопонимание. Но это пример, который позволяет высказаться в целом о том, как исполняются постановления Конституционного Суда.

Они, как известно, окончательны и сразу входят в силу, то есть они не требуют обязательного принятия каких-то актов, кроме тех случаев, когда надо исправить норму, которая объявлена неконституционной.
Дума систематически реагирует на постановления Конституционного Суда, вносит изменения в законы, то есть идет совершенно нормальный процесс по улучшению нашего законодательства. Конечно, в других случаях бывает, что мы  наталкиваемся на чье-то сопротивление. Какой, собственно, механизм здесь является лучшим? В первую очередь назовем Прокуратуру. Она обязана следить за законностью в стране и делает в этом отношении довольно много. Она может опротестовать любой акт, который, с ее точки зрения, не соответствует постановлению Конституционного Суда и, повторяю, делает очень много в этом отношении.
Но иной раз сопротивление оказывается очень жестким, тогда Президент своими указами устанавливает нормы, которые прямо предписывают уже тем упрямым невыполнителям наших постановлений действовать соответствующим образом.

 Например, совсем недавно указом Президента были установлены некоторые изменения в отношении порядка выезда из Российской Федерации, в частности, там речь шла о выдаче паспортов.  Причем указ Президента был принят или, точнее сказать,  был написан на основе постановления Конституционного Суда. Конечно, постановление прямо должно было быть исполнено органами внутренних дел. Но Президент своим указом усилил эту норму. Есть и другие примеры. Например, в отношении нашего постановления о развитии местного самоуправления тоже был принят указ Президента по делу об Удмуртской Республике.

Но, как мы все понимаем, это такая форма, которой нельзя злоупотреблять, и не может Президент каждый раз после нашего решения издавать указы. Следовательно, очень многое должно зависеть от правосознания, от уровня правовой культуры наших правоприменителей.
 

Как известно, мы рассматривали дело, связанное с этим законом по запросу Государственной Думы, где речь шла о том, что после принятия закона Госдумой и Советом Федерации, Президент наложил вето, которое затем было преодолено Государственной Думой и Советом Федерации. Поэтому Госдума посчитала, что Президент обязан подписать закон. Мы, рассмотрев это дело, указали Президенту на то, что он обязан подписать закон. Президент выступил и сказал, что считает решение неправильным, но однако же показал пример как раз выполнения наших постановлений. Он подписал закон.

Но, видимо, тут возникло какое-то недоразумение, потому что когда состоялся наш разговор с Президентом, то он считал, что мы  приняли решение  не о порядке подписания, а по существу закона и притом не такое, какое ему казалось правильным. Ну, во-первых, я сразу сказал, что мы принимаем все решения на основе Конституции, а во-вторых, довольно быстро выяснилось, что это недоразумение, что мы  сам закон по существу еще не рассматривали. Следует напомнить, что после пpеодолений Паpламентом пpезидентского вето он  внес запрос с просьбой рассмотреть  конституционность закона в целом и, в частности, по порядку его принятия. Известно, что существует мнение Президента в отношении порядка голосования в Думе, а также по существу закона с точки зрения его соответствия Конституции и международному праву. Такой запрос Президентом был внесен, и он считал, что наш ответ в первом случае (на запрос Госдумы) есть ответ на его запрос. Но довольно быстро выяснилось, что этот запрос мы еще не рассматривали, и это недоразумение тут же рассеялось.
 

Что касается изменения налоговой системы, то тут все однозначно: налоги по нашей Конституции в соответствии со ст. 57-й и 75-й могут устанавливаться только, я подчеркиваю еще раз, только федеральным законом. И новый налог не может вводиться указом или любым другим актом, например, постановлением Правительства. В этом случае Парламент немедленно своим законом может отменить любой указ Президента и заменить его при необходимости  законом.

Естественна постановка вопроса, а в каких же случаях может издавать указы Президент? Президент может издавать указы в тех случаях, когда есть пробелы в законодательстве. Тогда  появляется норма, вытекающая из указа, однако это может быть только временно.  Но Президент никогда не может своим указом отменить закон.

Можно только сказать то, что записано в Конституции: с момента выдвижения обвинения Думой, она не может быть распущена.

А все остальное, то есть как пойдет это дело в комиссии, как будет решаться вопрос предъ-явления обвинений Президенту на заседании самой Думы — это чисто политический вопрос и опять вопрос прогноза. Я думаю, что никто сейчас не может сказать что-то определенное.
 

Я не могу ответить на этот вопрос, так как в производстве нашего суда находится запрос от Госдумы по этому поводу. Поэтому ни один судья, и я в том числе, не имеем права высказываться по этому вопросу, да и к тому же, я не могу сказать, что он уже окончательно изучен нашими судьями.

