ЭКОНОМИКА
«МЫЛЬНОГО
ПУЗЫРЯ»

Н.Извеков
Заместитель директора Национального
института развития РАН

Зато читал Адама Смита,
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт
имеет.
 (А.С. Пушкин.
«Евгений Онегин»)
 

В декабре прошлого, 1997 года в авторитетном германском журнале «Интернационале политик» (издается Германским обществом внешней  политики)  была  опубликована статья под характерным заголовком «Великие кризисы нашего времени». В ней автор, видный политолог и журналист  Вольфганг  Вагнер,  анализируя  положение в мировой экономике, подчеркивает,  что глобализация в ней произошла прежде всего  в  сфере финансовых  рынков.  В  результате,  по его мнению, «возникли, благодаря взрывному развитию коммуникационных технологий,  такие явления,  которые  государства  никоим образом не могут уже проконтролировать».

В подтверждение своего тезиса Вагнер ссылается на  следущие  тенденции в мировой экономике:

«Специалисты обращают,  между прочим,  внимание на  такие  факты: всемирный обьем торговли безналичной валютой, составляющей 1,2 триллиона долларов в день,  более чем в десять раз превышает потребности финансирования торговли.  Номинальный обьем деривативных сделок, составлявщий в конце 1985 года 16 миллиардов долларов, вырос к концу 1995 года до невообразимой суммы в 58 триллионов долларов.  В то же время валютные резервы всех национальных банков мира,  которые можно  было  бы использовать в целях стабилизации, исчисляются цифрой всего лишь в 1,4 триллиона долларов.  Эти данные наглядно показывают, что в мире действуют ныне «глобальные игроки», которые вполне могут померяться силами с государствами.»

В другой статье в том же журнале при рассмотрении истоков финансово-экономического кризиса в Юго-Восточной Азии («Конец  века Азии?  Последствия валютного кризиса) используется термин «bubble economy» — экономика «мыльного пузыря», которому Бернхард Май, автор данной статьи и эксперт Германского общества внешней политики,  дает следующеее определение: «массированный приток капитала из разных  стран  в сочетании  с  необузданной кредитной экспансией привел к возникновению спекулятивного «мыльного пузыря» на рынках ценных бумаг,  а также рынках недвижимости».

В действительности же термин экономика «мыльного  пузыря»  становится все более применимым в отношении всего мирового хозяйства, включая и экономику Соединенных Штатов,  где вроде  бы  пока  «имеет  быть процветание». В наиболее развитых странах в последние годы весьма заметна тенденция к падению удельного веса реальной экономики,  т.е. материального производства в валовом внутреннем продукте (ВВП).

Наиболее отчеливо она проявляется в США, где, по оценкам некоторых американских экономистов, реальный сектор обеспечивает  лишь  около  20 процентов  ВВП.  Зато  очень  преуспели такие направления как финансово-банковский сектор,  сфера услуг,  информатика,  особенно разработка компьютерных программ, индустрия развлечений, включая «индустрию порока» (industry of vice),  не говоря уже о наркоторговле и других формах криминального бизнеса. В связи с этим появился еще один термин для характеристики данной тенденции — «экономика казино».

Она в  принципе  проявляется и в других развитых странах,  прежде всего в Западной Европе,  хотя может быть в несколько меньших  масштабах, чем в США. Одновременно данная тенденция сопровождалась процессом перемещения многих отраслей материального производства в развивающиеся страны — особенно Юго-Восточную и Южную Азию. Как отмечалось в журнале «Интернационале политик», «предприятия текстильной  промышленности,  к примеру, были выведены из стран Западной Европы, сделав выбор в пользу находившихся на подьеме экономических  «тигров»  Юго-Восточной  Азии».

Заметно  увеличила  свой вклад в мировое промышленное производство Латинская Америка.  В самое последнее некоторый толчок в  индустриальном развитии получили отдельные страны Африки.

В тоже время в  проигрыше  оказываются  некоторые  высокоразвитые страны Западной Европы, и прежде всего Германия. На эту тревожную тенденцию указывает все тот же журнал «Интернационале  политик»,  который в майском номере за 1998 г. отмечает:

«До начала девяностых годов реальные валовые инвестиции в расчете на душу населения были в Германии отчасти заметно более высокими,  чем в среднем в странах-членах Организации экономического сотрудничества и развития.

