Обозреватель - Observer   
           Наши интервью

 
Реализуем право
на труд и безопасность
через народовластие

Интервью главного редактора журнала с председателем
Общероссийского политического общественного движения
«Союз народовластия и труда», депутатом Государственной
Думы А.Николаевым

НИКОЛАЕВ Андрей Иванович, депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ второго созыва с апреля 1998 г., бывший директор Федеральной пограничной службы РФ (до декабря 1997 г.), генерал армии; родился 21 апреля 1949 г. в г. Москве; окончил Московское общевойсковое командное училище им. Верховного Совета РСФСР (1971 г.), Военную академию им. М.В.Фрунзе (1976 г.) и Военную академию Генерального штаба ВС СССР (1988 г.); прошел все ступени военной карьеры, начиная с командира мотострелкового взвода, с декабря 1992 г. — первый заместитель начальника Генерального штаба; в августе 1993 г. назначен заместителем министра безопасности РФ — командующим пограничными войсками России; в 1994 г. возглавил Федеральную пограничную службу РФ — главное командование пограничных войск РФ; был членом Совета Безопасности РФ (1994-1997 гг.), членом Совета обороны РФ (1996-1997 гг.); в апреле 1998 г. победил на дополнительных выборах в Государственную Думу по Орехово-Борисовскому избирательному округу г. Москвы.
Он стал инициатором создания нового Общероссийского политического общественного движения «Союз народовластия и труда».
 

Андрей Иванович, первый вопрос касается Вашего движения. Какова направленность Вашего нового движения «Союз Народовластия и Труда», на кого Вы делаете ставку, каков Ваш электорат?

Наверное, нет нужды скрывать наши позиции при ответе на эти вопросы. Поэтому я попытаюсь ответить на них пошире. Все мы, за исключением Президента России, признаем, что у нас в стране существует кризис. Когда мы говорим о нем, то нам надо совершенно четко понять, в чем его суть. Я думаю, что у нас, прежде всего, кризис власти. И основа его — кризис доверия людей к власти. Главная проблема —  практическая неуправляемость власти в силу того, что она не опирается в своих решениях на доверие людей, особенно тех, кто своим трудом зарабатывает на жизнь. Это очень важный вывод для всех нас. Из него можно понять, что собственно нужно изменить в стране, как выйти из кризиса, в котором находится Россия, как вернуть доверие народа к власти.

Согласно нашей Конституции, высшим носителем власти в стране является народ. Народ реализует свое властное право исключительно на выборах. На них президент России, депутаты Государственной Думы, губернаторы получают мандат доверия. Дальнейшие шаги той или иной власти подымают или опускают свой рейтинг по шкале доверия народа. Какой сегодня рейтинг Президента России, законодательной и исполнительной власти? Просто ничтожный, как любят выражаться юристы?

Таким образом, не стоит лукавить, сегодня в стране в принципе ко всем ветвям власти, не к конкретным людям, а к ветвям власти, отсутствует доверие.

Выход из этого положения наше движение видит в том, чтобы возвратить вполне легитимным путем доверие большинства людей к своей власти, которую они выбирают для того, чтобы управлять жизнью государства, жизнью общества и, в конечном счете, жизнью каждого из нас. Необходимо, чтобы сам народ, власть которого декларирована, действительно избирал бы людей, достойных управлять страной, и, оказав им это доверие, восстановил бы систему власти в стране. Это можно сделать только через выборы 1999 г. Именно поэтому я считаю, что выборам 1999 г. предстоит определить будущее развитие нашей страны. Выборы, с точки зрения народовластия, лежат в основе политического процесса в целом и необходимых изменений во власти, в частности. Исходя из этого мы ставим перед собой задачу, чтобы политическая сила, отвечающая интересам подавляющего большинства, получила бы это подавляющее большинство при выборах в Государственную Думу. Это — первый шаг.

Второй шаг. Лишь после того как будет сформировано  политическое большинство, оно должно спросить: вы нам доверяете? Если да, то вот вам лидер, который может стать президентом страны. Этим лидером должен быть человек, воспринимаемый всеми, это должен быть человек, способный к ответственной и напряженной работе в интересах всего населения страны. Но в первую очередь он должен опираться на то большинство, за которое проголосовали избиратели.

По моему убеждению, будущий президент страны, изначально должен понимать, что первым шагом, который он должен сделать вместе с законодательным органом, должен быть пакет конституционных поправок, обязывающий его лично возглавить систему исполнительной власти — Правительство, лучше Кабинет министров. Он должен отказаться от существующей ситуации в стране, которая была закреплена в 93-м году Конституцией (у нас существует законодательная и исполнительная власти плюс президентская власть). Сегодня достаточно трудно понять, как осуществляется принцип разделения властей в нашем государстве. Президент — исполнительная власть, поскольку все его указы и распоряжения являются обязательными для исполнения. Кроме того, указы Президента имеют силу, к тому же, законодательного акта, если это не отрегулировано соответствующими законами.

Таким путем мы возвращаемся к политической стабильности, которая будет обеспечена большинством в парламенте, мы возвращаемся к стабильности через то, что называется системой исполнительной власти, то есть, Кабинету министров.
И третий шаг — в рамках того политического процесса, который будет связан с выборами в Государственную Думу и с выборами президента, а я рассматриваю их как единые перманентные выборы, должна быть предложена программа дальнейших шагов власти. Допустим, доверие мы получили, но на что оно будет истрачено? Это должна знать страна, должен знать народ.

Учитывая кризисную ситуацию в стране, мы считаем, что программа должна быть проработанной на ряд этапов. На первом этапе это будут неотложные меры, рассчитанные на ближайшие год-два. Назовем это разгонный этап преобразований в России. Второй этап — стратегия в XXI в. на пять лет. И третий этап — основные ориентиры, общий облик движения государства и общества на 15—20 лет. Структурированная таким образом достаточно популярная программа должна быть предложена на референдум всего народа.

Что этим достигается? Надо сделать участниками предполагаемых преобразований все общество, каждого конкретного человека. На наш взгляд, программа должна быть не моделью, которая разработана кулуарно президентской командой, и не моделью какой-то политической силы, а представлять собой модель реформ, разработанную учеными. И она должна быть предложена обществу, а уж общество делает выбор. При этом трудности, с которыми мы столкнемся завтра, будут преодолеваться людьми, понимающими, что они сделали этот выбор сами.
В принципе это надо было сделать в самом начале, то есть после событий 1991 г., когда решался главный вопрос, — что из себя будет представлять Россия как государство? Почему я говорю об этом, отвечая на вопрос, что такое «Союз народовластия и труда»? Это одно из общественных политических движений, которое сегодня находится в числе двухсот партий и движений, созданных в России.

Возникает ряд совершенно закономерных вопросов. Какие из них пользуются сегодня поддержкой большинства населения? Может ли КПРФ возглавить тот процесс, о котором я сейчас говорил? Пойдут ли за КПРФ  80—90% населения? Нет. «Яблоко», НДР, ЛДПР? Нет.

