В книге «Как нам обустроить Россию?» Александр Солженицын писал: «Источник силы или бессилия общества — духовный уровень жизни, а уже потом — уровень промышленности. ...Если в нации иссякли духовные силы — никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит. Среди всех возможных свобод — на первое место все равно выйдет свобода бессовестности: ее-то не запретишь, не предусмотришь никакими законами».
Вспомним, — это было написано в июле 1990 года! А по-следняя фраза цитаты есть самый точный диагноз нынешнего состояния нашего общества!

Что главное определяет духовность нации, каковы ее элементы, ее архитекура и ее основа? Ответ на этот вопрос не так прост. Он определяется культурными традициями, особенностями национального характера и идеологическими установками прошлого, исторической памятью нации. Мы все пришли из развитого социализма, для одних естественного и понятного, для других удушливого и невыносимого, но печать этих времен лежит на каждом.

Идеология коммунизма в России перестала быть главенст-вующей, отошла на второй план, но влияние этих взглядов еще очень широко. Каковы корни этого влияния? Может быть, это проявление привычной и понятной идеологии старшего поколения или же реакция части народа на гримасы бандитского капитализма, а может быть, это влияние имеет более глубинные корни, отражающие национальный характер русского народа. Много раз говорено об идее общинности в российской действительности. Это и общинное владение землей, и много раз замеченное в массовой российской психологии стремление разделить все поровну. Общинность русского характера проявляется даже в пословицах: «Один в поле не воин», «На миру и смерть красна». Найти русские пословицы, отражающие сугубо индивидуальный взгляд на жизнь, затруднительно. Обычно из этого тезиса и делается вывод о естественном стремлении России к идеалам коммунизма и социализма.

По-видимому, на втором плане общинной философии бытия лежит боязнь окружающего мира, недостаточность индивидуальной ответственности за принятое решение. Другая особенность следует из известного высказывания Льва Толстого о том, что психология индивидуума и психология толпы суть разные вещи, и психология толпы не есть простая сумма психологических устремлений одиночек, а есть сумма инстинктов. Принципиальным моментом в этом тезисе является справедливость применений понятий толпа и община. Община превращается в толпу, если она не связана внутри едиными духовными идеалами, или если идеалы подменяются инстинктами. Революция 1917 г. дала множество примеров этих подмен и превращения народа в толпу. Именно благодаря этим манипуляциям, при недостаточно развитом национальном самосознании, так просто в России проходят масштабные жульничества типа МММ, и эту легкость никак не объяснить экономической и финансовой неосведомленностью народа.

Светлой стороной русского характера является чувство национальной общности. Эта общность имеет другой оттенок, чем у малых народностей. Там центростремительные силы почти всегда связаны с инстинктивным противостоянием ассимиляции, и способствуют сохранению малого народа и его культуры. Русская общность несет в себе характер соборности, при всей агрессивности в межличностных отношениях, которая на виду у многих и с которой мы сталкиваемся почти ежедневно. Истоки и причины этой агрессивности в повседневных реалиях жизни, неопределенности будущего и трагичности сегодняшнего дня.

Объединительным мотивом русской соборности была и остается духовность нации, иррациональная сторона русского характера. Каков уровень этой духовности сейчас? Много раз приходилось слышать, что духовный и психологический потенциал нации уже исчерпан, отсюда и удивляющая весь мир покорность россиян, нежелание противостоять самым унизительным метаморфозам общественной жизни.

Духовность и религиозность, есть ли это тождественные понятия? Философы левого толка уже давно отстаивают мысль о том, что духовность может быть основана на нерелигиозных, материалистических, атеистических предпосылках. При этом духовность рассматривается как специфическое человеческое качество, как социальное явление, проявление глубинной культуры человека. Другими словами, подлинная природа духа человека и его духовность не религиозная, а социальная, религиозная же форма духовности исторически преходяща. Под сущностной характеристикой духовности тогда понимается преобладание высших духовных, моральных интересов над материальными. Этот спор атеистов и верующих столь давен, что внести в него новую мысль почти невозможно, да и не нужно. Право быть атеистом или стремиться к обретению связи с абсолютным идеалом, с божественным — дело сугубо личное.

