Несмотря на происшедшие в последние годы внешне бурные события в политике и экономике, рискнем высказать кощунственную мысль: роль как политики, так и умозрительных экономических теории в жизни страны сильно преувеличивают.

Действительно, если непредвзято и спокойно рассмотреть последний век русской истории, выясняется удивительная закономерность, которая почему-то никем не отмечена: все наиболее крупные, стратегические планы и прогнозы политического руководства страны оказались на поверку иллюзорными. Рано или поздно приходит время спросить не только о том, где обещанные в "социалистический" период мировая революция, коммунизм, обгон Америки, ускорение, но и об обещаниях более давних и совсем недавних времен. Где "Боже, Царя храни", "Третий Рим", за неимением его хотя бы "Второй" (Царьград) или на худой конец просто незамерзающий порт на южном море? Где "падения уровня жизни россиян не допущу!", "улучшение за 500 дней", "к осени", "через два года уж точно", оживление экономики, структурная перестройка? Нет ответа. Ни одна из этих и многих других основополагающих целей, как известно, не была достигнута.

Интересно также, что такая закономерность - драматическое расхождение между планами и результатами - характерна для всех режимов в нашей стране, сменявших друг друга у власти в XX веке, а их, по нашим подсчетам, было по меньшей мере десять. Это - абсолютная монархия, фактически конституционная монархия, двоевластие, буржуазное временное правительство, коалиция левых партий, военный коммунизм, нэп, сталинский режим, более мягкий социалистический режим Хрущева - Брежнева - Горбачева, более прозападный и прокапиталистический постперестроечный режим. Как мы видим, за последние 90 лет были перепробованы практически все варианты политических систем, пошли уже по второму кругу, а результат все так же не соответствует объявленным целям.

Приходится признать: как в обозримом прошлом, так и в настоящем политическое руководство страны и его интеллектуальные советники не только не "вели" страну к каким-то осознанным большим целям, но даже не понимали зачастую суть современных им процессов и их причины. Реакция правящих кругов и официальной науки на происходящие крупные изменения, как правило, была запоздалой, а в худшем случае - неадекватной этим изменениям (из-за чего в большинстве случаев режимы были недолговечны).

"Вылив", таким образом, на читателей и начальство "бочку дегтя", добавим все-таки и "ложку меда": большинство происходивших в стране значительных событий и положение дел в политике вполне естественны, объяснимы и вряд ли могли быть другими. Во все времена действительно крупные изменения в жизни народов, особенно таких больших, как российский, происходили не под влиянием "воли" царей, героев, генсеков, президентов, диктаторов, партий, парламентов, философов, экономистов и публицистов. Причиной этих изменений были намного более глубокие процессы формирования стереотипов поведения в самом народе, его приспособление к окружающей среде и к другим народам.

Признание этого фундаментального факта никогда не было популярно ни у властей, ни среди официальных ученых-обществоведов: оно рубило бы сук, на котором сидит руководство, и ничего не прибавляло бы к его, как сейчас говорят, имиджу.

Поэтому в истории России и других стран хорошие писатели или ученые-естественники часто оказывались намного более прозорливыми, чем политики и профессиональные философы. Действительно большими знатоками жизни были, с официальной точки зрения, дилетанты - "открывший в человеке человеческое" сельский священник Лоренс Стерн, не признанный при жизни и недооцененный впоследствии "дилеттанте" Анри Бейль, до сих пор отлученный государственной церковью Лев Толстой, уездный лекарь и великий писатель Антон Чехов (в печати было отмечено, что 1992 год - первый за более чем сто лет, когда не было издано ни одной его книги). Академическая историческая наука до сих пор в лучшем случае с недоумением относится к трудам великого ученого - историка, географа, этнолога Льва Николаевича Гумилева. Примерно стой же снисходительностью современная западная наука встречает упоминание о христианском философе истории Арнольде Тойнби.

Попробуем применить методы и результаты "географической истории", доведенной Л.Н. Гумилевым до уровня синтеза науки и искусства (не пытаясь, естественно, соперничать с ним в стиле изложения), к анализу современной ситуации в России. В 9-м номере еженедельника "Обозреватель" за 1994 г. нами уже была предпринята попытка объяснить основные события в древней и недавней истории России на основе географо-этнической концепции. Продолжим это рассмотрение применительно к событиям последних лет и месяцев.

