Обозреватель - Observer |
Внешняя политика
|
КОНЦЕПЦИЯ «ВООРУЖЕННОГО НЕЙТРАЛИТЕТА» ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ РОССИИ
(От концепции «вооруженного нейтралитета»к доктрине «неконфронтационного сдерживания»
Н.Извеков,
вице-президент Внешнеполитической ассоциации
Понятие «вооруженный нейтралитет» появилось в международных отношениях еще в XVIII в. Оно возникло в связи с инициативами России по защите своих национальногосударственных интересов на морях. В то время Англия, имевшая превосходство в военно-морских силах, пыталась плотно блокировать свои североамериканские колонии, в которых развернулась война за независимость, и стала перехватывать суда других государств, включая российские, на международных морских путях.
В 1778 г. Россия предложила Дании совместно обеспечивать охрану торговых судов, следовавших в русские порты на Балтике. Затем в 1779 г. Россия, Дания и Швеция, не вступая в формальный военный союз, направили воюющим государствам: Англии, Франции и Испании — заявление о принятых ими совместно мерах по защите торговых судов нейтральных стран. В подкрепление этой декларации они послали небольшие эскадры боевых кораблей своих флотов, в задачу которых входил эскорт коммерческих судов и предотвращение их захвата кораблями британского флота.
В 1780 г. российское правительство передало Англии, Франции и Испании специальную декларацию, в которой излагались следующие принципы «вооруженного нейтралитета»:
В том же году Россия заключила с Данией и Швецией конвенцию, в которой были подтверждены указанные принципы. Участники конвенции также объявили о закрытии Балтийского моря для военных кораблей воюющих держав и о взаимном обязательстве защищать провозглашенные принципы.
После этого декларация «вооруженного нейтралитета» получила достаточно широкое международное признание. В том же году к ней присоединилась Голландия, в 1781 г. — Пруссия и Австрия, в 1782 г. — Португалия и, наконец, в 1783 г. — Королевство Обеих Сицилий (Италия). Принципы «вооруженного нейтралитета» были признаны также Испанией, Францией и Соединенными Штатами Америки, хотя эти государства формально не присоединились к конвенции.
Из крупных европейских держав лишь Англия не признала принципы «вооруженного нейтралитета». И это понятно. Объективно «вооруженный нейтралитет» в конкретных исторических условиях второй половины XVIII столетия был направлен на подрыв морской гегемонии Британии. Наряду с этим реализация данных принципов на практике несомненно способствовала победе Североамериканских штатов в их борьбе за независимость. После заключения в 1783 г. англо-американского мирного договора в Версале под Парижем Конвенция о «вооруженном нейтралитете» перестала действовать.
Однако спустя некоторое время концепция «вооруженного нейтралитета» вновь оказалась востребованной. В 1800 г. после начала периода наполеоновских войн, Россия вновь предложила Дании, Пруссии и Швеции как балтийским государствам, возродить применение принципов «вооруженного нейтралитета». На основе этого предложения в декабре 1800 г. эти балтийские государства подписали «вторую Конвенцию «вооруженного нейтралитета». В ней были подтверждены и несколько дополнены принципы первой Конвенции.
В частности, было введено требование о специальном оповещении нейтральных судов об установлении блокады какого-либо порта с тем, чтобы таким образом получить право обвинять идущие в него нейтральные суда в нарушении блокады. Закреплено также признание принципа, что нейтральные суда, следующие под конвоем нейтрального военного корабля, не могут быть подвергнуты досмотру, если командир конвоя заявит, что на них нет контрабанды.
Вторая Конвенция о «вооруженном нейтралитете» действовала сравнительно недолго, до апреля 1801 г., когда между Англией и Данией было заключено перемирие.
Таким образом, концепция «вооруженного нейтралитета» сыграла заметную роль как в истории разития международного права, так и в реальной практике внешней политики, проводимой российским государством. Смысл данной концепции состоял в том, чтобы в сложных условиях возникновения военных конфликтов между государствами обеспечивать национально-государственные интересы, действуя самостоятельно или совместно с другими государствами, но при этом не вступая в формальные союзы или коалиции, равно как и избегая непосредственного участия в военных действиях.