Однако в последующее время позиция Германии ухудшилась.  По крайней мере,  до 1994 года наблюдалось обратное развитие реальных валовых инвестиций в расчете на душу населения,  в то время как в Соединенных Штатах Америки  они явно выросли. Особенности германской системы финансирования предприятий  не  позволяют  обьяснить тот факт, что в 1991—1995 годах  доля прямых инстранных инвестиций в образовании капитала в народном хозяйстве,  достигавшая в среднем 0,8%, составила лишь половину от той, которая была в период с 1985 по 1990 год, а иностранные инвесторы после этого вывезли из Германии даже больше капиталов (в форме перевода прибыли), чем заново инвестировали в ней.»

Заметим, что речь идет о стране,  которая по общему признанию обладает выскококвалифицированной и производительной рабочей силой, стабильно занимает ведущее третье место в мире по обьему научно-конструкторских разработок и внедрению новых технологий.  Тогда все-таки в чем же дело ?

Ответ достаточно очевиден.  В основе как растущей ныне «монетизации» валового внутреннего продукта /ВВП/,  т.е.  резкого усиления доли финансосовго сектора, которую наши доморощенные эпигоны экономического либерализма  склонны рассматривать как некое достижение и даже идеал к которому надо стремиться, так и вышеупомянутого географического «сдвига значительной части мирового промышленного производства на Юг»,  лежит давно известный феномен — тенденция понижения средней нормы прибыли, на что обратил внимание еще К.Маркс, работая над «Капиталом».

Хотя эта тенденция  имеет  исторически  долгосрочный  характер  и обусловлена  постоянным  ростом органического состава капитала /технической вооруженности материального производства/,  во второй  половине ХХ века она ускорилась под воздействием таких факторов как научно-технический прогресс /НТП/,  обострение экологической проблемы и проблемы ресурсов.  Диалектика  НТП применительно к производительным силам ныне такова,  что многократное повышение производительности труда и,  соответственно,  возможности резкого увеличения массы прибавочного продукта,  не значит,  что это автоматически приводит к быстрому превращению ее в прибавочную стоимость и прибыль.

Парадокс НТП как раз заключается в том,  что он, безусловно ускоряя общественный прогресс и превращая науку в непосредственно производительную силу, одновременно ведет к замедлению оборота капитала в материальном производстве.  Производительные силы становятся  все  более сложными  в  техническом  и технологическом отношении,  что совершенно обьективно удлиняет сроки окупаемости капитальных вложенией,  особенно в наукоемкие области.  При этом обслуживание современного производства требует все более квалифицированной рабочей силы.  Не случайно, что ее подготовка и переподготовка стала в основном задачей государства, а не частных корпораций, занятых непосредстенным производством.

В начальный  период НТП,  т.е.  в первые десятилетия после второй мировой войны в развитых странах Запада тенденцию к падению нормы прибыли пытались нейтрализовать несколькими путями:  усилением концентрации капитала,  принимавшего в некоторых случах форму  «национализации» отдельных,  прежде всего добывающих, отраслей промышленности. увеличением массы прибыли /обьемов/  за  счет  роста  товарооборота,  который обеспечивался  растушим  производством  товаров  широкого  потребления (создание «обществ массового потребления») и развертыванием гонки вооружений.

В течение ряда десятилетий,  эта экономическая политика, теоретическая база которой была заложена в работах Дж. М. Кейнса и его последователей, дала возможность странам Запада модернизировать свои производительные  силы,  поддерживать высокий уровень занятости,  увеличить общий уровень потребления.  Но к концу 70-х, началу 80-х годов эта модель  развития Запада практически исчерпала себя.  «Общества массового потребления»  споткнулись не столько на «затоваренности» рынка,  хотя она стала нарастать,  сколько на обострении таких проблем как экологическая и ресурсообеспечения, особенно в сфере энергетики. Гонка вооружений  в  свою  очередь крайне обострила проблему гигантского дефицита государственного бюджета и государственного  долга,  которая  наиболее заметно проявилсь в США.

Тогда в правящих элитах Запада произошла «смена вех» с точки зрения экономической политики. Особенно наглядно это произошло в Англии и США,  где «кейнсианство», как  господствующая  экономическая  доктрина, предусматривающая  значительный уровень государственного регулирования и длительное существование бюджетного дефицита в  интересах  повышения занятости и стабильного экономического роста, было заменено т.н. неоклассическими теориями  «свободного  рынка»,  «монетаризма»,  делающими ставку  на  полную  ликвидацию дефицита госбюджета посредством «жесткой финансовой политики».