Однако важным моментом не только личных убеждений, но и политических решений является понимание того, может ли быть атеистическое мировоззрение базой для консолидации России, для общенациональной идеи, и в какой степени этой задаче отвечает православное христианство? Если человек духовен, то областью его духа должен заниматься какой-то социальный институт. Это ключевое положение. Если общество религиозно, то таким институтом является церковь в обобщенном значении этого слова. Если общество или его прослойка атеистична, то что или кто должен взять на себя эти функции? Левые философы в этой связи обычно говорят об определяющей роли искусства, литературы или науки. У семи нянек — дитя без глаза. Ответ на этот вопрос должен быть получен, его нельзя замолчать. Если же на роль камертона совести претендует какой-либо орган политической партии, то объединение политических символов с духовными приведет к саморазрушению и партии, и личности. Мы это уже проходили.

Возможно ли вообще мирное сосуществование атеистических и религиозных символов? В вопросах мироздания атеизм уживается рядом с религиозными догмами, не выходя из области теоретических споров. В области нравственных ориентиров атеизм, при стремлении к идеалу, логично переходит к коммунистической морали и ценностям, во всяком случае на сегодняшний день человеческий ум не придумал ничего другого.
Исторический опыт дает примеры только воинствующего противостояния коммунизма и христианства.
Коммунистическое мировоззрение, по меткому замечанию Николая Бердяева, основано на стремлении коммунизма самому быть религией. Но если христианство строит царство божье на небесах, то коммунизм строит его на земле. Полярность целей предопределила взаимную враждебность обеих сторон. Это уже не теоретический спор, а борьба различных идеологий за право определять духовный мир человека. Сходство социально-экономических воззрений на бытие коммунизма и христианства значительно большее, чем христианства и капитализма. Технократический капитализм подчинил человека власти экономики и денег, и в этом смысле эта система антихристианская. Но проповедуя евангельскую истину «не хлебом единым жив человек», коммунизм сделал уравниловку краеугольным камнем политики, подчинил личность обществу, подчинил творческое начало, дух человека тому же обществу. Коммунистичекая идеология, сформулировав свою мораль, основы духовного бытия, так и не нашла эффективного, ненасильственного способа утверждения этих нравственных символов. А победа 1917 г. сделала как бы ненужным дальнейшее развитие этого процесса. За прошедшие десятилетия коммунистическими идеологами так и не была найдена архитектура социального института, который бы гармоничным образом формировал ориентиры духовного пути человека.

Духовность человека определяется, конечно, не только религиозным сознанием или нравственным учением коммунизма. Это и потенциал внутренней культуры, основанный на национальных традициях и достижениях искусства, литературы, науки и философии. Но искусство конъюнктурно по своей природе. Мы видим это на примере нынешних времен, когда кумиры и возмутители общественного спокойствия застойных лет перестали будоражить публику новыми взглядами на вечные истины и окунулись в омут материального благополучия, откуда никто и никогда не выплывал с новыми идеями о вечном.

Литература, как мне кажется, почти никогда не объединяла своими идеями разночинное общество. Она могла быть движителем какого-то слоя общества, генератором идей этого слоя. Только в детстве мы читаем одни и те же сказки, а затем расходимся в интересах. Одни читают детективы, другие Ремарка, а третьи — Толстого. И причина этому — разница в глубине и многогообразии систем ценностей эмоционального мира литературы. Только немногие произведения находят читателя во всех слоях общества.

