Хотелось бы на поставленный в заголовке вопрос ответить коротко и прямо: нет, невозможна. Но не позволяет сделать этого элементарная осторожность и старое правило: история повторяется - первый раз как трагедия, второй - как фарс. Поэтому исключать такой возможности, как повторение "холодной" войны, никак нельзя, а что она может быть фарсом, никак не утешает. Что для одних будет фарсом, для других может оказаться трагедией.
Если же допустить, что "холодная" война между Россией, как наследницей Советского Союза, и Западом возможна, возникают иные вопросы: при каких обстоятельствах, в каких формах и к чему она может привести на этот раз?
Ведь тот факт, что прежняя "холодная" война так и не завершилась горячей, отнюдь не означает, что все холодные войны заканчиваются одинаково. Наоборот, если нет баланса военных сил, если нет построенного на нем баланса страха, то нет и сдерживания; а если нет сдерживания, то нет и препятствий развязывания горячей войны.
Поэтому, если в новой ситуации Россия не сможет противопоставить Западу или его отдельным группировкам, с которыми у нее возникнут отношения "холодной" войны, достаточный потенциал, способный сыграть роль убедительного средства сдерживания, она может быть просто уничтожена превосходящими силами противника.
Таким образом, вопрос о возможности новой "холодной" войны с повестки дня не снимается, по крайней мере как одна из угроз в адрес национальной безопасности России, и, следовательно, вопрос о противодействии этой возможности, о том, как ее избежать, остается весьма актуальным.

Вопрос об обстоятельствах возможного рецидива "холодной" войны нуждается в серьезнейшей оценке. В принципе все исходные предпосылки для этого имеются, и остается только надеяться, что они не сработают и не поставят страну в тяжелейшее положение. Говоря об обстоятельствах, способствующих возобновлению "холодной" войны, надо помнить, что содействовало ее появлению в конце 40-х годов: асимметрия в возможностях двух сторон и выводы, построенные на признании этого факта.

В результате второй мировой войны больше всех выиграли Соединенные Штаты. Они понесли наименьшие потери, развили невиданные масштабы производства вооружений, продовольствия и горюче-смазочных материалов, заполучили атомное оружие, оккупировали половину Западной Европы, Японию и страны Океании. Торжество и самодовольство переполняли чувства американских руководителей, особенно не искушенного в большой политике президента Г.Трумэна. Поэтому для него, для его сторонников в администрации (особенно после ухода оттуда людей Ф.Рузвельта) и в Конгрессе ясно, как божий день, звучал один вывод: все остальные страны, как противники, так и союзники США в войне, должны были признать доминирующее положение Вашингтона и безоговорочно следовать его предписаниям. В обмен им была обещана всесторонняя помощь в восстановлении разрушенной экономики, в защите от любой новой возможной агрессии, в сохранении и развитии привычных институтов общества и власти.

Из этой схемы выпадали только Советский Союз и страны, попавшие в орбиту его влияния. Советское руководство, каким бы оно ни было, не могло ни при каких обстоятельствах соглашаться с такой трактовкой исхода войны - уж слишком велики были усилия Советской Армии и жертвы народа в разгроме фашизма, чтобы вот так, как говорится, за здорово живешь, отдать победу заокеанским "победителям". Кроме того, не меньшее значение имел и идеологический фактор: даже если бы американцы согласились на деле помочь Советскому Союзу восстановить разрушенное войной хозяйство (верилось в искренность американцев по этому поводу с большим трудом), ожидать от них помощи в восстановлении и развитии "институтов" советской системы было никак невозможно.

На этой разности потенциалов и возникла "холодная" война. Вернее, сначала взаимное недовольство и взаимные упреки, потом - подозрительность, а затем уже и "холодная" война. Обе стороны при этом совершили крупнейшие стратегические ошибки, чуть было не стоившие им полного уничтожения.

Советский Союз, а точнее, советское руководство переоценило силу своего строя и его выживаемости и не смогло рассчитать правильно перспективу политики противостояния, что и привело советскую систему к краху 40 лет спустя, в конце 80-х годов.

Соединенные Штаты недооценили способности советской системы создать адекватный военный потенциал, который по существу сковал возможности Америки и до последнего времени не давал развернуться ее военной мощи. Только в конце 90-х годов в Югославии Соединенные Штаты и их союзники по НАТО рискнули проигнорировать недовольство России и нанести военный удар по Белграду. Хотя еще не ясно, к чему это приведет: удар оказался в высшей степени слабым и нерешительным.

Вместе с тем развитие ракетно-ядерного потенциала Советского Союза, вопреки ожиданиям тех, кто разрабатывал в Вашингтоне стратегию "холодной" войны, сыграло положительную роль в избежании конфликта. Был создан достаточно многовариантный и многоуровневый механизм взаимного сдерживания, который на первых этапах "холодной" войны помог обеим сторонам удержаться от соблазна нанести удар в тот момент, когда, казалось бы, появлялось одностороннее преимущество, а впоследствии создать надежный двусторонний механизм контроля над вооружениями, переходящего в сокращение вооружений. Сделать следующий логический ход и признать полную бесперспективность "холодной" войны было уже делом техники и времени.

