На "Саммите тысячелетия" в сентябре 2000 г. в Нью-Йорке слово "глобализация" было наиболее часто звучащим. Это свидетельствовало не только о признании глобализации международным сообществом ведущей тенденцией мирового развития, но и об изменениях, происходящих в восприятии существующего миропорядка. В мире изменяющихся представлений, как считал Г.Г. Шпет, "в метафизическом аспекте ничто не мешает рассматривать Вселенную, как слово"¹, и тогда философия слова, языка помогает предугадать, "как наше слово отзовется", и в каких пределах будет звучать этот отзвук. "Весь физический мир, конечно, есть Слова. Без такого Слова нет у нас и никакого другого Слова"².

У лингвополитического анализа имеются свои ограничения, как объективного, так и субъективного характера. Они вызваны тем, что этническая и языковая карты мира имеют разные контуры (общее количество языков и диалектов - около 30 тыс., а народов на Земле приблизительно в 30 раз меньше), а также определяются устойчивой уже на протяжении двух веков тенденцией политизации этнических чувств.

Известно, что этническая функция языка не относится к числу обязательных, а определяется отношением людей к языку, традициями культуры и национально-языковой политикой. Немало примеров, когда один народ имеет несколько языков (швейцарцы: немецкий, французский, итальянский, ретороманский; ирландцы - английский, ирландский; мордовцы - мокшанский, эрзянский) и когда один язык используется несколькими народами (немецкий - немцы, австрийцы; португальский - португальцы, бразильцы, народы пяти африканских стран и т.д.).

Принято считать, что основополагающим признаком этноса выступает этническое самосознание, его же ярчайшим проявлением становится этноним3.

Уже здесь начинают обнаруживаться проблемы различного плана:

во-первых, политико-интеграционного характера: политическое государство в своём названии дистанцируется от этнонима (США, Королевство Югославия с 1929 г., СССР, ЮАР);

во-вторых, исторического происхождения: история этноса не совпадает с названным по его имени государственным образованием.

Такие примеры были в прошлом (Великое княжество Литовское населяли аукшайты и жемайты), известны они и в настоящем: 181 членом ООН в 1993 г. стало государство с временным названием - Бывшая югославская республика Македония, так как мировое сообщество сочло необходимым признать достаточными опасения Греции о возможности современной Македонии рассматривать себя в качестве преемницы державы Александра Македонского и претендовать на греческие территории. Этноним "македонцы" оказался общим для двух не родственных этносов: неславянского населения древней Македонии и пришедших на эти земли уже в середине первого тысячелетия н. э. славянских племен.

Таким образом, при характеристике этнического самосознания анализ происхождения этнонима по меньшей мере должен дополняться исследованиями, которые позволяют отличить язык от диалекта, что представляет не только лингвистическую, но и политическую задачу.

В современном мире преобладают многонациональные и разноязычные государства, а миграционные процессы лишь усиливают этническую и лингвистическую интерференцию, имеющую часто негативные последствия в социальной, экономической, политической и даже культурной жизни отдельных стран, порождая межэтнические конфликты.

Факторы, вызывающие такие конфликты, столь разнообразны, что порой складывается мнение об иррациональности их природы и безнадежности усилий по их разрешению. На деле истоки конфликтов, даже при очень большой глубине, могут быть найдены, а сами они - урегулированы. Более того, вызревание конфликта часто происходит в скрытой форме, и предугадать его вспышку затруднительно, но коммуникативный опыт человечества, единое семантическое пространство позволяют заблаговременно выявить вероятные конфликтогенные зоны, особенно если речь идет о конфликтах этнополитических. Причем одним из наиболее надежных индикаторов такого конфликта может быть результат социолингвистического и психолингвистического анализа.

О том, что СЛОВО имеет особую силу, известно издревле. Н. Гумилев писал:

"Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города".

Гиппократ считал СЛОВО самым безвредным лекарством, но оно же могло быть оружием. Психолингвистами выявлено влияние каждой единицы звукового ряда на эмоциональный мир человека. Оказалось, что у большинства народов имеются более или менее стандартные фонемы.

Так, звук "м" несет в себе голос нежности и любви, материнства; звукосочетание "лю" в индоевропейских языках отражает эти же чувства.