Как известно из теории этногенеза, основные причины происходящих с народами фундаментальных событий лежат в значительной мере вне сознательной деятельности их руководителей и конкретных людей, подчиняясь в основном географо-этническим законам использования "вмещающего" природного ландшафта и конкуренции с другими народами. В предыдущей статье мы попробовали показать, что основополагающим фактором развития России в течение семи с лишним последних веков была обусловленная ее положением в центре Евразии непрерывная борьба с многочисленными другими народами, государствами и военными коалициями или подготовка к этой борьбе. Для российского этноса единственная возможность сохранить независимость заключалась в том, чтобы занять как можно большую территорию (в ней должна была "увязнуть" любая вражеская коалиция) и развить на ней возможно больший военный потенциал. Это, в свою очередь, требовало громадной централизации всех сфер жизни страны.

Перестройка 1985-1991 гг. и последовавшие за ней события были реакцией на кардинальные изменения условий жизни народа: после появления ядерного оружия впервые исчезла опасность неприятельского вооруженного вторжения. Отпала необходимость в колоссальной централизации государства, в удержании соседних сравнительно малых народов в пределах российского (советского) суперэтноса, в жесткой идеологии. То, что перестройка началась с временным "сдвигом" - через два с лишним десятилетия после появления стратегических ядерных ракет, - тоже понятно. Во-первых, необходимо было время для того, чтобы убедиться в практической невозможности войн между ядерными государствами, а также ядерных войн с неядерными государствами. Только опыт Вьетнама и Афганистана наглядно показал, что сверхдержавы в современных условиях вообще не могут выиграть никакую войну против малой страны при активном сопротивлении последней. Кроме того, психологически перестройка могла начаться только через несколько десятков лет после Великой Отечественной войны, когда от активной деятельности отошло участвовавшее в ней или помнившее ее поколение.

В результате в 80-х годах перед советским (российским) суперэтносом встал вопрос о том, каковы будут новые доминанты и пути развития. В период перестройки и в начале постперестроечного времени предполагалось, что вскоре страну ждет блестящее будущее. Вопрос заключался чуть ли не в том, какую именно модель или вариант развития выбрать: шведский, американский или швейцарский. Последующие события показали, что эти чисто умозрительные прогнозы были беспочвенны: в реальности СССР, затем Россия быстро становилась слаборазвитой страной по всем параметрам. По существующим оценкам, со второго места в мире по валовому национальному продукту в начале 80-х годов мы переместились на восьмое место, пропустив вперед себя не только Японию и крупнейшие европейские страны (ФРГ, Францию, Италию), но и Китай и даже Индию. Напомним, что ниже последних двух стран Россия не опускалась уже несколько столетий.

Таким образом, за десять лет страна не только утратила место второй сверхдержавы, лидера в Евразии и ведущее место среди стран с централизованной экономикой, но и оказалась буквально на вторых ролях даже среди государств третьего мира. Экономика России в последние два года быстро "венесуэлизировалась" и примитизировалась: сохранились, по существу, лишь три конкурентоспособные отрасли деятельности - нефте- и газодобыча, поддерживающая их инфраструктура и местная промышленность. Пришла также в соответствие с моделью слаборазвитых стран структура внешней торговли, структура и размер внешнего долга, политическая система. Уменьшилась степень товарности хозяйства. Большой урон понесли отечественная наука, культура и образование.

Думается, что причины такой стремительной деградации лежат намного глубже, чем ошибки руководства, межпартийная борьба, просчеты экономистов или "козни" разнообразных "врагов" (различные деятели, партии и средства информации предлагают широкий набор вариантов таких врагов и продолжают их поиски среди коммунистов и капиталистов, империалистов и националистов, неких малых народов и иностранных спецслужб и т.д. - в зависимости от вкусов и пристрастий) . Фундаментальные причины событий последних лет видятся нам в следующем.

1. Вошедшие в архетип национальные черты, отбиравшиеся и культивировавшиеся многие века в сверхцентрализованном государстве с целью выживания в столкновениях с другими этносами, прямо противоположны тем, которые нужны в новых условиях развития страны и требуются для строительства интенсивной экономики. Вместо личной инициативы и предприимчивости процветают патернализм и аттантизм на всех уровнях. Вместо высоких материальных запросов и стимулов - крайняя непритязательность к условиям жизни. Вместо развитого рынка - привычка к "уходу" в натуральное хозяйство в сложные для страны периоды и т.п.

