А.Куртов,
   ведущий эксперт аналитического центра «Слава России»

Геополитические изменения, произошедшие в последнее десятилетие XX в., заставляют искать новые подходы к формированию внешнеполитического курса России. Одной из животрепещущих проблем в этом отношении является ситуация с интеграционными усилиями в обширном регионе постсоветской Центральной Азии.
В макрополитическом разрезе в первом приближении здесь можно наблюдать по крайней мере три отчетливые тенденции в стремлении пяти центральноазиатских государств обрести свои новые места в изменившемся после распада СССР мире.

Во-первых, каждое из пяти государств — Казахстан, Туркмения, Узбекистан, Киргизия и Таджикистан стремится по мере возможности максимально укрепить свой политический суверенитет и независимость, порой даже соревнуясь в этом отношении друг с другом. Наиболее продвинутым на этом пути оказался Ашхабад, заполучивший от ООН 12 декабря 1995 г. статус нейтрального государства.
Наименьшую активность проявил Таджикистан, доведенный многолетней гражданской войной до состояния, близкого к летальному, когда, как говорится, «не до жиру, быть бы живу».

Во-вторых, в регионе уже четыре года буквально кипит работа по формированию новой общности — Центрально-Азиатского Союза (ЦАС). Сначала Казахстан, Узбекистан и Киргизия, а с весны этого года еще и Таджикистан объединили свои усилия «ради будущего процветания». Правда, похвастать на этом направлении пока особо нечем. Нет, разных документов и соглашений в рамках ЦАС принято немало. Только вот реально функционирующей общности как-то до сих пор не получается. То тут, то там происходят сбои, принятые соглашения не выполняются. Впрочем, ничего удивительного в таком положении нет. Все страны региона способны производить достаточно однородный спектр продукции как в добывающих отраслях, так и в аграрном секторе, а потому, в известном смысле, они выступают как конкуренты в борьбе за занятие своей ниши в международном разделении труда. Соперничество же мало способствует координации действий в любых организационных формах, особенно, когда речь идет о небогатых, мягко говоря, странах.

Наконец, в-третьих, все пять государств Центральной Азии входят в СНГ. По крайней мере пока это обстоятельство формально также сближает эти республики. Правда, в отношении нынешних политических элит этих государств к будущему Содружества имеются существенные особенности. Казахстан без устали через своего президента инициирует разные проекты типа Евразийского союза, «десяти простых шагов навстречу простым людям» и прочее, которые, по замыслу Назарбаева, должны придать свежие силы агонизирующему СНГ. Узбекистан, наоборот, открыто демонстрирует свою незаинтересованность в дальнейшем усилении координирующих органов Содружества. В Киргизии предпочитают в основном «не высовываться», республика входит в Таможенный союз и на большее при ее потенциале пока не претендует. Разоренный Таджикистан готов «черту кланяться», лишь бы только избежать экономического коллапса.

За всем этим многообразием тенденций незримо присутствует еще один вектор развития, недооценка которого со стороны России может дорого ей стоить. О глобализации международных отношений сказано в последние годы предостаточно. Однако не все понимают, что применительно к Центральной Азии этот процесс вылился в очевидное влияние на характер политического выбора того или иного пути этими странами со стороны ведущих держав современности. Соединенные Штаты, Германия и Япония стали невидимыми участниками всех наиболее важных решений, принимаемых на самом высоком уровне в центральноазиатских республиках.

