Конфликтологическая экспертиза
социально-политического развития
Северного Кавказа
 
А.АНДРЕЕВ,
заместитель председателя Комитета по международным делам Государственной Думы ФС РФ,
депутат ГД РФ, доцент, кандидат исторических наук
 
В.ЮРЧЕНКО,
заведующий кафедрой политологии факультета управления
Кубанского государственного университета,
доцент, кандидат исторических наук
 
Этническое многообразие на территории Северного Кавказа — давняя особенность этого региона, но как свидетельствует история, далеко не всегда этот край был ареной острых межэтнических разборок. Так что этноцентризм в данном случае правильнее рассматривать в качестве важного, но не единственного, и даже не определяющего фактора растущей нестабильности в регионе. Н.Косолапов верно замечает, что “концентрация внимания исключительно на межнациональных аспектах “стирает” социальные конфликты, а также специфику конфликтов внутренних по сравнению с международными. На пространстве же бывшего СССР именно все эти факторы имеют особое значение и в возникновении, и в последующей эволюции конфликтов”.

Конфликтологический подход к анализу развития Северо-Кавказского региона высвечивает вполне определенно роль и значение прежде всего экономического фактора. Ухудшение экономического благосостояния населения конфликтогенно в принципе. Еще Ф.Бэкон отмечал, что мятежи, вызванные “голодным брюхом”, — наихудшие. В западной конфликтологии есть специальный термин “скэрсити”, — означающий ограниченность материальных благ и объясняющий постоянную конфликтность в обществе причинами нехватки всех предметов потребления. Безусловно, данный фактор сработал и в условиях Северного Кавказа.

Реформы перестроечных лет, поддержанные населением страны в надежде на улучшение жизни, фактически привели к ее резкому ухудшению. Для населения Северного Кавказа, значительная часть которого находила средства к существованию в хозяйственных связях с Россией, ситуация осложнилась в еще большей мере. Традиционно существовавшая здесь скрытая безработица легализовалась и резко возросла в связи с фактической остановкой целого ряда предприятий.

Газета “Новые известия” (4 ноября 1997 г.) привела данные о среднемесячной заработной плате в 1997 г. в долл. США в разных регионах России. В списке 89 субъектов Федерации национальные республики Северного Кавказа занимают 71-е и последующие места: от 109 долл. в Адыгее до 60 долл. в Дагестане, что значительно уступает наивысшему показателю (748 долл.) и ниже общероссийского (179 долл.).

Резкое ухудшение основных показателей материального благосостояния преобладающей части населения, социальное расслоение общества без соответствующего развития производительных сил, разбуженные и неподкрепленные экономически потребности в демократии, политической свободе и национальной самостоятельности стали определяющими факторами роста социальной напряженности и конфликтности. Причинами второго порядка стали резко снизившаяся управляемость процессами экономического и политического развития страны, тотальная коррупция чиновничества, криминализация хозяйственной деятельности, низкий уровень гражданского самосознания и политической культуры населения. Можно согласиться с выводом, к которому приходит Н.Косолапов: “Конфликты на постсоветском пространстве прямо и непосредственно связаны с происходящим внутри элиты беспрецедентным переделом отношений власти и собственности по всей “вертикали” и “горизонтали” бывшего советского общества”.

В условиях общего ухудшения экономического положения в стране, неспособности центральной власти эффективно сочетать интересы местного и федерального развития регионы предприняли естественную попытку самостоятельно выплыть в море экономических и социальных проблем. Эта попытка тут же повлекла за собой жесткую конкурентную борьбу за перераспределение земли, производственных мощностей, власти, источников финансовых поступлений и т.д. Большая нефть, ставшая большой политикой, резко увеличила ставки в игре вокруг Кавказа, создавая реальную угрозу геополитической маргинализации региона, зависимости от нового тоталитаризма транснациональных корпораций.