Значит, если мы сегодня говорим о кризисе и о том, что нам предстоит сделать в этом направлении, то надо иметь такую политическую силу, которая была бы способна сделать эту работу. Сейчас такой силы нет и ее надо создать. Так бывает не всегда. Но вот на определенном историческом этапе, на котором находится современная Россия, такая массовая политическая сила абсолютно нужна. Такой силой может быть политическое движение, которое не занимает радикальных позиций. Оно не может быть правым, оно не может быть левым.

Мы с самого начала говорим, что изначально рассматриваем и левых, и правых, и русских, и нерусских, православных и неправославных, мы всех рассматриваем как наших. Так как, если мы себе позволим еще раз делить людей в нашем обществе «на наших и не наших», то мы просто потеряем страну. Вот этот принцип и явился как бы базой для того, чтобы мы сделали выбор в пользу центристского движения.
Еще один очень важный аспект — это идеология движения. Как сейчас разрабатывается идеология для любой партии? На днях у меня была группа социал-демократов. Они говорят: «У нас есть идеология. Мы потом эту идеологию понесем людям. Мы разработали определенные меры, потом мы возьмем агитаторов, потом агитаторы, пропагандисты понесут это людям». Итак, где-то сидит кучка людей, которая решила осчастливить народ. Она что-то разработала и потом она начинает это вдалбливать людям для того, чтобы добиться доверия большинства. Это один путь.

Мы пошли по другому пути, попробовали на выборах в Государственную Думу очень интересный вариант. Я встречался с десятками, сотнями, тысячами людей. У меня, естественно, есть система взглядов, свои убеждения, свои принципы. И вот на них я стал накладывать то, что они хотят. То есть, в отличие от других кандидатов, я не стал сначала предлагать программу, а потом вести предвыборную кампанию. Я сначала выслушал людей, а затем на базе того, что они говорили, а это были и рабочие, и интеллигенты, и представители оборонки и науки, была создана программа. В ней было учтено то, чего хотели избиратели. Но в то же время в ней есть и то, чего хотел я, как кандидат в депутаты Государственной Думы, то, что отражало мои взгляды. В результате получилось, что это не только я, но и избиратели наполнили программу своим содержанием. Моя задача была уловить их мысли, обобщить и необходимым образом преподнести. Это обстоятельство позволило включить в программу ключевые принципы, которые невозможно было критиковать, потому что это были социальные ожидания большинства избирателей. Таким образом, мы с самого начала сделали так, чтобы программа депутата была общим делом.

Именно так мы намерены поступить и с программой нашего движения. Сначала от имени Движения мы должны предложить ее как программу большинства. Затем мы должны эту программу, переводя ее на конкретный язык действий исполнительной и законодательных органов власти, предложить как выбор для российского народа, утвердив на референдуме. В итоге это будет программа не движения, а путь, выбранный народом, который нужно будет совершенно четко формализовать в указы, постановления. Мы не можем заложить указы и постановления в программу движения. Но мы можем предложить их в программу для России.

Многое из того, практически все, что предлагает движение, туда войдет. Но, если мы будем претендовать на правительство подавляющего большинства, мы должны учесть мнение и других партий и движений, которые отнюдь не являются участниками центра. Это тоже очень важно. Не отталкивать, а, наоборот, консолидировать. Не открою секрета, когда мы решились создать движение центристской направленности, мы знали, что мы вступаем на поле, на котором работают, толкаются уже прядка сорока мелких партий и движений, декларирующих в своих уставах некоторые центристские принципы.

На наш взгляд, наиболее сложным делом для политического движения оказалось выделение исходного, высшего критерия консолидации различных социальных групп населения. Мы считаем, что высшим критерием существования того или иного общества или государства является стабильность социальных отношений между его членами и, в конечном счете, социальное самочувствие граждан России, реальный показатель того, в каком обществе мы живем. И неважно, каким “общественным строем” политологи и специалисты его назовут, каким «измом» оно будет обозначено. Важно, что люди в нем будут чувствовать себя с достоинством и находится в стабильных социальных отношениях.

Таким образом, мы рассматриваем государство с той позиции, с какой оно и должно рассматриваться, то есть как инструмент того политического большинства, которое приведет определенную группу к власти. Государство — инструмент реализации интересов этого большинства. Но тогда возникает еще один вопрос — что государство может дать каждому члену общества? Что государство может сделать для каждого из нас?

Государство для каждого из нас и для всех может сделать только две вещи и не более того.

Первое. Вся деятельность государства в различной форме должна быть посвящена тому, чтобы каждый человек мог трудиться. Создать условия для того, чтобы человек реализовался через труд — это главная задача государства. Все остальное человек производит и зарабатывает сам. Кстати говоря, зарабатывая, он поддерживает все то, что делает государство государством: власть, армию, политику. Человек содержит все через труд. Значит, главная задача государства — создать максимально приемлемые возможности для реализации человека в труде, естественно, обеспечивая ему достойное вознаграждение.

Второе. Государство для каждого из нас и для всех нас вместе, для общества в целом, решает еще одну задачу — поддерживает закон и порядок.

Итак, первое — труд, второе — закон и порядок через власть народа, то есть закон в интересах подавляющего большинства. Это очень важный принципиальный момент для государства и большинства населения. Почему? Потому что позволяет дать ответ на вопрос — диктатура человека или диктатура закона? Сильная личность для осуществления диктатуры человека или сильная личность для проведения в жизнь диктатуры закона? Я сторонник того, чтобы в стране существовала диктатура закона, и нужны сильные люди, чтобы это осуществить. Мы против того, чтобы была какая-то сильная личность. Я не хочу быть слугой сильного человека — диктатора. Я хочу быть слугой государства, в котором правит закон и есть сильные личности, которые этот закон поддерживают. Вот в принципе я вам рассказал о тех исходных позициях, которые стали причиной появления нашего движения.

Андрей Иванович, исходя из вышесказанного, хотел бы задать уточняющий вопрос — Россия — это для русских или для россиян?

Россия только для россиян. Человек, политик в России не может не быть интернационалистом. Вот если человек говорит — Россия для русских, значит, этот человек, мог бы сказать, что с завтрашнего дня мы хотим окончательно разрушить наше государство. Сама идеология, из которой мы исходим, подсказывает, что для нас нет разницы — русский или нерусский. Все люди, живущие в России равны и перед государством и перед обществом. Для нас это важнейший вопрос. У нас же не мононациональное государство. Мы имеем сто народов и национальностей.

Вы говорили о программе для России, а есть ли у Вас какая-либо программа в отдельности для каждого региона, потому как каждый регион — это практически отдельный мир, который живет по своим законам?

Вы сейчас затронули принципиально важный вопрос о нашем отношении к региональной политике в рамках России и к регионам в частности. При этом в таком ракурсе, что просто удивительно, почему до сих пор, никто об этом не задумывался. Хотя мы об этом говорили. Например, в 1994 и 1995 гг. писали записки Президенту по этому поводу. Чукотка — это абсолютно другая земля по отношению к Краснодарскому краю. Совершенно другая земля, хотя и в рамках одного государства. Или, например, Курилы и Калининградская область. Тут я только подтверждаю Ваши слова. В России, безусловно, должна присутствовать позиция Центра с учетом специфики каждого региона. Российская политика на Дальнем Востоке должна быть совокупностью действий государства и дальневосточных субъектов Федерации в части политики, экономики, финансов, обороны и безопасности.

