Обозреватель - Observer 
Наши интервью 

 
ПРИОРИТЕТ ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
МИРОНОВ Олег Орестович, Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации, был депутатом Государственной Думы Федерального Собрания РФ первого и второго созывов, членом фракции КПРФ, членом Комитета по законодательству и судебно-правовой реформе; депутат Парламентского Собрания Союза Белоруссии и России, член Комиссии Межпарламентской Ассамблеи государств — участников СНГ по правовым вопросам. Родился 5 июня 1939 г.

Миронов Олег Орестович окончил Саратовский юридический институт им. Д.И.Курского, доктор юридических наук, профессор; действительный член Академии социальных наук.

В 1965—1982 и в 1991—1993 гг. работал ассистентом, преподавателем, доцентом, исполняющим обязанности заведующего кафедрой, профессором кафедры конституционного права в Саратовском юридическом институте.

В 1982—1991 гг. Миронов О.О. — доцент, профессор, декан, заведующий кафедрой, проректор по научной работе Поволжского социально-политического института.

Мироновым Олегом Орестовичем опубликовано свыше 170 научных работ (монографии, статьи, главы в учебниках) по проблемам конституционного права, теории государства и права, политологии, среди них — монография «Механизм действия Советской Конституции», «Право на защиту», «Гражданин России. Историко-правовой очерк». Женат, имеет сына.
 

Личность и ее права
должны быть
на первом месте
 
Интервью
главного редактора журнала «Обозреватель - Observer» В.Штоля
с Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации
О.МИРОНОВЫМ
  Положение с правами человека в Российской Федерации очень сложное. Оно усугубляется экономическим кризисом, кризисом банковской системы и самое главное — необеспеченностью естественных прав человека: люди не получают заработную плату, растет безработица, пенсионеры вовремя не получают пенсий, которые они заработали честным, тяжелым многолетним трудом, семьи не получают пособия на детей. Таким образом, проблема прав человека в сегодняшней России вольно или невольно уходит в экономическую сферу жизни страны. Я глубоко убежден в том, что как только мы выйдем из экономического кризиса, то положение с правами человека станет лучше или по крайней мере сместятся акценты из области экономических, социальных прав. Акцент больше будет сделан в области политических и гражданских прав. Тем не менее в этом году нужно ждать всплеска политических страстей, поскольку состоятся выборы в Государственную Думу, а следующий год — это год президентских выборов. При этом, конечно, будут и ущемления, и нарушения политических прав, и мы ждем немалое количество жалоб. Так что положение с правами человека очень сложное. Элементарные, социальные блага, которые должен иметь каждый человек, для российского человека порой недоступны. Я думаю, что учреждение должности Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации и назначение меня на эту должность на положение в области прав человека влияния не оказало. Прошло слишком мало времени, всего девять месяцев с момента назначения, еще не все россияне знают, что есть такая должность, есть такой институт. Поэтому я всегда обращаюсь к представителям СМИ с просьбой опубликовать Закон об Уполномоченном и дать комментарий, чтобы знали люди, с какими жалобами можно обращаться, что можно ждать от Уполномоченного. А изменить положение с правами человека можно, только действуя по всем направлениям. Ведь Закон говорит о том, что Уполномоченный — это дополнительное средство, наряду с существующими, защиты, обеспечения прав и свобод человека и гражданина.

У нас самым надежным гарантом прав и свобод человека является судебная система. В этой связи нам нужно преодолеть стереотип, который сложился за прошлые годы, когда при слове суд у человека возникали ассоциации с тюрьмой, со штрафом. Нужно воспитать у граждан такое мироощущение или такой уровень правосознания, чтобы они прекрасно понимали, что суд — это защитник прав и интересов человека, хотя он и карает, когда речь идет об уголовных преступлениях или иных преступлениях, когда выносятся решения с жесткими санкциями имущественного характера и т.д. Это зависит и от судов. Но смысл и назначение суда — в первую очередь разрешать споры, конфликты, законы в нормальной обстановке.

У нас есть также система прокуратуры. Она не вписывается в европейские понятия о прокуратуре. Но пока у нас есть прокуратура с общим надзором, она также защищает права и интересы граждан.