Наука в нашем технократическом обществе более всего способна разъединять нежели объединять. И дело даже не в том, что цеховые интересы настолько специфичны и так разнятся даже в смежных областях науки.
Наше российское общество, как никакое другое, дало примеры разрушительности технократического мышления, подкрепленного мощью государственной машины. Рукотворные моря, постепенно превращающиеся в болота, вырубленные Щвейцарии лесов, распаханные Франции степей. И проблема не в бездарности чиновников, принимающих решения. Чиновники всегда только фокусировали интересы той или иной группы ученых на свои цели. Суть в том, что интересы даже отдельного человека, носителя технической цивилизации, всегда противостояли природе, а технократическое общест-во без сдерживающих духовных ориентиров уже просто разрушительно. Я не призываю отказаться от холодильников и телевизоров и переселиться в пещеры. Мы должны помнить о своих недостатках, к которым мы привыкли и уже не замечаем, как вспыльчивый человек в своем гневе не замечает удивленных взглядов окружающих.

Видимо, только философия, как говорили классики, мать всех наук, может дать объединительный мотив для нации. Конечно, не высоколобая философия, а философия жизни, понятная для всех, т.е. религиозная направленность человека. Этот вывод может нравиться или не нравиться кому-то, но логика развития именно такова, и раньше всех это поняли архитекторы бандитского капитализма, эксплуатируя это базовое начало в своих целях. В каком-то смысле истинно религиозный человек всегда духовен. Интересно, что выдающиеся умы человечества, критически мыслящие, как, например, Эйнштейн, Нильс Бор, Вернадский, начинали жизненный путь атеистами и, пытаясь осмыслить и понять мироздание, все же пришли к идее божественного устройства мира, хотя и не в ортодоксальном его понимании. В дискуссиях о вере и религии неоднократно цитировался Кант, который писал, что он должен был ограничить знание, для того чтобы дать место вере.
Религиозный ренессанс, прокатившийся по стране за последние пять лет, не был неожиданным. Стержень коммунистической идеологии треснул и легко вылетел из массового сознания практически за два-три года.
Свято место пусто не бывает и его по закону маятника тут же заняли религиозные институты разных конфессий. Легкость, с которой сейчас общество вернулось в лоно церкви, никого не удивляет. Удивляет параллель: с той же легкостью в двадцатые годы Россия сбросила христианский крест, а легкость и быстрота того процесса удивляла религиозных деятелей той поры. Как будто в глубине иррациональной души Россия — еще языческая страна.

Реставрация православия в России проходит в эйфории исторической забывчивости. Даже в лучшие времена Российской Империи, 1910—1914 гг., отношения светлых умов общества и церкви не были безоблачными. Забылось трагическое противостояние Льва Толстого и церкви, забылась резкая критика церкви выдающимися деятелями искусства и литературы и даже религиозными философами. Да и ранее такие известные граждане России, как Хомяков, Аксаков, Достоевский и Вл. Соловьев говорили и писали о рабском подчинении церкви царству кесаря. Верующему Достоевскому принадлежат слова о том, что русская церковь находится в параличе. Унизительная зависимость церкви от государства возникла в России во времена Петра I, и эта порабощенность сохранялась в той или иной степени во все последующие периоды истории. А кто может сказать сейчас, что православная церковь не зависит от государства и его чиновников? Нынешнее положение церкви является отражением и жестоких времен строительства коммунизма, и затхлого времени развитого социализма. Посмотрите в глаза некоторых деятелей нынешней церкви, и вы увидите не глаза мудрого пастыря, а прищур хитрого лиса. Уцелеть, выжить — вот была основная задача!

Действительный религиозный ренессанс происходит у нас в очень узком кругу и не стал еще явлением народной жизни, поэтому он социально бездейственен. Русская религиозная мысль уже выносила идею богочеловечности, человека- творца. Бог создал человека по своему образу и подобию, поэтому мы можем сказать себе: «Мы можем все, если это все находится в гармонии с окружающим миром, в гармонии с христианскими ценностями!» В каждом человеке есть искра божия, и ее нельзя загасить. Мы переживаем время девальвации мира ценностей отдельного человека в общем ряду целей и ценностей предприятия, города, области, страны. И это не потому, что нас становится больше арифметически. Этот процесс разными темпами набирает силу в самых разных странах. Противодействовать ему может только другой процесс — укрепление духовности человека, его самосознания. Человек, всегда индивидуальный и неповторимый, для христианства первичная и большая ценность, нежели общество. Человек может жертвовать даже своей жизнью, но не личностью, личность в себе он должен реализовать. Изменение системы ценностей в мироощущении личности будет формировать новую систему ценностей и в социуме.

