Обозреватель - Observer
Эксклюзив


Бальзак и «новая» Россия
(К 200-летию со дня рождения писателя)
 
В.Седых, президент Ассоциации друзей Франции
 
Призрак улицы Кассини
 
Весной 1828 г. в одном из двух флигелей, скрывавшихся за высоким забором на тихой парижской улочке Кассини, поселился молодой Бальзак. Его перу уже принадлежало немало произведений, напечатанных под различными псевдонимами, тех юношеских скороспелых писаний, которые не принесли автору какой-либо известности, но лишь взвинтили его долги кредиторам, и без того тяжкие из-за неудачных попыток литератора завести собственное издательское дело и других не предпринимательских опытов. Однако 29-летний писатель не падал духом и, скрываясь в своем уютном флигельке от назойливых кредиторов, продолжал творить. Именно на улице Кассини был завершен «Последний шуан, или Бретань в 1799 г.» — первое произведение Бальзака, подписанное его подлинным именем и ставшее предвестником его славы.
Здесь же были написаны «Гобсек», «Шагреневая кожа», «Отец Горио», «Евгения Гранде», «Тридцатилетняя женщина», составившие вместе с другими бальзаковскими шедеврами «Человеческую комедию» — одно из величайших литературных творений мировой литературы.

Случилось так, что в числе жильцов, занимавших впоследствии флигелек на улице Кассини, оказался и Робер-Жан Лонге — известный в свое время адвокат и журналист. Сын лидера французского социалистического движения Жана Лонге, внук участника Парижской Коммуны Шарля Лонге и Женни Маркс и старший правнук Карла Маркса, Робер, был знаком или дружил со многими нашими земляками. Встречаясь с Робером у него дома, мы не раз словно бы тревожили призрак его прославленного предшественника по этой квартире, припоминая свидетельства современников писателя. Облаченный в необъятный халат, взбадривая себя крепчайшим кофе, сжигая в пламени вдохновения свое здоровье и жизнь, свою «шагреневую кожу», этот подвижник ночи напролет лихорадочно исписывал страницу за страницей, создавая собственную божественную, но в тоже время «Человеческую комедию». Любопытный парадокс: легитимист Оноре де Бальзак живописал окружавший его мир, придерживаясь консервативных, а зачастую и правых политических позиций, однако его социальные наблюдения и оценки по сути дела совпадали или перекликались с глубочайшим научным анализом автора «Капитала» — признанного властителя дум тогдашних «левых». Эту особенность художественного гения Бальзака тонко подметил другой титан мировой литературы и его современник Виктор Гюго. «Неведомо для себя самого, хотел он того или нет, согласен он с этим или нет, — говорил он, — автор этого грандиозного и причудливого творения принадлежит к могучей породе писателей-революционеров. Бальзак идет прямо к цели, он вступает в рукопашную с современным обществом».

Признаюсь, размышляя в свое время о жизни и творчестве Оноре де Бальзака — непревзойденном «портретисте» французского общества первой половины XIX в., мы не могли предположить, что многие его произведения зазвучат особенно злободневно в России на закате XX столетия. В нынешней России, нувориши которой, едва дорвавшись до власти, поспешили объявить марксизм «устаревшим», но не решились пока еще обойтись так же с автором «Блеска и нищеты куртизанок» и другими мастерами слова, создателями шедевров, показывающих мир, где господствует его величество Капитал.

Блеск и нищета нуворишей
 
За свою жизнь Бальзак был свидетелем взлетов и падений различных властителей и режимов. Будущий писатель появился на свет в г. Туре 20 мая 1799 г., десятилетие спустя после начала Великой французской революции. За 5 лет до рождения Бальзака тогдашние «перевертыши» совершили реакционный Термидорианский переворот, который лишил народ оплаченных его кровью завоеваний, но зато предоставил всякого рода ловкачам без стыда и совести неограниченные возможности для стремительного обогащения за счет нации. Наполеон Бонапарт, который был мастером не только кровавых баталий, но и броских афоризмов, говаривал: «В наше время богатство есть плод кражи и грабежа». Кстати сказать, подросток Оноре, как и многие его сверстники, был почитателем Наполеона, пережил крах своего кумира, на смену которому в 1814 г. вновь вернулись Бурбоны, продержавшиеся на троне до июльской революции 1830 г., приведшей к власти крупную финансовую буржуазию и ее ставленника короля Луи-Филиппа Орлеанского. Бальзак стал свидетелем и революций 1848 г., установления во Франции 2-й Республики и не дожил всего год до государственного переворота (1851 г.), совершенного Наполеоном «маленьким» — Луи-Бонапартом.

На таком бурном историческом фоне развертываются события многих произведений Бальзака, действуют его герои, среди которых особо пристальное внимание автора привлекают нувориши, спешившие, пользуясь смутным временем, урвать у нации и конкурентов куски пожирнее. Один из лучших биографов Бальзака Андре Моруа так характеризовал этот поразительный период в истории Франции: «...В годы Революции и Империи играли роль энтузиазм и жажда славы. Но покупка «национального имущества», военные поставки, гигантская спекуляция на переменах режима, приобретение по дешевке государственной ренты привели к власти класс новых господ, для которых имело цену только обогащение... Кругом безнравственность, заразившая все общество... Июльская монархия — исторический период, когда воздвигается здание капитализма...»