России все труднее рассчитывать, что, опираясь на рыхлые эсенговские структуры, ей удастся успешно проводить линию на интеграцию всех государств региона в некую дееспособную международную структуру. Остаются также сомнения в способности России эффективно влиять на развитие ситуации в каждой из республик Центральной Азии в выгодном для нашей страны направлении.
Нынешняя слабость России, независимо от наших оценок причин такого явления, диктует необходимость более взвешенных подходов к выстраиванию внешней политики. Вполне возможно, сегодня разумнее отступить, сохранив то, что еще можно сохранить. Когда-то, в период нашествия Наполеона, Михаил Илларионович Кутузов в схожей ситуации говорил: «Потеря Москвы еще не есть потеря России.
Потеряв Москву, но сохранив армию, мы сохраним в конце концов Россию. Но потеряв армию, мы не сохраним ни Москвы, ни России». Вот здесь-то сегодня геополитика и может подсказать те сферы в регионе, за которые еще имеет смысл побороться, а также — те, где, увы, наши усилия вероятнее всего будут тщетными.
Необходимо отметить, что разграничительная линия в регионе Центральной Азии может быть проведена отнюдь не из-за чьих-то субъективных фантазий и, тем более, не только из-за наличия стремления к тому России. Есть более фундаментальные — стратегические причины. Раскол региона обусловлен цивилизационными и геополитическими константами. Исторически весь регион Центральной Азии делится на две большие и при этом неравные части.

Одну из них составляют условно называемые «цивилизации коня», другую — «цивилизации арыка». Разница между ними не исчерпывается различием в традиционном укладе хозяйственной жизни. Существенно разнится менталитет составляющих эти цивилизации этносов, у них разная историческая мифология, длительность бытия собственной государственности, разный след в истории. Наконец, и это также намаловажно, в этих цивилизациях реально можно наблюдать разную степень исламизации общественных отношений.

Учитывая современные государственные границы в регионе, к «цивилизациям арыка» можно отнести две страны — Узбекистан и Таджикистан. Обе  эти страны в прошлом имели достаточно богатый и разнообразный опыт собственной государственности. Обе страны отчетливо тяготеют к исламским ценностям и несомненно, правда по разным причинам, оторвавшись от России, неизбежно обречены на возобновление своего исторического статуса — возвратиться на орбиту мусульманского мира, независимо от воли и желания их нынешних руководителей.
Сопротивляться притяжению этой глыбы их режимы не смогут; даже ощутимая помощь стран Запада, возможность оказания которой весьма сомнительна, может лишь отсрочить, но не предотвратить неизбежное. Слабая же Россия, постоянно выслушивающая со всех сторон упреки в якобы присущих ей имперских амбициях, не в силах здесь эффективно бороться за влияние на ход событий.

Узбекистан и в недавнем прошлом был одним из главных центров ислама в бывшем Союзе. Президенту Исламу Каримову удалось в начале своего правления жестко подавить властные претензии исламистов, исходящие в основном из Ферганской долины. В 1991 г. исламская оппозиция, стремившаяся в условиях развала структур прежнего союзного государства и парада суверенитетов силой установить в республике теократические порядки, встретила резкий отпор со стороны Ташкента.
Фактически мятеж в Намангане, который, к слову, исламисты предлагали переименовать в Исламобад, и Фергане был подавлен с использованием исключительно репрессивного аппарата. Были проведены аресты среди активистов исламских организаций — исламской партии возрождения Узбекистана и «Адолат». Однако победа эта лишь временная и при удачном стечении обстоятельств узбекские муллы наверняка еще заявят о себе.