Но завершение "холодной" войны именно таким образом, как это происходило на самом деле, то есть совместно с распадом Советского Союза, мгновенно воссоздало исходные предпосылки для "холодной" войны, как это было в конце 40-х годов: поразительная асимметрия возможностей между Россией и Западом. Конечно, сработал опыт, вынуждавший страны Запада более осторожно отнестись к российской слабости. Мало того, России была оказана известная помощь в осуществлении реформ. Не дожидаясь построения в России устойчивой демократии и развивающейся экономики, ее приняли в качестве почти полноправного члена в "группу 8".

Вся международная система 90-х годов, оставшаяся под исключительным господством США, строилась с прицелом на быстрое развитие России и ее балансирующую международную роль. По мере укрепления новых основ государственности она могла взять на себя какие-то важные функции в поддержании сложившегося миропорядка (хотя, может быть, и не в таком объеме, как США).

Но этого не случилось. Экономические реформы замедлились, а затем и вовсе приостановились, создав в России взамен социалистической экономики не менее уродливую "олигархическую" экономику. Демократические перемены перестали получать импульс и снизу, и сверху, уступив место более привычным методам воссоздания административного аппарата, подчиняющего себе и своим интересам общественную и политическую жизнь. Власть, вместо того чтобы продолжать играть роль лидера перемен, взяла на себя весьма сомнительную функцию "стабилизации" общества, делая уступки направо и налево. В целом в развитии России вновь со всей полнотой начал действовать застой и упадок.

Это не могло не сказаться на состоянии и перспективах мирового баланса. Не сумев сыграть свою роль в общемировом развитии, Россия в очередной раз переуступила ее тем, кто развивался лучше и быстрее за тот же период, - тем же США. К началу нового века и тысячелетия, когда и в России, и в США произошла смена руководства, асимметрия в положении России и США оказалась настолько значительной, что вопрос о возможности возобновления "холодной" войны возник сам собой, почти автоматически, без каких-либо усилий с чьей бы то ни было стороны.

Вопрос о формах, в которых может протекать новый рецидив "холодной" войны, не должен вызывать особого недоумения. По сути дела "холодная" война идет и сейчас, только не между Россией и Западом или Китаем и Западом, а в значительно более мелких масштабах, в частности между странами Запада и так называемыми странами-"изгоями" - Ираком, Ливией, Северной Кореей, Кубой, отчасти - Ираном, Вьетнамом, Сомали, Белоруссией. Практика современных международных отношений породила этот своеобразный тип взаимоотношений, при котором целый ряд суверенных государств-членов ООН вследствие односторонних решений стран-членов западного сообщества подвержены различным формам остракизма вследствие определенных специфических черт их внутренней и внешней политики.

Одной из особенностей формирования и действия современной международной системы, при всем уважении к суверенитету образующих ее государств, является определенный набор требований, основанных на международных стандартах внутренней и внешней политики. Эти требования и стандарты, на которых они основаны, в основном заслуга стран Запада, и в первую очередь США, которые во многом перенесли в международную систему принципы и подходы своего собственного прошлого: декларации прав народов и отдельной личности, обязательства придерживаться определенных стандартов и принципов, основанных на уважении прав и нужд личности, этнических и религиозных меньшинств и т.п.

Каждое из государств, желающих стать членом международной системы, дает обязательство придерживаться этих принципов и правил. До последнего времени никто силой не принуждал другие страны следовать этим принципам, хотя в качестве оправдания военной акции НАТО против Югославии использовался тезис о нарушении сербским руководством принципов отношений с этническими меньшинствами. Но если в силу разных причин отдельные государства нарушали их, если в них начинали происходить процессы, противоречащие нынешним нормам и стандартам управления, реакция наступала незамедлительно: страна подвергалась остракизму. Ее лидеры могли сколь угодно ссылаться на "волеизъявление народа", на факты "одобрения" со стороны населения или его большинства, на международное сообщество это не действовало. Либо по линии ООН, либо по линии организаций Запада провозглашалась политика бойкота или эмбарго, вследствие которой замирали и уходили в небытие экономические и культурные связи, страна лишалась любых торговых и иных привилегий, ее членство в международных организациях приостанавливалось и даже замораживалось.

Само по себе это совершенно новое явление в международных отношениях, и трудно сразу сформулировать отношение к нему.

Конечно же существует святое и незыблемое понятие "национального суверенитета", согласно которому никакая официальная инстанция за рубежом не вправе судить об адекватности той или иной системы правления в других странах, а тем более предпринимать против нее какие-либо акции, если она не спровоцировала их своими действиями. На святом соблюдении этой нормы зиждились взаимоотношения между двумя мировыми системами в период "холодной" войны. На ней же предполагалось основать международное сообщество XXI в.