Не напоминает ли этот анализ из книги А.Моруа «Прометей, или жизнь Бальзака», пресловутый «переходный период», навязанный нашей стране на исходе XX столетия? И не обрели ли многие бальзаковские герои новую жизнь в нынешней России, где под видом «рыночных реформ» по сути дела утверждается «дикий» капитализм?

Вспомним хотя бы нескольких из более чем двух тысяч литературных персонажей бальзаковских произведений. Вот Гобсек, имя которого давно уже стало нарицательным. Даже его биография как бы подчеркивает международный, космополитический характер крупного капитала. Парижский ростовщик, нажившийся на ограблении и разорении множества людей, родился в предместье Антверпена в семье еврейки и голландца. Жизненное кредо этого, как когда-то говорили на Руси, «кровопийца» отличается откровенным цинизмом. «Золото — вот духовная сущность всего нынешнего общества», — говорил Гобсек, вслед за которым этот девиз могли бы повторить отечественные банкиры-олигархи, заменив для точности слово «золото» на «доллары» или «валюту».

Нарицательными стали имена и провинциального богача-скупердяя папаши Гранде и его дочери Евгении. Первый превратился в символ мерзкого стяжателя, непомерная страсть которого к наживе затмила в нем самые святые человеческие чувства и прежде всего любовь к дочери. Евгения же может послужить образом несчастной жертвы безумного стяжательства, которое все чаще встречается и в нашем обществе. Но, пожалуй, самой «знаковой» для сегодняшней российской действительности фигурой можно считать банкира Нусингена, который встречается в 31 произведении Бальзака, а повесть «Банкирский дом Нусингена» можно было бы назвать своеобразным художественным учебником, раскрывающим механизм преступного обогащения беспринципных дельцов. Как и Гобсек, барон Нусинген как бы воплощает в себе космополитический характер крупного капитала. Этот банкир — выходец из Эльзаса, говорящий по-французски с сильным немецким акцентом. Хорошо знающие его журналисты отзываются о Нусингене и его коллегах так: «Банкир-завоеватель, жертвующий тысячами людей для достижения тайных целей». И еще одно откровение, уже в другом произведении: «Всякое новое накопление средств в одних руках представляет собой новое неравенство в общем распределении... то, что захватывает какой-нибудь банкирский дом Нусингена, он оставляет у себя. Подобные махинации ускользают от кары закона...»

Ради беспредельного обогащения Нусинген прибегает к хитроумным уловкам: выпускает заведомо несостоятельные акции; трижды объявляет о банкротстве своего банка, обворовывая таким образом доверчивых акционеров и вкладчиков; пускается на другие ухищрения, так как считает, что «деньги могучая сила лишь тогда, когда их бесконечно много».

Перечитывая сегодня описания махинаций удачливого финансиста, становится понятней многое из того, что с нами происходит в последние годы: и фактическая экспроприация денежных вкладов населения, проведенная за ширмой «шоковых реформ» 1992 г., и многочисленные аферы различных банков и фирм вроде «МММ», и очередной массовый грабеж в августе 1998 г., списанный на «мировой» финансовый кризис, и приватизация, позволившая кучке пройдох овладеть национальным достоянием. Страны разные, время другое, масштабы несоразмеримы, но в основе лежат одни и те же закономерности «первоначального накопления капитала», раскрытые с разных позиций и Оноре де Бальзаком и марксизмом.

А где же закон, правопорядок, где демократия, наконец? И тут снова мы находим ответы у Бальзака. Один их его героев Вотрен, выступающий в романах под разными именами, говорит: «Стащите, на свою беду, какую-нибудь безделицу, — вас выставят на площади Правосудия, как диковинку. Украдите миллион — и во всех салонах вы будете ходячей добродетелью. За поддержание такой морали вы платите тридцать миллионов жандармам и суду». А в «Трактате об элегантной жизни» Бальзак с горечью замечает: «Неизбежный обман, порождаемый неравенством состояний, возродился в новой форме... мы — демократия для богатых».

И все же при всем внешнем «блеске» нынешних российских нуворишей: их «зелененьких» миллиардах, коттеджах-дворцах, «мерседесах» и роскошных «тусовках», тиражируемых находящимися на их содержании «независимыми» СМИ, невольно возникает ощущение духовной «нищеты» скороспелых олигархов. Думается, что они вряд ли познают когда-нибудь чувства уважения к себе со стороны людей, зарабатывающих на жизнь честным трудом. Сомнительно, чтобы в их душах страсть к наживе уступила когда-либо место любви к Родине. Наконец, нувориши сами лишили себя радости испытать чувства признательности к себе со стороны старших поколений, которые шли на любые жертвы ради своих потомков и на закате XX столетия и собственной жизни получили взамен унижение и фактический геноцид.
 