Конечно, формальное  завершение холодной войны,  замедление гонки вооружений и сопуствующее снижение военных расходов  помогли  развитым странам Запада  ослабить бремя бюджетного дефицита,  перераспределить отчасти таким образом освободившиеся финансовые ресурсы.  Однако монетаризм лишь на короткое время создал иллюзию решения проблемы.  Но при этом вновь возникли и продолжают усугубляться очень серьезные  проблемы, например заметное усиление социально-классовго расслоения.

Таким образом, изменение экономических ориентиров на Западе имело верхушечный, можно сказать виртуальный характер. Оно отнюдь не означало  коренной  смены  парадигмы развития,  а именно в этом существует и продолжает усиливаться реальная потребность в международном  сообществе. В результате «торжества экономического либерализма» развитие мировой экономики за последние 10—15 лет пошло не поступательно — вперед и прямо, а некоторым образом куда-то вбок.

Капиталы из развитых стран устремились с одной стороны туда,  где до  сих  пор  издержки  производства  были ниже — в тропические страны Юго-Восточной и Южной Азии,  Латинской Америки /дешевая  рабочая  сила плюс теплый климат,  благодаря которому снижаются затраты на капитальные сооружения/.  Но с другой стороны,  и гораздо в большей  мере,  они направились в те сферы,  где сохраняются возможности наиболее быстрого их оборота — это прежде всего финансово-банковский сектор.

Как итог ныне в международной экономике возник огромный и  растущий  «флюс» в виде оборота фиктивных по существу капиталов,  о котором говорилось в самом начале статьи.  Внешне дело выглядит так, что будто капитал рождает капитал,  но это иллюзия,  которая не может и не будет длиться бесконечно.
Монетаристы-либералы отнюдь не изобрели  какой-то особый «вечный двигатель» в экономике.

«Флюс» уже  начинает прорывать,  например,  в Юго-Восточной Азии. Серьезные потрясения переживает и такой экономический гигант как  Япония. Толчки ощущаются теперь в США и Западной Европе.  Возможно,  это наступаление момента истины — реального краха всей  искусственно  разбухшей глобальной финансовой системы.  Во всяком случае это уже реальный факт применительно к ситуации в России, где отрыв финансового сектора  от  реальной  экономики достиг максимальной степени,  но об этом несколько позже.

Реальность такова,  что  современный финансовый сектор,  при всей своей виртуальной назависимости,  постоянно нуждается  в  подпитке  со стороны реальной экономики.  Однако на базе «неоклассических идей свободного рынка» в последние годы сложился устойчивый миф о том, что всю экономику можно регулировать макроэкономическими методами,  то есть через регулирование финансового сектора.

На деле  это  ведет к тому,  что финансовый «флюс»,  искусственно поддерживаемый опять-таки с  помощью  государственного  регулирования, оказывает  все более угнетающее,  отрицательное воздействие как на реальную экономику, динамику производительных сил, так и на развитие социальных процессов. В самые последние годы повсеместно происходит снижение социальной  эффективности  /способности  обеспечить  достаточный уровень и качество жизни для всего населения плюс развитие цивилизационной инфраструктуры — образования,  науки, культуры/ при растущей поляризации в уровне доходов.

Это снижение происходит относительно неравномерно. Если в странах Запада наблюдается тенденция к сокращению заработной  платы,  что  естественно  порождает  социальную  напряженность,  то в России зачастую зарплату перестают вообще платить,  а это уже чревато социальным взрывом. В принципе недавняя забастовка авиапилотов во Франции против урезания их зарплаты и голодные походы шахтеров в России — это по-существу  явления  одного порядка,  порожденные общей причиной — нарастанием глобального кризиса «экономики мыльного пузыря».

Особо следует  сказать о нынешней ситуации в России.  В некоторых российских сми совсем недавно пытались изображать проявления  финансового  кризиса  в России как доказательство «интеграции нашей страны» в мировую экономику.  Подобное утверждение звучало бы смешно, если бы не было  столь грустным по-существу.  Видимо авторы таких суждений не подозревают,  либо делают вид, что не знают, что Россия /и Советский Союз/  всегда  в той или иной мере всегда присутствовала на мировых рынках, но речь шла тогда о реальном товарообороте.
В 90-х годах в России появился заметный финансовый сектор,  скроенный по западным меркам.  Его особенность состояла в том, что он возник не как следствие естественного процесса накопления, а в результате радикального передела собственности и национального богатства.  Отсюда вытекает четко  выраженный  паразитарный  характер  нынешней  финансово-банковской системы в России,  поскольку в материальном производстве страны был не только заторможен нормальный инвестиционный процесс,  но оно во многом лишилось даже оборотных средств. Именно этот «новорожденный сектор» российской экономики был «мгновенно интегрирован» в мировой финансовый рынок.