Вспомним, как Россия шла в свое время на Дальний Восток. Хабаров, Поярков, Дежнев, Невельской — это была определенная государственная политика, которая создавала условия для продвижения на Восток, но не только в динамике. Она способствовала и закреплению достигнутого. Ведь если мы представим себе, как образовались границы России, то это будет напоминать разведение человеком рук: когда движение изнутри стало равно сопротивлению извне. Так образовалась государственная граница. Конечно при учете возможности управлять всеми территориями.

Таким образом, мы выходим на вопрос о распределении полномочий между Центром и регионами. На сегодняшний день распределение полномочий между Центром и регионами не завершено, потому что мы пытаемся подписать с каждым субъектом Российской Федерации отдельный договор. А это может привести к региональному ослаблению России, но отнюдь не к ее укреплению. Поэтому мы изначально должны решить, за что отвечает Центр в России.

Представим себе, что мы сидим за одним круглым столом и перед всеми субъектами ставятся вопросы: оборона — это общее дело? Да. Федеральный бюджет, безопасность, границы? Да. Железные дороги будут общими? Да. Единая энергетическая система? Да. Трубопроводы, магистральные и федеральные дороги, внешняя политика, финансовое регулирование... То есть определяем круг обязанностей федерального Центра, и, кроме того решаем массу еще дополнительных вопросов. Например, ясно, что Чукотка сама себя содержать не в состоянии, но мы всех спрашиваем — Чукотка это часть России? Да. И мы ее поддержим с учетом того, что это будет справедливо, как в человеческом и социальном плане, так и с точки зрения безопасности.

Вот этой работы в России практически не сделано. У нас есть понятие «консолидированные налоги», но нет понятия «консолидированный бюджет» как совокупность федерального, субъектов Федерации и местных бюджетов. И если мы действительно хотим быть властью, которая бы воспринималась на местах, то, наверное, нужно сделать так, чтобы не менее половины расходов по консолидированному бюджету оставалось в регионах и на местах.

Мне представляется, что недопустимо проведение любых преобразований в стране, когда за основу берется среднестатистический гражданин. Например, программа 500 дней Явлинского. И где здесь человек? Считалось, что с завтрашнего дня этот среднестатистический гражданин начнет преобразовываться, то есть он рассматривался без учета географических, природных, исторических условий, особенностей его менталитета. Ничего не вышло: ни с точки зрения экономики, ни с точки зрения психологии.

Да, у нас есть общий взгляд на отношения Центра с регионами и мы считаем что он должен предполагать возможность его адаптации к территориям. Например, для Краснодарского края какие-то изменения связаны с аграрным сектором и на их решение нужно, скажем, два года, а в Сибири, допустим, на эти же преобразования нужно пять лет. И мы должны это заведомо предполагать и учитывать. Это разноскоростное движение преобразований должно обязательно учитываться в нашей региональной политике. Но при этом мы должны исходить из того, что должен существовать федеральный Центр, который отвечает за все то, что делает нас единым государством.

С учетом разноскоростного движения субъектов мы предполагаем, что реформа охватывает период не пятьсот дней, а, например, от двух до пяти, а может, и семи лет. Потом в накладку идет следующий этап. Кто закончил преобразования, начинают второй этап, а другие еще продолжают первый. Если в этом процессе государство будет только пассивным наблюдателем, то это рано или по здно приведет к тому, что разница между регионами еще больше увеличится. Но политика государства должна быть активной и, если мы чувствуем, что где-то идет отставание, то именно туда должны быть направлены дополнительные усилия, чтобы сокращать этот разрыв, не допуская его постоянного роста. Почему сегодня с обидой смотрят на Москву? Да потому что в Москве за счет естественных процессов, за счет наличия достаточных финансовых ресурсов, за счет того, что население здесь как-то быстрее адаптировалось к этим преобразованиям, дела обстоят благополучнее, чем, например, в Хабаровске. Но это естественный процесс. При этом разрыв не может и не должен быть настолько велик, чтобы он привел к противоречиям между регионами. В этом, на мой взгляд, искусство региональной политики верхов.

В этой связи, Ваша оценка перспектив развития федерализма в России.

Я сторонник федеративного устройства Российского государства. Думаю, что попытки выстроить у нас конфедеративное государство, приведут лишь к разделению государства на 10—12 частей. У нас есть ряд политиков, в том числе и Александр Иванович Руцкой, которые высказывались за возможность конфедеративного устройства Российского государства. Я думаю, что это большая ошибка. Посмотрите, какие тенденции у нас реально есть. Передача финансирования силовых структур через федеральные казначейства на местах. (Вы, наверно, знаете, что это произошло.) Сегодня губернатор края через отделение федерального казначейства, как правило, финансирует все силовые структуры и поэтому он может сказать: «Я хочу, я вам заплачу». Сначала это не будет так болезненно. А потом последует: «Ты кому служишь?» — «Ну как же, у меня есть министр». — «Да какой министр? Кто тебе деньги платит?».

Мы проходим один к одному вариант Югославии. Помните, когда они столкнулись с финансовыми проблемами, то передали республикам финансирование вооруженных сил — Народно-освободительной армии Югославии. В течение буквально полугода республики получили политическую элиту, военные структуры, финансовые круги. И встал вопрос — а зачем нам нужен Белград? Мы и сами с усами. И как результат — гражданская война.

Следовательно, если найти на Дальнем Востоке политическую фигуру, политическую элиту, которая обопрется на военную силу — 150—200 тыс. суммарных войск, имея в виду вооруженные силы и другие силовые структуры, то тогда и они могут сказать, что нам Россия? Она и так нам ничего не дает: у нас свои богатства, у нас своя инфраструктура, у нас свое правительство. Тем более опыт Дальневосточной республики был, пусть это был временный опыт, но он был.
Вот почему укрепление федерализма также важно для России, как и развитие регионов.

Андрей Иванович, к какому социальному типу общества Вы стремитесь?

Я бы сказал, что это — общество, где социальное самочувствие людей фактически будет являться критерием реального достижения и самого общества, и государства, которое обслуживает данное общество. В принципе я считаю, что это ближе к социализму, примерно в том виде, как он реализован в ряде стран, например, в Швеции. Но я вовсе не хочу сказать, что шведская модель социализма — это то, к чему мы должны стремиться. Шведы построили для себя такой социальный тип общества, которое их удовлетворяет. Им удобно, комфортно. Есть и германский социализм, есть и бирманский социализм. Однако я исхожу из того, что мы должны построить такое общество с социальной гарантией и социальной ориентированностью, которое можно было бы с достоинством назвать российским социализмом. Мы по-настоящему в социализме не жили. Мы жили в определенной формации с социализацией отношений, которая была предложена в рамках переходного периода, который нам пришлось пройти на определенном историческом этапе. Думаю, что эта идея вполне благоприятно будет воспринята подавляющим большинством. Она позволяет обеспечить в течение длительного периода многоукладный характер нашей экономики. Она предполагает достижение определенного социального партнерства при решении задач в интересах подавляющего большинства нашего общества.

