Внутренняя политика |
Обозреватель - Observer
|
Точка зрения Е.КИСЕЛЕВ,
кандидат исторических наук Все нынешние рассуждения о будущей судьбе России так или иначе сводятся к социально-политическим интересам определенных классов, наций, религий, наконец, к социально-психологической природе человека как такового. При этом каждый политолог приводит свои "единственно правильные" доводы, рассматривая аргументы прочих лишь как очередной миф. Истина в таком споре не рождается, а гибнет, и все призывы взяться за разум и найти золотую середину остаются гласом вопиющего в пустыне. Никто не желает поступиться своими интересами во имя других. В политике ищут не истину, а выгоду, и поэтому истины в вечном споре правых и левых . не обрести. Между тем необходимость определения критерия оптимального пути развития российского общества становится все более насущной. Нынешнее состояние России однозначно определяется понятием "кризис". Кризис - это такая ситуация, когда жить по прежним законам невозможно и надо или принять новые законы, или погибнуть. И если кто-либо сумеет доказать, что система, вошедшая в кризис, изменить законы своего бытия не в силах, то следует столь же безусловно признать, что эта система (в данном случае Россия) погибнет. Гибель эта не обязательно означает физическое вымирание, но в любом случае это - утрата самоидентичности. Так, на земле Древнего Египта ныне располагается Арабская Республика Египет, но это Египта совершенно разные. И нынешним россиянам отнюдь не все равно, какая Россия пребудет в третьем тысячелетии от Рождества Христова. Неразрешенный конструктивно, любой кризис заканчивается катастрофой, и сроки ее в России, по-видимому, уже можно определить. В настоящий момент (лето 1996 г.) уровень производства в ключевых отраслях российской промышленности, определяющих статус страны на мировой арене, - электронике, приборостроении, точном машиностроении, станко-, авиа-, автомобиле- и судостроении, кузнечно-прессовом и сельскохозяйственном машиностроении, производстве удобрений и пестицидов, составляет от 7 до 20% к 1990 г., и спад продолжается. Если эта тенденция сохранится, то через год-полтора кривые упрутся в нуль. Из данных сфер уйдут все те, кто пока еще держится в них вопреки общепризнанным критериям экономической целесообразности, - структурообразующие элементы кадрового корпуса, которые в духе старых аскетических традиций российского служения общему делу продолжают нести вахту конструкторов и инженеров за нищенскую зарплату, образуя тот костяк науки и производства, на который при благоприятной смене политического и социально-экономического курса могло бы еще нарасти новое мясо. Но терпение их истощается: еще год-полтора - и начнется необратимый исход этих последних могикан за границу, на паперть, в кустари-одиночки или еще Бог знает куда. И тогда Россия лишится ведущих отраслей - тех, которые на карте современного мира проводят грань между державой и колонией. О духовной, мировоззренческой, культурной, национальной, экологической сторонах российского кризиса можно заметить, что все они, тесно переплетаясь и подпитывая друг друга, действуют в том же направлении, ставя Россию перед гамлетовским - быть или не быть?..
