Неуклонное погружение страны в кризис и хаос, все более очевидная перспектива для России оказаться в положении зависимой полуколониальной страны¹ поставили политическую и интеллектуальную элиту общества (прежде всего патриотического направления) перед необходимостью заново проанализировать состояние и перспективы страны, скорректировать долгов ременную и текущую политику. Без серьезного, беспощадного, самокритичного анализа прошлого, в том числе перестройки и постперестройки, выход из кризиса невозможен. Прежде всего надо ответить на вопрос: что породило глубокий разлом общества в экономической, политической, психологической, духовно-культурной сферах жизни, сохранение которого имеет фатальные последствия для страны.

Оптимальный выход из кризиса, кто бы ни возглавлял этот процесс (правые или левые, западники или патриоты, консерваторы или прогрессисты) , предполагает трезвое, объективное представление о состоянии общества и о причинах, которые привели его в кризисное состояние. В наши дни жизнь снова заставила вспомнить эти не очень оригинальные принципы - поскольку они вновь были грубо нарушены.

Вместо остро необходимой - и обещанной! - деидеологизации² научного процесса произошла его реидеологизация. Усилия большинства обществоведов вновь были направлены на апологию принимаемых политических решений - часто вопреки логике, фактам, опыту, нравственным принципам, принципу гласности и т.п. С одной стороны, в этом повинен сам ученый мир, в прошлом приученный конъюнктурить и потому ныне охотно откликнувшийся на новый социальный и политический заказ. При этом "научный метод" многих обществоведов исключительно прост и эффективен: утверждать противоположное тому, что говорилось вчера (эффективен, конечно, с точки зрения личного благополучия обществоведов, а не интересов страны). Неудивительно, что значительная часть общественной науки оказалась на ролях политизированной публицистики.

С другой стороны, политические силы, осуществлявшие гегемонию в обществе, постарались подчинить научные усилия уже сделанному политическому выбору. Они пришли к власти, не имея ясной программы выхода из кризиса, не умея правильно оценить ситуацию и соотношение политических сил, степень подготовленности населения к преобразованиям. Тем не менее, им казалось (или они делали вид), что владеют рецептом лечения, и они "в штыки" принимали любую критику выбранного курса. (Вспомним, с какой обидой встретил М.С.Горбачев бесспорное ныне высказывание, что руководители подняли самолет перестройки, не определив маршрут полета и место посадки.) Постоянно повторяющееся высказывание: "Нынешней политике (экономическим преобразованиям, рынку, "новому политическому мышлению" и т.п.) нет альтернативы" столь же категорично, сколь мало обосновано.

Научная дискуссия, чтобы быть плодотворной, т.е. способствовать поискам оптимального пути выхода из кризиса, должна включать в себя все важнейшие позиции и взгляды. Инициаторы перестройки и высшие политические лидеры не сумели (или не захотели) создать благоприятную атмосферу для крайне необходимой в переходный период дискуссии между "консерваторами" и "прогрессистами". Участие "консервативных" научных сил в дискуссии и выход их в основные средства информации были искусственно затруднены, (к примеру, О.Лацис, один из официальных идеологов перестройки, заявил в 1990 г., в ответ на просьбу читателей журнала "Коммунист" опубликовать статью "консервативного" экономиста А.Сергеева, что такие взгляды в "Коммунисте" не публиковались и публиковаться не будут!). К сегодняшнему дню ситуация в этой сфере, пожалуй, даже ухудшилась.

Пострадали от такой политики не только "консерваторы", но и сами "прогрессисты" и, прежде всего, все общество. Если при подготовке и проведении коренных общественных преобразований, как заявил о дискуссии в СССР знаменитый философ Карл Попфер, "вопрос об истине даже не возникает", непомерную цену за это платит большинство населения страны.

В такой идеологической атмосфере, вероятно. невозможно создать серьезную теорию и программу органичных общественных преобразований. Потребность в ней была подменена суррогатом - заимствованной западной (преимущественно американской) моделью, применимость которой к специфическим условиям СССР (России) не может не вызывать сомнений.

Мы до сих пор не знаем и не хотим знать общество, в котором жили в течении десятилетий. Политические силы, осуществлявшие политическую и идеологическую гегемонию в последние годы, формировали в общественном мнении представление, что социализм оказался тупиковым путем в развитии человечества, что "реальный социализм" не может быть улучшен и реформирован и поэтому должен быть уничтожен целиком и в кратчайшее время.

