В.Круглов,
доктор военных наук

Успех военного строительства в России и ее безопасность во многом будут зависеть от того, насколько при проведении военной реформы учитываются традиции русского военного дела и искусства, генетическая память Вооруженных Сил и нашего народа. Известно, что одной из наиболее показательных сфер деятельности людей, в которой высвечиваются их национальные особенности, «дух и природа» является военное дело. Поэтому интересно проследить историю военного дела в целом, и военного искусства в частности, именно под этим углом зрения: правильно строить военное будущее России можно, только опираясь на ее военное прошлое.

Анализ основных открытий в области военного искусства за последние четыре века, когда военное дело из «занятия гениев» превратилось в государственно-осознанное строительство, убедительно доказывает приоритет именно русской Сухопутной армии, «континентально-евразийский» характер военного «русского духа».

До XVII в. на поле брани господствовали колонны различного масштаба и конфигурации. К концу этого периода глубина боевых порядков постепенно уменьшается, а фронт увеличивается. Назрел переход к новой тактике — линейной. И впервые сделала это русская армия. В сражении у села Добрыничи (ныне Брянская область) 21 (31) января 1605 г.

В Европе такой боевой порядок был повторен только в ходе Тридцатилетней войны.

Почти аналогичным образом обстоит дело и с переходом к новому боевому порядку — колоннам в сочетании с рассыпным строем. Русская армия одной из первых перешла к такому боевому порядку. Случилось это в Семилетнюю войну 1756—1763 гг.

Этот период продолжался до Крымской войны 1853—1856 гг. Он сменился новым периодом — стрелковых цепей, первой к которым опять-таки перешла русская армия в оборонительном сражении у реки Альма 8 (20) сентября 1854 г.

Каждый из вышеназванных периодов характеризуется очередным переходом к более широкому фронту, и первый шаг в этом всегда делала, как правило, русская армия. Не чувство ли родных просторов, сформировавшее широкую русскую душу, подсказало русским воинам, тесно связанным со своей землей, новые способы боя?!

И, наконец, именно русскими, советскими военными теоретиками в 20—30-х годах нашего столетия впервые было дано научное обоснование оперативного искусства как нового раздела военной науки и практики, который был признан Западом лишь недавно. Разработка в 30-е годы теории глубокой наступательной операции на континентальном театре военных действий показала, насколько далеко ушло русское «континентально-евразийское» мышление. В основе этой операции лежала другая континентальная категория — глубина.

Таким образом, история военного искусства убедительно свидетельствует о том, что сила русского воинства именно в его «почвенном» духе.

В связи с вышеизложенным будет уместно еще раз обратиться к одному «больному» вопросу военной истории. Суть этого вопроса — о соотношении и взаимном влиянии русского военного искусства и военного искусства Запада. Важную роль в этом сыграл труд военного теоретика и историка Н.П.Михневича «Основы русского военного искусства».

Автор на большом историческом материале сравнивал пути развития русского и западноевропейского военного искусства и сделал однозначный вывод: «Наше военное искусство почти никогда не уступало западноевропейскому, а весьма часто шло впереди, давая направление, новые идеи в области тактики и стратегии, которые от нас воспринимались в Европе». Анализируя далее сущность военного искусства России и Западной Европы, возможности и случаи заимствования чего-либо на Западе, он сформулировал другой важный методологический вывод: «Наша военная история показала, что мы испытывали каждый раз крупные неудачи, когда отказывались от самостоятельного творчества и слепо подражали западноевропейским образцам». Это — первый узелок на память теоретикам и практикам военной реформы!

Поэтому не является случайным, что «золотым веком» России стал век XVIII, когда фельдмаршалы Салтыков, Румянцев, Потемкин и генералиссимус Суворов активно боролись с западноевропейским засильем и побеждали своих противников прежде всего потому, что действовали по-русски, «вопреки западной методе».