Какие же перспективы ожидают Россию с учетом как ее нынешнего состояния, так и общемировой ситуации и основных тенденций ее развития? Существуют ли вообще сколько-нибудь объективные критерии оценки социально-экономической, политической и духовно-культурной обстановки, которые позволили бы заглянуть в будущее без явных идеологических натяжек? Мы полагаем, что критерии есть и вытекают они не из философских доктрин и пропагандистских лозунгов, а из социального анализа российской действительности в свете отечественного и мирового опыта. Из множества проблем, в ракурсе которых следует рассматривать ближайшее российское будущее, необходимо выделить три важнейшие: 1. Может ли в России, хотя бы в принципе, быть построено демократическое общество и правовое государство? 2. К каким социально-экономическим и политическим последствиям приведет продолжение нынешнего курса либерально-рыночных реформ? 3. Каковы должны быть ближайшие стратегические и тактические шаги по выводу России из кризиса? Демократический шанс России можно оценить исходя из конкретно-исторического анализа демократии как мирового явления. Зададимся вопросом: на каких социально-экономических основах держится демократия на Западе и в какой мере можно рассчитывать воспроизвести эти основы во всех остальных странах, включая Россию? Государств, бесспорно признаваемых демократическими, всего примерно два десятка (Западная Европа, США, Канада и Япония), т.е. едва десятая часть всех стран планеты. В них обитает около миллиарда человек, или каждый шестой житель Земли. В то же время этот "золотой миллиард" потребляет пять шестых ежегодного валового продукта мировой экономики. Соответственно остальные пять шестых населения Земли потребляют всего шестую часть мирового пирога. Иными словами, если там на одного едока приходится пять тарелок, то здесь на пять едоков - одна. Разница в душевом потреблении - в 25 раз, и из года в год она возрастает. При этом совершенно не важно, назовем ли мы такое положение неоколониализмом или естественным всемирным разделением труда, признаем ли, что оно держится на агрессии сильных против слабых, или на мощи доллара, или на замечательных талантах, трудолюбии и высокой культуре жителей передовых стран. Все это в конечном итоге не имеет принципиального значения, важен сам факт: они так или иначе оказались в десятки раз богаче нас, и эта колоссальная разница позволяет им, обходясь без разрушительной классовой борьбы, играть на мировой арене роль совокупного буржуа при удержании остальных пяти миллиардов в роли совокупного пролетария. Именно эта, исключительно выгодная, монопольно-оккупированная и ревностно охраняемая мировая политико-экономическая "ниша", эта функция мирового гегемона и позволяет двадцатке лидеров не иметь у себя пролетариев, сформировав вместо них мощный, сытый, всем довольный средний класс, на котором только и может держаться любая демократия. Стань эти страны чуть беднее, лишись возможности распределять во всемирном масштабе "белую" работу - белому, а "черную" - черному, и придется вновь, как во времена оны, выжимать соки из своих, а этого там не желают не только верхи (они-то в конце концов всегда верхами и останутся), но прежде всего массы, тот самый средний класс, которому в таком случае пришлось бы вновь влезать в рубище Марксова пролетария. Итак, богатые страны не поделятся своими благами с бедными, хотя последние, особенно их элитные слои, не прочь пожить по-американски. Но чтобы нам, русским, а также китайцам, индийцам, африканцам, т.е. всем остальным не золотым пяти миллиардам, жить по современным политическим западным меркам, надо достичь соответствующего экономического уровня, т.е. стать хотя бы в раз двадцать богаче. Они, естественно, этого не допустят: сильные Россия, Китай, Африка и т.д. не нужны им ни под какой - коммунистической, демократической или имперской - эмблемой. Мы все им необходимы не в качестве сотрапезников, а в качестве рабов, в каковой роли .только и можем быть допущены в мировое сообщество. А все разговоры о единых целях, идеалах, общечеловеческих ценностях и т.п. лишь лицемерно прикрывают эту горькую истину.