Задача создания социальной модели для России могла решаться и в советское время. Ничто нам не мешало. Надо просто вспомнить, как размещены были русские и украинцы на территории России. В Казахстане они составляли большинство населения. Их численность была весьма значительна и относительно коренного населения в Туркменистане, Киргизии. Они не составляли большинство. Но их присутствие было значительным. То же в Латвии, Литве, Эстонии. При этом я бы не утверждал, что они занимали исключительно ключевые посты. Просто они отражали тот стиль, который в то время был предложен обществу в рамках существовавшего Советского государства. Я думаю, что если сегодня мы говорим о России, то Россия свои проблемы, безусловно, должна решать сама. Но у нас остаются проблемы с теми россиянами, я не хочу говорить русскими, а с россиянами, которые считают Россию своей родиной. Я не говорю никогда о русскоязычных, потому что русскоязычные — это не только русские. Это все те, кто не является лицами коренных национальностей данного государства. Если ты в Узбекистане не узбек и не таджик, потому что там две основные нации, то ты русскоязычный. Если, например, в Киргизии человек не киргиз и не узбек, то тоже русскоязычный. Но таких для России 25 миллионов граждан, по сути соотечественников. Таким образом, устраивая жизнь в России, мы, безусловно, должны по мере стабилизации у себя в стране, думать о возможности влияния на жизнь тех граждан, которые оказались за рубежом. Государство должно иметь программу оказания помощи соотечественникам.

Какими, на Ваш взгляд, качествами в первую очередь должен обладать политик, политический деятель современной России — человеческие, внешние, душевные, политические качества?

Я в принципе среди качеств людей больше всего ценю два: ум и порядочность. Я постараюсь объяснить почему.

Слово «порядочный» означает отношение человека ко всему тому, что его окружает, включая отношение человека к самому себе. Если человек порядочный, он не может плохо работать, не станет себя вести недостойно. Человек порядочный не  интриган. Порядочный, это такое универсальное слово, которое дает возможность оценить отношение человека ко многому, если не ко всему.

И второе качество — ум. У меня, например, отец — человек абсолютно одаренный умственными способностями от рождения. И у него было такое выражение: «Вы знаете академия ведь ума не дает. Академия дает знания и только для тех, кто их хочет получить». То есть умственные способности, конечно, можно развить. Но есть люди, которым дано от рождения. Я считаю, что политик, безусловно, должен быть в здравом уме, то есть он должен обладать умственными способностями, которые позволяют ему делать эту работу. При этом для политика российского масштаба абсолютно необходим аналитический склад ума. Он в принципе должен видеть все сразу, видеть в динамике и в целом весь процесс, который происходит. Он обязательно должен видеть общую картину, как архитектор проектируемое здание.
Меня поражает своей уникальностью ряд заявлений Черномырдина. Таких, например, как «Я не могу думать о том, что надо делать через три года, мне надо решать задачу сегодня». Но нельзя решить задачу сегодня, если не видишь всего процесса. Он этого не понимает. Человек с таким складом ума не сможет решить сложную долговременную задачу. Он может честно и порядочно сделать определенную работу на определенном этапе не заботясь о перспективе. Ему можно сказать: «Тебе нужно прийти вот сюда» — и он пойдет, выполнит порученную задачу. Но он не может мыслить на уровне российского пространства. Поэтому для того, чтобы, например, дать оценку президенту, нужно понять, видит ли президент, куда страна идет, в каком направлении развивается общество, к чему мы должны прийти. Убежден, что человек, становящийся у руля государства, должен мысленно заглядывать в будущее, образно говоря, “зреть” куда мы придем через пять лет, шесть, через десять, через пятнадцать, через пятьдесят, через сто лет. Да, он не доживет до результатов реализации великой цели, но это и не его задача. Он, как политик, несет эстафетную палочку, которую он принял, поняв, что путь, по которому он побежал, именно путь туда, и человек, которому он ее передаст, очутившись на том конце дистанции через три или четыре года, не скажет — что же ты не туда бежал, побежим обратно. Вот где может быть трагедия.
Если мы говорим о политиках, связанных с исполнительной властью, то, безусловно, это должны быть люди, имеющие практический склад ума, который предполагает, что они могут переложить концептуальные, стратегические установки на язык конкретных действий. Иными словами, помимо абстрактного мышления, помимо вот такого взгляда, способностей в целом увидеть проблему или часть проблемы, такой человек должен быть способен увидеть еще и механизм ее претворения в жизнь. Что, мы не можем в России подобрать таких людей, которые помимо общего контура дела, могут представить совершенно конкретно, как это дело должно быть сделано? При этом они могут и не быть профессионалами энциклопедического склада, чтобы по всем отраслям, по всем направлениям все знать. У руководителя такого уровня должно быть системное мышление. Это очень важный показатель. Когда мы говорим о личных качествах, безусловно, этот человек должен быть умным и порядочным.

Я бы сравнил этих людей с такими выдающимися фигурами в мировой политике, как Де Голль, или, например, Уинстон Черчилль. Я уже приводил на съезде фразу У.Черчилля: «Чем отличается политик от государственного деятеля. Политик думает о будущих выборах, государственный деятель о будущем поколении». Совершенно разные взгляды, то есть один работает на сиюминутный конкретный результат, другой работает на перспективу.

Так может думать человек изначально глубоко порядочный, то есть человек, который не предполагал, что политика дело грязное. Я в свое время в одной из публикаций сравнил политика с Данко. Он ведь имеет, действительно, глубокое ощущение способности вывести людей. Он из тех, кто освещает дорогу людям. Он прекрасно понимает, что он в принципе сгорает сам. Но он не сгорел, он умер в результате того, что совершил подвиг. Когда мы говорим о серьезных политиках, то считаем, что это люди, способные к самопожертвованию.

Андрей Иванович, вот как, на Ваш взгляд, есть ли в нынешней политике такие гиганты. Вы назвали Черчилля, Де Голля, ну это как бы опять западные лидеры. А у нас в России, есть ли хоть одна фигура, которую можно было бы отнести к этому рангу?

Как бы мы сейчас ни оценивали те или иные фигуры, они будут неоднозначно восприняты, потому что мы не уважаем свою историю так, как мы должны ее уважать. Есть люди, которые, безусловно, оставили уникальный след в российской истории. Я бы, например, назвал князя Даниила Московского. Он — первый собиратель земли Русской. Человек абсолютно уникальный. Я считаю, что недостаточно о нем написано с точки зрения его личной жизни, его влияния на судьбу нашего государства.