Кроме того, органы внутренних дел, милиция, МВД. К сожалению, с их стороны бывают нарушения прав и свобод граждан. Но смысл и назначение милиции в том, чтобы обеспечивать, гарантировать права.
Поэтому учреждение должности Уполномоченного имеет, безусловно, смысл. Это показатель демократизма общества, выполнение европей-ских конвенций, коль скоро мы вступили в Совет Европы, и должность Уполномоченного должна как-то консолидировать все силы: и государственные структуры, и негосударственные правозащитные организации вокруг идеи защиты и соблюдения прав человека. Я думаю, что со временем сложатся взаимоотношения института Уполномоченного с другими структурами.
Я думаю, что по мере преодоления в стране экономических сложностей, вхождения в Европейское сообщество и выполнение Европейской конвенции по правам человека можно будет через какое-то время сказать, что «да» эти институты знакомят людей с пониманием ценности прав человека, с методами, способами отстаивания своих прав.

Меня иногда поражает беспомощность людей. Человек, сидя в следственном изоляторе, пишет в газету, что его неправильно посадили. А ему нужно обратиться либо в суд, который решает вопрос о мере пресечения, либо к прокурору, который продлевает срок содержания под стражей. Поэтому нужна и просветительская работа. К сожалению, проблема прав личности как-то затушевывалась. Мы больше говорили о коллективных правах, хотя и эти права очень важны, ибо они есть, они существуют, но личность с ее правами должна быть на первом месте. Поэтому я сторонник, чтобы во всех учебных заведениях страны был введен специальный курс «права человека», а в юридических институтах были бы специальные кафедры, которые бы назывались «права человека».

Как мне представляется, основная часть правозащитников, неправительственных, негосударственных, а вот именно общественных, которые защищают людей по зову души, отнеслась отрицательно и главным образом потому, что я был членом Коммунистической партии Российской Федерации, работал в Государственной Думе во фракции КПРФ. Кроме того, они считали, что это как бы неравнозначная замена. Сергей Адамович Ковалев, как принято было считать, человек совести. И вот на эту должность приходит бывший коммунист. Это воспринималось отрицательно. Но я думаю, постепенно ситуация меняется: я призываю правозащитников действовать вместе. У них большой опыт работы и я думаю, что нам нужно объединяться. Мы сформировали экспертный совет, пригласили всех сотрудничать. Я думаю, что отношение меняется. Я сам действую строго в соответствии с законом:

Закон говорит о том, что Уполномоченный не может быть членом политической партии, и я вышел из партии.

Закон говорит, что я не могу быть депутатом. Я в день назначения написал заявление на имя председателя Государственной Думы о сложении депутатских полномочий.

Я действую в строгом соответствии с законом, не занимаюсь политической деятельностью, не выступаю с политическими заявлениями. У меня сложились хорошие, как мне кажется, отношения с такими известными правозащитниками, как депутаты Борщев и Рыбаков. Есть известные правозащитники Алексеева, Бабушкин, Графова и другие, и я стараюсь налаживать с ними нормальные деловые отношения. Иногда мне хочется просто сказать — уважаемые коллеги, я стал Уполномоченным, не в последнюю очередь и в связи с определенным раскладом сил в Государственной Думе, ну что же тут поделаешь. Если все будет идти нормально, то по закону я занимаю эту должность до 2003 г., поэтому давайте сотрудничать. Придет в 2003 г. другой Уполномоченный, ему, видимо, будет несколько легче, так как будут отлажены определенные связи. Без мощного правозащитного движения в России один Уполномоченный сделать, естественно, ничего не может. Поэтому я обращаюсь ко всем, если есть какие-то неясности, недоразумения, мы можем всегда встретиться и найти точки соприкосновения.