В качестве гипотезы такая точка зрения, конечно. имеет полное право на существование и должна быть представлена в дискуссии (в ее основе - нарастающие трудности и противоречия в развитии социалистических стран, острый дефицит демократического участия, низкий жизненный уровень и др.), но чтобы стать теорией и руководством к практическим преобразованиям, она должна быть верифицирована. Доказанным можно считать лишь кризис "реального социализма", его неэффективность в современных условиях (в экстремальных ситуациях прошлого "авторитарный социализм" демонстрировал достаточно высокую эффективность). Но кризис или тупик "реального социализма" вряд ли можно отождествлять, без серьезных аргументов, с исчерпанностью социализма как такового.

Мы не знаем общество, в котором мы жили, поскольку не хотели понять логику его становления, поддались политическим страстям, отказались от поиска причин, которые привели к формированию такого типа социализма. Простую истину, которую понял актер Ю.Назаров ("Беда наша и топтание в тупике от того, что занимаемся не анализом причин, а поиском виноватых"), никак не хотят понять многие политики и ученый мир, подыгрывающий им. Внутреннее "табу" и внешнее "вето" сделали серьезный анализ причин генезиса и природы "реального социализма" невозможным. Они помешали осознать, что строй, сформировавшийся в отсталой стране при крайне неблагоприятных внешних условиях, по необходимости был далек от идеалов и принципов, провозглашенных в теории. Со временем он был обречен на кризис и отрицание. Но отсюда не следует, во-первых, что произошел крах самой идеи социализма, и, во-вторых, что все в "реальном социализме" заслуживает отрицания.

Конечно, при проведении серьезных общественных преобразований необходимо разрушить веру людей во многие прежние ценности, авторитеты, структуры и институты. Но для того, чтобы преобразования были успешными, необходимо одновременно соблюдать меру отрицания и не переносить пропагандистские клише на науку и политическую практику.³ Именно последнее и произошло: основой реальной политики стала не наука, а пропагандистские стереотипы.

Деформирование картины прошлого исключает возможность создания надежной программы выхода из кризиса. А без такой программы страна обречена на дальнейшее блуждание в потемках. Это в лучшем случае, если предположить, что "слепые ведут слепых". А в худшем, если на самом деле все соответствует давно выработанному плану - о чем свидетельствуют недвусмысленные высказывания Дж.Буша, Р.Гейтса, Зб.Бжезинского и др. - нас ждет еще более горькая доля.

"Похоть отрицания" в идеологической сфере логично и неизбежно порождала страсть к разрушению на практике. "Мы... дезорганизовали экономику, государственное управление, национальные структуры". К этим констатациям одного из лидеров "демократического" движения и их главного теоретика Г.Попова комментариев, вероятно, не требуется. Можно лишь добавить, что разрушены и полуразрушены: финансовая система, межреспубликанский рынок, наука, система социальной защиты, армия, военно-промышленный комплекс, общественная мораль и т.п. Стремясь разрушить социалистические структуры и институты, одновременно разрушили и основные несущие конструкции общества, предварительно не создав никаких надежных институтов взамен.

Другой стороной невзвешенного, радикального отрицания социализма стало столь же решительное утверждение безусловной ценности рынка, капитализма и необходимости немедленной капитализации страны. Это означает кардинальную переделку на капиталистической основе, по инициативе "сверху", всех общественных структур и психологии, менталитета населения. Другими словами, капиталистическая "революция сверху".

Существование такой точки зрения в дискуссии, естественно, необходимо и полезно. Но прежде, чем она станет теоретической базой практической политики, обществоведы и политические деятели должны ответить на несколько вопросов: Насколько обоснована выбранная цель? Насколько соответствует она природе страны и народа? Просчитаны ли были различные варианты? Учтены ли цена, которую народ должен заплатить за такой переход, а также риск для страны и всего мирового сообщества? И не мало других, не менее важных.