Петр I. Абсолютно уникальная личность. К нему можно относиться по-разному. Но то, что он  реформатор — революционер, а мы говорим о революционерах с точки зрения преобразований, которые они осуществили, то он абсолютно велик в российской истории. Абсолютно. Я бы, например, привел еще, может быть, не столь яркую личность, но человека, конечно, оставившего колоссальный след в нашей истории. Это Александр II. Из большой плеяды российских царей он оставил выдающийся след в нашей истории. При нем достигла расцвета русская демократическая мысль, литература и искусство. А все реформы, которые осуществил Александр II, абсолютно уникальные. Я не могу уклониться от оценки абсолютной гениальности, хотя и неоднозначно воспринимаемой, Владимира Ульянова-Ленина. Можно по-разному оценивать, что случилось с нашей страной, но то, что было сделано в принципе уникально в нашей истории.

Я считаю, что большая ошибка многих выдающихся личностей, в том числе и Ленина, заключалась в том, что на биологический период жизни конкретных людей ставились задачи осуществить такие преобразования, на которые требуются века, или по крайней мере десятилетия. Трудно привязывать то, что требует длительного времени, к своему желанию сделать это, пока я живу. Этого сделать нельзя.

Политика, мне кажется, это та эстафетная палочка, которая дает очень большие возможности каждому политику. Он должен выполнить свою роль, передав эту палочку в те руки, которые способны понести ее дальше. Поколение передает дело другому поколению. Вот это очень важно. Нет ни одной крупной нации, которая бы позволила себе подобно российской нации охаивать свою историю. Мы свою историю ругаем, переписываем. Никто себе этого не позволяет. История она такая как есть. Есть Франко и есть Дон Кихот. Они стоят рядом. Есть благородное сердце и есть деятель, к которому можно относиться по-разному.

Андрей Иванович, каково Ваше видение нынешней геополитической ситуации страны и, в частности, ее безопасности в целом. А также проблемы обеспечения права на труд и безопасности личности. Сегодня этот вопрос, как бы вторая часть безопасности, очень беспокоит граждан страны. Поэтому какие меры по укреплению внутренней безопасности должны быть приняты силовыми структурами?

Мне очень понравилось, что Вы своим вопросом задали тон моим дальнейшим рассуждениям. Мне нравится, что для вас безопасность это не только военная безопасность. Абсолютно бесперспективно охранять границы страны, в которой вымирает народ. Бессмыслица. Если мы говорим о безопасности, то мы должны иметь в виду все ее составляющие. Это и демография, и здоровье нации, и экология.
Абсолютная глупость когда Совет Безопасности страны военизирован до такого состояния, как наш сегодня. В Совете Безопасности должны быть и наука, и экология. Это должна быть структура, которая представляет комплексно безопасность страны. Страна, в которой человек не обеспечен трудом, не может претендовать на страну, где обеспечивается безопасность, так как человек лишен главного, он лишен источника существования. Вы можете сколько угодно иметь солдат, но человек не будет чувствовать себя в безопасности, потому что он не сможет производить того, что нужно для жизни. А поэтому он ни образования не имеет, ни здравоохранения, ничего, даже жилища не имеет.

И прекрасно, что Вы отделяете эту проблему безопасности от военной сферы. Никогда прежде Россия не была в столь небезопасном состоянии, как нынче, в том числе и в военной сфере. Никогда Россия не была в таком состоянии, что у нее на сегодняшний день нет ни одного союзника. Она не окружена врагами, но вокруг России достаточно много противников, которые при определенном развитии ситуации могут стать ее врагами. И ситуация эта заключается в самой России и, может быть, даже в первую очередь в России, ибо наша слабость порождает у многих желание реализовать свои амбиции. Ведь посмотрите, родив 14 новых государств мира, мы остались в два раза больше любого государства, самого большого в мире. 17 млн. кв. км территории России плюс 8,2 млн. кв. км нашей исключительно экономической зоны — это вообще 14% всей суши Земли. В книге, которую я написал, мы говорили, что наступит такой день, когда нам предъявят счет. Просто-напросто соберутся большинство стран мира и скажут: вы что, вы нормально жить не можете, от вас одни проблемы. Захватили 14% территории, владеете колоссальными ресурсами. Ну а мы чем виноваты, надо делиться. По прогнозам зарубежных и отечественных ученых, первый такой кризис придется на период с 10 по 15 год следующего тысячелетия, второй — на 40—50-е годы XXI в.
Я считаю, что общественное мнение заинтересовано знать, какие угрозы ожидают Россию в ближайшем и в обозримом будущем. Во всем мире эти угрозы уже просчитаны. Они связаны с топливно-энергетическими и финансовыми проблемами, в том числе и военными, демографией и экологией. Ведущие страны мира, безусловно, рассматривают возможности использования военной силы для разрешения этих проблем. Поэтому все они, завершают реформы своих вооруженных сил именно к этому периоду: реформа армии США — к 2010 г., английская военная реформа к 2012 г., китайская военная реформа — к 2015 г. К этому же времени планируется изменение в финансовой системе мира. Но есть и самое удивительное. Все пиковые ситуации XXI в. накладываются на кризисные ситуации XX в. с периодом в сто лет, — то есть на период первой и второй мировых войн. Удивительно, но это факт. А крупные провалы приходятся на 10, 11, 12, 13 и 14-е годы этих веков. Но если мы об этом знаем, то мы и страну к этому должны готовить. Значит, на все наши рассуждения остался тот срок, о котором мы сейчас говорим: два года — неотложные меры, пять лет — ближайшая стратегия и 10—15 лет, максимум 20 — комплекс глубоких преобразований в интересах большинства населения.

Андрей Иванович, а как Вы относитесь к тому, что мы начинаем отдавать собственную территорию?

Категорически отрицательно, потому что государства, которые отдают и торгуют своими территориями под любые политические ситуации, подобны пьяницам, которые тащат из дома последнее. Ни одна страна в мире никогда, ни при каких условиях добровольно никому ничего не отдавала из территорий. Трудно отыскать такой пример, кроме как наш связанный с Аляской. Но это подтверждение того обстоятельства с пределами границ государства, когда я показывал, раздвигая руки, и ставил во главу угла баланс сил и управляемость. Мы владели ей, но управлять не могли. И российское правительство понимало, что сохранить Аляску будет нельзя, а поражения не хотелось, поэтому сделали такой политический ход. А в принципе это, конечно, абсолютно недопустимо.

Андрей Иванович, следующий вопрос касается силовых ведомств. Происходит частая смена руководителей силовых структур: ФСБ, ФПС, МВД и т.д. При чем никто никому не разъясняет, почему это происходит. Что Вы можете сказать по этому поводу?

Что касается силовых структур, то это жаргонное слово. Я думаю, что лучше написать министерств и ведомств, связанных с безопасностью и обороной Российской Федерации. Так было бы корректней.

Дело в том, что никакой идеологии, общего подхода, который бы воспринимался не просто как установка, а как линия, которую мы хотим провести в стране в отношении вот этих ведомств: Министерства обороны, МВД, ФСБ, ФПС, ФАПСИ и других — просто нет. Существует набор абсолютно не связанных между собой структур, которые в рамках страны не решают проблем обороны. Поэтому я бы предложил несколько другой вариант. Есть несколько сфер ответственности государства: оборона, разведка, контрразведка, безопасность границ. Вот четыре основных сферы. Сюда можно добавить также и внутреннюю безопасность. Таким образом, вот пять основных сфер, которые надо было бы определить как сферы ответственности государства.