Да, действиельно, 1998 г. был годом необычным. Это был год, когда человечество, мировое сообщество отмечало 50-летие «Всеобщей декларации прав человека». Я думаю, что именно в связи с этой датой Президент РФ своим указом определил 1998 г. — годом прав человека в России. Я глубоко убежден, что Президент прекрасно понимал, что проблемы с правами человека в России в 1998 г. решены не будут. Любой человек это знает и понимает. Но я думаю, что объявление в России прошлого года — годом прав человека имело определенный смысл для того, чтобы привлечь внимание к этой проблеме. Это должен был быть не просто год прав человека, не какой-то отчет, а год, когда проблема прав человека станет центральной в деятельности государства и всего общества. Все, что мы делаем: строим, возделываем поля, открываем учебные заведения или закрываем их, к сожалению, — все, что делается, должно делаться во имя человека. Зачем нам фабрики, заводы, чтобы они коптили и дымили? Да, нет. Для того, чтобы они удовлетворяли потребности людей. Каждый должен понимать, что он работает в конце концов для человека, для себя, для своего окружения, для всего общества. Я думаю, в этом плане год прав человека имел большое значение. Нет, это абсолютно разные службы. Комиссия по правам человека при Президенте РФ — это часть Администрации Президента и, как я понимаю, смысл и назначение Комиссии состоит в том, чтобы информировать Президента о состоянии прав человека в Российской Федерации, о нарушениях прав, и о мерах, которые мог бы предпринять Президент как гарант Конституции.

Что же касается Уполномоченного по правам человека, то это должность конституционная. В Конституции сказано, что Уполномоченного назначает Государственная Дума и об Уполномоченном принят Федеральный конституционный закон. Смысл назначения Уполномоченного состоит в том, чтобы выступить в качестве дополнительного средства, наряду с существующими, в защиту прав и интересов граждан. Поэтому Уполномоченный и его рабочий аппарат — это государственный орган. Мы формируем государственную структуру, а это большая ответственность и большие сложности. Поэтому мы никаким образом не дублируем друг друга. Я с большим уважением отношусь к членам Комиссии, к председателю Комиссии. Мы с ним коллеги. Он доктор юридических наук, профессор, известный человек, работал в ООН. Я думаю, что все должны понимать, что уровень наших структур различен. Мы как институт Уполномоченного созданы для того, чтобы развивать и конкретизировать полномочия Президента, коль скоро он является гарантом прав и свобод человека. И у нас сложились нормальные деловые отношения.

У нас в пяти субъектах РФ уже избраны уполномоченные по правам человека. В других субъектах, где-то, наверное, около 60, имеются комиссии по правам человека.

Закон о федеральном Уполномоченном говорит о том, что в субъектах Федерации может учреждаться аналогичная должность в соответствии с Конституцией, Уставом либо Законом самого субъекта Федерации. Вот в пяти субъектах уже есть уполномоченные, а в целом ряде субъектов готовятся законы об уполномоченных, но это исключительная компетенция самого субъекта Федерации. Я в эту деятельность не вмешиваюсь. Это было бы неделикатно с моей стороны и незаконно. Я могу высказать лишь одобрительное отношение к формированию таких структур. По закону у нас нет взаимоотношений подчиненности. Поэтому если даже уполномоченные будут назначены во всех субъектах Российской Федерации, то все равно мы, к сожалению, не будем составлять единую структуру. И моя задача, так же как и с неправительственными правозащитными организациями, устанавливать с ними нормальные, деловые отношения. Я не могу им давать указания: ведь права граждан нарушаются на территории конкретного субъекта, у нас же нет, как в США, территорий, которые не входят в состав ни одного штата. У нас, где бы мы ни находились, мы находимся и на территории Российской Федерации, и на территории конкретного субъекта РФ. Поэтому нам необходимо только нормальное, деловое сотрудничество, и мне кажется, оно у нас установилось.

Как и любой юрист я считаю, что он должен быть давным-давно принят, поскольку о нем сказано в Конституции. Непринятие такого закона — это невыполнение Контитуции РФ. Так что на парламенте РФ лежит обязанность принять этот закон. Парламент обязан принять этот закон, поэтому я выступаю за скорейшее его принятие. У меня немало жалоб от военнослужащих. И если бы был принят такой закон, то обстановка в Вооруженных Силах России немножко бы изменилась.