Как показывает мировой опыт, репрессии сами по себе не могут быть эффективными во всех случаях, чаще всего они не искореняют причин конфликтов, а способны лишь на время загнать пламя конфликта «внутрь», где его уголья продолжают тлеть и лишь ждут удобного случая, чтобы вспыхнуть с новой силой. В течение нескольких лет Каримов последовательно пытался ограничить сферу влияния духовенства на внутреннюю политику. Под контроль центральной власти были взяты вопросы кадровых назначений внутри исламской общины Узбекистана. Весной 1993 г. президент сместил публичного лидера — главу духовного управления мусульман республики муфтия Мухаммед-Содыка Мухаммед-Юсефа, пользовавшегося, по мнению Каримова, чрезмерно большим авторитетом среди мусульман Ферганской долины. Однако процесс исламизации общества светская власть полностью контролировать оказалась не в состоянии. Демонстративное отдаление от Москвы в вопросах внешней и внутренней политики объективно приводило к усилению элементов традиционализма в Узбекистане. В результате даже в целом прогрессивная идея развития элементов городского и сельского самоуправления вылилась в явное подключение к работе органов самоуправления духовных лиц, причем часто из среды так называемого «нетрадиционного» духовенства. Тем самым распространение исламских и в том числе откровенно фундаменталистских воззрений в широких слоях общества получило дополнительный импульс. В исламе, в отличие от ряда христианских вероучений, традиционно нет четкого деления на сферы деятельности светской и духовной власти. Принцип «богу — богово, кесарю — кесарево» здесь не выдерживается.
Поэтому исламское духовенство реально имеет гораздо больше возможностей для аргументации своего вмешательства в государственные и в общественные дела. Тот же исторический опыт показывает, что духовенство часто не намерено отказываться от возможностей закрепить право такого вмешательства, используя для этого самые разные, в том числе не всегда благовидные способы. События в Намангане в конце 1997 г., когда в результате беспорядков исламистам удалось организовать ряд нападений на учреждения власти, в результате чего имелись жертвы, лишь подтверждают сказанное. Президенту Узбекистана в очередной раз пришлось использовать военную силу для наведения порядка в республике.

В соседнем Таджикистане с исламом дела обстоят еще сложнее. Во-первых, имеется этноязыковая общность населения республики с Ираном и афганскими таджиками, известными своими «подвигами» во имя Аллаха. Во-вторых, в состав современного Таджикистана входит Горный Бадахшан, где подавляющее большинство жителей исповедуют исмаилизм — одно из течений шиитской ветви ислама, кстати прежде весьма радикального в осуществлении нужной им политики. Нынешний духовный лидер исмаилитов в мире — Ага-хан IV все время гражданской войны терпеливо ждал, снабжая продовольствием голодающее население Бадахшана, и тем самым снискал себе там непререкаемый авторитет. Надо полагать, что при благоприятном раскладе сил, Ага-хан своего не упустит — диаспора исмаилитов только выиграет, что получит на карте мира собственную государственность, пусть и с урезанными полномочиями. Наконец, самое главное — мирное урегулирование внутритаджикского конфликта было произведено в такой форме, что союз президента Рахмонова со своими прежними врагами — Движением ислам-ского возрождения Таджикистана рано или поздно обернется установлением исламских порядков в республике. По крайней мере сейчас все развитие ситуации здесь свидетельствует в пользу такого вывода. К сожалению, огромные возможности для влияния на развитие событий в этой республике были упущены Россией в тот период, когда нашим внешнеполитическим ведомством руководил Козырев.
Формально российские военные и пограничники выполняли миссию миротворцев в Таджикистане, то есть своей кровью обеспечивали там хотя бы некоторое спокойствие. Однако одновременно козыревская линия на практике означала политику откровенного вытеснения России из сфер бизнеса и политики этой центральноазиатской республики. Тем самым военно-миротворческая миссия провисала, не будучи подкрепленной иной заинтересованностью, иными, более крепкими и многообразными связями. Таковы неутешительные итоги периода геополитической бездарности Москвы.

Правда, пока руководство Узбекистана намеренно и открыто демонстрирует свою отдаленность как от России, так и от интеграции в рамках СНГ, лишь изредка в ходе дипломатических визитов отдавая долг ничего не значащим реверансам в адрес нынешнего Президента России, а Таджикистан, наоборот, все время бомбит Москву про-сьбами принять его в состав Таможенного союза четырех государств. Причем в Москве, вероятно, решили, что пора отрапортовать об успехах в СНГ, представив формальный количественный показатель увеличения числа стран — членов Таможенного союза. Включение Таджикистана в Таможенный союз еще аукнется московским чиновникам.