Звукосочетания, включающие "р", чаще встречаются в словах, которые означают угрозу, призывы к разрушению. Не случайно ими насыщена революционная лексика всех времен и народов. Звук "ф" наиболее близок к природе (флоре, фауне).

"Ц" подчеркивает целостность и даже замкнутость объекта, пространства. Частое употребление этого звука в китайском языке согласуется с традициями Запретного города, Великой китайской стены.

Языки народов Кавказа насыщены звуками "г", "к", "х", которые соответствуют представлениям об активной направленности действий, приверженности традициям, архетипичности мышления, а живые носители этих языков являются обладателями стереотипа поведения, основанного на единстве перечисленных качеств.

Необходимо отметить взаимосвязь фонетического воздействия и его графического изображения.

Замечено, что психология народа, сменившего письменную традицию, начинает меняться. Можно привести два примера: кириллица заменила латинский алфавит у молдаван и арабскую вязь у таджиков. Естественно, не только графическими новациями объясняются изменения в поведении этих народов, но и отрицать влияния указанных факторов на национальную психологию нельзя. Психологические характеристики могут помочь проследить особенности судеб многих языковых семей или отдельных языков, например сино-кавказской, объединяющей такие непохожие на первый взгляд языки, как китайско-тибетские и кавказские.

Этническое самосознание лежит в основе самоопределения народов, но национальное самоопределение является личным делом каждого человека.

Именно такое положение отстаивал выдающийся лингвист И. А. Бодуэн де Куртенэ, который считал, что "вполне возможна сознательная … принадлежность к двум и более национальностям или же полная безнациональность, точнее, вненациональность, наподобие безвероисповедности или вневероисповедности"4. Во многих полиэтнических странах национально-языковая идентификация в переписях населения ограничивается вопросом о родном языке, а в документах, удостоверяющих личность, она отсутствует. Аналогичный подход лежал в основе первой всеобщей переписи населения в России в 1897 г., а в 1920 г. в российскую перепись был включен вопрос о национальности. Этот же вопрос содержался в программах переписи населения бывшей Югославии, Румынии, Шри-Ланки, стран, где имели и по сей день имеют место этнические конфликты.

Бесспорно, однокомпонентная языковая ситуация, как, например, в Исландии, где на исландском языке говорит 99% населения страны, не только представляет собой редкое явление, но и может рассматриваться как фактор национальной стабилизации. Но не секрет, что в Исландии широко распространен английский язык. И здесь возникают закономерные вопросы о пределах распространения иностранного языка и возможности существования равновесной двуязыковой ситуации. Языковеды считают, что полное и автономное владение двумя языками превышает психические возможности человека, но языковая интерференция способствует не развитию культурных связей народов, а "обескультуриванию" родного языка.

Психолингвистические проблемы обостряются при процессах дезинтеграции, но они же могут служить препятствием для интеграционных преобразований.

Согласно Европейской культурной конвенции, принятой в 1954 г. в Париже, стороны поощряют изучение своими гражданами языков, истории и культуры других стран и стремятся поощрять изучение своего языка или языков, истории и культуры на территории других государств. В современном развитии "Европы регионов", которая приходит на смену "Европе отечеств", языковой политике отводится немалая роль. Однако в рамках ЕС обнаруживаются серьезные проблемы и национально-психологического, и финансового порядка, имеющие в том числе лингвистическое происхождение. Учитывая сложности с внедрением английского языка в качестве основного языка ЕС и дороговизны перевода официальных документов на языки 15 стран Евросоюза, в 1994 г. на конференции в Роттердаме специалистами было предложено широко вводить в деловой оборот искусственный язык-эсперанто, существующий уже более 100 лет, тем более что им владеют более 20 млн. чел. Преимущество эсперанто по сравнению с естественными языками заключается в легкости его изучения и в том, что обучение ему может строиться не по аналитической традиции, необходимой для владения родным языком, а по синтетической линии, то есть ориентировано на разговорную практику.

Может ли войти эсперанто в "клуб мировых языков", который иногда сопоставляют с официальными языками ООН, и если да, то не изменит ли это международную лингвополитическую ситуа-цию?

Преимущество такого пути видится в стабилизации полиэтнической картины мира, так как именно малые народы проявляют наибольшую сопротивляемость при выборе языка межэтнического взаимодействия.