Реальный исторический опыт показывает, что конечной целью проведения Россией политики «вооруженного нейтралитета» было обеспечение или восстановление «равновесия» держав на международной арене.
В этой связи можно отметить, что обеспечение «равновесия» в Европе с середины XVIII столетия стало основной целеполагающей концепцией российской внешней политики. Ее разработал и претворял в жизнь известный русский дипломат и государственный деятель, канцлер Российской Империи А.П.Бестужев-Рюмин в период царствия Елизаветы Петровны.
Позднее уже при императрице Екатерине II этот фундаментальный подход России к европейским делам трансформировался в проект «северной системы» (более тесное партнерство и взаимодействие с рядом государств Северной Европы), выдвинутый другим известным русским дипломатом Н.И.Паниным, который в 1763—1781 гг. возглавлял Коллегию иностранных дел. Граф Панин являлся также и автором рассматриваемой концепции «вооруженного нейтралитета». Поэтому не случайно, что государства Северной Европы приняли активное участие в обеих Конвенциях «вооруженного нейтралитета».
Анализируя инициированную Россией концепцию «вооруженного нейтралитета», необходимо заметить, что хотя наше государство не раз применяло ее на практике, она отнюдь не исчерпывает арсенал российской внешней политики в течение двух с половиной веков.
Следует отметить, что если в первые десятилетия после появления концепции «вооруженного нейтралитета» Россия, применяя ее на практике, действовала на международной арене совместно с другими государствами (1778—1783 и 1800—1801 гг.), то в последующем она не раз предпринимала военно-политические акции, которые вполне вписывались в данную концепцию, хотя при этом наша страна выступала, как правило, индивидуально и без формальных ссылок на ее принципы.
Акции такого рода имели место как в XIX в., так и значительно ближе к нашим дням — в XX столетии. Вот некоторая иллюстрация.
В XIX в. российские военно-морские силы провели две экспедиции, получившие тогда большой международный резонанс: в Босфор в 1833 г. и в Северную Америку в 1863—1864 гг.
Как известно, в начале 30-х годов XIX в. Турция переживала тяжелый политический кризис, вызванный восстанием египетского паши Мехмеда Али, войска которого вторглись на территорию Малой Азии и приближались к Стамбулу. Тогда, в феврале—апреле 1833 г., по просьбе турецкого султана Махмуда II, в Босфор прибыли три эскадры боевых кораблей российского флота под командованием адмиралов М.П.Лазарева, М.Н.Кумани и И.О.Стожевского (всего 10 линейных кораблей, 5 фрегатов, 2 корвета, несколько транспортов с 11 тыс. солдат морской пехоты). Русский экспедиционный корпус высадился на берег и занял позиции в районе Стамбула.
Российские военно-морские силы, однако, не начали боевых действий против войск Мехмеда Али, ограничившись демонстрацией военной мощи. Но этого оказалось достаточно, чтобы побудить египетского пашу приостановить свое наступление и вступить в переговоры с правительством султана.
Умелые и успешные действия российских ВМС помогли русской дипломатии в тот момент заключить с турецким правительством весьма выгодный для России «Ункяр-Искелесийский договор», наиболее важным моментом которого было обязательство Турции закрыть черноморские проливы для военных кораблей нечерноморских держав в случае их войны против Российского государства. После заключения этого договора Российские военно-морские силы в июне 1833 г. покинули район Босфора и вернулись в Севастополь.
Разумеется, заключение Ункяр-Искелесийского договора вызвало резкое недовольство и замешательство ряда европейских держав, прежде всего Англии и Франции. Британская и французская дипломатия в последующие годы предприняли немалые усилия для того, чтобы Турция и Россия отказалась от этого договора. И западным державам удалось добиться желаемого в 1841 г. при заключении Лондонской морской конвенции.
Другая экспедиция российского флота была осуществлена в 1863—1864 гг. в Северную Америку, в американские порты — Нью-Йорк и Сан-Франциско.