Теперь разберемся по порядку. Четыре ведомства решают как бы самостоятельные задачи. Внутренняя безопасность — это общественная сфера безопасности, охватывающая очень широкий спектр вопросов, которые подразделяются на два блока, — это внутренние дела, организация внутренней жизни и охрана общественной безопасности. Поэтому я бы разделил их на МВД и Министерство охраны общественного порядка.

Второе — контрразведывательная деятельность государства. У нас контрразведка «размазана» по нескольким ведомствам. Ее правильно называть не ФСБ, а Федеральная служба контрразведки, потому что это не служба безопасности страны, а служба, занимающаяся контрразведывательной частью безопасности.
У нас есть несколько ведомств, занимающихся разведывательной деятельностью, в частности три или четыре, по крайней мере.

И еще — охрана и безопасность границ. Вот четыре специальных сферы. Сейчас есть Министерство обороны. В принципе — это Министерство по делам Вооруженных Сил РФ в том виде, как они сегодня определены в законе об обороне, потому что иные силовые структуры не входят в мирное время в состав Вооруженных Сил, но в военное время должны быть готовы защищать страну. Если мы говорим о том, какой должен быть наш взгляд на систему обороны и безопасности, я бы сказал так: оборона страны в случае войны — это высшее проявление военной безопасности страны, когда задействуются все люди, способные носить оружие, вся экономика, способная работать на войну. Ну, все это, конечно, сложно, потому что даже в период Великой Отечественной войны на военные нужды шло только 58% затрат, а 42% оставалось для того, чтобы страна жила. Поэтому максимальное напряжение нашей военной безопасности — это война, и мы должны быть в любой момент со всеми своими возможностями готовы к участию в обороне страны, включая МВД и все остальные структуры. Но это только во время войны. В остальное же время каждая структура решает специальную правоохранительную задачу, для чего она и создается. Поэтому частая смена руководства на таких направлениях специальных служб и обороны недопустима.

Министры, как правило, должны работать, и это мое мнение, не менее пяти-десяти лет. В принципе они должны меняться вместе со сменой кабинетов. Они должны быть готовы служить два срока, можно говорить 8, можно 10 лет, но поскольку они находятся в прямой подведомственности Президенту, то в принципе либо один, либо два президентских срока, не меньше. Но, как правило, для этого надо подбирать людей, которые обеспечивают преемственность. Возьмем, например, вопрос, связанный с перевооружением армии, эти изменения проходят через 15—20 лет, то есть сегодня мы говорим ученому: нужно такое-то оружие, и только через 15 лет это оружие будет в таком количестве, чтобы изменить военное искусство. Его надо создать, провести испытания, поставить на производство, его надо произвести и его надо накопить. Войска должны научиться им пользоваться. На это потребуется 15—20, а то и 25 лет. Если сегодня министр берется за военную реформу, а она займет не меньше 10—15 лет, то он и должен руководить ею. Вспомним, военные реформы Милютина.

Если говорить о безопасности границ, то я бы еще лет пять поработал в ФПС, чтобы начатое дело завершить до конца.

Однако смена руководства министерств происходит не в силу объективных причин, а в силу специфических обстоятельств, в которых находится Верховный Главнокомандующий. Это просто субъективные решения, которые ничего не дают. Давайте посчитаем. Я пришел в ФПС, когда руководителем Министерства Безопасности был Голушко, потом был Степашин, Барсуков, Ковалев и наконец Путин. Четыре директора ФСБ за один срок моего пребывания в должности. Министры обороны — Грачев, Родионов, Сергеев. Три министра обороны. Министры внутренних дел — Бакатин, Ерин, Куликов, Степашин. Четыре за один мой период. Прокуроров — тоже четыре, то есть я был долгожителем в должности руководителя ведомства. Кроме меня был еще Старовойтов. Вот нас двое и было.
Я убежден, что так часто менять руководителей министерств и ведомств недопустимо. Надо было выбрать и держать человека столько, сколько нужно для дела. А если человек не справляется, то, естественно, его надо убрать, но тогда надо спросить с того, кто его подбирал. Однако Президент сам выбирает себе подчиненных, руководителей этих структур. А ему подведомственны Министерство иностранных дел и все те структуры, о которых мы говорим. Ну если он, Президент, то, наверное, в состоянии выбрать таких людей, которые будут работать так, чтобы до бесконечности не менять их.

Андрей Иванович, сейчас принято решение о сокращении центрального аппарата ФСБ еще на 10 тысяч. При этом как и во всех силовых структурах массовые увольнения происходят именно в среднем звене. Создается впечатление, что они России не нужны. С другой стороны, неоднократно подчеркивалось, что эти профессионалы уходят как раз в «теневой» сектор, создавая тем самым большую напряженность в борьбе с преступностью. Как можно это прокомментировать?

Никакой системы сокращения, продуманной системы сокращения и ухода людей из военных и силовых структур на гражданскую жизнь в стране нет с середины 80-х годов. Колоссальное количество военных и представителей спецслужб увольняется и уходит просто в криминал, потому что людей выкинули на улицу и им некуда деваться. Они пошли в различные частные структуры, и поэтому многие сложности борьбы наших спецслужб с криминалом заключаются в трудности борьбы со своими коллегами. Фактически по обе стороны одной баррикады находятся представители одних и тех же служб, использующих одни и те же методы, одну и ту же подготовку и, самое главное, зачастую одну и ту же информацию, так как, поддерживая контакты чисто по-человечески, они сохраняют доступ к информации. Еще раз подчеркну, что продуманной системы, когда бы, например, люди, уходя из военных структур, оказывались там, где это выгодно государству, нет.

Что такое сегодня отправить в отставку 10 000 сотрудников ФСБ, они же пустые не уйдут. У человека в голове все то, что, ему было необходимо по работе. В принципе такой уход приведет, с одной стороны, к ослаблению этой структуры, с другой стороны, дай Бог, чтобы эти люди ушли в честные отрасли, а не в криминал. Ну, а если они усилят именно «теневую» сферу? Что будет? Остается только предполагать. И еще один момент. Когда мне задали вопрос на «Радио России»: что бы я сделал, если бы стал министром обороны? Я ответил: «Прекратил бы увольнять офицеров». Почему? Да потому, что для того чтобы вырастить подполковника или полковника, нужно 15—20 лет. А чтобы уволить его, нужно лишь время на то, чтобы подписать бумагу. То же самое и в ФСБ. Чтобы подготовить и провести человека от оперативного сотрудника до подполковника, полковника, это колоссальный труд, это вложенные деньги. Кроме того, я не думаю, что обстановка в стране такая, что сотрудники ФСБ должны оказаться на улице. Я не думаю, что сегодня обстановка такая, что пограничники или армейские офицеры должны оказаться на улице.