До тех пор, пока неблагоприятные материальные факторы политических реформ будут оказывать свое воздействие на ход общественного развития, весь Северный Кавказ будет зоной повышенной конфликтности и социальной взрывоопасности. Эта взрывоопасность может приобрести самую различную форму — националистических движений, террористических акций, политических выступлений деструктивных сил — и вырваться наружу в самом неожиданном месте.

Вместе с тем общая конфликтная напряженность в регионе имеет свои очаги обострения и относительной стабильности. Так, по целому ряду объективных и субъективных причин местом наибольшей напряженности в Северо-Кавказском регионе продолжает оставаться Чечня:

Во-первых, “профессия” боевика оказалась в республике наиболее престижной. Повернуть молодое поколение чеченцев к задачам восстановления хозяйства, рутинному труду на производстве или в сельском хозяйстве будет очень сложно.

Во-вторых, чеченцы находятся на таком этапе своего исторического развития, что повышенная конфликтность, агрессивность к внешнему окружению являются доминирующей чертой социального поведения. В этих условиях тяга к столкновениям, к силовому преодолению препятствий при решении повседневных проблем этнического самоутверждения становится непреодолимой. Конфликты в таком случае оказываются типичной нормой повседневной жизнедеятельности.

В-третьих, подобная социально-психологическая атмосфера чревата конфликтами даже в весьма благоприятных обстоятельствах, а в Чечне предстоят трудные времена.

Собственная экономика разрушена, рассчитывать на значительные финансовые вливания из России не приходится, экономические связи со странами Ближнего Востока и Запада еще не сложились. Масштаб стоящих сегодня перед республикой задач велик даже для высокопрофессионального руководства, действующего в благоприятных социальных условиях. Поэтому для правящей элиты республики соблазн скатиться к привычному вооруженному противостоянию в предстоящий период будет очень велик.

Каковы же прогнозы развития напряженности, исходящей от Чеченской Республики?

Прежде всего, главной стороной, противостоящей Чечне, останется Россия, ее центральное политическое руководство и русскоязычное население. На ближайшее время конфликт будут разворачиваться в форме сложных переговоров на основе Хасавюртовских соглашений, оставивших открытым главный вопрос — о степени независимости Чечни. Однако переговоры, при всей их значимости, будут лишь формой, за которой станет разворачиваться фактическая борьба Чечни и России за свои интересы.

Чечня на ближайшее время останется средоточением всех антирусских настроений и движений на Северном Кавказе. Поэтому потенциально Чечня может представлять собой угрозу как своеобразный центр идеологической, организационной, экономической поддержки всевозможных попыток сепаратизма, политических стремлений переложить экономическое бремя кризиса на центральное руководство, на Россию в целом.

Напряженные отношения ожидаются и с ближайшими соседями. В ряде районов Дагестана чеченцы уже сейчас ведут провокационную политику. Пограничные конфликты населения двух республик в ближайшее время также усилятся ввиду тяжелого экономического положения чеченского населения приграничных районов по сравнению с жителями Дагестана. Высказываются претензии и к ингушской стороне: относительно имущества, которое вывезено из Чечни во время военных действий.

Другая линия конфликтов на Северном Кавказе связана с существованием республик, биполярных в этническом отношении. Теория конфликта утверждает, что в процессе развития конфликтных отношений социальное единство распадается на составные элементы, тяготеющие к двум полюсам. В сообществе с устойчивым числом частных интересов конфликт маловероятен именно потому, что затруднена поляризация, плохо просматривается наличие проблем, способных развести многообразие интересов к двум противоположным позициям. Наличие в республике двух титульных народностей создает при общем росте конфликтной напряженности весьма реальную угрозу социального конфликта, способного разрушить существующее государственное единство.

В Кабардино-Балкарии, где проживает 49 национальностей, основные проблемы, угрожающие единству республики, возникают в отношениях между кабардинцами и балкарцами. Конфликтная напряженность здесь обусловлена борьбой основных этносов за политическое лидерство.