В принципе речь идет о толковании Конституции: следует ли считать президентство Б.Ельцина в 1991—1996 гг. первым сроком или нет? В этом суть запроса.

Мы назначили слушания этого вопроса на октябрь с.г. Хочу еще раз подчеркнуть, что мы не откладывали это решение. У нас есть принцип: вопросы рассматриваются в порядке поступления. Все вопросы, рассматриваемые Судом, — важные, и если мы хоть один раз отойдем от критерия очередности рассмотрения запроса, то нам очень трудно будет объяснить обществу, почему мы тот или иной вопрос поставили вне очереди.
 

Опять же Вы обращаетесь к вопросу, по которому у нас есть запрос, а следовательно, никто не может высказываться по этому вопросу. Я вообще не могу выступать с личным мнением, то есть как частное лицо. В прессе я могу выступать только как Председатель Конституционного Суда, иначе попаду в ситуацию, которую сам же осуждаю: когда человек занимает высокий пост, а выступает как частное лицо. Это может только дезориентировать общественность.
  Я считаю, что движение к правовому государству — это движение вверх, а не вниз. Унизительной была жизнь в условиях тоталитарной диктатуры, когда права человека не охранялись, когда существовал произвол. Вот когда было подлинное унижение. А когда общество созрело и переходит к такой государственности, которая должна быть подчинена праву, то есть деятельность каждого органа, включая главу государства, должна быть подчинена праву, что же здесь унизительного? Напротив, еще раз повторяю: это — движение к прогрессу, движение вперед в соответствии с пониманием прогресса всеми другими народами. А вот другое дело, что у нас получается из этого.

Как с нами часто бывает, мы несколько забегаем вперед. Но это, кстати, тоже неплохо. Ставим такие цели, которые скорее имеют программный характер, нежели непосредственно отражают конкретные условия в нашей стране: уровень правосознания граждан и нашей власти.

Движение всегда поэтапное, оно всегда дозированное, оно происходит только тогда, когда соответствует условиям жизни данного общества. Наши  усилия должны быть направлены   на то, чтобы преодолеть правовой нигилизм, чтобы все ветви власти: исполнительная, судебная, законодательная — полностью были подчинены правовым началам, и в первую очередь — Конституции. И  конечно, и наши граждане, которые тоже страдают не очень большим уважением к закону. Это печальная традиция нашей страны. Только по совокупности всех этих факторов можно будет сказать, что правовое государство у нас сложилось, а пока  по целям, только по целям.
 

Вы знаете, я даже не могу себе представить какого-нибудь человека, который бы не разделял возмущения, связанного с невыплатой зарплаты, пенсий и т.д. Потому что это самые изначальные, самые элементарные права людей, которые должны быть защищены, безусловно, в любом случае и в любом государстве. Как и всех, меня эта обстановка в стране очень тревожит. Наши судьи, обмениваясь мнениями между собой, выражают полное понимание тех людей, которые оказываются без зарплаты, без денег на протяжении не дня, не двух, не недели, не месяца, не года, а уже нескольких лет. Такая обстановка не может считаться нормальной. Она очень существенно ухудшает общую атмосферу в нашей стране, в том числе и правовую. Но надо сохранять спокойствие и искать выход из кризиса.
  Конституционный Суд по своей собственной инициативе ничего обсуждать не может. Это ясно и четко записано в законе, и этим отличаются полномочия Конституционного Суда по закону, принятому в 1994 г., от положений закона, который действовал с 1991 г. Раньше Конституционному Суду предоставлялись такие права, теперь нет. По собственной инициативе никакого постановления  Конституционный Суд  принять не может, как бы он ни отслеживал, как бы он ни чувствовал ситуацию. Он может рассматривать дело и принимать решение только в случае, если к нему поступит запрос, соответствующий критериям запроса и от субъекта запроса согласно ст. 125 Конституции РФ. Тогда мы можем рассматривать любой акт, включая нормативный акт Президента, нормативное постановление Правительства с точки зрения соответствия их Конституции. Все это случалось в нашей практике не идин раз. Нацииональная безопасность может попасть в сферу нашего рассмотрения, но только через конкретные акты (законы, указы, постановления Правительства).
  Конституционный Суд, также как и Верховный Суд и Высший Арбитражный Суд и в целом вся судебная система, финансируется из Федерального бюджета, при принятии которого Государственной Думой чеpез ее комитеты устанавливаются потребности судебных органов и, в конце концов, появляется норма, опpеделяющая  конкретный объем финансирования судебной системы.