2. Исчезнувшая внешняя угроза, как оказалось, была чрезвычайно мощным стимулирующим фактором, который не так просто заменить чем-либо другим. На протяжении веков этнос выработал способы исключительной силы "ответа" (по Тойнби) на этот "вызов" Истории. Место утраченного вызова оказалось сейчас пустующим. Необходимость приобретения продуктов питания в условиях дороговизны продовольственных товаров не мобилизует население в такой степени, как треволнения предыдущих веков.

3. В последние три года российский этнос как бы примерил к себе вариант слаборазвитой страны и, в общем, до последнего времени не возражал против него. Основная часть жителей страны фактически соглашалась на низкий (но все-таки без настоящего голода) уровень жизни при условии неинтенсивной работы, отсутствии войны, партийного начальства и авралов. Знаменитое "лишь бы не было войны" - многовековой идеал нации. Напомним в этой связи также и об известном наблюдении Чехова над российской действительностью: "Жизнь расходится с философией: счастья нет без праздности..."

Возникает, однако, вопрос: каковы возможные варианты дальнейшего развития событий? Можно было бы прогнозировать и последующее пребывание общества в "идеальных" условиях слаборазвитой страны ("тепло и сыро", по-видимому, предпочтительнее для многочисленных в последнее время критиков "Песни о Соколе"). Если бы... была достигнута стабильность положения. Оно, однако, все еще неустойчиво. Падение производства не прекращается и может перейти критическую точку, когда окажется свернутой даже неф те- и газодобыча - единственные конкурентоспособные сейчас отрасли промышленности. Кроме того, события октября 1993 г. и декабрьские выборы показали, что значительное количество людей недовольно ситуацией в стране.

Какими могут быть альтернативы современному курсу, если один из упомянутых факторов или оба вместе заставят власти изменить его? Приходится с сожалением признать, что шведский, швейцарский и американский варианты развития сейчас еще менее вероятны, чем в начале перестройки. Только наши экономисты-парвеню могут не понимать, что для нас исключено повторение классического западного пути первоначального накопления капитала: в период своей капитализации Запад не имел столь многочисленных и мощных экономических конкурентов, каких имеет сейчас Россия.

Более того, для нас вряд ли возможно и повторение пути молодых и не очень молодых азиатских (почти сплошь - островных и полуостровных!) "драконов": Японии, Южной Кореи, Малайзии, Гонконга, Тайваня, Сингапура, Турции и т.д. Стереотипы поведения народов сравнительно малых по площади, окраинных стран Евразии вырабатывались веками в условиях, кардинально отличных от условий срединно-евразийской России.

Не вдаваясь в подробности, отвергнем по вполне понятным, если вдуматься, причинам варианты и европейских бывших соцстран в их чистом виде (они принадлежат все-таки к западноевропейскому суперэтносу), и эмигрантских стран.

Таким образом, России, если бы она захотела найти свой особый, абсолютно оригинальный вариант выхода из современного состояния слаборазвитости, пришлось бы искать даже не "третий", а по меньшей мере "шестой путь". Вряд ли для нас возможен никому не известный, экстремальный вариант будущего развития, так как после исчезновения социализма в России она перестала быть одним из полюсов мировой системы стран.

В обозримом будущем мы не сможем стать ни "более социалистической" страной, чем Китай, ни "более капиталистической", чем США, ни более слаборазвитой, чем Буркина Фасо. Реальный путь будет неизбежно проходить внутри этого треугольника. (Отметим, кстати сказать, парадоксальное обстоятельство, которое мало кем осознано: наибольшую актуальность разделение мира на страны с либеральной экономикой и страны с централизованной экономикой приобрело именно... после падения социалистического режима в России, так как до этого основным принципом деления государств мира был не социально-экономический, а военно-геополитический.)

Прочитавший эту статью радикал-демократ может с возмущением, а ортодоксальный коммунист - с удовлетворением подумать, что автор все-таки намекает на китайский путь развития. Однако это не так. Радикальные политические течения у нас все еще мыслят вчерашними категориями. Увы, уже и к этой стране мы можем отнести сегодня слова Достоевского: "На просвещение мы должны ежегодно затрачивать по крайней мере столько же, как и на войско, если хотим догнать хоть какую-либо из великих держав". Как мы знаем, пока нет ни малейшего признака такого поворота в политике.