Во многом аналогичная ситуация складывается в Карачаево-Черкессии, хотя на сегодняшний день противоборство по линии карачаевцы — черкесы отошло несколько в тень из-за повышенной национальной активности абазинцев и казаков. В целом по республике уже заявлены претензии на формирование пяти отдельных государств.

Следующая сюжетная линия конфликтности связана с конфессиональным различием населения Северного Кавказа. Здесь пока еще нет особой остроты, но потенциально при дальнейшем ухудшении общей ситуации в регионе (особенно при ослаблении позиции России и усиления зарубежного влияния) именно в этом векторе конфликтной напряженности можно ожидать крайне деструктивных последствий. Эти опасения подтверждаются общим ростом религиозности населения, непропорциональным изменением численности представителей отдельных конфессий, общим изменением мирового вектора религиозной активности.

Повышенная рождаемость в мусульманских семьях, миграция славянского населения из Кавказского региона и возврат представителей мусульманских народов на исконные земли ведут к формированию преимущественно однородных в этноконфессиональном плане государственно-административных единиц.

Республики с традиционным исповеданием ислама расположены географически компактно. Большая зарубежная диаспора мусульман и географическая близость исламских государств стимулируют активизацию кавказской политики Турции, Ирана, арабских стран. Вполне вероятно общее усиление исламского фундаментализма на Северном Кавказе в результате международных усилий по созданию единого геополитического коридора.

Конфликтным фактором на Северном Кавказе является деятельность современного казачества. Это практически единственное движение, построенное на национальном признаке в русскоязычных субъектах Северного Кавказа (Краснодарский и Ставропольский края, Ростовская область), преследующие политические цели. Возрождение казачества перестало быть абстрактным явлением и превратилось в солидную политику сил, претендующих на овеществление властных функций. Вследствие этого деятельность казачьих организаций считается одной из важнейших региональных проблем Юга России.

Идеология казачества, сочетающая идеи национал-патриотизма, славянского возрождения, общинного самоуправления, особого казачьего этноцентризма, при использовании экстремистских политических методов способствует сохранению конфликтогенной ситуации во взаимоотношениях казачества с властями. Разброс политических ориентаций в среде казачества, попытки отдельных политических и финансовых сил привлечь его на свою сторону придают особую актуальность вопросу об определении места казачества в политическом спектре России.

Слабость сегодняшнего казачьего движения во многом обусловлена внутренними противоречиями и междоусобицами: между “белыми” и “красными”, атаманскими правлениями и окружными атаманами, между Москвой и атаманами на местах. Эти противоречия пытаются использовать сегодня различные политические силы — от коммунистов до радикальных демократов.

Особо следует сказать об отношении казачества к национальным движениям Северного Кавказа. Обе стороны выражают свое взаимное этническое и политическое противостояние во взаимной критике. Казачество проявляет негативное отношение практически ко всем официальным политическим руководителям и лидерам национальных движений, что при обострении взаимоотношений может также стать вектором напряженности.

Неоднозначность политических установок казачества может быть объяснена синкретизмом их этнического самоопределения. С одной стороны, они идентифицируют себя с русскоязычным населением, с другой — твердо убеждены в своей этнической специфике. Следует отметить, что представления об этнической специфике казачества возникли очень давно и имели в свое время развернутое обоснование. Однако в современных условиях, когда исчезли социально-экономические основы этнокультурного и сословного своеобразия казачества, возникла полная проницаемость этнокультурных “перегородок”, казачество все более становится общерусским и общеславянским феноменом политического, культурного и этнического характера. Не случайно в уставах Союза казаков Войска Донского, Кубанской казачьей Рады сказано, что их членом может быть любой человек, имеющий даже самых отдаленных предков-казаков по отцовской и материнской линии. На практике и это необязательно, что доказывает существование казачьих организаций в регионах, исторически не имеющих никакого отношения к казачеству. Тем не менее в местах традиционного проживания казачества, т.е. на Юге России, люди, считающие себя представителями казачьего этноса, ищут определения своей этнической специфики. Во многом это обусловливается отсутствием экономической “ниши” (традиционное землепользование и хозяйствование) казачества, что и объясняет высокую степень распространения самохарактеристик и системы значимых ценностей.

