Становление России в зеркале политической культуры

В.Трушков,
доктор философских наук, профессор

1. Миф об отставании

Попытаемся перечислить факторы, формирующие политическую культуру.

Во-первых,
она складывается под явным влиянием социальной структуры общества — соотношения в нем больших социальных групп, в том числе классов, степени и остроты противоречий между ними.

Во-вторых,
на политическую культуру влияют особенности политической деятельности социальных групп, направленной на защиту их интересов, — сила господствующего класса, сила сопротивления ему и т.п.

В-третьих,
политическая система общества, особенности ее институтов, их взаимосвязь.

Четвертым фактором
выступает уровень отчуждения граждан, — а он всегда в той или иной степени имеет место — от власти.

Пятое —
народное мировоззрение, в том числе религиозное (сюда в качестве разновидности правомерно относить и атеистическое мировоззрение).

Шестым
следовало бы назвать систему господствующих духовных ценностей, или, как теперь стало модно говорить, менталитет.

В совокупности эти факторы определяют особенности политической культуры разных народов, разных регионов, разных эпох.

В разные исторические моменты воздействие разных факторов на политическую культуру не одинаково. Но всегда надо помнить, как замечает академик Б.Рыбаков, еще и о глубинной народной памяти. Увы, эмпирически ее вычленить весьма трудно, но ее влияние на политическую культуру всегда чувствуется.

Политическая культура внутренне противоречива. Отечественная политическая культура на всех этапах своего становления и развития выступает, возможно, самой яркой иллюстрацией противоречивости культуры, хотя исследователи, как правило, в силу своих симпатий и антипатий обычно подчеркивают приоритетность какойто одной ее стороны, причем даже не всегда ведущей. Такая однобокость в видении национальной политической культуры может быть в немалой степени преодолена путем обращения к истории культуры, к ее генезису.

Что может дать даже пунктирный обзор генезиса отечественной политической культуры?

Во-первых, поможет разобраться в том, справедливо ли популярное представление об альтернативности и даже несовместимости России и Европы, Запада и Востока. Это проблема из разряда не столько исторических, сколько сугубо актуальных. В литературе нередко можно встретить точку зрения, будто Россия во веки веков обречена догонять более цивилизованную Европу. Сторонники подобного подхода ссылаются не только на современность, но и уводят читателя в глубь веков. Литературные рассуждения дополняются полуфольклорными историческими сюжетами про то, как великий князь Владимир Красное Солнышко, будучи однажды в подпитии, загнал своих смердов в Днепр, окрестил их (причем окрестил «неправильно»: надо было по-европейски, а он — по-восточному), и с тех пор Русь извечно мучается: сначала при варяжских князьях, потом при жестоком Иване Грозном, при неуемном Петре I, тащившем упирающийся народ в западную цивилизацию. И так до наших дней.

Вот так и рисуют историю отечественной политической культуры в полоску: черная, — когда налицо отставание, сероватая, — когда делается очередной рывок, чтобы приблизиться к Западной Европе.

В самом конце XX в. эту точку зрения всерьез проповедовала в «Социологическом журнале» Н.Наумова, где утверждалось, что Россия обречена «вечно догонять», следуя в русле «западной цивилизации», подчиняясь отведенной ей роли сырьевого придатка мировой экономики. Путем умозрительных построений читателю стремятся навязать вывод: «К драматическому сообществу стран Азии, Латинской Америки, Африки, настойчиво ищущих собственный путь в новую цивилизацию, присоединилась Россия»¹.

Если относительно России можно спорить, то Н.Наумова, бесспорно, присоединилась к компании Е.Гайдара — А.Чубайса, чье «западничество» в политике и идеологии приобрело уже неприличные масштабы, стало нарицательным. Но и они об отношениях России и Запада лишь повторяют ранее сказанное. Все подобные мотивы уже звучали в обществоведении XIX в. Вот лишь некоторые факты.

За три четверти века до современных хвостистов-западников аналогичную позицию проповедовал, например, известный философ-эмигрант Г.Г.Шпет. Он утверждал, что отечественная политическая культура, как и русская философия, не имеет ни прошлого, ни настоящего².