У нас есть люди, которые по религиозным убеждениям не могут держать оружие в руках. А так как в стране провозглашена и осуществляется свобода совести, то должна быть и альтернативная гражданская служба. Но она должна быть именно службой, а не попыткой уйти от военной службы. Человек должен служить, но только в гражданских структурах.

В мои обязанности входит защита прав граждан Российской Федерации независимо от места их нахождения. Поэтому если ущемляются права гражданина России в любом другом государстве, то я обязан принимать меры. Я получаю немало писем из бывших республик Союза ССР. Сразу необходимо сказать: если это гражданин Российской Федерации, то я обязан принимать меры в рамках закона, защищая его права и интересы. Если же он гражданин той страны, на территории которой он живет, то я вмешаться не могу. Мы тогда сообщаем, что на него распространяется правовой режим данного государства, и там есть соответствующие службы, структуры, куда он может обратиться.

Правда, был один случай в одной из прибалтийских республик: я получил коллективную жалобу о том, что школа для, как теперь говорят, русскоязычного населения находится в тяжелом аварийном состоянии и детей, которые бы хотели учиться на русском языке, просто невозможно учить. Я даже не стал выяснять, это граждане РФ или нет, а просто обратился к послу этой республики в России. Был получен ответ, что орган местного самоуправления, где находится эта школа, выделил  необходимые средства для ремонта и дети получили реальную возможность учиться.

Ко мне обращались также граждане РФ из Приднестровья. Там ситуация сложная. Юридически Приднестровье является частью республики Молдова, но там сформированы свои структуры, и идут переговоры об определении их статуса. Ко мне обратились граждане Российской Федерации, которые живут там, с просьбой поставить вопрос об открытии консульского пункта (Генеральное консульство России находится в Кишиневе). Я обратился к министру иностранных дел с просьбой, чтобы там был открыт хотя бы консульский пункт, чтобы их права как российских граждан защищал российский консул не только в Кишиневе. Результатов пока нет, но, я думаю, они должны быть.

Это не входит в мою компетенцию. Для этого у нас есть МВД и другие структуры, а в мою обязанность входит защищать права и интересы граждан. Когда же ко мне приходят жалобы из Чечни, то по вполне понятным причинам защищать права граждан на ее территории очень сложно, потому что законы Российской Федерации, к сожалению, на территории Чеченской республики не действуют.

Выходцам же из Чеченской республики, которые получили статус вынужденного переселенца, мы стараемся помогать. Сейчас есть сложная проблема вынужденных переселенцев из Осетии в Ингушетию. Иногда говорят, что я в эти процессы не вмешиваюсь. Однако для читателей могу сказать, что у меня была встреча и с Президентом Ингушетии Р.Аушевым, и с Президентом Республики Северной Осетии — Алании А.Дзасоховым. Я сказал, что я не сделаю ни одного жеста, не произнесу ни одного слова по этой проблеме, не проконсультировавшись с ними, потому что можно только ухудшить ситуацию, если пытаться вторгаться со своими рецептами. Но я надеюсь, что два мудрых народа — осетины и ингуши, два мудрых политика — Р.Аушев и А.Дзасохов — с помощью федеральных властей найдут выход из этой ситуации.

Там уже наметились положительные результаты. Но есть, конечно, и недовольство. Все проблемы, естественно, не решены. Я надеюсь, что по приглашению лидеров этих республик буду участвовать в этом процессе. Я буду вести работу с учетом сложности и деликатности национальных отношений.

Да, это задача Уполномоченного. В законе об Уполномоченном сказано, что я по собственной инциативе должен принимать действия в рамках Закона по защите интересов тех, кто сами не могут себя защищать.
Поэтому у нас в аппарате Уполномоченного планируется создание специальной структуры — отдела по проблемам семьи и малолетних. Эта проблема нас беспокоит.