На территории США шла гражданская война, вызванная стремлением ряда штатов на юго-востоке страны выйти из союза, создав Южную конфедерацию и сохранив у себя рабовладение. В начале войны ситуация для федерального правительства в Вашингтоне, возглавляемого президентом А.Линкольном, складывалась довольно неблагоприятно. Федеральные войска терпели поражения от «конфедератов», на стороне которых оказалась значительная часть кадрового офицерского корпуса американской армии.
К тому же такие могущественные в военном отношении державы, как Англия и Франция, особенно первая, фактически поддерживали Южную конфедерацию. Реально возникала опасность прямого британского военного вмешательства в пользу «конфедератов». В этих условиях президент А.Линкольн направил конфиденциальное послание государственному канцлеру Российской Империи князю А.М.Горчакову, в котором, судя по ответу России, просил нашу страну о помощи.
Отвечая на обращение А.Линкольна, князь Горчаков сказал послу США в Петербурге: «Ваша страна еще только появилась на свет, когда русские стали у вашего изголовья, как ангелы-хранители, во время первого президента Вашингтона. Нам не нужны Северные и Южные штаты — нас устроят только Соединенные Штаты Америки!». Слова российского канцлера подтвердили, что Россия готова положительно откликнуться на просьбу американского президента.
Необходимо однако подчеркнуть, что сама Россия в тот момент пребывала в достаточно сложном международном положении. Прошло всего несколько лет после ее поражения в Крымской войне и заключения невыгодного для нее Парижского трактата, который, в частности, лишил нашу страну права иметь военно-морские силы на Черном море.
Кроме того, внутри страны проводилась глубокая и важная социальная реформа — освобождение крестьян от крепостной зависимости, которая не всегда проходила просто и гладко. На российских западных рубежах, в русской части Польши и в Литве, вспыхнуло вооруженное восстание, имевшее целью отделить эти земли от России. В очередной раз польские инсургенты создавали для некоторых держав Запада повод для вмешательства в русские дела. Правительство России должно было тогда считаться с возможностью новой прямой военной интервенции против нашей страны, в частности, со стороны ее бывших противников в Крымской войне, которая в Западной Европе была известна как Великая Восточная война.
В этих условиях российское правительство пошло на действительно смелый шаг, который по всем параметрам опять-таки вписывается в концепцию «вооруженного нейтралитета». Было решено направить в важнейшие порты Соединенных Штатов две эскадры боевых кораблей. Одну из состава Балтийского флота (6 кораблей) под командованием контр-адмирала С.Лесовского в Нью-Йорк, другую из Сибирской флотилии (главная база — только что созданный порт Владивосток) — в новый американский порт на Тихом океане — Сан-Франциско. Этой эскадрой, состоявшей также из 6 кораблей, командовал контр-адмирал А.А. Попов.
Перед кораблями российского флота была поставлена двоякая задача: с одной стороны, провести военную демонстрацию в поддержку правительства президента Линкольна, боровшегося за сохранение территориальной целостности США, а с другой, — избежать «блокирования» наших военно-морских сил в отечественных портах в случае возникновения военного конфликта с Англией и Францией.
Писатель В.Пикуль считал, что саму идею похода подсказали российскому правительству наши военные моряки. При этом он ссылался на то, что незадолго до его начала в петербургской газете «Голос» появилась статья, подписанная таинственным инициалом «К», где говорилось, что война с Англией неминуема и поэтому русский флот надо загодя вывести в океаны, где он мог бы вести крейсерскую войну с англичанами и французами. Указаны были даже места базирования русских эскадр — Нью-Йорк и Сан-Франциско.
Конечно, такое предположение вполне обоснованно, тем более, что морское ведомство России внимательно изучало опыт своих предшественников. Об этом говорит тот факт, что в 1859 г. в журнале «Морской сборник» были опубликованы подборки основных документов, относящихся к концепции «вооруженного нейтралитета». В том же году эти материалы были выпущены в виде отдельной брошюры.
