Процессы государственно-общественного развития в современной России находятся под влиянием деструктивных факторов. Благодаря богатству русского языка можно выстроить целый синонимический ряд из понятий, характеризующих это: «распад», «дезинтеграция», «раздробление», «хаотизация», «разложение», «атомизация» и т.п. В проблеме государственно-общественного единства выделяются политический, экономический, мировоззренческий, социально-психологический, управленческий, нравственный и многие другие аспекты.

С.Рыбаков,
председатель Свердловского облотделения ВОПД «Духовное наследие»
 
I. В социально-экономической сфере Среднего Урала в течение всего 1998 г. накапливалось напряжение. Его проявления обнаруживаются в недовольстве немалой части общества падением уровня жизни, в протестном и забастовочном движении.

Суммарная задолженность по зарплате разным категориям работников в Свердловской области достигла критической величины. От невыплат страдают врачи, ученые, учителя, милиция. С особой остротой проблема дает о себе знать в оборонной отрасли: долг федерального правительства среднеуральской «оборонке» превысил миллиард «новых» рублей.

Где находятся корни зла? Свой ответ на этот вопрос дали руководители оборонных предприятий, НИИ и КБ Свердловской области, подписавшие в июне 1998 г. открытое обращение к Президенту, Правительству и Федеральному собранию РФ с требованием возвратить то, что честно заработано. Показательно, что обращение хозяйственников было адресовано именно федеральным, а не региональным властям. Причины социально-экономических бедствий вытекали прежде всего из отсутствия внятной стратегии у правительств В.Черномырдина и С.Кириенко.

Похоже, в Кремле стратегические горизонты ограничивали пределами относительно благополучной Москвы, крепко уверовав в способность региональных органов управления «выкручиваться» в решении любых серьезных вопросов. Однако региональные возможности ограничены объективно существующими рамками. Вспомним на примере Свердловской области: после развала СССР прежде единый народнохозяйственный комплекс пережил значительную трансформацию, когда ломались отточенные десятилетиями производственные связи между регионами, что вело к изменению места и роли Свердловской области в российской экономике. Руководству области с ее исторически сложившейся индустриальной специализацией пришлось затратить огромные усилия для хотя бы частичного восстановления объема и структуры внешних связей среднеуральских предприятий, но без координационной помощи Центра многие прежние кооперационные связи так и остались утерянными.

В 1998 г. крупнейшие предприятия ВПК на Урале — Уралтрансмаш, завод им. Калинина, НПО «Автоматика» и другие — не получали денег за выполненные госзаказы, а региональная власть при всех стараниях перекрыть долги Центра просто не в силах. «Федеральная власть самоустранилась», —  резюмировал председатель областной думы В.Сурганов, дополнив это высказывание следующим: «Мы не говорим о том, что это за курс — капитализм с нечеловеческим лицом или что-то еще, речь идет о выживании».

Председатель областного правительства А.Воробьев неоднократно высказывался против проведения реформ в социальной сфере (жилищно-коммунальный комплекс, медицина, образование) за счет интересов населения. Областной администрации удается сохранять управляемость социально-экономической сферой, однако трудности при этом постоянно нарастают. Невозвращенные в область долги Федерального центра препятствуют оживлению ее экономики. Без полноценного денежного обращения она проявляет симптомы «малокровия». Нехватка средств негативно влияет на социальную сферу: тормозится развитие инфраструктуры, соцкультбыта, жилищного строительства. Отстраненность Центра от проблем региона в июле 1998 г. наглядно проявилась в конфликте области с Газпромом, заявившем о намерении резко сократить подачу топлива областным предприятиям и организациям.

II. Многие известные политологи сегодня настойчиво обращают внимание на угрозу распада РФ. Противостояние интегрирующей и разъединительной тенденций по всем признакам приближается к апогею. Его результаты скажутся на судьбе каждого человека. Пора задуматься всем. Неужели нас ничему не научили «внезапно» возникшие российско-украинские или российско-казахстанские границы («ростовско-луганские», «челябинско-кустанайские»)? Знаком времени становится психологический дискомфорт больших масс людей, связанный не только с их социальным делением. Даже многие из тех, кто может считать себя материально благополучным, не уверены в завтрашнем дне, ибо интуитивно «улавливают», что личное в реальной жизни «невычленимо» из общественного контекста и что стабильно обустроенная страна явится залогом и личной стабильности.