Надо признать: всерьез вопросе возможности и необходимости перехода к капитализму ни в научном, ни в политическом плане не обсуждался; перед народом - на референдуме или на выборах - он также не ставился. Эта стратегическая цель стала предметом политического выбора лишь лидеров "демократического" движения. Длительное время этот выбор маскировался лозунгами "обновления социализма", "больше демократии - больше социализма", затем "возвращения в цивилизацию". Точка зрения тех, кто считал, что страна не имела зрелых предпосылок для перехода к капитализму ни в экономической (отсутствие частнособственнического уклада; жестко централизованный и высокомонополизированный характер экономики, исключавший быстрое введение конкуренции), ни в социальной структуре (отсутствие класса собственников, за исключением узкого слоя "теневиков"), ни в психологии и менталитете коренного населения (в массе психология "экономического человека" не существовала), в расчет не принималась и не обсуждалась. Дело, как утверждает Зб.Бжезинский, обстоит предельно просто: в результате "поражения в холодной войне" и "явно различимого момента капитуляции" руководством России и других стран СНГ "отныне будут официально имитироваться идеология и характерные черты победившей стороны (т.е. капиталистических стран - Ю.С.)". "Имитироваться"! Какие уж тут дискуссии...

Неудивительно, что Е.Гайдар в телевизионной передаче "Гайдар и его команда" заявил на всю страну: "Наше правительство-правительство западников"(!) и, следовательно, считает своей задачей пересаживание на российскую почву западной (американской) социоэкономической модели. А подходит ли эта модель России - обсуждению не подлежит.

И все-таки, если рассматривать этот вопрос с позиций интересов страны и народа (с позиций победителей в "холодной войне" такой вопрос уже решен), может ли привести к успеху копирование ("имитация", по Бжезинскому) социоэкономических структур развитых капиталистических стран? Более, чем сомнительно. Общественные преобразования имеют шансы на успех лишь в том случае, когда они являются выражением уже существующей и усиливающейся объективной тенденции в общественной жизни. Политические силы не привносят и не создают такие тенденции, но могут выполнить роль катализатора уже существующих. Попытки искусственно, посредством идеологических усилий, породить такие тенденции обречены на неудачу.

Тенденция к капитализму в России не имеет прочной опоры в коренном населении страны. Г.Х.Попов недавно признал этот факт: "...Большинство русских против рыночной экономики". Более того. Г.Попов признал, что и депутатский корпус, отражая настроения избирателей, в своем большинстве сопротивляется введению рыночных отношений, больше заботясь о "различных механизмах социальной зашиты" (вероятно, результатом такой заботы стало обнищание подавляющего большинства населения страны).

Политический выбор сугубо рыночной, прокапиталистической ориентации страны был, по меньшей мере, преждевременным. Более реалистичной, вероятно, была стратегия (хотя утверждение о ее оптимальности также было бы рискованным), предлагавшаяся академиком А.Сахаровым - стратегия конвергенции двух систем. Курс на конвергенцию отнюдь не предрешал окончательного выбора, он не исключал последующего решительного поворота к капитализму (если прокапиталистическая тенденция окрепнет). Но он и не гарантировал такой поворот...

Сторонники "свободного рынка" полагают, что шансы на успех и сохранение этих политических сил у власти возрастают при максимально высоком темпе намеченных преобразований. Отсюда ставка на политику "большого скачка к капитализму" (так ее определяют люди различных политических направлений, например академик Г.Арбатов и народный депутат России Т.Корягина). Иначе говоря, речь идет об искусственно ускоренных, форсированных преобразованиях, а не органичном, естественном становлении новых общественных отношений и структур. (Напомним, что и становление структур авторитарного социализма также происходило форсированно, под мощным давлением "сверху", а не органично.)

Выбранные руководством России модель и темпы преобразований не случайно вызвали сомнения не только "консерваторов", ной "рыноч-ников" Запада и Востока (О.Богомолов. Л.Абалкин, Н.Петраков, Дж.Гэлбрейт, В.Леонтьев. М.Бериштам и др.). Проблема интенсивности. темпов и. следовательно, взаимоувязанности. органичности преобразований имеет первостепенное значение. Они не могут, особенно в такой огромной стране, как СССР, быть предметом произвольного выбора. В основе они объективны ц определяются состоянием страны. Конкретный тип и темп преобразований должны "выводиться" из реальности, а не навязываться последней. В противном случае реформы приводят к результатам, противоположным желаемым или декларируемым, усугубят кризис, ударят по населению страны. " Когда колесо истории насильственно вздергивается, оно превращается в дыбу" (В.Крупин).