С другой стороны, статья «К» (а это был командир фрегата «Пересвет» Н.Копытов) могла быть также своего рода «утечкой информации» с целью подготовки общественного мнения России. Ведь это были 60-е годы — время пробуждения общественной жизни в нашей стране.
С учетом сложности международной обстановки поход российских эскадр, естественно, готовился в глубокой тайне. Особенно это относилось к балтийской эскадре, которой предстояло пройти через моря северной Европы, в том числе, обогнуть Британские острова с севера, максимально избегая встреч с английскими кораблями.
Экипажи кораблей, даже командиры, не знали о конечных целях похода, секретные пакеты с предписаниями должны были быть вскрыты через несколько суток после выхода с базы. Адмирал Лесовский прибыл на свой флагманский корабль скрытно и в момент выхода в море на нем, вопреки правилам, не был поднят адмиральский флаг. Из-за режима повышенной секретности эскадра отказалась даже от доставки свежего продовольствия на корабли.
Обе российские эскадры прибыли к местам назначения в сентябре 1863 г. Дотошным американским репортерам не удалось выпытать у наших моряков какие-либо сведения о целях их прихода в порты США. Впрочем, скорее всего, особого секрета и не было. По многим данным, перед российскими эскадрами была поставлена задача проведения военной демонстрации в интересах поддержки федерального правительства США и «сковывания» британской военной инициативы на морях, по возможности не ввязываясь при этом в прямые столкновения как с английскими кораблями, так и с конфедератами. И эта задача была в полной мере выполнена.
За девять месяцев пребывания русских эскадр в американских портах в ходе боевых операций в войне между Севером и Югом обозначился перелом в пользу северян. Одновременно в Европе после успешных операций русских войск в Польше уменьшилась опасность военной интервенции против России. Поэтому в июне 1864 г. русские корабли вернулись в родные порты.
Все эти эпизоды из истории внешней политики России, безусловно, укладываются в концепцию «вооруженного нейтралитета», которая с свое время получила признание в качестве обоснованной нормы поведения одного или группы государств — субъектов международного публичного права при определенных обстоятельствах, например, в обстановке войны и других сложных конфликтных ситуациях на мировой арене. Данная концепция нашла отражение в Парижской Декларации 1856 г. и в Лондонской Декларации 1909 г. о праве морской войны.
Определение «вооруженного нейтралитета» можно найти и в современных западных энциклопедических изданиях.
Там, в частности, сказано, что признанный в международном праве принцип «вооруженного нейтралитета» — «это коллективные действия нейтральных государств, прибегающих к применению силы с целью добиться от воюющих государств уважения своих интересов»1. Почти аналогичное определение дано и в третьем издании Большой Советской Энциклопедии. Правда, в БСЭ упомянуты действия нейтральных государств как «индивидуально», так и «коллективно».
Приведенные определения в принципе правильны, хотя, они, разумеется, не являются исчерпывающими. Приведенные примеры применения «вооруженного нейтралитета» показывают, что реальная историческая практика была на деле значительно более разнообразной.
Может сложиться представление, что реализация «вооруженного нейтралитета» — это дела «давно минувших дней», эпизоды из истории международных отношений в XVIII—XIX вв. В действительности же, принципы «вооруженного нейтралитета» не раз в видоизмененной форме применялись нашей страной в различных ситуациях при обеспечении своих национально-государственных интересов в сложных условиях неоднократного обострения международной обстановки уже в XX столетии. При этом не делались формальные ссылки на концепцию «военного нейтралитета». В каждом конкретном случае советской дипломатией и пропагандой использовались аргументы и обоснования, которые считались наиболее подходящими на данный конкретный момент. Тем не менее во всех этих акциях советского государства, направленных на обеспечение мира, в чем наша страна была объективно заинтересована, просматриваются некие общие черты, которые дают возможность их концептуального осмысления.
Поэтому применительно к целому ряду внешнеполитических акций Советского Союза можно сказать, что наша страна руководствовалась доктриной «неконфронтационного сдерживания», которая явилась развитием концепции «вооруженного нейтралитета».