Угроза государственной дезинтеграции крылась в маловразумительной политике Кремля, упорно цеплявшегося за «либеральный проект», никак не приживающийся на российской почве. Либерализм в его догматизированном виде выпячивает индивидуальные интересы, тем самым обрекает общество на атомизацию, а государство лишает цельности, толкая его на путь дробления. Пока не будет преодолен кризис сознания, навести гармоничный порядок в общественных отношениях не удастся. Английским писателем Г.Честертоном еще в начале нашего века была высказана очевидная и ясная мысль: «Разве может быть праведной жизнь, если представление о жизни ложно?»

Факторы консолидирующего свойства, конечно, имеются. Но вряд ли их можно отнести к за-слугам кремлевской администрации. Как ни парадоксально, основные из этих факторов являются наследием советского времени: единая государственная энергосистема, единая транспортная система, единый ядерный потенциал. А вот вина за «раскручивание» процесса фрагментации общества и государства почти полностью ложится на тех, кто еще недавно окружал Президента Б.Ельцина. Уход от системного, программного управления негативно сказывался на политике, на экономике, на духовно-нравственной сфере. Причем именно в сфере общественного сознания фрагментация особенно пагубна.

Символы нашего времени ассоциируются с агрессивной рекламой и отражают воинствующее потребительство, антигероизм, пошлость и подчеркнутое безразличие к ближним. Объединяющих символов почти нет (если, конечно, не считать «залогом единства» поколение «идолам» эстрады или «звездам» тенниса). Символы — достаточно серьезная категория. Являясь, по сути, языковой системой массового сознания, они дают возможность судить о его состоянии.

Разговор о консолидирующих символах вовсе не означает призыва к унификации и насаждению шаблона. Целое не есть механическая сумма частей. Россия — страна огромного разнообразия (природно-климатического, культурно-этнического), но это разнообразие лишь подчеркивало в ее истории уникальные адаптационные способности русского народа и не влекло к «рассыпанию» страны на части (причины «феодальной» раздробленности XII—XV вв. и Смуты начала XVII в. крылись в субъективных факторах). Единству государства мощно помогал духовный стержень — будь то православная идея Святой Руси или державность в ее петербургской или советской «редакциях». Сейчас духовного стержня нет — тотальный плюрализм никого и ничего объединить не может. В виде общественной цели плюрализм просто нелеп, поскольку в этом виде становится выше абсолютных истин и нравственных ценностей. Логичнее защищать не плюрализм, а духовную свободу как необходимое условие квалифицированной полемики о выборе оптимальных путей общественного развития.

На практике убого понимаемый плюрализм, не состыкованный с общегосударственными интересами, ведет к нарастанию едва поддающегося счету количества политических партий и организаций, к разжиганию амбиций политических и околополитических деятелей. Фрагментация сознания тянет за собой фрагментацию «политического поля» страны. Оправдывающие такой ход событий приводят, как им кажется, «неотразимый» аргумент: «Современный человек должен быть предельно терпимым». На деле же термином «терпимость» часто прикрываются равнодушие или скепсис относительно социальной жизни, а также оправдывается возможность загромождать сознание людей информацией, где истинные ценности не отделены от мнимых. Известный православный деятель — святитель Филарет (Дроздов) предупреждал свою паству: «...ложное не спасет, поврежденное не исцелит, краденое не обогатит, неблагословенное не принесет благословения».

Большинство политиков, бесспорно, знает о силе консолидирующей символики, впечатывающейся в массовое сознание. Другое дело, что некоторые их них стремятся «притянуть» эту символику к масштабу своей деятельности. Вот пример из политической жизни Свердловской области: лозунг «Наш дом — наш город», одновременно являющийся и названием общественно-политической организации. Для кого-то этот лозунг выглядит эффектным и оправданным. Екатеринбуржцам, к которым обращена эта символика в принципе ясно: поскольку они живут в Екатеринбурге, им пристало благоустраивать именно его, а не Челябинск или Томск. Логика лозунга определенна, своеобразна, однако при этом не безобидна. Его авторы впридачу к нему наверняка имеют те или иные оговорки. А вот неискушенный человек об этих оговорках ничего не знает, да и знать не желает — его восприятие настроено на «чистые» символы. Тонкость в том, что по-своему удобный символ «Наш дом — наш город» несет и ассоциативную нагрузку. Вспомним поговорки: «Мой дом — моя крепость» или «Моя хата с краю». И если политическое кредо впечатывается в сознание с подобными смысловыми оттенками, то усвоившему его человеку нет дела до Томска или Челябинска, а что еще примечательней — и до Ивделя или Нижних Серег (районных центров Свердловской области).