Если с отношением «Россия—Запад» в военном искусстве стало все более или менее ясно, то еще интереснее другой, менее исследованный аспект развития русского военного искусства — а как повлияло на него военное искусство Востока, в частности, монголо-татарское? И, далее, чье военное искусство было выше — Востока или Запада?

Считается, что один из главных принципов военного искусства открыл и применил фиванский полководец Эпаминонд в сражении при Левктрах в 371 г. до н.э.

Эпаминонд, имея 6,5 тыс. воинов против 11 тыс. спартанцев, отказался от традиционного равномерного распределения сил по фронту и создал на левом крыле колонну в 90 шеренг, а центр и правое крыло были построены в 68 шеренг. Спартанцы же выстроили свою армию равномерно. Имея превосходство в силах на левом фланге, Эпаминонд стремительным ударом прорвал линию спартанцев, а затем, двигаясь в обе стороны и охватывая спартанцев с тыла, разгромил разъединенные части спартанской фаланги и одержал победу. Это сражение вошло в анналы военной истории с эпитетами «впервые», «первым» и т.д. Однако известно, что скифы против Дария за много лет до сражения при Левктрах применяли неравномерное распределение сил, причем не только по фронту, но и в глубину.

Надо признать, что большинство принципов военного искусства, которые в своей основе сохранили свое значение и сегодня, было применено на Востоке и нашло свое отражение, в частности, в «Ясе» Чингисхана.

Чингисхан особое внимание уделял разведке. Он учил, что без тщательной и достоверной разведки невозможно победить противника. Разведка у него стала делиться на войсковую и агентурную и приобрела целенаправленный и долговременный характер.

Сильной стороной монголо-татарского войска являлось ведение маневренных действий. Такие действия расшатывали оборону противника, расстраивали его боевые порядки. За счет маневра Чингисхан быстро концентрировал свое войско против обнаружившихся слабостей противника и прорывал его оборону.

Однако впоследствии многие уроки Чигисхана были забыты, что не могло не сказаться на военных успехах монголо-татар. Особенно зримо это проявилось в битве на Куликовом поле.

Было много и других битв, в которых монголо-татары «учили» русское войско воевать, интуитивно опираясь на всю мощь военных тайн Востока. Дело доходило и до настоящего практического учения, как, например, в битве на Чудском озере, когда на стороне Александра Невского сражался отряд монголо-татар. Русские оказались способными учениками и стали не только бить агрессора с Запада, но и превзошли своих учителей. Куликовская битва, в которой русское войско полностью выполнило все принципы (восточные!) ведения борьбы и нанесло жестокое поражение Мамаю, забывшему наставления Чингисхана, как раз это и доказало.

Восстановление господства монголо-татар над Московским княжеством после нашествия Тохтамыша отодвинуло освобождение Руси от ига еще на столетие. Но эти события имели и положительную военную сторону. Московским князьям стало ясно, что татаро-монгольское войско в открытом бою победить практически невозможно, что бросаться на татар в открытом сражении бессмысленно и победить их можно только новым способом. И такой способ был найден Иваном III. Он заключался в изматывании татар на окско-угринской оборонительной линии. И его применение привело к победе. Именно это и легло в основу борьбы с конницей, вплоть до середины XVIII в. (Это — непревзойденный пример долголетия способа боевых действий!)

Если с таких же позиций новых открытий в военном искусстве смотреть на военно-морское дело, то ветры Атлантики быстрее надували, естественно, паруса на Западе.

Эпоху парусного военного флота в 1520 г. открыла Англия, где был построен специальный военный корабль. Годом рождения русского военного флота стал 1696 г. — год русского флота в боевых действиях при Азове.

Переход к эпохе броневого флота тоже доказывает некоторый отрыв Запада.

Вместе с тем нужно отметить, что если в «материи» флот Запада несколько опережал русский флот, то в военно-морской мысли и искусстве русские ученые и флотоводцы были на высоте.