Здесь, разумеется, необходимы разъяснения, чтобы провести четкую грань между известной политикой «сдерживания», проводившейся США сразу после второй мировой войны в отношении СССР, и «неконфронтационным сдерживанием». Различия действительно принципиальные.
Американская политика «сдерживания» — это скорее пропагандистский эвфемизм, призванный скрыть подготовку к ведению агрессивных военных операций с применением ядерного оружия с целью полного сокрушения противника в «холодной войне». Такой вывод полностью подтверждается содержанием выпущенного в свое время в США сборника документов о политике «сдерживания»2.
Напротив, доктрина «неконфронтационного сдерживания» по своей природе является сугубо оборонительной, призванной обеспечить защиту национальных интересов в условиях сохранения мира, по возможности избегая ведения непосредственных боевых действий и втягивания в военные конфликты. Эта доктрина подразумевает использование достаточно широкого набора средств для достижения искомых внешнеполитических целей, противодействуя разным гегемонистским и агрессивным устремлениям.
В данном случае подразумеваются в первую очередь различные дипломатические шаги, включая заключение пактов о ненападении и иных соглашений о сотрудничестве со странами, которым угрожает агрессия. Важным фактором политики «неконфронтационного сдерживания» являются также меры военно-политического характера. К их числу можно отнести, например, посылку кораблей военно-морских сил в демонстративных целях (акция «вооруженного нейтралитета», так сказать, в чистом виде), направление военных специалистов в качестве «добровольцев» и предоставление различного рода помощи стране — жертве агрессии, включая поставку вооружений, в первую очередь оборонительных.
В контексте применения доктрины «неконфронтационного сдерживания» следует рассмотреть несколько конкретных эпизодов из истории внешней политики Советского Союза в 30, 50, 60-е и 70-е годы.
Предгрозовые 30-е годы справедливо видятся многим историкам как период неумолимого вползания международного сообщества в новую мировую войну, когда в Европе и в Азии возникли очаги военной опасности в лице нацистской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии, развернувших бешеную гонку вооружений и проводивших агрессивную внешнюю политику. В этой ситуации Советский Союз, объективно заинтересованный в мире для продолжения поступательного экономического развития страны, прилагал немалые усилия для сохранения мира на своих западных и восточных рубежах — в Европе и в Азии.
Эти усилия четко просматриваются на примере двух «прелюдий» ко второй мировой войне — гражданской войне в Испании (1936—1939 гг.) и агрессии Японии против Китая (1937 г.).
После победы на всеобщих парламентских выборах в Испании в феврале 1936 к власти в этой стране пришло правительство Народного Фронта. Однако уже в июле того же года в Испании вспыхнул вооруженный мятеж, во главе которого стояла группа генералов, из которых в конечном итоге выделился единоличный диктатор — генерал Ф.Франко. Началась кровопролитная трехлетняя гражданская война в стране за Пиренеями, которая серьезно повлияла на развитие ситуации на Европейском континенте в целом.
Если тоталитарные государства — Германия и Италия с самого начала стали оказывать всевозможную поддержку антиреспубликанским мятежникам в Испании, то западноевропей-ские демократические государства, прежде всего Англия и Франция, объявили о проведении политики «невмешательства». Их стараниями был создан в Лондоне Международный комитет по соблюдению невмешательства в дела Испании.
На первых порах СССР присоединился к политике «невмешательства», что нашло отражение в обмене нотами с Францией 23 августа 1936 г. Советский представитель был включен в состав комитета. Вскоре, убедившись в том, что ни Германия, ни Италия и не думают придерживаться принципов невмешательства в испанские дела, несмотря на формальное участие в Комитете по невмешательству, Советский Союз начал активно разоблачать действия фашистских держав на Пиренейском полуострове.
Посол СССР в Лондоне 22 октября 1936 г. направил в британский Форин офис ноту, в которой содержался призыв к признанию права испанского правительства на закупку вооружений. В ней также содержалось предупреждение о том, что в противном случае Советский Союз не будет считать себя связанным соглашением о невмешательстве в большей мере, чем другие участники соглашения. Таким образом, СССР официально оставил за собой свободу рук в вопросе об оказании помощи Испанской республике. В ответ британские власти поторопились обвинить СССР в нарушении принципов невмешательства.