Еще раньше, в 60-е годы прошлого века К.Д.Кавелин, активный философ из западнического кружка, вещал: «Работая умственно разным господам поочередно, мы в действительности мало чему научились. Когда было нам учиться: мы были тогда идолопоклонниками! Учиться — значит узнавать и брать в толк; это предполагает известную самостоятельность, а мы лишь повторяли чужие речи, переводя их на наш язык»³.

Но и это лишь повтор высказываний оригинального и еще более оригинальничавшего мыслителя первой половины XIX в. П.Я.Чаадаева: «Не то, чтобы в нашем собственном существе не крылись зачатки всяческого развития, но несомненно, что почин в нашем движении все еще принадлежит иноземным идеям и — прибавлю — принадлежал им искони... Я говорю не только о близких нам временах, но обо всем нашем движении на пространстве веков... Эта податливость чужим внушениям, эта готовность подчиняться идеям, навязанным извне... является, следовательно, существенной чертой нашего нрава, врожденной или приобретенной — это безразлично»⁴.

Однако серьезные исследователи аргументированно доказывают, что своеобычная отечественная культура шла обычно «в ногу» с «мировой цивилизацией»5. Добросовестные зарубежные ученые также относятся к этому вопросу весьма осторожно. Они, например, вынуждены признавать, что история становления и государственности, и политической культуры России складывалась иначе, самобытнее. Чтобы не быть голословными, обратимся к мнению ученых Запада, причем тех, кто не склонен выступать апологетами нашей истории. Тем не менее, они вынуждены признавать европейство русской культуры, начиная со времен Киевской Руси.

Немецкий исследователь Х.Рюсс: «Киевское государство, находившееся под сильным культурным влиянием Византии и обладавшее одновременно удивительно многообразными политическими, экономическими и культурными связями с Западом, было частью средневекового «орбис христианус»⁶.

Другой известный немецкий социолог Е.Бенц считает: «Россия со времен древней Киевской Руси постоянно представляла собой составную часть Европы и европейской истории и субъективно ощущала свою принадлежность к ней. Во времена Киевской Руси князья этого государства находились в родственных отношениях со значительными скандинавскими и немецкими княжескими домами. Само Киевское государство состояло в тесной политической, культурной и экономической связи со своими северными и западными соседями. Сознание церковной отдаленности от Запада еще не было развито»⁷.

Примечательно, что Е.Бенц не только опровергает тезис о «периферийности» русской культуры, но и раскрывает причины широкого распространения этого мифа в Западной Европе: «В наши дни в духовной, политической и социальной истории России, как правило, выискивают то, что отличает ее от Европы: короче говоря, ее считают Азией... Этот политический миф живет идеей извечной угрозы Европе со стороны Азии, в качестве авангарда которой рассматривают Россию»⁸.

Американский исследователь В.Мариних даже в самом акте крещения Киевской Руси отказывается усматривать какое-либо «преодоление отставания от Европы», он подчеркивает прежде всего внутренние — государственные и культурные — аспекты, побудившие княжескую верхушку Киева стимулировать христианизацию восточных славян. Он пишет: «В исторических исследованиях принятие христианства на Руси обычно трактуется как политический маневр князя Владимира, стремившегося укрепить отношения между Русью и Византийской империей. Нельзя полностью опровергнуть подобную интерпретацию, однако, имеются дополнительные данные, которые позволяют взглянуть на это явление в ином свете. Крещение Руси можно рассматривать, как одну из попыток Владимира создать единую культуру Киевской Руси или, по крайней мере, внести некоторое организующее начало в религиозный элемент киевской культуры. Известно, что еще до принятия христианства князь пытался объединить под своим контролем различные религиозные языческие «стихии». Но лишь христианство было эффективной альтернативой изживающему себя язычеству славян»⁹.