Немаловажно и то, что обе страны — Узбекистан и Таджикистан — имеют внешнюю границу с воюющим не первое десятилетие Афганистаном, и хотя там междоусобная война, по всей видимости, еще долго не кончится, при любом вероятном раскладе ее окончание будет означать победу сил, отнюдь не обремененных дружескими чувствами к России. Так что и здесь расклад карт, как говорится, не в пользу России. Узбекистан, кроме всего прочего, выбран Вашингтоном в качестве основного проводника своего влияния в регионе. За океаном, вероятно, решили, что республика, обладающая самыми большими разведанными запасами золота в регионе и самым большим демографическим потенциалом, в наибольшей степени подходит в качестве форпоста Соединенных Штатов. Когда-то, нечто подобное в Белом доме говорилось и об Иране. К чему это привело впоследствии, мы все знаем.

Итак, совокупность фактов делает Узбекистан и Таджикистан тем полем, на котором России вряд ли удастся успешно бороться за свои интересы. Затрачиваемые усилия здесь потребуются немалые, а благополучный результат при этом отнюдь не будет гарантирован, скорее наоборот — разочарование более вероятно. Узбекистан, несомненно, начнет реализовывать свои исторические гегемонис-тские планы в отношении своих соседей по Центральной Азии, о чем уже свидетельствуют периодически возникающие осложнения его отношений с Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном. Возможно, тогда эта реаркарнация нукеров эмира Бухар-ского и Хивинского хана кое-кому прочистит мозги. Правда, цена этого урока будет немалой.

Если с Узбекистаном и Таджикистаном все более-менее ясно, то с другой частью Центральной Азии — «цивилизациями коня» для России не все потеряно.
Кочевники местных степей и пустынь в гораздо большей степени носят в себе черты феномена геополитического маргинализма, чем их южные оседлые соседи. На протяжении всей своей, надо сказать, совсем нелегкой истории они были зажаты между тремя цивилизационными китами: христианской Россией, конфуцианским Китаем и мусульманским миром, который долгое время персонифицировался в лице Ирана. Манчжур-ский и ханьский Китай выдавливал их в направлении северо-запада, используя при этом зависимые от него племена кочевников к северу от Великой Китайской стены. Персы, тысячелетиями ведя «историческую войну» между Ираном и Тураном, создали в конце концов относительно устойчивую линию границы по хребтам Копет-Дага и Припамирья. Россия же предпочитала в основном в своей политике способствовать эволюции региона от дикого поля к контролируемому буферу. В любом случае амбиции местных кочевых правителей были жестко детерминированы силовыми полями граней этого треугольника. Кочевая знать могла сколько угодно тешить свое самолюбие перед своими соплеменниками, но серьезные перемены в регионе могли происходить только тогда, когда эта знать по каким-либо причинам решала переметнуться на сторону другого внешнего по отношению к ней патрона. Если всерьез не рассматривать псевдонаучные бредни из области исторической мифологии, надлежит также признать и то, что государственность у кочевников Центральной Азии появлялась там и тогда, когда они входили в тесное соприкосновение с оседлыми цивилизациями. Такое прошлое породило совершенно особый менталитет кочевых в прошлом этносов, неистребимый так же, как и отличительный раскосый разрез их глаз. Веками, как мы сказали, им приходилось менять не только пастбища, но и тех, кто обеспечивал их безопасность. Этот процесс часто сопровождался внутренними разборками с летальными исходами, не обходилось и без предательства, когда цинично нарушались данные прежде обеты о вечной дружбе, случалось, что сделанный выбор диктовался дуростью, а реже похотью отдельных вождей, и практически всегда в этом не было ни грана демократии.