Разъясняя это изменение в подходе Советского Союза к ситуации вокруг Испании советский посол в Англии И.Майский в своем выступлении на заседании Комитета по невмешательству заявил, что «великий водораздел нашего времени идет не по линии «коммунизм» и «фашизм», а по линии «война» и «мир». «В своих отношениях с другими странами Советский Союз никогда не руководствовался и не руководствуется соображениями о характере господствующего в них внутреннего режима. Решающим моментом во всех таких случаях для СССР является соображение: по какую сторону водораздела находится данная страна? Стоит ли она за мир или стоит за войну и агрессию?»3.
Советское правительство постаралось придать своей политике поддержки республиканской Испании всенародный характер. В СССР был организован сбор пожертвований в пользу Испании среди населения. Реальная помощь Испанской республике из СССР стала поступать в виде поставок продовольствия и вооружений. Мадрид получил от Москвы кредит на сумму 85 млн. долл. Советские военные специалисты-добровольцы участвовали в боях как непосредственно в частях республиканской армии Испании, так и в составе «интернациональных бригад». Среди этих добровольцев оказалось немало видных советских военачальников, получивших известность несколько позже в годы Великой Отечественной войны.
Кроме того, некоторая помощь поступала в Испанию из других стран. Например, в «интернациональных бригадах» (их общая численность была около 35 тыс. чел.) сражались граждане из 53 государств. И все-таки этой помощи, включая поддержку СССР, оказалось недостаточно, чтобы переломить изначально неблагоприятное соотношение сил в испанской гражданской войне.
Германо-итальянская поддержка франкистов была гораздо более масштабной, чем общая международная помощь республиканской Испании. На стороне франкистов воевали 150 тыс. итальянцев и свыше 50 тыс. немцев (солдаты и офицеры регулярных войск и фашистской милиции). Вблизи побережья Испании крейсеровали многочисленные корабли германского и итальянского флотов, в том числе линкоры «Адмирал Шеер»,
опровождаемые эсминцами, которые старались перерезать морские коммуникации республиканцев. По сути дела имела место прямая военная интервенция фашистских держав, направленная против демократического республиканского режима в Испании. В этих условиях политика «невмешательства» со стороны западных демократий оказалась смертельным ударом в спину Испанской республике.
К сказанному следовало бы добавить, что поставки помощи из СССР в Испанию, осуществлявшиеся морским путем, были сопряжены со многими трудностями и риском. Так, итальянские подводные лодки потопили в Средиземном море советские торговые суда «Тимирязев» и «Благоев». Тогда советское правительство ограничилось лишь выражением протеста правительству Италии (6 октября 1937 г.).
В середине 30-х годов СССР еще не располагал достаточными военно-морскими силами, чтобы на основе концепции «вооруженного нейтралитета» направить их для конвоирования своих торговых судов. В составе советского ВМФ все еще находились в основном устаревшие корабли, в том числе пригодные для экскорта, крейсеры и эсминцы, которые были построены или заложены еще до и во время первой мировой войны. Естественно, что они не могли соперничать с новейшими кораблями германского и итальянского флотов.
Кроме того, летом 1937 г. в Восточной Азии усиливалась военная угроза на восточных рубежах нашей страны. Речь шла о втором этапе японской агрессии против Китая (первый — это оккупация японскими милитаристами Северо-Востока этой страны — Маньчжурии в 1931 г.).
В июле 1937 г. войска Японии, опираясь на свои базы на оккупированной территории Китая, начали массированное наступление на юг страны. В ближайшие месяцы японской армии удалось захватить значительные пространства в приморских провинциях в центре Китая, включая такие города, как Пекин, Тяньцзин, Шанхай, Учан и др.