Вы верно сказали, что она вызвана экономическим кризисом в стране. В первые годы после Октября 1917 г., как известно, была создана Чрезвычайная комиссия по борьбе с беспризорностью. И вот тогда появились трудовые колонии. Мы знаем, что из беспризорников, которые прошли обучение в этих колониях, выросли выдающиеся люди — ученые, актеры. Я не думаю, что нам придется возрождать такие колонии. Но то что эта проблема существует, это бесспорно и этой проблемой должны заниматься. Но решать ее нужно и на уровне экономическом, и на уровне законодательном. В Государственной Думе есть специальный Комитет по этим вопросам. Но это проблема опасная. Молодежь — это будущее России. И если будущее России — это беспризорники, которые не имеют куска хлеба, которые не получают образование, то это очень тревожно.

Репрессивными мерами вряд ли можно решить эту проблему. Я испытывал тяжелые чувства, когда посещал следственные изоляторы и видел там 14—15-летних детей. Спрашиваешь: какая статья? 158-я — кража. Поэтому задавал и продолжаю задавать вопрос прокурорам — разве нужно таких вот детей всех подряд отправлять в следственный изолятор. Разве нет других методов? Ведь, наверное, можно их отдать под поручительство родителей и т.п. Это проблема очень сложная и тяжелая. Детская и юношеская преступность, к сожалению, растет. Но я думаю, что документ об амнистии, который готовит Государственная Дума, должен будет несколько смягчить данную ситуацию. На мой взгляд, детская преступность может быть преодолена как экономическими, так и воспитательными мерами, то есть надо обеспечить право на образование, право на занятие спортом, доступ к культурным ценностям. Только так можно оздоровить обстановку. А бросать пятнадцатилетних подростков за не очень опасные преступления в следственный изолятор, а потом в колонии — это не дело.

Вот пример. Мальчишка украл велосипед, который стоит пятьсот руб. Его продержали несколько месяцев в следственном изоляторе, потом дали год лишения свободы. А месяц содержания в колонии общего режима обходится в те же самые 500 руб. Не слишком ли это накладно для государства в материальном плане, и не слишком ли это опасно для того мальчика, который год пробудет в колонии? Не скажется ли это отрицательно на его последующей жизни? Вряд ли это будет иметь положительный эффект. Поэтому я против жестких репрессивных мер, особенно в отношении несовершеннолетних.

Я не знаю, действительно ли профессор Зелин-ский обращался с таким ходатайством. Как бы это ни было обидно для польской стороны, но я думаю, что это не очень дружественный шаг. Если Генеральная прокуратура РФ считает, что Станкевич совершил преступление, и он должен предстать перед следствием, я не говорю перед судом. Может дело в конце концов будет прекращено, но нужно же объясниться. Я думаю, что можно было бы поступить как-то по-другому. Тем не менее это дело польской стороны. Польша суверенное государство, и она вправе поступать так, как считает нужным. Я думаю, что, может быть, все-таки стоило бы поступить как-то иначе. Например, допустить наших следователей в Польшу, чтобы они могли побеседовать со Станкевичем, если уж ему там предоставили возможность находиться. Но я не собираюсь давать рецепты своим польским коллегам. Они эти вещи знают очень хорошо. Я думаю, что заслон может быть поставлен на законодательном уровне. Я, будучи депутатом, работал над законами о выборах и ратовал за то, чтобы была снижена максимальная сумма избирательного фонда кандидата в депутаты. По ныне действующему законодательству это астрономическая сумма, и ни один нормальный человек, который работает, получая заработную плату, сформировать такой избирательный фонд не может. Его надо снизить, так как  миллионы на избирательном счете играют не последнюю роль в выборах. Вот я бы с этого начал.

Второе — должна быть гласность. Тут возникают сложные правовые вопросы. Ведь человек мог быть судим когда-то, а судимость снята или погашена. И он считается несудимым. Но я думаю, что даже в этом случае эти факты в биографии надо отмечать, и избиратели должны знать, за кого они голосуют. А так, понимаете, в Конституции сказано, что у нас не избирают и не могут быть избранными только душевнобольные, если на этот счет есть решение суда, и лица, отбывающие уголовное наказание. А если он в качестве обвиняемого находится в следственном изоляторе, а суд еще не сказал, что он преступник, то он может баллотироваться на выборах и избираться. А когда он становится кандидатом, то на него уже распространяется иммунитет. А когда он становится депутатом — депутатская неприкосновенность. Но депутатская неприкосновенность служит вовсе не для того, чтобы защищать преступника, а для того, чтобы нормально работающий депутат был гарантирован от произвольного задержания, ареста, привлечения к ответственности. А у нас какая-то трансформация в сознании произошла, что если ты хочешь укрыться от правосудия, то быстро, немедленно участвуй в выборах, получай депутатский мандат и все спишется. Это абсолютно неверная позиция.