Участь российских «отцов Горио»
 
Роман «Отец Горио», как и шекспировский «Король Лир», волнует читателей трагической судьбой любящих отцов, покинутых, своими дочерьми. В нашей действительности образ бальзаковского отца Горио приобретает характер потрясающего символа исторической драмы старших поколений, ставших жертвами не только социально-политических перемен, обрушившихся на Россию в конце 80-х—90-е годы, но, и сознательной политики власть имущих. Герой Бальзака говорит: «Если отцов будут топтать ногами, отечество погибнет. Это ясно. Общество, весь мир держится отцовством, все рухнет, если дети перестанут любить своих отцов».

А что можно сказать о старших поколениях нашей страны? Как они живут? На нищенские пенсии, на которые не только месяц, но и неделю прожить невозможно? Да и эти жалкие гроши нередко выдаются с большими задержками. Говорят, что и такие мизерные пенсии с трудом выдерживает государственный бюджет. Но разве не ясно, что и украденные у стариков, и не только у них, сбережения, и недоданные пенсии и другие пособия фактически оседают в сейфах и в зарубежных банках, в которых предпочитают хранить свои «дивиденды» наши гобсеки? Вот почему трудно избавиться от впечатления, что кое-кто сознательно подвергает геноциду старшие поколения, продолжительность жизни которых заметно поубавилась с начала «шоковых» реформ. Подобным «гуманистам» хотелось бы напомнить еще одно высказывание отца Горио. Говоря о своих неблагодарных дочерях, старик предостерегает: «Их дети отплатят им за меня... Предупредите их, что они готовят себя такой же смертный час».
 
Мудрое предостережение...
 
Утраченные иллюзии
 
Главный герой романа с этим названием юный провинциальный поэт Люсьен Шардон приезжает в Париж с надеждой добиться признания и славы. На первых порах успех, кажется, улыбается молодому и талантливому честолюбцу. У него появляются приятели, в основном из мира журналистики и искусства, перед ним открываются двери великосветских салонов. (Люсьену даже удается благодаря Реставрации получить для себя право носить «благородную» фамилию матери с вожделенной приставочкой «де».) Но с первых же своих шагов романтичному юноше приходится сталкиваться с алчным миром наживы. Люсьен «слышал вокруг себя, что все решают деньги: будь то театр, книготорговля, журналистика, искусство, слава». В этом никто не сомневался». Газеты «в спекуляциях и расчетах... перещеголяли самых грязных торгашей». А один из термидорианских главарей, шеф полиции и сыска Жозеф Фуше откровенничая хвастался: «Я прибрал к рукам газеты и стал хозяином общественного мнения».

Мы напомнили содержание известного романа только потому, что и он порождает массу очевидных ассоциаций с нашей сегодняшней действительностью. Недаром уже сейчас, по прошествии каких-нибудь семи-восьми лет после «шоковой реставрации» даже многие демократы «первой волны» начинают, хотя и робко, признаваться в своем разочаровании, в постепенной утрате былых иллюзий. Спрашивается, стоило ли ради «демократии» для 5—7% богатых разваливать великое государство и подвергать свою Родину унизительному диктату со стороны «долларовой» сверхдержавы?

О вредности переворотов свидетельствуют творения  Оноре де Бальзака, показавшего, что политические «реставрации» оборачиваются лишь новыми общественными потрясениями и бесчисленными человеческими драмами.

Достигнув вершин литературного Олимпа, писатель лишь на закате жизни смог вроде бы избавиться от бесконечных долгов и даже разбогатеть. Впрочем, этого ему удалось добиться лишь благодаря женитьбе на своей давней «пассии» — богатой вдове, российской подданной Эвелине Ганской, с ней великий француз обвенчался в Бердичеве за пять месяцев до своей кончины, наступившей 18 августа 1850 г. Они покоятся вместе на Пер-Лашез, словно символизируя удивительные перипетии и взаимосвязи богатейших историй, культур и человеческих судеб двух стран.

Монументальный труд своей жизни Бальзак назвал «Человеческой комедией», как бы сравнивая современное ему общество с театром, где разыгрываются различные «сцены»: частной жизни, провинциальной, парижской, политической и т.д. Живописуя и критикуя это общество, прославленный литератор не мог, конечно, предвидеть, что полтора века спустя многие сцены созданной им «комедии» словно бы повторятся, и ни где-нибудь, а в России, но уже в виде «человеческой трагедии».

Характеризуя творчество «великого критика человеческого общества» и автора «мемуаров» полустолетия, почитательница Бальзака Жорж Санд писала: «Чего бы мы, современные исследователи, не дали за то, чтобы каждые истекающие полстолетия запечатлевались бы вживе своим Бальзаком!.. Скажем же это всем читателям двухтысячного или трехтысячного года...»

Ну что ж, нам, читателям двухтысячного года, остается только надеяться на грядущее появление у нас российского Бальзака, который сможет создать собственную эпопею, достойную нашей бурной, трагической и непредсказуемой эпохи.



   TopList         




[ СОДЕРЖАНИЕ ]     [ СЛЕДУЮЩАЯ СТАТЬЯ ]