Никто всерьез не объяснил (ни в теории, ни в пропаганде), почему из трех апробированных моделей рыночных преобразований (китайской - наиболее успешной, венгерской - относительно успешной и польской - весьма сомнительной) была выбрана именно польская модель "шоковой терапии", против применения которой в России предупреждал даже президент Польши Л.Валенса. Был ли такой выбор сделан "на авось" или стал результатом давления со стороны каких-то внутренних или международных политических сил - вопрос почти риторический. Во всяком случае, у М.Бернштама, американского профессора и советника Верховного Совета РФ, были все основания заявить в интервью радиостанции "Свобода": "Никакой научной теории за их реформами нет". Уточним: а) нет собственной теории, б) нет теории, соответствующей российским условиям. По словам того же М.Бернштама, "шоковая терапия" непригодна для стран с очень большим государственным сектором, т.е. для таких. как Россия.

Почему же политика "шоковой терапии" и "большого скачка ", минусы и неминуемость провала которой были очевидны даже для неспециалистов⁴, тем не менее настойчиво проводилась и проводится в жизнь? Откуда слепая вера в эту политику? Ответ на эти вопросы с присущей ему откровенностью дал Г.Попов, заявив во французском журнале "Нувель обсерватер", что "приватизация должна быть проведена любой ценой". Такую же нацеленность подтвердил и К.Боровой, один из самых сильных мира российского. Выступая даже против почти эфемерных мер социальной защиты правительства Е.Гайдара, он заявил в телеинтервью (в марте 1992 г.):

"Или реформа, или социальная зашита ". Иными словами, идеологические цели (капитализация во что бы то ни стало), а не экономические и социальные (оздоровление экономики, подъем благосостояния населения, социальная зашита и др.) стали самоцелью российских преобразований. (Об этом достаточно определенно говорил 3.1.93 г. в Москве бывший президент США Дж. Буш.) Но это ведет в "порочный круг" и еще больше подрывает надежды на успех, усугубляя кризис. При этом в проигрыше оказываются и сторонники рынка.

Такого рода преобразования не стали и не могли стать делом большинства населения СССР и России. Сознательным носителем идей "большого скачка к капитализму" могло быть лишь незначительное ("подавляющее") меньшинство населения. Или, как определил лидер и теоретик Российского движения демократических реформ Г.Попов, - "тонкий слой": "Идеи перемены и тогда (во время Октябрьской революции - Ю.С.) и сейчас пришлось приносить извне. А носителем этих идей. как всегда бывало в русской истории, является "тонкий слой" самой разнохарактерной публики... Сегодня это интеллектуалы, должностные лица, военные, работники КГБ". Это несомненно лучшая иллюстрация к концепции "малого народа", несколько лет назад проанализированной академиком И.Шафаревичем в его работе "Русофобия".

Конечно, форсированные капиталистические преобразования поддерживает не только часть интеллигенции. Не случайно статья Г.Попова называется "Я признаю всех предпринимателей, будь то мафиози или бывшие партократы". Не только Г.Попов призывает к легализации криминального капитала. В ответ уместно привести эмоциональную, но по сути верную реплику по этому поводу Ст. Говорухина: "Какая гнусность - жулики спасут-де страну!". Вряд ли спасут не только страну, но и авторов "большого скачка" сотни тысяч, может, и миллионы легализованных и официально поощряемых разного уровня спекулянтов. Они, хотя и составляют социальную опору прокапиталистических сил. одновременно становятся обузой для них - глубоко компрометируя своим паразитизмом и криминальными тенденциями политику реформ.

Как же этот "тонкий слой" может осуществить свою гегемонию, если "большинство русских против рыночной экономики"? Воспользуемся еще раз откровенностью Г.Попова: "...Нужно создать режим, который позволит этой интеллигенции успешно осуществить желаемые перемены. Она должна получить возможность работать спокойно и самостоятельно, не будучи обязанной регулярно проходить испытание выборами или подвергаться в течение переходного периода санкциям". Итак, никаких выборов, никакого контроля снизу. Итог по-своему логичен: диктатура "тонкого слоя" против "большинства русских". Это - когда говорится откровенно для заграничных "товарищей" (статья Попова опубликована во французской газете "Либерасьон"); для внутреннего потребления, когда надо замаскировать замыслы, тот же Попов говорит о "мягком президентском правлении".