Это очень сложная проблема. Когда мы ведем речь об отмене смертной казни, нужно не просто посмотреть на преступника, нужно так же посмотреть и на потерпевшую сторону: ведь осталась жена, у нее убит муж, убиты дети. Надо и ее позицию учитывать. Поэтому это не только правовой вопрос, но и нравственный. Дело в том, что у нас в ныне действующем Уголовном кодексе имеется пять составов преступлений, которые предусматривают в качестве меры наказания смертную казнь. Я предложил немедленно, сразу же исключить из трех составов преступления смертную казнь как меру наказания. Эти статьи Уголовного кодекса называются «посягательство на жизнь государственного и общественного деятеля...», «посягательство на жизнь работника судебной системы...», «посягательство на жизнь работника, ведущего предварительное расследование, следствие...». Само посягательство — это еще не убийство. Я полагаю, что в этих трех составах смертная казнь не должна присутствовать. Относительно двух остальных, коль скоро мы вступили в Совет Европы, надо вопрос решать. Мы, правда, еше не ратифицировали Протокол № 6 Европейской конвенции, который говорит о запрете смертной казни. Но нам нужно его ратифицировать.

Сейчас мы могли бы безболезненно исключить из трех составов преступления смертную казнь, и может быть каким-то образом Европа могла бы подождать, пока не изменится и психология людей, их восприятие. Два состава — это убийство и геноцид. Это очень сложные вещи. И нужно готовить общественное мнение к тому, что уголовное наказание и так очень тяжелое: пожизненное заключение, двадцать лет лишения свободы, а по совокупности приговора может быть до 30 лет лишения свободы. И люди в общем-то должны понимать, что важна не столько жесткость наказания, сколько его неотвратимость. Разве 10, 15, 20 лет провести в местах лишения свободы — это подарок судьбы?

Я был депутатом, и многие избиратели говорили, что при таком вале преступности, количестве убийств убийца не должен находиться на свободе. Еще неизвестно, как проголосуют депутаты за мое предложение. Ведь они будут выражать мнение своих избирателей. И поскольку депутаты голосовали за вступление России в Совет Европы и за ратификацию Европейской конвенции, значит нужно быть последовательными. Может быть для этого потребуется какое-то время. А сейчас смертные приговоры вообще не будут выноситься, поскольку состоялось решение Конституционного Суда.

В Конституции сказано, по каким делам обвиняемый может требовать суда присяжных, а у нас суды присяжных есть только в 9 субъектах РФ. Поэтому тот, кто привлекается к уголовной ответственности за преступления, предусматривающие смертную казнь, может потребовать в соответствии с Конституцией суда присяжных. Поэтому Конституционный Суд вынес решение, что до тех пор, пока не будет на территории России судов присяжных, смертные приговоры выноситься не должны. Таким образом, парламент обязан  принять закон о судах присяжных, а задача всех иных структур создать такие суды в субъектах Федерации. Так что пока у нас смертных приговоров не будет.

Я считаю, что, если преступник будет знать, что за убийство ему грозит пожизненное заключение или 25 лет лишения свободы, он тоже серьезно подумает.

Что же касается копирования или выполнения всех рекомендаций того же Совета Европы, то я был в Страсбурге, встречался с Генеральным секретарем Совета Европы и другими должностными лицами, а также бывшим председателем Европейского Суда по правам человека. Я задал вопрос: почему вы хотите, чтобы все страны Европы были как одинаково постриженный газон футбольного поля? Это же немыслимо. Ведь у каждой страны есть свои традиции, есть свои представления, есть определенный психологический склад. Представляете, каким станет мир безликим, если мы будем все абсолютно одинаковыми.