Там, где представители государственных структур, объективно оценивая социальную роль казачества, создают такую “нишу”, движение идет на сотрудничество с властями, смягчаются формы его политического проявления, снижаются сепаратистские тенденции.

Более конкретные формы проявления конфликтности на Северном Кавказе могут приобрести следующий вид:

федеральная власть — республиканская власть,
федеральная власть — народы Северного Кавказа,
республиканская власть — русское население,
республиканская власть — этнические группы республик.

Противоречия между федеральной и республиканской властями проявляются прежде всего в конституционной сфере. Конституции практически всех республик региона начинаются с провозглашения их суверенитета, однако суверенность по-разному понимается федеральным Центром и республиками. Если федеральное законодательство исходит из того, что мера государственной суверенности РФ не тождественна суверенности республик в ее составе, то нормы, заложенные в большинстве республиканских конституций, по существу основываются на тезисе о равноправии федерального Центра и отдельного субъекта Федерации.

С проблемой толкования понятия “суверенитет” тесно связан вопрос реализации права федеральных органов власти на осуществление своих полномочий на всей территории РФ, включая и территории суверенных республик в ее составе. В частности, это право на создание своих представительств и территориальных (региональных) органов и назначение соответствующих должностных лиц, предусмотренное в ст. 77.2 Конституции Российской Федерации, согласно которому федеральные органы исполнительной власти и органы исполнительной власти субъектов Федерации должны стремиться к образованию единой системы исполнительной власти в РФ.

Несмотря на различные политические пристрастия московских политиков, все они понимают под “национальной политикой” региональную политику, т.е. взаимодействие Центра с регионами, а не с народами. Государственная политика с позиции наиболее влиятельных и демократически настроенных лидеров может быть только региональной, а не межэтнической, что создает серьезный конфликтный потенциал между такими этническими группами, как репрессированные, депортированные, разделенные народы, с одной стороны, и федеральной властью — с другой. Провозглашение Балкарской Республики в составе РФ в ноябре 1996 г., вызванное по мнению балкарской стороны, недостаточным контролем Центра за исполнением Закона о реабилитации репрессированных народов, иллюстрирует этот тип конфликта. В ближайшем будущем российскому Центру, независимо от его политической ориентации, придется иметь дело со сложившимися структурированными этнополитическими элитами, которые в советский период (до 1991 г.) отсутствовали.

В конституциях северокавказских республик закреплены нормы взаимоотношений отдельных народов как целостных образований (единиц правового процесса) с республиканской и федеральной властями. Русского народа как целого в структуре этих отношений нет, т.е. нет реального механизма самоопределения русского населения в северокавказских республиках.

Конфликт республиканской власти с этническими группами республик вызван сохранившейся еще со времен Российской Империи социально-этнической стратификацией, т.е. иерархизацией этнических групп, занятием ими строго определенного положения в социальной структуре общества и соответственно в системе разделения власти и собственности.

Наиболее наглядно он проявляется в Дагестане, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкессии, где доминирующие этнические группы (аварцы, даргинцы, кабардинцы, карачаевцы) обладают властными рычагами для обеспечения приоритета собственных экономических и политических интересов.

Выделенные типы конфликтов и формы их проявления могут быть рассмотрены и в совокупности как способ реализации различных вариантов стратегии сепаратизма.

Следует сказать, что традиционно сложное переплетение международных интересов в
Северо-Кавказском регионе и уровень социально-экономического развития республик не позволяет какой-либо одной из них осуществить идею абсолютного суверенитета. Поэтому любой режим республики, отделившейся от России, для стабилизации своего положения будет искать выход в расширении своего влияния на весь Кавказ, причем осуществляться оно может только по линии эскалации конфликта с руководством Российской Федерации, что в свою очередь вряд ли может быть оправданным как экономически, так и политически.