После этого кредиты судам выдает Министерство финансов. Однако Правительство систематически недофинансирует общие суды, что заставило нас по запросу Верховного Суда РФ признать это неконституционным.
 

Вы знаете, у нас не принято давать оценки судьям. Я — не учитель средней школы, чтобы давать оценки, а судьи — не ученики, которые в этом нуждаются.

Все судьи самостоятельные люди, это юристы высокой квалификации. Они все имеют свои собственные убеждения и действуют на их основе. Естественно, наши судьи как и все люди очень разные. Но все у нас работают с большой нагрузкой. Дела всегда распределяются равномерно без какой бы то ни было дискриминации и т.п. И повторяю, все судьи загружены, занимаются делом и проявляют себя в меру всех своих сил и возможностей.

Что касается обстановки внутри суда, то она характеризуется в общем деловыми отношениями между судьями, хотя это не исключает  довольно острых дискуссий. Но это совершенно неизбежно и даже необходимо, потому что все дела у нас довольно сложные (хотя порой вначале нам кажется, что дело совсем несложное, но оно быстро переходит в категорию сложных). Это касается буквально любого дела. Поэтому необходимы дискуссии, необходимо привлечение всего нашего научного потенциала.

У нас много судей — научных работников, докторов наук; у нас есть судьи, которые имеют опыт судебной работы, опыт работы в прокуратуре. Весь этот потенциал имеет очень большое значение для того, чтобы в конечном счете получить сбалансированное решение.

Должен сказать, что самым, может быть, неприятным, что было раньше свойственно нашему суду, это политизированность, то есть попытка проводить какие-то политические оценки, взгляды. Похоже, что это все отошло в прошлое. Но боюсь сглазить. Уже много месяцев это совершенно не чувствуется в нашей работе, все поняли или извлекли урок из прошлого и твердо стоят на позиции того, что мы можем вести речь только в плоскости права (правовые дискуссии, разные понимания, привлечение теории права), но никакой политики.
Это — краеугольный камень нашего Конституционного Суда, его внутренней атмосферы, которую ничем другим, кроме делового сотрудничества, я бы не смог охарактеризовать.
 

В  своей научной работе последних лет я считаю наиболее важным — введение новой научной методологии изучения конституционного права в наши учебники и программы. Потому что мы все переживаем, можно сказать, революцию в праве, связанную с тем, что концепция классового государства отошла теперь в прошлое и появилась концепция демократического государства. Это совершенно изменяет всю нашу теорию права, и что мне сейчас кажется наиболее важным — это разработка методологии юридического образования, а именно преподавания конкретно конституционного права. Поэтому я свою научную активность не назвал бы уж очень маленькой, учитывая большую занятость на работе. Я могу заниматься научной работой только урывками:  глубоким вечером или ранним утром.

За последний год я выпустил большой учебник конституционного права, в нем более 40  печатных листов, сейчас готовлю его второе из-дание, и, похоже, спрос на него неплохой.

В настоящее время мы с группой правоведов готовим учебник конституционного права зарубежных стран. Там тоже внедряется новая методология понимания конституционного права,  вводятся совершенно новые научные концепции демократии и свободы, международного права как источника, защищающего права современного человка и т.д.

Далее мы готовим большое научное издание — комментарий к решениям  Конституционного Суда. Это, в сущности, научная работа коллектива, который я возглавляю. Кроме того, мы начали работу по написанию книги о конституционной юстиции в Российской Федерации, то есть не только Конституционного Суда Российской Федерации, но и органов конституционной юстиции субъектов Федерации. Это большая проблема, очень сложная.

К сожалению, развитие конституционной юстиции идет в стране не такими темпами, как хотелось бы. Но тем не менее наступило время, когда можно уже подвести некоторые итоги, осветить некоторые проблемы. И вот коллектив авторов готовит такую монографию.
Так что все мое свободное время отдано научной работе.
 

Жена у меня доктор биологических наук, работает ведущим научным сотрудником в Институте истории естествознания и техники РАН, пишет книги, статьи. У меня три дочери. Одна работает юристом. Вторая дочь — художник. Теперь она стала также и компьютерным художником. Третья дочь учится в университете в Южной Корее, она востоковед, пишет там диссертацию. Вот такая семья.

Что касается наших увлечений... Мы всегда  увлекались литературой, хотя каждый интересуется разным вопросами; еще музыка, опера, балет, живопись. Как я говорил, у одной дочери — живопись — это профессионально. Но все остальные думают, что они разбираются в живописи ничуть не хуже,  хотя ни один ничего абсолютно не может нарисовать. Зато все музицируют.

Спасибо за интервью.




   TopList         




[ СОДЕРЖАНИЕ ]     [ СЛЕДУЮЩАЯ СТАТЬЯ ]