Советское правительство, как подтвердили события последующих лет, вполне обоснованно усмотрело в действиях милитаристской Японии непосредственную угрозу нашей безопасности. Сражающемуся Китаю была оказана разнообразная помощь, включая политико-дипломатическую поддержку и поставки оружия. С целью создания более благоприятных политических условий для этого по инициативе Москвы 21 августа 1937 г. был подписан советско-китайский договор о ненападении. Китай также получил от СССР значительные кредиты — 100 млн. долл. в 1938 г. и 150 млн. в 1939 г.
Учитывая, что японские войска первоначально обладали полным превосходством в воздухе, особо важное значение имели поставки Китаю советских боевых самолетов и посылка летчиков-добровольцев, которые многое сделали для защиты китайских городов от ударов японской авиации. В конечном итоге, японское наступление в Китае захлебнулось и милитаристская Япония оказалась втянутой в затяжной военный конфликт в условиях нарастающего сопротивления со стороны китайского населения.
В противодействии японской агрессии СССР, правда, не удалось ограничиться методами «неконфронтационного сдерживания», дважды дело доходило до прямых военных столкновений — в районе озера Хасан в нашем Приморье в 1938 г. и на реке Халхин-Гол на территории Монголии летом 1939 г., где объединенная советскомонгольская войсковая группировка после ожесточенных боев нанесла сокрушительное поражение превосходящей ее по численности группировке Квантунской армии Японии.
Именно урок Халхин-Гола, по мнению многих наших и зарубежных историков, побудил японское руководство отказаться от дальнейшего «продвижения» в сторону Советского Союза и выбрать иное направление для экспансии — в сторону «южных морей». В итоге Япония в апреле 1941 г. заключила с СССР договор о ненападении, что избавило нашу страну от войны на два фронта после вероломного нападения на нее гитлеровской Германии.
После второй мировой войны, в 50-е и 60-е годы примерами реализации СССР доктрины «неконфронтационного сдерживания» может служить позиция нашей страны во время Суэцкого кризиса 1956 г., а также в период необъявленной войны США против Вьетнама в 1964—1973 гг.
Международный кризис вокруг проблемы Суэцкого канала возник после того, как Англия и Франция, к которым примкнул Израиль, не добившись от египетского правительства отказа от национализации канала, ранее контролировавшегося англо-французскими корпорациями, предприняли в конце октября 1956 г. прямые военные акции против Египта в районе Порт-Саида и на Синайском полуострове.
Советский Союз направил два выдержанных в самых жестких тонах послания правительствам Англии, Франции и Израиля (5 и 15 ноября), потребовав прекращения военных действий и немедленного вывода войск с египетской территории. Дипломатический демарш был подкреплен посылкой в восточное Средиземноморье, в район Порт-Саида отряда боевых кораблей советских ВМС.
Решительная позиция Москвы, неблагоприятная в целом международная реакция, включая отказ Вашингтона активно поддержать своих союзников в этой Суэцкой авантюре, вскоре заставили англичан и французов, а затем и израильтян пойти на попятную. 7 ноября боевые действия в районе Порт-Саида были приостановлены, а 22 ноября 1956 г. войска Англии и Франции покинули территорию Египта. В марте 1957 г. под нажимом со стороны ООН вывел свои войска с Синая и Израиль.
В начале 60-х годов США пытались активно противодействовать национально-освободительному движению в Южном Вьетнаме за объединение страны (Вьетнам был разделен на две части по Женевскому соглашению 1954 г.). Убедившись в том, что поддерживаемые им, часто сменяющиеся, марионеточные режимы в Сайгоне не способны справиться с этой задачей, Вашингтон в августе 1964 г. перешел к прямой военной интервенции во Вьетнаме. Для этой цели был использован сфабрикованный предлог — «нападение» северовьетнамских торпедных катеров на американский эсминец «Мэддокс» («Тонкинский инцидент» 4 августа 1964 г.).