Они с этим согласились. Я считаю, что мы, конечно, должны стремиться к каким-то стандартам, но делать всех одинаковыми, подстричь, так сказать, под одну гребенку — это просто немыслимо.

Когда речь шла, предположим, об общем надзоре прокуратуры, то надо вспомнить, а как она, прокуратура, учреждалась исторически. Петр I, который учредил прокуратуру, сказал, что прокурор — это око государево. Поэтому она и осуществляет общий надзор, как бы наблюдая за законностью в стране. Это — наши традиции, плохие они или не плохие, но прокуратура отметила 277 лет. Когда я начал работать следователем в милиции в 1964 г., тогда велась дискуссия о создании единого следственного аппарата, и до сих пор она продолжается. Да, неплохо было бы, чтобы был единый следственный аппарат, а прокуратура бы наблюдала за соблюдением законности в процессе расследования. А сейчас прокурор надзирает за расследованием в своей собственной прокуратуре и он же дает санкцию на арест. По Конституции санкцию на арест должен давать суд. Поэтому, бесспорно, проблемы есть.

Когда мне говорят: вот институт Уполномоченного в России никогда не существовал, но есть западный опыт. Да, опыт есть, но мы не можем механически перенести этот опыт на нашу российскую действительность. Во-первых, законы разные, компетенция разная у уполномоченных. Во-вторых, страна наша несколько отличается от той же Швеции, где в этом году исполняется 190 лет институту уполномоченного.

Надо изучать опыт, аккумулировать все лучшее. Я это делаю как научный работник. Меня упрекают, что я не веду личного приема граждан. Но ведь и в других странах уполномоченные также не ведут личного приема. Что такое личный прием? Ведь мне нужен не рассказ гражданина о том, что его права нарушены. Он должен написать заявление и предоставить копии документов о том, что он уже обращался в инстанции, и те решения, которые принял либо суд, либо какой-то вышестоящий орган, не удовлетворяют его. Тогда мы можем рассматривать его заявление. Мы не должны действовать по указке кого бы то ни было, мы — суверенная страна. Мы не должны повторять то, что есть в других странах. А знать, изучать опыт, относиться к другим странам с уважением.

У нас достаточно жесткий Уголовный кодекс за эти преступления, и пожизненное заключение, и максимальный срок лишения свободы — достаточно жесткие. И я не думаю, что надо ужесточать дальше. Вот неотвратимость — да. Организованная преступность настолько искусна и технически оснащена, что такого преступника найти, предать суду и отправить в места лишения свободы достаточно сложно. Но пусть совершенствуется наша система. Система поиска преступников, сбора доказательств. Для этого тоже нужны деньги, кстати, чтобы оснастить спецслужбы. Но мало раскрыть преступление, нужно, чтобы и суды выносили приговоры. Я думаю, что ныне действующий Уголовный кодекс достаточно суров. А неотвратимость? Да, здесь есть над чем думать и работать и системе МВД, и системе прокуратуры, и ФСБ.
Милиция и прокуратура не отвечают за уровень преступности, потому что преступность — это явление социальное. Но за борьбу с преступностью, за раскрываемость преступлений — это их прямая обязанность. Ну знаете — это статистика. И кстати говоря, очень трудно за этим проследить. Вдруг раз и усилили санкцию статьи, однако как это сказалось на уровне преступлений? Ведь там же действует десяток других факторов. Поэтому, естественно, должен быть какой-то комплекс мер.