Но подобная «интеграция» очень дорого обходится России, не принося ей взамен реальных дивидендов.  Она ежегодно теряет до 20 млрд долларов в виде капиталов утекающих за рубеж вместо вложения  их  в  российскую экономику. Эту цифру назвал недавно министр иностранных дел Е.Примаков во время одного из своих зарубежных вояжей.  Но это минимальная оценка потерь России в результате ее нынешнего «вхождения» в мировой рынок.

К этому  нужно добавить,  что Россия выступает для развитых стран поставщиком дешевых энергоресурсов. Из-за того, что под нажимом Международного Валютного Фонда Россия вынуждена была отказаться от взимания акцизов на экспорт нефти и газа,  она ежегодно теряет не менее 5  млрд долларов.

Кроме того,  Россия является важным рынком сбыта товаров из стран Запада, особенно из стран-членов Евросоюза, но при этом ее собственный экспорт,  особенно готовой продукции,  в эти страны продолжает подвергаться дискриминации.

Расчеты на приток иностранных инвестиций,  которые способствовали бы развитию нашей страны, совершенно не оправдались. Недавно на странницах еженедельника «Экономика и жизнь» был проведен интересный и достаточно красноречивый анализ положения дел с иностранными инвестициями в России. В нем отмечается, что хотя они выросли в 1997 году в 1,6 раза и достигли 10,5 млрд долларов,  большая часть их — около 60 процентов — это непрямые кредиты и портфельные вложения.  «Итак, говорится в еженедельнике,  почти  две трети зарубежных инвестиций так или иначе задействованы в финансовых спекуляциях».

С прямыми инвестициями дело обстоит также  не  лучшим  образом  — большая  часть  их —  54 процента опять-таки приходится на финансовую сферу — кредит и страхование,  остальнные в последнее время идут главным образом в топливно-энергетический комплекс.

Неудивительно, что аналитики еженедельника «Экономика  и  жизнь» констатируют:  «Короткие»  деньги  —  немедленная  отдача  — вот девиз иностранного инвестора сегодня. Статистические данные заставляют признать,  что  Запад  последовательно и жестко ведет линию на превращение России только в «сырьевой дополнитель» своей экономики».  А тем временем,  как подчеркивается в еженедельнике,  в реальной экономике России продолжается инвестиционный спад. В прошлом году он составил 5 процентов, в первом квартале нынешнего уже достиг 7 процентов.

У любого здравомыслящего гражданина России естественно могут возникнуть вопросы: а зачем нам такие инвестиции, которые направлены лишь на раздувание пресловутого «мыльного пузыря» или на выкачку по дешевке наших энергоресурсов? Нужна ли России такая модель экономических отношений с развитыми странами Запада,  которая сопряжена для нас с  огромными убытками и практически не приносит пользы стране и народу ?

Ответы на эти вопросы,  конечно,  дать непросто, но все-таки придется,  поскольку без этого Россия не сможет выйти из нынешнего кризиса.

В самом  начале этой статьи в качестве эпиграфа приведены известные строки из «Евгения Онегина». Трудно утверждать, что Пушкин сам читал Адама Смита, хотя весьма возможно. Важно другое, а именно, что великий поэт очень точно и в изящной стихотворной  форме  выразил  самую суть  классической  политической  экономии — любое богатство создается только трудом, производством «простого продукта», а отнюдь не банковскими или биржевыми махинациями или валютными спекуляциями.

Поэтому в  поисках  выхода из надвигающегося кризиса нужно прежде всего отрешиться в экономике и государственной политике от монетаризма,  а точнее говоря «монетарно-рыночного фетишизма» как полностью обанкротившейся экономической доктрины.

Однако при  выработке  новой  модели развития недостаточно просто вернуться к Адаму Смиту или Карлу Марксу.  Необходимо в первую очередь более  глубоко  осмыслить  изменившийся характер труда в связи с научно-техническим прогрессом и разработать новые критерии  его  оценки  в современных условиях, а также должным образом учесть роль таких факторов как истощение природных ресурсов и нарастающая экологическая проблема.  И  все это относится уже не только к России,  но и ко всему остальному миру.

Книги предназначены для учеников средних школ, суворовских военных училищ и кадетских корпусов. Они призваны помочь им более глубоко изучить военную историю России, узнать героев былых сражений, ознакомиться с развитием русской армии и ее вооружения в различные исторические периоды.