Но вот одним из следствий той самой асимметрии в положении разных государств в мире стало то, что одни из них, более сильные, стабильные и процветающие, присвоили себе право не только судить другие, менее процветающие системы, но даже предпринимать против них определенные акции - юридические, экономические, административные, наконец, военные. И возразить против этого трудно, потому что в этих акциях имеется не только элемент утверждения более сильной, более могущественной стороны, державы, группировки, но и очень сильный общечеловеческий элемент. Речь идет о принципах "защиты" личности, человека, меньшинства, против произвола государства, большинства, несправедливого закона, против угнетения, облекаемого в форму "национальной специфики".

И вот здесь уже возникают тревожные для нас моменты.

Дела в России идут далеко не так, как этого хотелось бы. Это признает и Президент, и Государственная Дума, не говоря уже о независимых СМИ. Чечня, коррупция в высших эшелонах власти, неумение (или нежелание) правительства правильно построить отношения со СМИ, катастрофическое положение в целых регионах и не менее катастрофическая неспособность власти исправить это положение - все это вызывает недоуменные вопросы как у россиян, хотя бы у их части, так и за рубежом.

Вопросы эти ставят власть в сложное положение: приходится либо отрицать очевидное, либо обижаться на тех, кто эти вопросы задает. Возникает понятное, хотя и неприемлемое желание "исправить" тех, кто допускает бестактность в отношении власти, ставя ее в трудное положение.

Короче говоря, вследствие двух причин - с одной стороны, продолжающегося паралича общества (власти, экономики, права, церкви) и его неспособности справиться с существующими проблемами, а с другой - нарастания числа и объема этих проблем возникает понятное и привычное для России желание "решить" ситуацию, сделав вид, будто этих проблем просто не существует. А если о них кто и пишет, то только, по словам приморского губернатора Наздратенко, для того, чтобы "очернить" власть. Если эта тенденция разовьется и обретет статус государственной политики, то возобновление своего рода "холодной" войны между Россией и Западом неизбежно.

В силу разных причин (и отнюдь не только гуманитарного свойства) Запад пойдет весьма далеко, чтобы не допустить хоть в какой-то мере восстановления в России этатистского режима, в котором все общество будет, как и прежде, работать в основном на "сильное государство".

Это может расстроить планы Запада по укреплению глобального сообщества в том виде, как оно образуется сейчас и, кроме того, создать ненужный очаг глобальной напряженности вокруг восстановленного государственного монстра в России.

Путь к предупреждению такого развития событий возможен только через создание системы своего рода "косвенной блокады" России в виде нового варианта "холодной" войны.

До каких пределов может дойти эта война, судить еще рано. Но другая сторона ситуации видна уже сейчас.

В настоящее время российский продовольственный баланс больше чем наполовину зависит от импорта. Импорт же покрывает нужды россиян в одежде и обуви, бытовой химии и электронике, в компьютерах и другой оргтехнике. Весь внутренний потребительский рынок России зависит от импорта, как бы отрицательно к этому ни относиться. Особенно остро это ощущается в сфере снабжения населения лекарствами и медикаментами. Если же говорить о производственном рынке в России, о рынке капиталов, то даже самым ярым российским "патриотам" становится ясно, что без Запада здесь не решить ни одной проблемы.

Напомним, что первичная индустриализация в России в конце XIX-XX в. проходила на основе иностранного капитала и технологии; что вторичная индустриализация при Советской власти в 30-х годах также проходила на основе импорта оборудования из Германии и США; что восстановление народного хозяйства в конце 40-х годов шло с использованием трофейных немецких заводов. Наконец, "химизация" народного хозяйства в 60-е годы основывалась на купленных за рубежом заводах, а в 80-х годах начальная компьютеризация страны происходила с использованием импортной техники.

Иными словами, объективные нужды развития и становления российской экономики начала XXI в. обязательно поставят вопрос о ввозе зарубежной техники и капиталов. Если этого не сделать вовремя, то после цикла техногенных катастроф, вызванных старением существующего парка оборудования, Россия начнет деиндустриализироваться, превращаясь в мечту наших олигархов - экспортера первичного и вторичного сырья и полуфабрикатов. Вот здесь в этот момент и можно увидеть реальную цену возможной "холодной" войны и ее последствий для России.

Учитывая повышенную уязвимость экономики России и ее рынков, "кислород может быть перекрыт" практически везде и по всем каналам - продовольственному, промтоварному, медикаментозному и т.д. Нечто вроде того, что уже 10 лет происходит с Ираком, не только практически отставшим от своих арабских стран-собратьев, но и теряющим ежегодно десятки тысяч жизней из-за отсутствия необходимых лекарств и продовольствия. Это в конце 40-х годов Советский Союз мог пойти (хотя и за счет больших жертв) на риск "холодной" войны и конфронтации - в стране было хотя бы свое продовольствие, а промтоварный рынок был неразвит из-за отсутствия покупательной способности населения.

Кроме столь очевидных точек уязвимости для России, таких, как ее потребительский и производственный рынки, нельзя забывать и о том, что за годы реформ за рубеж были вывезены сотни миллиардов долларов, неправедно нажитых олигархами и бюрократией. Все они размещены в иностранных банках и с легкостью могут стать первыми в ряду тех потерь, которые понесет Россия в случае новой "холодной" войны.