Столкновение разноуровневых лозунгов отдаляет общество от консолидации. Последние выборы в Законодательное собрание Свердловской области выявили доминирование узкопрагматических задач и личных интересов местных политиков над серьезными стратегическими и мировоззренческими проработками. Это вело к тому, что предвыборная борьба приобретала порой нецивилизованные формы (чрезмерное очернительство соперников, убийства двух кандидатов в депутаты, попытки подкупа избирателей и т.п.).

Массовое сознание имеет особенности, требующие учета. Одна их них — его тяга к мифологичности, способствующей «перевариванию» лозунгов на особый манер. В части массового сознания тезис «Наш дом — наш город» адаптировался как призыв к локализму, к автономности частей в ущерб целому. Логика тезиса отражает психологию фрагментации. Интеллектуалы благодушествуют относительно всей этой патриотики «местного разлива».

В сознании многих представителей интеллигенции утвердилось странное убеждение в том, что общественная консолидация означает возврат к тоталитаризму, что сильное государство может быть только тоталитарным или диктаторским. На это значительно влияют стереотипные идеологемы, согласно которым государство есть только орудие подавления. Подобного рода стереотипы «по эстафете» передаются от анархистов и ортодоксальных марксистов к радикал-либералам. Не видя в государстве средства регулирования общественных отношений, либералы — носители антигосударственной идеологии, оказавшись у власти, стали добиваться ослабления механизмов госрегулирования.

Политический (геополитический) потенциал государства (партий, государственных лидеров) без духовно-интеллектуальной компоненты превращается в предельно шаткую конструкцию. Среди тех, кто считает себя интеллектуалами, многие заразились корыстью, потеряли объективность, историческое чутье, способность генерировать государственно значимые идеи, а значит, — потеряли авторитет и возможность воспламенять умы и души соотечественников. Сегодня массовое сознание формируют не писатели и философы, а эстрадные юмористы, телеведущие, исполнители «попсовых» песенок. Коммерциализация СМИ ведет к поощрению невежества.

Все это происходит на фоне морального унижения значительной части народа, впадшей в нищету, не имеющей работы (в Свердловской области уровень общей безработицы достиг 9,5% от численности экономически активного населения. Особенно высок он в Артинском, Таборинском, Шалинском районах, Карпинске, Алапаевске, Артемовском). Из имеющих работу многие месяцами не могут получить зарплату. Подобное не может остаться без последствий: накапливаются симптомы нравственного одичания, психологической деградации населения: бытовая неустроенность, алкоголизм, распад семей, снижение рождаемости, детская беспризорность, рост венерических и инфекционных заболеваний, распространение наркотиков. Недуги в народном сознании ведут к тому, что на месте народа возникает масса населения, не понимающая общенародных интересов, не обладающая свойствами стержня государственного единства.

III. Овладение наукой управления предполагает умение осмыслить непростую диалектику взаимосвязей целого и его частей. Между ними находится не элементарная функциональная зависимость, а сложная система разнокачественных увязок — структурных, иерархических, генетических. В рамках этой системы каждый элемент является условием другого, а следствие одновременно может выступать и как причина.
Применительно к проблеме Центра и регионов это означает, что ее решение нельзя найти на путях простейших реакций, что от руководителей разных уровней требуется именно диалектичность мышления как условие сочетания местных и общегосударственных интересов. Среди руководителей регионов есть немало тех, кто этим даром обладает: Ю.Лужков, В.Яковлев, Е.Строев, Е.Наздратенко, Э.Россель, А.Тулеев, В.Коков, Н.Кондратенко и др.

Губернаторам-государственникам приходится противостоять тем, кто стремится догматизировать и упростить проблему «Центр — регионы». Среди «либерального актива» московского истеблишмента до сих пор в ходу «идеи» о расчле-нении России на массу мелких образований. Вспомним: в конце 80-х—начале 90-х годов в прессе открыто обсуждались проекты такого расчленения. Сегодня — под разговоры ультралибералов о желательности закрепления конфедеративного устройства страны — проблема обретает все более острый характер. «Независимая газета» 24 октября 1997 г. опубликовала статью американского геополитика З.Бжезинского «Геостратегия для Евразии», в которой он манифестирует территориальный раздел России. Московские американофилы сочувственно реагируют на подобного рода манифесты, мало задумываясь, какие перспективы они несут.

Об объективных предпосылках государственно-общественной фрагментации говорить не приходится. Налицо — сплошной субъективизм. Пора прямо сказать о том, что геополитическая эрозия Российского государства связана с «либеральным проектом». В образе этого проекта политика и идеология ведут за собой экономику и социальную сферу. В этом «рыночники» А.Чубайс, Б.Немцов, Я.Уринсон (так же, как в первой половине 90-х годов Г.Бурбулис, Е.Гайдар) мало чем отличаются от прежней номенклатуры, пытавшейся подчинить практику догмам и теоретическим схемам.