Глобальные и внешнеполитические представления также были приведены "в соответствие", что нашло синтетическое выражение в "новом политическом мышлении" (нпм), которое еще вчера взахлеб прославляли все "масс медиа" и почти все обществоведы и международники и о котором сегодня они же не произносят ни звука. Нпм опиралось на многие реальные и исключительно важные процессы в мировом развитии, но политика, основанная на нпм, потерпела очевидное и чувствительное поражение. Нпм попытались сделать " руководством к действию" немедленно и односторонне, не соотнеся с реальной расстановкой сил в мире, не принимая во внимание реальные цели и дела внешнеполитических партнеров, практически забыв о собственных национально-государственных интересах⁵.

Партнеры СССР, как показала практика (и что не трудно было "вычислить" заранее), отнюдь не отказались от политики с позиции силы и продолжали стремиться к победе в "холодной войне", к окончательному ослаблению и разоружению не столько СССР, сколько великой державы, существовавшей 300 лет (Зб.Бжезинский сказал об этом без обиняков). В результате авторитет и влияние СССР (России) в мире существенно снизились, страна в значительной мере перестала вести самостоятельную, инициативную внешнюю политику, потеряла своих прежних союзников и не приобрела новых, национальное богатство безвозвратно и безвозмездно в огромных размерах стало уходить за рубеж и т.п. Безопасность страны и стабильность в мире оказались более сомнительными, чем в недавнем прошлом (Б.Клинтон: "Мир стал более свободным, но менее стабильным").

К обозначенным весьма сомнительным идеологическим позициям примыкают не имеющие никакого теоретического обоснования тезисы (мифы), агрессивно распространяемые средствами информации:

- о неполноценности ("второсортности") коренного населения России ("ущербный менталитет", "парадигма несвободы", "страна дураков" и множество аналогичных);

- о никчемности и "ущербности" всей российской истории:

- о неполноценности национальной, особенно народной, культуры и необходимости ее замены более "прогрессивной" западной массовой культурой:

- о российском и русском патриотизме как форме фашизма, при одновременной активной поддержке и поощрении националистических настроений в других нациях на территории СССР и России;

- о том, что вся оппозиция стремится вернуть страну во времена "застоя" или сталинщины; и т.п. (для перечисления всех разрушительных мифов потребовалось бы слишком много места).

Восстановление в правах общечеловеческих ценностей, под флагом которых начиналась перестройка, на деле обернулось их дискредитацией и подменой. В сознание масс внедряется нечто противоположное тому, что провозглашалось. Объективность и беспристрастность объявлены устаревшими догмами; эгоизм и стяжательство стали универсальными и основными ценностями; патриотизм русских объявлен "свойством негодяев"; а предательство нередко прославляется как подвиг; уважение к минувшему - нецивилизованность; скромность - комплекс неполноценности. И т.д.

Обозначенные здесь идеологические установки стали мощным катализатором процессов сначала разлада и раскола, а затем распада и разлома нашего общества (без них объективные противоречия, вероятно, не превратились бы в разлом во всех сферах жизни). Беспрецедентный развал экономики, стремительное обнищание основной массы населения и столь же стремительное обогащение посреднических паразитических групп: обвальный рост преступности и резкое усиление влияния криминальных групп;

фактическое отстранение большинства населения от участия в политической жизни, резкое размежевание еще незрелых политических сил;

свертывание ростков гласности; небывалый, трагический упадок национального самосознания коренного населения России; отчуждение населения, особенно молодых поколений, от национальной культуры; даже в психике людей происходят тревожные глубинные сдвиги, связанные с кризисом идентичности и сменой ценностных ориентации - все это некоторые существенные черты трагического разлома. Разлома, навязанного обществу, подчеркнем еще раз, в значительной мере искусственно.

Сможет ли российское общество, прежде всего интеллигенция, преодолеть идеологию разрушения, разлома и создать идеологию выздоровления и созидания? Первым и необходимым шагом на этом пути должна стать деидеологизация научного (и шире - духовного) процесса.

__________