В качестве примера можно привести выступления на юге Индии в 60-е годы народов дравидийского происхождения, когда было принято решение придать хинди статус государственного языка.

Даже такая страна, как Франция, не торопилась подписывать Европейскую Конвенцию о региональных языках и языках малых народов, основываясь на положении Конституции, где записано, что французский язык является языком Республики, и считая, что присоединение к Конвенции может породить этнические разногласия.

Новейшей истории известны преступления против народов, которые могут быть названы лингвистическими.

В СССР была распространена лексика времен Французской революции - "гражданин", "комиссар", "новый порядок", "враг народа" и т.п.

Для пропаганды в нацистской Германии были характерны обороты "кровь и почва", "выравнивание линии фронта", "низшая раса".

В период вьетнамской войны в США получил распространение термин "вьетнамский английский", о котором можно судить по следующим выражениям: "умиротворение", "защитная реакция", "дружественный огонь" (то есть обстрел объекта по ошибке).

Особым индикатором общественной нестабильности можно считать распространение ненормативной лексики в СМИ и официальных институтах.

Лингвистическая агрессия может иметь открытый характер, как, например, в США, когда в 50-х годах в школе ученика могли наказать, если он не говорил по-английски.

Но она может быть скрытой и обнаруживаться в преобладающей системе описаний. Известны наиболее распространенные метафоры: военная (борьба за мир, война с бедностью, битва за урожай, наступления на права трудящихся, сражение с преступностью и др.); архитектурная ("окно в Европу", перестройка, архитектура безопасности, построение правового государства, выстраивание властной вертикали); пути (движение к цели, шаг вперед, свернуть с пути реформ), создающие психологическую установку на одномерное восприятие политических реалий.

Многие политики стремятся к минимизации лингвистически напряженного описания миропорядка. Отсюда частые обращения к цитатам из религиозных текстов или работ известных своими высокими моральными и деловыми качествами предшественников.

Распространенные в 70-80-е годы в странах Запада представления о политкорректности одинаково осуждают и лингвистический расизм, и лингвистический сексизм. Однако к концу 90-х в политическом сознании обнаружилось новое отношение к слову. Если в прошлом интеллект часто проявлял себя с помощью поэзии, то теперь возникли иные критерии интеллектуального развития.

Так, в городке Брисбен, где проходил традиционный писательский фестиваль, покой был нарушен представителями новой партии, зарегистрированной как "Молодые люди против поэзии" (МЛПП). Члены этой партии именно в поэзии обнаружили источник всех современных проблем в силу ее привязанности к социальным прихотям среднего класса. Активисты МЛПП собрали около 400 подписей за то, чтобы поэзию исключили из учебного процесса. Они считают поэтов виновниками такой ситуации, которая не отвечает современным требованиям, так как их способ мышления и система нравственных ценностей остались на уровне 60-70-х годов и повторяют уже пройденное когда-то хиппи. Сами же поэты, по их мнению, создают исключительно скучные произведения, ради чего удаляются от жизни и не участвуют в общественном процессе.

Конечно, при всех новациях лингвистическое пространство сохраняет свою значимость благодаря заботе о поддержании культурной традиции. И все же, будучи частью общей коммуникационной сети, оно может быть рассмотрено с позиций, характеризующих эту общность. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Интернет так активно влияет на зарождение новых лингвистических конструкций, имеющих трансграничные значения.

Анализ параметров международного лингвистического пространства позволяет сформулировать проблему практического плана и принципиальной возможности урегулировать конфликт, обнаруживаемый на основе лингвистического анализа, методами языковой политики. Для этого, как минимум, требуется:

• сохранять высокий уровень гуманитарной составляющей в общем образовании молодежи;
• иметь юридические положения, регламентирующие языковые взаимоотношения как на международном, так и на внутригосударственном уровне;
• создавать экономические условия для свободного развития языков малых народов и региональных языков.

Однако, на каком бы языке человек ни говорил, важно, чту он говорит, а в любой конфликтной ситуации требуется не осуждать поступки других, а говорить о своих проблемах.

Таковы не только правила социолингвистики, но и логика любой самоорганизующейся социальной системы.

__________________