Но дело не только в нежелании Запада "пускать лакеев за барский стол". Если бы все же мы когда-нибудь и достигли их нынешнего уровня жизни, то даже при условии, что их уровень остался бы прежним, общее потребление землянами всех благ промышленности и сельского хозяйства возросло бы в те же двадцать с лишним раз. Но Земля уже теперь находится на грани истощения всех ключевых природных ресурсов, а святая вера в науку, которая без особых хлопот снабдит каждого по потребности, давно и необратимо миновала. Так что не только политика, вершащая дела свои по дарвиновским законам, но и экономика, и экология не дают нам никаких шансов ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем зажить по-американски. Если же спросить социологию, то она ответит: найдите какую-нибудь планету, где жило бы впятеро больше народу, чем на Земле, и заставьте их работать на вас, как ныне ваши пять миллиардов работают на один, и вот тогда, возможно (хотя вовсе не обязательно), все земляне и станут сплошным средним классом и воцарится общечеловеческая демократия. Ибо демократия без обслуги, средний класс без класса низшего - это благая мечта, а не историческая реалия. Чтобы иметь демократию у себя дома, те же США, и не только они, заботливо поддерживают во всем мире десятки "банановых" республик, в число которых в конце концов угодили и мы. Итак, ни мы, россияне, ни пять миллиардов наших сотоварищей по лагерю бедных демократии не обретем ни в кои веки. И никакие тактические перипетии, никакие великие дружбы и великие войны, никакие акции правых-левых здесь ничего не изменят, ибо здесь действуют объективные исторические факторы несравненно большего масштаба. Более того, демократия обречена и на Западе. Человечество погружается в пучину социальных, экономических, политических и экологических бед. Скоро будет съеден последний живоносный плод - Россия. И что тогда? А тогда - одно из двух. Или погибнуть во всеобщем угаре потребительства, когда потреблять будет уже нечего, или перейти в масштабе всей планеты к строжайшему планированию и нормированию, к регламентации личной и духовной жизни в стиле известных антиутопий. Возможно, тоща человечеству окажутся полезными и кое-какие навыки аскетического коллективного жилья, приобретенные Россией в эпоху административно-командного коммунизма. Произойдет коренная переоценка ценностей у всех народов планеты, особенно у тех, кому придется спускаться с небес на Землю. Это будет коммунизм, но коммунизм не от богатства, а от бедности, как, собственно, всегда и бывало в человеческой истории: нужда соединяла людей в коммуны, богатство моментально разводило порознь, а новая нужда вновь сплачивала. Всемирная бедность приведет к всемирной коммуне, если только наука не изыщет способа делать потребные людям блага из космического вакуума и туда же отправлять отходы. Итак, кризис демократии в масштабе планеты неизбежен, более того, он уже начался и стремительно набирает обороты. Алчный рывок Запада в Россию на ее еще не расхищенные сокровища - верный признак этого. Ухватить последний глоток воздуха перед погружением в пучину, кинуть в ненасытную топку общества потребления последнее полено - вот подлинный смысл перестройки и либеральных реформ, в которых российские диссиденты усматривали зарю новой жизни. Да, это заря, но - вечерняя... Демократия неотвратимо идет к концу даже в своих мировых бастионах. Тем более не может быть ей места в России. Вот, собственно, почему, а не в результате чьих-то личных ошибок или козней наиболее честные из радетелей российской демократии уже осенью 1994 г. вынуждены были признать: демократия в России не только не задалась, но и не имеет реальных перспектив, и к власти, увы, скоро придут совсем иные силы... Чеченский кризис - отчаянная попытка спасти дискредитированный режим - лишь усугубил эти настроения. Российская демократия оказалась мертворожденной, и не только по вышеназванным причинам. Если мы перейдем от факторов всемирных к факторам внутренним, то проблематичность построения в России демократического общества станет еще более очевидной.