Что я предлагал в нашем ведомстве? Вот нам сказали, что надо сократиться до определенной численности. Я говорю, давайте не будем брать солдат. Сегодня на заставе 4 офицера и 2 прапорщика. Давайте сделаем 8 офицеров и 8 прапорщиков на заставе. Это реально для заставы, то есть там, где сегодня идет в наряд рядовой или сержант, на охрану границы будут заступать контрактники и прапорщики под руководствам офицера. Качество охраны границы неизмеримо возрастет, потому что офицер — это, организатор со специальной подготовкой. С ним пойдут контрактники, там, где есть для этого возможность. Там, где нет — на отдельных точках пойдут рядовые срочной службы. Качество охраны границы от этого только выиграет и сохранится офицерский состав. То есть оставить только офицеров и прапорщиков для охраны и технической разведки. Оставить только специалистов. Потребуется привлечь дополнительно людей. Пожалуйста.

Помните, как после первой мировой войны немцы получили разрешение иметь 100-тысячную армию “Рейхсвер”. Они оставили 100 тыс. офицеров и унтер-офицеров и практически отправили в запас почти всех солдат. Когда им потребовалось развернуть армию, они ее развернули буквально за 3—5 лет. Аналогично поступили и японцы после поражения во II Мировой войне. Так и у нас должно быть. Разве можно говорить о профессиональной армии сокращая военных профессионалов?

Андрей Иванович, может быть зря Вы ушли с поста директора ФПС и стали депутатом Государственной Думы. У Вас ведь стало меньше рычагов реальной власти, управления.

Во-первых, как у депутата Государственной Думы, у меня появилась возможность говорить то, что я думаю. Я думаю, что военная служба не предполагала такого состояния, когда я мог говорить то, что я думаю. Да, я говорил то, что я думаю, но только Президенту. Я писал, излагал свою точку зрения, отстаивал ее до принятия решения. Но я понял, что в рамках одного ведомства изменить ситуацию нельзя. Надо менять ситуацию в стране. Значит надо вернуть доверие к власти, тогда вернется и все остальное. Понимаете, в нормальном обществе, нормальном государстве нужда в армии всегда будет, как будет нужда в структурах, которые поддерживают закон и порядок. Если бы страна работала, у нас хватило бы средств и на военное дело, и на образование, и на здравоохранение. Почему сейчас не хватает ни на что? Не потому, что нам надо жить по средствам, а потому что мы не работаем. Ведь даже если бы Правительство выполнило поставленную перед собой сверхзадачу собрать налоги до конца 1998 года, то это будет всего лишь 25% от того, что нужно России. У нас бюджет сравним с бюджетом Финляндии, но у Финляндии население 5 млн., а у нас 150 млн. И получается, что 25% нас обеспечить не могут. А если страна будет работать, она будет иметь 100%. Но вы хоть раз от представителей Правительства слышали, что они заботятся о создании в стране новых рабочих мест и о воссоздании старых? Озабочены ли они проблемой, чтобы каждому дать возможность трудиться? Вы никогда от них этого не услышите.

Найдете мне экономиста, который мог бы объяснить, почему доллар стоит шесть рублей. Никто не скажет. Вот если бы меня спросили, что бы я сделал первое, если бы стал человеком, который способен принимать решения в России, то я завтра же установил бы, что один доллар стоит четыре рубля. Что бы сделало наше население в этой ситуации? Оно побежало бы продавать доллары. Другого варианта просто нет. И я бы эту зеленую бумагу отдал тем, кто ее нам прислал. Она нам абсолютно не нужна. Еще интересный момент. 14,5 млрд. долл. — запасы Центробанка и 14,5 млрд. нам дают, а 50 млн. долл. ежедневно продается на межбанковской валютной бирже для поддержания этого курса. 22 торговых дня в месяц — это 1 млрд. 100 млн. Нам дали деньги ровно для того, чтобы мы поддерживали курс не рубля, а доллара до выборов президента. Они нам дали, чтобы мы поддерживали этот курс, а потом они (Запад) будут смотреть, кого изберут. Вот такая арифметика.

Еще факт из нашей арифметики. Последние публикации о личных состояниях ряда российских граждан свидетельствуют о том, что некоторые из них составляют половину выделяемых из бюджета средств, например, на содержание ФПС России, или ФСБ России. То есть 2—3 человека в состоянии сегодня содержать всю ФПС притом безболезненно.

Согласитесь, политик видит кое-что из того, что не дано увидеть управленцу, поглощенному заботой: как прокормить, обуть, одеть, обеспечить вооружением с учетом недофинансирования своего ведомства, других ведомств, занятых обороной и безопасностью российского общества.

Поскольку мы коснулись военных, то возникает вопрос: много генералов идут в политику (Руцкой, Лебедь, Макашов, Рохлин, Николаев, Громов), не просматривается ли общая тенденция развития их судьбы?

Когда мы говорим об исходе генералов, давайте решим один вопрос. Руцкой ушел давным-давно. Первая волна — Громов, Макашов, Руцкой. Вторая волна — Рохлин, Родионов. Затем — Николаев, Лебедь. Я бы не сказал, что это много. Я думаю, что генералов должно быть в политике столько, сколько их оказалось достойными. У американцев очень активно генералы идут в политику. Это люди, с одной стороны, дисциплинированные, организованные, ответственные, с другой — это люди, способные на поступки, на решения. В политику идут люди уже не способные подчиняться, а способные сами принимать решения. Из всех перечисленных генералов, только Николаев сам ушел. Я уволился, чтобы ничем не быть обязанным власти. Остальных выгнала исполнительная власть. У них создалась ситуация как бы вынужденного прихода в политику.

Я же считаю, что в политику надо приходить сознательно. Вот тот же генерал Де Голль. Он сделал совершенно ясный шаг — оставил военную службу и ушел в политику. Я не пытаюсь себя сравнивать с Де Голлем, но линию эту я считаю правильной.

Ваше отношение к движению Рохлина?

В принципе отрицательное. Понимаете, когда мы говорим ДПА — Движение в поддержку армии, то напрашиваются вопросы. Какова задача этого движения? Если это политическое движение, то нужно ли отделять проблему армии от проблемы государства, от проблемы общества? Как можно защищать армию? Да еще защищать ее самими военными. На мой взгляд, отделять проблему армии от проблем государства и населения в целом непродуктивная идея, грубо говоря — бредовая.
Вспомним знаменитый лозунг «Народ и армия едины». Это порождение более бредового лозунга «Народ и партия едины».

Никто и не подумал, что эти лозунги не диалектичны по существу, так как единство — относительно, а противоречие — абсолютно, источник развития любого процесса и естественного, и социального. Проблема народа и армии глубока и сложна. И таким лозунгом поиск путей ее решения как бы исключается по сути. Ничего не нужно делать, ведь народ и армия едины. Но в чем трагедия? Вот, например, дедовщина в армии. Это же социальное явление, которым больно общество. Это хулиганство, которое сегодня правит бал на улицах городов, перенесенное в армию, то есть это социальные проблемы общества, перенесенные в военную структуру. Конечно, есть тут проблемы и организационные, и управления, не без этого. Но они-то приходят в армию. Они приходят из общества, потому что армия часть общества, постоянно вооруженная, предназначенная для решения определенных задач. Вот где проблема. Поэтому получается, что создавая подобное движение, мы создаем для армии структуру, которая должна решить проблему лишь армии, как бы изолированной от общества. А дело совсем в другом Нужно менять отношение общества к армии. Надо изменять возможности экономики в отношении армии, надо изменять возможности управления военной сферой деятельности государства.

