О.Бельков,
доктор философских наук,
профессор

Выборы нового президента Российской Федерации подводят черту под ельцинским десятилетием в истории страны. Его называют по-разному — революцией и контрреволюцией, крахом и возрождением — в зависимости от политических симпатий. Однако практически никто не спорит с тем, что пришло время не только новых людей, но и новых идей. Вопрос о стратегических целях развития государства приобретает, как раньше говорили, судьбоносный характер.

Но сам по себе этот вопрос не является самодовлеющим. Стратегия России в XXI в. определяется не только ее внутренними потенциями и собственными устремлениями. Она по необходимости должна учитывать процессы, развертывающиеся в мире и порождающие обстоятельства, не обязательно конкретно угрожающего характера, но, безусловно, вынуждающие с ними считаться и реагировать на них.

Игнорирование таких обстоятельств чревато возникновением неконтролируемой ситуации, при которой могут быть утрачены благополучие, безопасность и стабильность общества. Вот эти-то обстоятельства и определяются категорией «вызов».

Многие вызовы для современной России связаны с глобализацией. Так называют все более сложный комплекс трансграничных взаимодействий между физическими лицами, предприятиями, институтами и рынками для решения многообразных задач, с которыми государства не могут успешно справиться только собственными силами. Термин «глобализация» — относительно новый. Но процессы, им обозначаемые, возникли не вчера.
«Если рассматривать глобализацию в чисто географическом аспекте, — говорит Генеральный секретарь ООН Кофи А.Аннан, — то практически ничего нового в этом процессе нет. Взаимосвязанная человеческая деятельность в масштабах всего мира осуществлялась на протяжении столетий».
Предтечи глобализации можно уследить в формировании мировых колониальных империй. Много позже говорилось об интернационализации экономической и всей общественной жизни вообще. Совсем недавно у нас декларировалось становление общечеловеческих ценностей и пропагандировалось строительство общеевропейского дома. Пока не стало ясно, что все в нем имеют и благоустраивают свои национальные квартиры, а для России не предусмотрена даже «боковушка».

Ни колонизация, ни интернационализация, ни все другие формы интеграции человечества — теперь мы знаем — в исторической перспективе не стали тем, к чему стремились их «вдохновители и организаторы». Жизнь внесла серьезные коррективы, определив характер и последствия этих процессов. Уже и поэтому, думается, неконструктивно было бы рассматривать глобализацию как жестко детерминированный процесс, формы и результаты которого должны быть познаны и приняты как рок.

По крайней мере, сегодня остается открытым вопрос о конечной судьбе государства. Есть немало тех, кто утверждает, что оно отмирает. Правда, оставляя в стороне вопрос о политической организации будущего безгосударственного человечества.

И отмахиваясь как от досадной мелочи от того, что параллельно с глобализацией, устраняющей экономическую разобщенность территорий, развертывается процесс фрагментации, выражающейся и в новом витке государственного строительства.

Вот и Стокгольмский институт стратегических исследований констатирует, что возникающий режим безопасности характеризуется одновременно глобализацией и фрагментацией.

По прогнозам американских ученых, в течение ближайших 15—20 лет на земном шаре в результате территориального передела образуются более 100 новых государств. Согласно тем же расчетам, должна распасться и Россия . Это один вызов России.

Другой связан с тем, что в процессе глобализации утверждается новое разделение труда между территориями (независимо от того, сохранится ли их государственная определенность и оформленность), закрепление за ними определенных функций в мировом хозяйстве.

Есть основания говорить о том, что России в нем может выпасть доля сырьевого придатка и кладбища вредных отходов. «Ее (глобализации) преимущества и риски распределяются неравномерно, и рост и достаток, которые она несет одним, компенсируются все большей уязвимостью и маргинализацией других», — говорит Кофи А.Аннан. Не относится ли к этому ряду бегство капиталов, поток которых из России составляет порядка 20 млрд. долл. в год, что, кстати сказать, определяет крайне низкую долю накоплений в ВВП — примерно в 1,5 раза меньше, чем в развитых странах.

Еще один вызов заключается в том, что «технические достижения и открытые границы, которые позволяют коммерческим фирмам налаживать производство товаров и оказание услуг на транснациональном уровне, открывают возможность выхода на международный уровень и перед террористическими организациями, преступными синдикатами, торговцами наркотиками и лицами, участвующими в «отмывании» денег».

События в Чечне (а мы не гарантированы от возникновения подобных конфликтов и в будущем) показали, что наше государство не имеет эффективной стратегии и средств для ответа на этот вызов. Глобализация — это данность. Включение в нее имеет безальтернативный характер.

Здесь действует правило, которое можно сформулировать так: история ведет тех, кто считается с объективным ходом вещей, остальных тащит. Но это вовсе не значит, что безальтернативна сама глобализация. Еще совсем не факт, что она должна развертываться по модели, безразличной к интересам и судьбе России. Россия имеет достаточный потенциал, позволяющий определять события, а не тащиться за ними. Ее стратегия должна ориентироваться на оптимальные для России направления, формы, темпы включения в процессы глобализации.