А гуманизация общества — это нормальная тенденция. Если проследить историю нашей страны, то все эти пытки, заплечных дел мастера, казни, то это было во всей Европе — эпоха инквизиции и т.д. Да ведь действовал принцип «око за око, зуб за зуб». Это было в законодательстве всех стран. Но мы же идем постепенно к гуманизации общества. Это нормальный процесс развития человечества. Не ожесточать общество, а делать его более добрым. Что касается преступников, то есть специальные науки, криминология, которая изучает причины преступности, изучается психология преступника. Порой преступником человек становится в силу жизненных обстоятельств, в силу каких-то изменений психики. Иногда смотришь, боже мой, незначительное преступление. Первый раз попал человек как будто и не за что в тюрьму. Можно было и не отправлять до суда, а потом вся жизнь сломалась, потом пошли преступление за преступлением. Поэтому я не собираюсь изрекать какие-то истины в последней инстанции — просто-напросто не знаю. Но вы задаете такие интересные вопросы, что они побуждают к размышлениям. И на этот счет нужно проводить дискуссии или обсуждения и приучать общество к тому, что оно должно быть добрым.

Финансирование осуществляется из федерального бюджета и в Законе об Уполномоченном сказано, что в федеральном бюджете на каждый год это предусматривается отдельной строкой. В 1998 г. такой строки в бюджете не было. Но уже спустя некоторое время удалось принять дополнение к Закону о бюджете. Но мы только начинали формировать свои структуры. Минфин профинансировал нас где-то в объеме 10 млн. руб. Заработную плату сотрудники получают исправно. Я даже имею возможность премии выплачивать. Я за это благодарен Минфину. Что касается Закона о бюджете на 1999 г., то с учетом сложного положения в стране, теперь уже на весь год у нас 30 млн. руб.

По закону в своей должности я ни перед кем не подотчетен и не подконтролен, а что касается финансовых дел, то тут сказано, финансовая отчетность предоставляется уполномоченным в порядке, установленном законодательством РФ.

По штатному расписанию у нас 236 чел., может быть, оно увеличено даже до 250 чел. Могут сказать, что это очень много. Но польский уполномоченный имеет аппарат около 200 чел. По закону дано право самому Уполномоченному определять штатное расписание, исходя из финансирования. У нас сейчас 100 чел. Если мы вообще откажемся от действий по соблюдению прав человека, то окажемся в еще более тяжелом положении. Я думаю, что в период экономических сложностей нужно тем более включать все механизмы для того, чтобы на экономические сложности еще не накладывался, как теперь говорят, правовой беспредел. Очень сложно на таком социально-экономическом фоне выполнять функции Уполномоченного по правам человека. Очень тяжело, но отказаться от этого невозможно. Так давайте там, где мы можем защитить человека, защитим его. Да, я сторонник того, что нужно все механизмы, которыми располагает общество, и государственные и негосударственные, максимально использовать, чтобы защищать права. Семья у нас небольшая. Живем в Москве. Семья 4 человека: мама — пенсионерка, 1912 г. рождения; жена — пенсионерка, работала учителем немецкого языка в средней школе Саратова; сын — имеет два высших образования — Саратовский педагогический институт (исторический факультет с правовым акцентом) и Саратовский юридический институт. Работает юристом в одной из фирм г. Москвы.

Мои увлечения: я когда-то был большим любителем горного спорта — горного туризма. Я мастер спорта по горному туризму и на территории Советского Союза был везде, где есть снежные вершины: Камчатка, Якутия, Тянь-Шань, Памиро-Алай, Алтай, Саяны, Забайкалье, Кавказ и т.д. Ходил в туристические походы 36 лет.
В юношеские годы я был большим театралом. В студенческие и аспирантские годы просмотрел в Драматическом театре и Театре юного зрителя почти весь репертуар, в Саратовском театре оперы и балета прослушал и просмотрел весь репертуар.

Я увлекался искусством, перечитал Всемирную историю искусств, собирал альбомы репродукций, ходил на выставки. Практически в каждом городе, где я бывал, я обязательно ходил в музеи, особенно в художественные. Я много потерял, став депутатом и Уполномоченным. У меня уже нет времени ни на что. На мне груз ответственности. Я искренне, как бы меня ни критиковали, хочу сделать доброе дело. Я буду действовать в этом направлении, и это бесспорно. Все, кто желает, чтобы институт Уполномоченного в России утвердился, — пожалуйста, помогите.
 

Спасибо за интервью.




   TopList         




[ СОДЕРЖАНИЕ ]     [ СЛЕДУЮЩАЯ СТАТЬЯ ]