Хотелось бы сказать о неортодоксальных взглядах на религию. Я — русский человек, и православие мне понятно с детства. Хотя мне кажется, что Христос, Яхве, Будда или Аллах — это разные лица одного Бога. Это было бы так естественно. Мое понимание Бога ближе всего к идеям Вернадского о космическом разуме, и это никак не противоречит основам и внутренней сущности христианства. Индивидуальность боговосприятия или разница в обрядовых сторонах конфессий не так уж и важны. Разделение на католиков, протестантов и православных — отражение земных страстей борьбы за власть, борьбы патриархов церкви за суверенитет. «Божественность как принцип гармоничного единства мира, как абсолютная Истина есть некий кристалл, грани которого и есть основные религии мира», — пишет современный религиозный философ А.Мартынов. «Отражение от граней великой истины есть свет, который несут религии. И поэтому социальная значимость церкви огромна. Но замешанные на великих идеях, церкви превращают любую идею в догму и уже этим помещают дух человеческий в клетку, пусть даже золотую. И тогда служители этой идеи или религии вступают в противоречие как с самой идеей, так и с символом мировой гармонии». И все же, отправляясь в новый путь, духовный путь, лучше отталкиваться от берега, чем от пустоты. Христианство не исчерпало еще весь свой потенциал, и в своем ядре оно содержит идеи, притягивающие миллионы людей. Как в любой системе тяготения всегда кто-то твердо стоит на земле, кто-то рвется ввысь за пределы известного.
В заключение я хотел бы расставить акценты. Эта статья не анализ собственного мироощущения или богоискательства. Она имеет отчетливый практический смысл. Я позволю себе вольно процитировать А.Подберезкина, автора «Русского пути»: «Государственно-патриотическая идеология является синтезом...
примирения и дополнения науки, культуры и духовности... Вера — самое мощное оружие человеческой личности. Особенно в политике. Иногда только вера (без СМИ, денег, власти) меняла политическую карту континентов, ход мировой истории. Зачастую только вера, т.е. иррациональный подход, способна ответить на острейшие вопросы сегодняшней политики... Господство вульгарного материализма в научном познании XX в. не только закончилось, но и мешает продвижению общества вперед, потому что это господство объективно принижает значение интеллекта и духа как важнейшего ресурса развития». Не только эти цитаты, но и многое другое указывает на то, что левое движение, точнее его интеллектуальная часть, пытается переосмыслить исторический опыт и выйти на новый уровень идеологии, включающий в себя духовный, религиозный мир человека. Как отмечалось в начале статьи, партия власти раньше всех осознала важность этого компонента для политических решений и вульгарно эксплуатирует его, используя реально существующую зависимость церкви от государства.

Как мне кажется, менее всего эмоциально, более всего рассудочно, я попытался в этой статье показать, что духовность, основанная на христианских ценностях, может стать базой для консолидации России, для общенациональной идеи. Можно ли быть убежденным коммунистом и одновременно искренне верующим христианином? Это вопрос, который, видимо, еще будет решаться теоретиками левого движения. Практика сегодняшнего дня говорит о том, что христианство гармонично соединимо с государством, основанным на социалистических идеях и объединяющим принцип личности как верховной ценности, с принципом государственной и общественной гуманности. Тому пример — скандинавские страны.

Я не принадлежу к политикам левого направления, но мое понимание устройства России исходит из того, что политические решения в обозримом будущем будут приниматься с учетом естественности левых взглядов в России, с учетом того, что это отвечает национальным особенностям русского характера. Поэтому мне представляется очень важным в левом движении этот процесс творческого анализа, в котором ценности духовного мира человека будут учитываться как наиважнейшие.