Сегодня элита этих «цивилизаций коня» предпочла сменить себе покровителя на более сильного по ее, элиты, мнению. Конечно, такое решение возникло не вдруг. Были и определенные исторические обиды на Россию, которая, надо признать, не всегда в своей политике в регионе отличалась кротостью и бескорыстием ветхозаветных пророков. Была и оплаченная «зелеными» олигофрения российской внешней политики первого этапа «строительства правового государства». Было, есть и несомненно будет «перетягивание каната» со стороны заинтересованных в ослаблении России сил. Есть, наконец, и амбициозные планы у местных правителей. Почему-то все они спят и видят себя и свои страны подобием отдельных арабских государств. Между тем в арабском мире есть ведь не только Саудовская Аравия, ОАЭ, Кувейт, Бахрейн, благоденствующие за счет своих нефтяных богатств, есть ведь и другие страны, где основной заботой государства являются нищета и исламский экстремизм. Причем именно к этой части исламского мира могут примкнуть нынешние центральноазиатские республики. Но это — тема для особого разговора. Для нас важно здесь отметить то обстоятельство, что «цивилизации коня» и в прошлом случалось повторно возвращать на орбиту отвергнутых ими когда-то патронов, либо разочаровавшись в новых хозяевах, либо понуждаемым к этому объективными обстоятельствами.

Поэтому для России здесь не все потеряно. Ни США, ни Германия, ни, тем более, Япония, являясь внешними по отношению к описанному выше треугольнику фигурами, не смогут объективно выполнять ту роль, какую способна реально играть Россия в судьбах государств Центральной Азии. Пройдет некоторое время и значимость, равно как и незаменимость России для региона будет в конце концов более осознана всеми: не только нынешними политическими элитами Центральной Азии, но и, главным образом, заинтересованными в стабильности субъектами мировой политики из дальнего зарубежья. Надо только Москве грамотно себя вести, к сожалению, последнее пока весьма проблематично.

Пока население каждой из гордящихся своим суверенитетом республик Центральной Азии еще живет под мощным прессом иллюзий будущего процветания, щедро обещанных их лидерами, обосновывавшими этими посулами свою политику отдаления от России. Между тем регион в целом и каждое составляющее его государство имеет свой предел роста. Нельзя не заметить, что рыночные реформы здесь, сталкиваясь с особенностями местных политических режимов, представляющих собой причудливый симбиоз привнесенных извне и формально продекларированных в конституциях западных стандартов демократии и традиционных для здешних мест элементов деспотического восточного авторитаризма, в результате мутируют в фантастический гибрид центральноазиатских обществ.

Уничтожая в суверенном угаре собственную промышленность в надежде обрести будущее благоденствие на путях продажи исключительно природных ресурсов, в основном углеводородного сырья, новые республиканские элиты тем самым значительно источили фундамент собственной безопасности. За внешне прекраснодушными словами о заботе о своих народах стоит явное стремление сосредоточить в руках немногих представителей власти основные источники богатства центральноазиатских государств. Но история не прощает подобных ошибок. Расплатой за жадность и дурость нынешних правителей неизбежно будет архаизация и примитивная деформированная однобокость экономических комплексов этих республик и регрессирующая исламизация их обществ.

Означает ли это, что для России регион Центральной Азии безвозвратно потерян?! Отнюдь! В нынешнем состоянии Россия ограничена в своих возможностях влиять на ситуацию в выгодном ей русле. Но когда-нибудь Москва вылечится от хвори. И тогда настанет черед нового этапа «проникновения в Азию». Обязательно настанет. Тогда и прийдет время выбирать точки опоры. Пока очевидно, что ими станут «цивилизации коня». Судьба же «цивилизаций арыка» сегодня в большей степени уже не в руках Москвы. И не надо делать из этого трагедию.

Правда, важно, чтобы до тех пор не произошло масштабной дестабилизации во многом традиционных центральноазиатских обществ, а такая опасность пока весьма и весьма реальна. Будем надеяться на лучшее: положение звезд на небосклоне геополитики свидетельствует, что даже в случае разлома в Центральной Азии у России остаются немалые шансы на успех. Поэтому не стоит, может быть, излишне переживать по поводу разных Центрально-Азиатских Союзов. В истории региона подобных союзов, равно как и договоров о «вечной дружбе», было немало. По большей части никакого следа они в ней не оставили.

           

[ СОДЕРЖАНИЕ ]     [ СЛЕДУЮЩАЯ СТАТЬЯ ]