Однако западные исследователи, а вслед за ними и многие отечественные, обычно обосновывают единство России и Европы, исходя из принадлежности той и другой к христианской культуре. Эта точка зрения также требует критического отношения. Трудно согласиться с голословными, хотя и широко распространенными утверждениями, будто и государственность, и культура России берут начало от акта христианизации. Как будто бы прежде была tabula rasa, на которой в 988 г. появились первые членораздельные письмена. Кстати, когда в 1988 г. в стране отмечалось 1000-летие крещения Руси, то самым распространенным было утверждение, что это был еще и 1000-летний юбилей отечественной государственности. Легко понять, когда так утверждают иерархи Русской Православной Церкви: привязывая к факту христианизации основы отечественной истории и политической культуры, они тем самым возвышают ту организацию, к которой принадлежат, церковь, религию, которой служат. Удивляет другое — когда светские деятели, государственные мужи бездумно повторяют, будто государственность у восточных славян существует всего 1000 лет.

Западная Европа	Россия
768 г. — правление Kарла Великого (Франкское государство).	811—862 г. — образование Kиевского централизованного государства.
800 г. — Kарл в Риме провозглашает себя императором.	906 г. — поход Олега на Царьград (Kонстантинополь).
843 г. — раздел империи на три: Францию, Италию и Германию.	911 г. — договор Kиева с Византией после осады Царьграда.
XII в. — расцвет феодальной раздробленности.	1113—1125 гг. — княжение Владимира Мономаха. Закат Kиевского централизованного государства.
	XII в. — феодальная раздробленность.

Историки давно установили, что уже в VI в. н.э. у восточных славян, ареал расселения которых охватывал междуречье Днепра и Дона, существовали развитые государственные формы. Более того, тезис об извечном отстающем или догоняющем развитии России противоречит даже тем историческим данным, которые давно вошли во все школьные учебники. Можно смело утверждать, что до XIII в., то есть до татарского ига, Русь развивалась теми же историческими темпам, что и Западная Европа (табл.).

Итак, не только Россия развивалась во времени параллельно Западу, проходя одни и те же стадии, но и восточнославянская государственность развивалась во многом параллельно и относительно независимо от христианизации.

Еще сложнее отношения между христианизацией и отечественной политической культурой. Надо иметь в виду, что важнейшей проблемой политической культуры как на востоке, так и на западе Европы была острейшая конкуренция по поводу верховенства светской или церковной власти. Подчеркнем: соперничество в политике не только накладывало решающий отпечаток на политическую культуру, но и сама политическая культура серьезно воздействовала на характер этого соперничества.

Эта проблема актуальна даже сейчас. В 90-е годы вновь зримо обнаружилось стремление современного Российского государства получить благословение церкви — особенно там, где заметно ощущался дефицит конституционной легитимности. Одновременно РПЦ энергично использует эту потребность государства для укрепления своего духовного влияния и экономического могущества. Она стала претендовать не только на музейные здания и сооружения, но и на художественные экспонаты мирового, общечеловеческого значения. И это при условии, что отечественная политическая культура имеет весьма устойчивую традицию «отделения церкви от государства», традицию, господствующую к тому же во всем «цивилизованном» мире. Нетрудно понять, насколько же острой была проблема борьбы за верховенство между государством и церковью, между светской и духовной властью в пору, когда шел трудный процесс становления политической культуры.

Сразу признаем, что христианство и в России, и в Западной Европе, независимо от того, довлела ли церковь над светской властью или нет, оказало серьезное влияние на политическую культуру. Именно христианство на колоссальных просторах от Атлантики до Волги, а потом и до Уральского хребта и далее на восток обеспечило переход от многобожия к монотеизму. Для политической культуры это имело огромное значение уже потому, что монотеизм духовно оправдывает такую организацию светской общественной жизни, которая носит строго иерархический характер, допускающий абсолютизм и самодержавие. Такая религия сама неизбежно входит в политическую культуру, освящая соответствующие технологии светской власти.

Итогом изначально одинаковых процессов в Западной Европе и России оказались... качественно разные результаты. В Европе государство получило, в конце концов, статус «ночного сторожа» при гражданском обществе. Иначе говоря, западноевропейская политическая культура отводит ему подсобную роль, место инструмента для обслуживания гражданского общества. Иная ситуация сложилась в России. Здесь государство расширило сферу своего влияния настолько, что трудно найти область общественной жизни, в которой не чувствовалось бы влияние государства. Причем это одинаково справедливо для царства Ивана Грозного, для империи Петра I, Екатерины II или Николая II, для советской эпохи.