Армия нуждается в поддержке. Но эта поддержка не должна стать политиканством.

Как раз в этой связи еще одна проблема — отношение молодежи к Российской армии. Сейчас оно более чем негативное, если не сказать отрицательное. Тем не менее примеры западных обществ дают аналогии, когда существует система, в которой молодой человек, его карьера, вся его жизнь напрямую ассоциированы со службой в армии. При этом делаются скидки, даются льготы при поступлении в учебные заведения, на работу. Что, на Ваш, взгляд надо сделать, чтобы вообще изменить отношение молодежи к армии?

Итак, отношение молодежи к армии. Мы, безусловно, должны сделать службу в армии не обязательной, но привлекательной, то есть люди должны быть заинтересованы в службе в армии и добровольно идти на военную службу. Можно было бы сказать так, что человек, не прошедший службы в военной структуре, просто не может рассчитывать на определенную карьеру. Но это должно быть сделано не формально, а через формирование общественного мнения. В этой связи я считаю, надо в самое ближайшее время, буквально в этом году, принять Закон о государственной альтернативной службе.

Должна быть прямая воинская служба, то есть служба в Вооруженных Силах. Второй вид военной службы — это служба в военных структурах, которые не входят в состав Вооруженных Сил. Ну, например, Федеральная пограничная служба, она не является частью Вооруженных Сил, а, по сути, правоохранительная структура. Она может быть частично альтернативой службой. То есть, у человека может быть выбор: я хочу охранять Государственную границу, или я хочу служить в военизированных пожарных формированиях, или я хочу служить в МЧС. Да, я буду связан с оружием. Но я буду связан с оружием при выполнении специальных заданий (охрана границы, внутренняя безопасность, охрана спецобъектов, спасательные операции, пожарная охрана). Это один вариант. Но должна быть и прямая альтернативная служба: человек может отказаться от военной службы, но при этом он должен выполнить обязательно государственную службу в различных сферах, например, коммунальное хозяйство, дорожное хозяйство, госпитали, железнодорожное хозяйство, то есть достаточно широкий выбор. При этом он может с учетом экономии проходить такую альтернативную службу и по месту жительства. Не обязательно тянуть его в казарму. Он должен, например, ежедневно работать в системе коммунального хозяйства. Будь добр в 8 час. 30 мин. ежедневно являться на построение или сбор в обусловленном месте. После этого идти на работу. Проживание — пожалуйста, по месту жительства. Ему выплачивается пособие. Вот и получите, что он выполняет государственную службу как альтернативу военной. Таким образом, есть и варианты, и возможности введения государственной альтернативной службы. Я думаю, что если бы мы это ввели, поверьте мне, людей, желающих проходить службу в первых двух компонентах, было бы значительно больше. Насчет срока, здесь он был бы два года, а на альтернативной службе 3 года. Следует еще добавить, что не каждый пойдет в психбольницу или на дорожные работы. Он скажет, лучше я отслужу два года по охране Государственной границы.

Ваша политика в отношении молодежи в рамках Вашего движения?

Мы, на мой взгляд, нашли очень удачный вариант учета интересов молодежи. Она должна найти свое место в нашем движении. В отличие от всех абсолютно партий и движений в России, мы свое молодежное движение стали создавать не рядом с движением, а внутри. Мы предложили молодежному движению сразу, изначально, строиться внутри самого движения. Мы исходим из того, что решение вопросов молодежи должно проходить при рассмотрении любого вопроса, который мы будем решать. Если мы должны думать о людях, то должна быть обязательно выстроена и обеспечена сменяемость поколений. И еще один момент. Все программы, которые делают партии и движения, делятся, как правило, на экономику, политику, военную сферу, демографию и т.д. У нас программа, которую мы готовим, строится совершенно по-другому принципу. Человек, семья, общество, государство. И молодежная политика проходит через все разделы программы. При этом каждый раздел делится на три части — немедленно, в течение ближайшего времени (пять лет), через 10—15 лет. Человек должен понять, что все, что он будет делать по программе, он будет делать для себя, для семьи, для общества, для государства, и что государство будет делать для общества, для семьи, для человека.

Стратегическая цель Ваша и Вашего движения?

Она определена в Уставе движения. Это — обновление социально-экономической и духовной жизни в России на основе вхождения участников и представителей движения во власть в соответствии с заканодательством Российской Федерации и обеспечение гражданам России достойной жизни, уважения и уверенности в будущем.

Каковы конкретные шаги при реализации Вашей программы по достижению стратегической цели?

Создание движения и обеспечение его массовости.

Готова ли у Вас команда к управлению страной?

Я думаю, что такая задача стоит. К январю-февралю мы должны сформировать такую структуру, кроме двух фигур — Президента и Премьера. Мы ставим задачу — сформировать практически полностью Кабинет министров, который в любой момент, в определенной политической ситуации будет готов прийти к власти. Планируется подготовить и на деловых семинарах отработать более 100 ситуационных сценариев в различных сферах внутренней и внешней политики Российского государства.

На какие финансовые структуры Вы могли бы уже сегодня опереться в своей деятельности, имея в виду, что финансовый электорат уже поделен?

У нас в России есть очень много людей и организаций, которые заинтересованы во вложении средств в центристское движение «Союз народовластия и труда». Для нас ни сейчас, ни в ближайшем, ни в последующем будущем не предвидится проблем с финансами.

Какие партии и движения Вам близки и кто Ваши союзники?

Это — предмет для обсуждения на II съезде, у нас есть такая договоренность. Но в принципе мы с удовольствием приветствуем тех, кто придерживается центристских позиций и ради вывода России из того кризиса, в котором она находится, готов пожертвовать своими личными амбициями ради объединения сил. Нам не по пути только с радикалами и политическими приспособленцами.

Как Вы относитесь к тем негативным высказываниям СМИ, которые в последнее время стали отражать Вашу деятельность. Раздражает это Вас, мешает работать?

Абсолютно спокойно, потому что публичная политика предполагает, что с одной стороны появляются союзники, а с другой — имеется часть людей, которые занимают нейтральные позиции. Но есть, люди, которых это не устраивает. Тех, кого это не устраивает, но которые определенным образом контролируют СМИ, будут делать все, чтобы дискредитировать нашу работу и каким-то образом очернять нашу деятельность. Но я думаю, что в конечном счете это ничего, кроме рекламы, нам не дает.

Ваша семья и увлечения.

Никаких увлечений, абсолютно.
А семья — семья самая стандартная, российская. Два сына, жена. Жена — инженер-математик. Сейчас занимается домом. Один сын закончил Московский университет, другой учится в Академии ФСБ.

Андрей Иванович, Вы верите в успех дела, которое делаете?

Абсолютно верю, убежден, что все будет нормально.

Спасибо за интервью.




   TopList         




[ СОДЕРЖАНИЕ ]     [ СЛЕДУЮЩАЯ СТАТЬЯ ]