Даже беглый обзор социально-экономических и политических процессов, начавшихся в годы реформ, показывает, что призрак коммунизма, пущенный Марксом в Европу в 1848 г., подчинивший себе треть человечества и затем изгнанный из полутора десятков стран, вот-вот снова пойдет гулять по России, и, возможно, не только по ней. Ибо условия в нынешней России удивительно напоминают те, что существовали в Европе полтораста лет назад, когда донельзя угнетенному пролетариату и впрямь, казалось, не найти места под солнцем иначе, как закопав в могилу буржуазию и все созданное ею общество. История, как известно, пошла другим путем. Уже само политическое движение английских рабочих 1840 г. - чартизм - было вопреки мнению Маркса стремлением не к революционному ниспровержению буржуазного общества и даже не к сколько-нибудь радикальному его изменению, а к интеграции в него. "Пустите нас к себе в компанию", - таков был лейтмотив рабочего движения всех развитых стран мира, и все громы и молнии, какими Маркс и Ленин язвили "оппортунистов", доказали лишь, что оппортунизм - приспособление к существующему порядку вещей - был магистральной дорогой социальной эволюции рыночного общества. Призрак коммунизма будит обездоленные массы - изгои общества, которые не только бедны или бесправны в данный момент, но которым и впереди ничего не светит. Рабочим XIX века "засветило": покорение колоний, захват мирового рынка, тоща еще воистину необъятного и неосвоенного, сделали их не классом-гегемоном, а жизненно важным элементом наций-гегемонов, вполне довольным своим социальным статусом. Капитализм нашел выход, не предусмотренный основоположниками марксизма. У России такого выхода нет; ее не только не пускают на давно занятые рынки и вытесняют с некогда ею завоеванных, но и усиленно превращают ее саму в рынок для западной продукции, удушая на корню российскую промышленность и сельское хозяйство, скупая по дешевке ее квалифицированные кадры, сырье и производственные мощности, а ныне подбираясь уже и к ее земле. Этот естественный процесс ликвидации конкурента и превращения его в покорного раба вскоре перейдет на новую ступень: второй этап приватизации предполагает массовое банкротство промышленных предприятий, и тогда за ворота хлынет многомиллионный поток безработных. Чем эти новые безработные будут отличаться от нынешних? Во-первых, их будет в несколько раз больше, а количество имеет свойство переходить в новое качество по достижении некоей критической массы, причем ни конкретный уровень этой массы, ни самый характер новообретаемого качества в делах общественных в отличие от физики и химии заранее никому не известны. Во-вторых, само исходное качество этого взрывоопасного материала будет иным - это будут уже не старики, молодежь и чернорабочие, а становой хребет рабочего класса, его ядро, те самые "мужики в соку", которые пока еще в большинстве своем уповают на милость сильных мира сего, надеясь как-нибудь перескрипеть лихолетье на сокращенной рабочей неделе. В-третьих, и на сокращенную неделю надежды уже не будет, ибо частники, долженствующие стать, по Чубайсу, хозяевами 90% производственного потенциала страны, в социальные игры с ненужными им рабочими играть не станут, а просто выкинут три четверти их за ворота, а прочим дадут приличную зарплату за производство товара, имеющего платежеспособный спрос, т.е. заводы и фабрики будут работать исключительно на богатых. Это уже в-четвертых. И если во Франции прошлого века существовала поговорка: "Бедняк должен молчать", то нынешний российский бедняк должен будет просто умереть. Население России в эпоху реформ тает по миллиону в год в основном за счет бедняков - этих лишних людей рыночной экономики. И в-пятых, стремительно растущая пропасть между богатыми и бедными независимо от всех прочих причин истощит даже неимоверное терпение русского народа. За кем пойдет он тогда? Мы не знаем сейчас этого лидера. Его никогда не умели вычислять заранее. Он может буквально свалиться как снег на голову. И тогда уже будет не до демократии и не до разделения властей... Самое существенное, что все эти процессы уже идут, месяц за месяцем набирая силу, и углубление приватизации лишь подтолкнет их. Вот тогда и явится на сцену новый массовый персонаж, тот самый, давно уже почивший в бозе пролетарий, которого, словно заглядывая в "Манифест", усердно лепят из российских заводчан, шахтеров, инженеров, учителей и крестьян бесшабашные реформаторы. Лепят, не слушая никаких предупреждений. Все эти и многие другие факторы (исторические традиции российской государственности, коллективистские и автократические начала русского самосознания, периодические взрывы яростного и внешне неожиданного русского бунта, - как никак Россия - колыбель четырех великих и множества мелких крестьянских войн) не дают ровным счетом никаких оснований говорить о "необратимости реформ", о том, что "иного не дано" и т.п. Иное всегда дано, а в эпоху всеохватного системного кризиса - тем более. |
|