Кремль связал себя добровольной зависимостью от Запада, который ведет собственную корыстную игру, не соответствующую стратегическим заботам России. МВФ — эффективное орудие западной финансовой элиты — без стеснения диктует нашей стране формы, условия и пределы ее развития. А в это время наши доморощенные идеологи «либерального проекта» с их постоянной готовностью угодить Западу поют гимны суверенизации, приватизации и им подобным механизмам внедрения примитивно понятого «прогресса». По поводу некритического заимствования чуждого опыта метко высказался А.Солженицын: «Свои болячки чужим здоровьем не излечишь».

Настоящим катализатором распада единого народнохозяйственного комплекса стали приватизация «по Чубайсу». На многочисленные нарушения закона при ее проведении активно обращали внимание такие региональные лидеры, как Ю.Лужков и Е.Наздратенко, о криминализации немалого сектора экономики много говорил Н.Кондратенко. Но за допущенные нарушения никто, понятное дело, отвечать не желает, а потому «новые собственики» опасаются смены режима, придерживаясь логики: «пусть лучше распадется государство с его законами, но останется собственность». Психология рвачества, порожденная борьбой олигархических кланов и группировок за обладание собственностью, заражает всю общественную атмосферу. В этой борьбе, вышедшей за рамки экономики и нацеленной теперь на политическое и информационное влияние, в выборе средств не церемонятся, действуют с циничным расчетом.

Приватизационные схемы порой противоречат элементарной рыночной целесообразности, о которой, казалось бы, в первую очередь должна болеть голова у «певцов» рынка как «универсального регулятора».
Среди многих примеров малопродуманного и малоэффективного акционирования в Свердловской области выделяется Ирбитский мотозавод. Его продукция способна удовлетворить любой рыночный спрос, однако он резко снизил производство и фактически бездействует, поскольку его новые «хозяева» — три московские фирмы, скупившие большинство акций предприятий, вопросами технического развития завода совершенно не занимаются. Подобные причины приводят к тому, что в Свердловской области более трети предприятий являются убыточными.

От субъективных моментов зависит и нарастающее социальное и имущественное расслоение общества. Болезненной темой стало отсутствие должного контроля за распределением фондов зарплаты. О творящемся здесь произволе свидетельствуют официальные цифры: средняя зарплата руководителей предприятий составляет 9,5 тыс. руб., в то время как средний ежемесячный доход одного жителя области равняется лишь 725 руб.

Бесконтрольность в движении денежных потоков стала одним их пагубных следствий экономических «преобразований». Государственная власть стала жертвой собственных идеологических иллюзий, недополучая огромные средства за счет отказа от винной монополии, за счет беспрестанного оттока денег за границу и т.п. Недостаток государственных средств порождал административное бессилие Центра. В придачу к этому силовые структуры были расшатаны спонтанными кадровыми перетрясками и потому испытывают различные сложности при обеспечении полноценного сбора налогов, при обуздании криминального сектора экономики. Проявляются признаки деградации госаппарата. При всем этом Президент не устает бороться за власть, меняя своих фаворитов и сохраняя уже традиционно тяжелые отношения с Госдумой. Повороты тактической линии Б.Ельцина не поддаются прогнозам и логическим закономерностям. Все это неизбежно ведет к падению авторитета федеральной власти в регионах.

Обращаясь в начале 90-х годов к этнорегиональным элитам с призывом «брать столько суверенитета, сколько можно проглотить», Президент страны, надо полагать, рассчитывал на повышение своего рейтинга. Реалии не оправдали этих надежд. Печальным результатом «суверенизации» стало юридическое и экономическое неравноправие регионов. Республиканские элиты постарались максимально использовать возможности конкурировать как с областями, так и с самим Центром в решении многих вопросов, выбивая различные льготы. Но льготы были возможны только за счет областей и краев, заваленных бюджетным и налоговым гнетом. К тому же «рыночная стихия» ущемила прежде всего области, находившиеся на переднем крае развития современных технологий, сосредоточившие «оборонку», растившие квалифицированные кадры науки, техники и экономики.

В национальных республиках местные законы стали приниматься без согласования с общефедеральными юридическими нормами. В Татарстане, Ингушетии, Осетии, Туве законы носят антирусский (а в Чечне — воинственно антироссийский) характер: дискриминируется русский язык, кадровая политика ущемляет права «нетитульных» граждан в управлении, науке, культуре, образовании.