Если период морской линейной тактики был открыт морскими сражениями англо-голландских войн периода 1652—1674 гг., когда единоборство одиночных кораблей сменилось борьбой кораблей, выстроенных в линию, то к маневренной тактике флота первыми пришли русские флотоводцы (Чесменское сражение 24 июня (5—7 июля) 1770 г. Выдающийся русский флотоводец Ф.Ф.Ушаков настолько усовершенствовал приемы маневренной тактики, что по праву стал «Суворовым на море». Национальный герой Англии адмирал Г.Нельсон лишь повторил то, что первым сделал Ф.Ф.Ушаков.

Часто уступая противнику в количестве и качестве кораблей, русский флот уравновешивал это «качеством» матросов. Наши бескрайние дали требовали больших скоростей («И какой русский не любит быстрой езды!») и настойчивости в их преодолении. Вот почему русские крестьяне легко вписывались в экипажи из потомственных моряков, например, поморов.

Если тактику линейного парусного флота первым изложил французский военно-морской теоретик Поль Гост (1652—1700 гг.), то основоположником тактики парового флота, в том числе броненосного, является русский адмирал Г.И.Бутаков (1820—1882 гг.). Когда в ходе Крымской войны 1853—1856 гг. начали появляться корабли с паровыми машинами, именно Г.И.Бутаков, участник той войны, предвидя широкое развитие парового броненосного флота, создал его тактику...

Возвращаясь от флота к армии, можно заметить другие характерные особенности ее тактики, обусловленные именно «почвой». Почему, например, русский штыковой удар — чисто национальное явление? Потому что идти в штыковую атаку можно лишь тогда, когда крепко чувствуешь землю под ногами. Казачество было непревзойденным войском потому, что казака и коня соединила, породнила земля. Казак всегда с конем: с ним он землю-кормилицу и обрабатывает, и защищает... И, в целом, русская конница была лучшей. Наверное, и здесь сказывается генетическая память: опыт предков и уроки Чингисхана не прошли даром.

Вторая мировая война закончилась победой союзников во многом потому, что главные ее события происходили на Европейском континенте и решающий вклад в разгром фашистской Германии и ее сателлитов внесли Вооруженные Силы Советского Союза. Даже в морской войне Японии и США точка была поставлена нашей армией в Маньчжурии, в глубине Евразии.

После Великой Отечественной войны наша страна была вынуждена развернуть в Европе крупную сухопутную группировку. Это был наш «континентально-евразийский» ответ на «океанско-воздушный» вызов Америки, чей ядерный меч был занесен над Советским Союзом. Этот «континентальный щит» смог противостоять ядерному трезубцу Запада. Позже у нас появились свои ракетно-ядерные щиты и мечи. Но они стали возможны потому, что Россия и ее армия крепко стояли на суше: есть опора на земле, можно штурмовать и космические выси, и океанские глубины. Именно огромная евразийская территория России дает выходы в моря и океаны, позволяет иметь космодромы, аэродромы и полигоны.

Вот почему перестроечно-реформаторский разгром армии (Сухопутных войск) неизбежно приводит к уничтожению и российского Военно-Морского Флота (к 1999 г. число его кораблей уменьшилось более чем вдвое), и Ракетных войск стратегического назначения (РВСН) и Военно-Воздушных Сил (с Войсками ПВО).