Предположим, глобализация — магистральный путь, вдоль которого сосредоточены все блага, необходимые для нашего существования. Сойти с этого пути — обречь себя на гибель. Но, находясь на нем, мы должны сами позаботиться о том, чтобы несущий нас транспорт (гоголевскую Русь-тройку) не понесло в кювет, чтоб он благополучно обошел встречающиеся препятствия, чтоб не оказался подмятым или затертым другими. Здесь возникает еще один вызов, ответ на который предстоит определить. Речь о диалектике либерализма, консерватизма, социализма.

Думается, совершенно необоснованно преданы забвению некогда гонимые идеи конвергенции. В этой связи представляется важным солидаризироваться со словами В.Путина о том, что «достижение необходимой динамики роста — проблема не только экономическая. Это проблема также политическая и, не побоюсь этого слова, в определенном смысле идеологическая. Точнее, идейная, духовная, нравственная». Суть проблемы становится ясной, если учесть существующие в нашем обществе и политической элите противоречивые идеи о возможности и пределах вмешательства государства в экономическую жизнь страны. В свое время В.Путин говорил: «Мы находимся на этапе, когда даже самая верная экономическая и социальная политика дает сбои при проведении ее в жизнь из-за слабости государственной власти, органов управления. Ключ к возрождению и подъему России находится сегодня в государственно-политической сфере. Россия нуждается в сильной государственной власти и должна иметь ее».
Но внимательный читалель знает, что есть и иные, в том числе противоположные предложения.
Кстати сказать, нет единства позиций и в обществе. Всероссийский опрос, проведенный ВЦИОМ в апреле 2000 г., показал, что 79% выступают за усиление государственного контроля над экономикой, 72% — за национализацию ключевых отраслей экономики, 64% положительно относятся к поддержке частного предпринимательства.

Отправной точкой для выработки стратегии должно быть признание того, что Россия — великая держава и другой быть просто не может. Важно иметь в виду, что вопрос о величии страны невозможно решать сугубо логическими методами. Это «не Верхняя Вольта с атомной бомбой».

Четвертый вызов как раз и заключается в том, что в мире (и в стране) есть немало охотников, заинтересованных в том, чтобы на геополитическом пространстве хартленда не было бы единого, целостного, а следовательно, мощного социального организма.

Но им противостоит значительно больше тех, кому «за державу обидно» и для кого «жила бы страна родная — и нету других забот» — не пустые слова для ерничанья. К сожалению, сложилось так, что таких людей судьба развела по разные стороны в 1991 и 1993 гг. Но они могут и должны преодолеть раскол, возрождение величия России того стоит.

Еще один вызов связан с тем, что объективно необходимая глобализация осуществляется под определяющим влиянием экономически доминирующего Запада, США и приобретает характер вестернизации, американизации стран и народов.

Для нашей страны это актуализирует извечный спор западников и славянофилов. С той однако существенной разницей, что в те годы у идейных антагонистов была общая платформа, сердце болело об одном — укреплении России. Сегодняшние же западники-мондиалисты, с удивительной настойчивостью охаивают все российское и русское как заведомо отсталое и ущербное. Они, говоря словами А.И.Герцена, всякую разницу нашу тщатся представить недостатком.

В конечном счете, все вызовы так или иначе заставляют говорить о безопасности страны и народа. Безопасность, по словам Хемингуэя, — это когда знаешь, как увернуться от опасности. Более развернутое определение может звучать так: безопасность — это состояние, когда нации не приходится жертвовать своими интересами из-за боязни оказаться втянутой в войну, и когда она в состоянии защитить их военным путем, если войны избежать не удалось. Обеспечение так понимаемой безопасности предполагает заботу о поддержании на должном уровне военной мощи страны.

Недавно В.Путин повторил формулу Александра III: «У России есть два союзника — армия и флот».

Правда, Александр III подчеркивал: только два союзника.

Между тем, признание катастрофического состояния оборонного комплекса стало проходной фразой для всех, кто говорит о военной сфере, будь то «партия власти» или оппозиция, политики или военачальники, эксперты или журналисты. Шестилетнее военное «реформирование» ничего хорошего стране и обществу, государству и армии не принесло.

Так не следует ли признать либо порочность самой установки с помощью реформы привести военную организацию в состояние, соответствующее требованиям дня; либо принципиальные ошибки в определении концепции, направлений и приоритетов военного строительства; либо, наконец, демагогическое использование идеи реформы в спекулятивных целях, ничего общего не имеющих с заботой о военной безопасности страны? Есть все основания утверждать, что идея и лозунг «даешь военную реформу», родившиеся в советское время, потеряли всякий смысл с распадом СССР.

Механически перенесенные на новую российскую действительность, они дезориентируют политическое и военное руководство, гражданское общество и армейские круги относительно актуальных проблем военного строительства России, путей и способов их решения.

Стране и армии нужны не сомнительные эксперименты с отрицательным результатом, называемые военной реформой, а четко сформулированная легитимная, то есть понятая и поддерживаемая гражданской и военной общественностью и законная, то есть соответствующая нормам международного права и Конституции страны и закрепленная специальным государственно-правовым актом программа военного строительства.