«Суверенизация» усилила неоднородность развития российских регионов. Области не добились тех же прав, что и республики. В «русских регионах» крепнет уверенность в несправедливости существующего положения дел. Некоторые областные думы (Сахалинская, Калужская, Костромская) приняли документы, где фиксируется недоверие политике Президента РФ.

Финансирование регионов в 1998 г. не имело единых принципов. Точнее, имело принцип: «Кто первым успел — тот и съел». Часто все решали напор и связи. При этом главы национальных образований умело использовали этнополитический фактор. Сегодня единая политика Центра по отношению ко всем субъектам Федерации стала настоятельной необходимостью.

В связи с этим уместно обратиться к вопросу о так называемой Уральской Республике. Что же все-таки стояло за этой идеей? Вливалась она в русло «суверенизации» или несла иную содержательную нагрузку?

С точки зрения политической символики лозунг Уральской Республики выглядел экстраординарно, у людей, радеющих за единую государст-венность, особо добрых чувств не вызывал. Стоит повторить, что символы — сильное средство воздействия на общественное сознание и потому требуют деликатных подходов. Однако по прошест-вии времени стало очевидным, что реальное содержание этого лозунга не было «нагружено» радикализмом и включало в себя зерна здравого смысла. Авторы идеи, разумеется, не помышляли об отделении Урала от России, не замахивались на историческое наследие Петра I, сделавшего Урал промышленной базой страны, «опорным краем державы» (хотя ради объективности стоит отметить, что — как часто бывает — нашлись «суперэнтузиасты» новой идеологемы из числа тех, кто всегда стремится «бежать впереди паровоза»).

Чтобы Урал мог остаться «опорным краем державы», нужно, как минимум, сохранить державу. Эта мысль присутствовала в подтексте концепции Уральской Республики. Ключевой момент сводился к тезису о важности выравнивания юридических прав субъектов Федерации и ликвидации диспаритета между статусами этнотерриториальных образований и «ординарных» областей, обнажавшего перспективу государственного дробления. Резким было противоречие между демократической фразеологией и реальной практикой, направленной не на равенство граждан и территорий, а на их разведение по шкале льгот и привилегий (а значит — на их противостояние). Что это за демократия? Либеральные реформаторы не только не ликвидировали статусную разницу территорий (а по сути — бомбу, заложенную большевиками под единое государство), а — напротив — усилили эту разницу да еще включили механизм, по сути дела, поощряющий республики жить за счет областей. Неужели кому-то до сих пор не понятно, что подобная форма государственного строительства является прямым вызовом государственному единству?

Проблему кто-то должен был озвучить. Э.Россель, открыто заговоривший о выравнивании статусов регионов, добился определенного резонанса в обществе, но одновременно навлек на себя и немало критических стрел. И все-таки требования живой практики заставляют политиков возвращаться к проблеме, тормозящей государственное развитие.

Без решения болезненного вопроса о правовой иерархии территорий совершенствование государственного устройства России и стабилизация общественной жизни становятся невозможными. Политика, способствующая фрагментации государства и общества, ведет в исторический тупик и потому должна быть прекращена.

IV. Историки так называемой «государственной» исторической школы (Н.М.Карамзин, С.М.Соловьев, В.О.Ключевский, С.Ф.Платонов) воспринимали государство как гарант безопасности народа, как универсальный регулятор общественных отношений и управленческую систему, которая должна стать заботой каждого гражданина. В.О.Ключевский оставил такую формулировку: «Вся русская история — движение от родового, стихийного начала к началу организованному, государственному». Государственное строительство на Руси накапливало богатый опыт — как положительный, так и отрицательный. После Смуты в XVII в., когда усилиями народного ополчения была восстановлена русская государственность, в сознании большинства россиян прочно утвердился принцип соборности, провозглашенный монахом Авраамом Палицыным и дьяком Иваном Тимофеевым: «Царь прислушивается к народу, народ поддерживает царя». Не было противопоставления государства обществу. Уроки Смуты подсказывали людям, что подобное противопоставление пагубно для всех и каждого. Сегодня же оно активно проводится, против чего протестует самая мыслящая часть общественной элиты — к примеру, А.Солженицын уверен, что «государство должно строиться одновременно и сверху, и снизу».

Мода на либеральный индивидуализм блокирует развитие гражданского достоинства людей, когда абсолютные ценности тонут в болоте относительных истин. Сегодня важно стимулировать общественную дискуссию по проблемам общественной консолидации и преодоления социального отчуждения. Постоянно пополняемый теоретический багаж движения «Духовное наследие» может быть неплохой базой для достижения исторически значимых результатов в такой дискуссии.