Основой наших стратегических ядерных сил (СЯС) всегда были межконтинентальные баллистические ракеты наземного (вновь «почва») базирования (более 60% ядерных зарядов), американских стратегических наступательных сил (СНС) — ракеты на подводных лодках (более 50%). После известных соглашений по сокращению СНВ намечен и осуществляется слом этого «континентально-евразийского» хребта наших ядерных сил. После выполнения этих договоров наши силы структурно станут «американскими»: ядерные заряды ракет на подводных лодках будут составлять примерно 50% от их общего количества. То, что было основой наших ядерных сил, их объективным преимуществом, исчезнет, а американская сила сохранится. Измена «континентальному» духу и характеру наших стратегических ядерных сил приведет к их ослаблению и, возможно, уничтожению, а не к «структурной перестройке»: они станут уродливой копией (или дополнением?) американских наступательных сил. Здесь уместно напомнить, что наши ракеты «родились» из реактивной артиллерии (и здесь «почва», «земля»!), на Западе ракеты «вышли» из авиации. Не случайно руководство СНС США осуществляет стратегическое авиационное командование (САК) ВВС. Поэтому уменьшение боевого потенциала РВСН в потенциале СЯС Вооруженных Сил РФ не соответствует военным традициям России, подрывает фундамент современного военного строительства. Это — второй узелок на память творцам военной реформы»! Минусы такого шага — как политические и стратегические, так и экономические — очевидны. Наши стратегические ядерные силы не полностью будут использовать геостратегические плюсы: огромное континентальное евразийское пространство, большую маскировочную емкость территории, огромные возможности по рассредоточению, маскировке ракетных комплексов и повышению их живучести. В то же время наши стратегические ядерные силы (МСЯС) таких географических преимуществ не имеют.

Анализ этой проблемы с экономической точки зрения также подтверждает преимущество РВСН перед другими компонентами ядерных сил: РВСН потребляет только примерно 5—8% средств военного бюджета и обеспечивает безопасность России путем сдерживания противника от агрессии. Морские стратегические ядерные силы придется во многом воссоздавать, а на это нужны средства, которых у России, увы, нет.

Логика результатов Договора СНВ-2, действительно, странная: ломаем то, что есть и эффективно действует (РВСН) для того, чтобы этот слом компенсировать тем, чего нет (Морские и Авиационные СЯС). Умеем же мы себя загонять в безвыходные положения: и отказаться от СНВ-2 плохо, и выполнять его — еще хуже! Причина этого в том, что в спешке и неквалифицированно готовим и заключаем договоры, политические сиюминутные выгоды превалируют над долгосрочными интересами страны.

Поэтому станут слабыми РВСН (а все договоры на это и направлены!) — с Россией совсем перестанут считаться. Такой подход Запад недвусмысленно демонстрирует уже сегодня: НАТОвцы наносили ракетные удары по сербам в Боснии и Герцеговине, развязали агрессию против суверенной Югославии, США и Англия по своей прихоти бомбят Ирак, полностью игнорируя мнение России.

С учетом того, что территория нашей страны фактически не защищена от воздушно-космического

нападения, исключить такое можно лишь постоянной готовностью нанести ракетно-ядерный удар по агрессору. Эту задачу ядерного сдерживания гарантированно и эффективно могут выполнить прежде всего РВСН. Ракетные войска обладают, помимо этого, и еще одним, присущим только им, качеством — способностью наносить ответно-встречный удар с контролем и предварительной оценкой выполнения этой задачи.

Все это, однако, не значит, что морские и авиационные ядерные силы и другие средства не нужны. Нужно то, что нужно: в правилах, научно обоснованных соотношениях, в соответствии с геополитическими реалиями и здравым смыслом, российскими военными традициями и ценностями.

Какие именно МСЯС и АСЯС требуются России, необходимо спросить руководство и специалистов-профессионалов ВМФ и ВВС: они несут личную ответственность за выполнение задач, поставленных этим видам вооруженных сил.

США стали великой державой за счет созданных средств и рычагов — мировых денег, военной силы, контроля информации, коммуникаций. Они полностью использовали свое положение морской державы и стали владеть не только морями, но и континентами.

Евразийская Россия — объективно великая мировая держава, таково ее естественное положение на Земле. Только ошибочная политика, в том числе и в военной сфере, может превратить эту реальность в свою противоположность — слабую и, затем, раздробленную Россию. Чтобы этого не случилось, необходимо правильно выбирать приоритеты военного строительства, учитывая при этом традиции и «континентально-евразийский дух» русского военного дела.