В дополнение к своим советникам и инструкторам США после этого инцидента направили в Южный Вьетнам воинские контингенты своих вооруженных сил. В 1965 г. численность американских войск во Вьетнаме составила 185 тыс. чел., достигнув своего максимума в 1969 г. — 543,4 тыс. чел. С февраля 1965 г. США стали переносить военные действия на Северный Вьетнам — Демократическую Республику Вьетнам, начав воздушные бомбардировки приграничных районов ДРВ, а затем распространив их на всю территорию республики. По существу американцы осуществляли против ДВР неограниченную воздушную войну, применяя, в нарушение законов войны, такие средства, как напалм и фосфорсодержащие ядохимикаты.
США не удалось сломить волю вьетнамского народа к победе, и в начале 1973 г. Вашингтону пришлось пойти на заключение в Париже соглашения о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме при полном выводе американских войск из этой страны.
С самого начала Советский Союз оказывал Вьетнаму многообразную помощь, которая включала дипломатическую поддержку на мировой арене, в том числе в ООН, а также поставки вооружений, подготовку специалистов и т.д. Особо важное значение имели для Вьетнама советские средства противовоздушной обороны. Именно с их помощью вьетнамские вооруженные силы сумели нанести значительный урон агрессору, сбив большое число американских боевых самолетов, в том числе бомбардировщиков Б-52.
Политика СССР во время американской агрессии против Вьетнама вполне может быть охарактеризована как классический пример претворения в жизнь доктрины «неконфронтационного сдерживания». Она полностью совпадает с основными критериями этой доктрины, о которых говорилось выше.
Доктрина «неконфронтационного сдерживания» не противоречит основным принципам современного международного права, закрепленным в Уставе ООН и Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций (одобрена ГА ООН 24 октября 1970 г.).
Она вполне отвечает положениям статьи 51 Устава ООН (относительно права любого государства на индивидуальную и коллективную оборону), равно как и таким основополагающим принципам международных отношений, как неприменение силы, разрешение споров мирными средствами, невмешательство во внутренние дела, взаимное сотрудничество и суверенное равенство государств.
В условиях, когда на рубеже XXI в. в международных отношениях наблюдаются попытки пересмотреть дефакто основы международного права, в первую очередь Устав ООН, по-существу отбросив то, что было наработано в нем за последние десятилетия, овладение опытом истории дипломатии и внешней политики нашей страны представляет не только научный, но и действительно практический интерес.
Специфика нынешней геополитической ситуации России в том, что после распада Организации Варшавского Договора, которая на протяжении многих лет обеспечивала безопасность наших западных рубежей, страна оказалась в «одиночестве» с военно-политической точки зрения, поскольку у нее почти нет реальных союзников, особенно на европейском направлении. Между тем, именно на этом направлении происходит расширение крупнейшего военно-политического альянса — НАТО, который совсем недавно принял новую стратегическую концепцию, имеющую явно гегемонистскую, агрессивную направленность. Эта стратегия проходила практическую отработку на Балканах, против Югославии, в марте—июне 1999 г.
Опасность возникновения новой конфронтации с НАТО, причем при крайне неблагоприятном соотношении сил, побуждает обратиться к такому опыту российской и советской внешней политики, когда удавалось выходить с честью из весьма сложных международных ситуаций, обеспечивая при этом защиту национальных интересов нашей страны.
Естественно, в таких условиях доктрина «неконфронтационного сдерживания», составной частью которой является концепция «вооруженного нейтралитета», могла бы оказаться весьма полезной. И здесь можно сказать, что в настоящее время мысль наших военных специалистов идет именно в таком направлении.
В качестве примера следует сослаться на недавно опубликованную в «Независимом военном обозрении» статью вице-адмирала Моцака, начальника штаба Северного флота. В ней обстоятельно изложена концепция «непрямых стратегических действий» российского флота, которая обращена уже в XXI в. Хотя в статье нет прямых ссылок на исторические прецеденты, в самой сути концепции «непрямых действий» нашего флота просматривается преемственная линия, восходящая к понятию «вооруженного нейтралитета».
1. Encyclopedia Аmеricana. New York, 1994. Vol. 2.
2. «Containment. Documents on American Policy and Strategy, 1945—1950». New York, 1978.
3. «Документы внешней политики СССР», т. XIX.
|