Размышления о судьбах России, ее интеллигенции я хотел бы начать с впечатлений от своей поездки... в Италию, где недавно был гостем Гуманитарного фонда Арманда Вердильо-не. Что это за фонд и чем занимается? Представлю прежде его президента. Он психолог-фрейдист, одновременно - глава издательства "Спирал-Велл", выпускающего научную, художественную и искусствоведческую литературу. Вокруг Армандо объединились крупнейшие ученые, писатели и философы, разделяющие идеи фонда.

А идеи гуманны: люди, сохраняя свое национальное своеобразие, должны чувствовать себя живущими в большом европейском доме. Фонд выражает надежду, что Европа наконец-то покончит с войнами. Именно культура, выстоявшая во всех испытаниях, поможет ей войти в XXI век обновленной.

Здесь, на вилле Бармео, свято верят, что грядет новая эпоха Возрождения, подобная той, которую когда-то переживала Европа и которая явила миру таких титанов духа, как Рафаэль, Микеланджело и Леонардо да Винчи. Предыдущий конгресс фонда, проходивший в Париже, так и назывался - "Возрождение". Однако настроения изменились, и от "Возрождения" до "Катастрофы" остался один шаг. "Катастрофа" - название последнего конгресса. Правда, в итальянской интерпретации это означает перемены, что-то вроде нашей перестройки. Но смысл все-таки трагический...

Речь на конгрессе шла о событиях в бывшем СССР, в России, Боснии, Герцеговине и Италии. Выступая там, я сказал, что эти события несопоставимы. У нас и в Югославии льется кровь, гибнут люди, а тут - трагикомедия по-итальянски: изрядное число политиков-социалистов, находившихся у власти, посадили в тюрьму за коррупцию и воровство. Политика - увы! - грязное дело. И это неудивительно.

Удивительно другое. Знаете, о чем размышлял я по дороге домой. Смена эпох, социально-политических ориентиров сопровождается почему-то... сожжением лучших книгохранилищ. Вспомним, что предшествовало пожару в самой великой в истории Александрийской библиотеки? Нашествие варваров на Европу и конец римской культуры, античного мира.

А у нас, в начале перестройки, разве не сгорела дотла одна из замечательных библиотек - книгохранилище Академии наук? В этом есть какая-то мрачная символика. Помню, как плакал после своего выступления издатель из Боснии. Он оплакивал сгоревшую Сараевскую библиотеку, считавшуюся непревзойденной, уникальной. Там были собраны бесценные манускрипты, относящиеся ко времени зарождения христианства, католические, православные, мусульманские издания, светская литература. Но подошли танки, разбили пушками окна и расстреляли книги в упор!

Когда народы вовлекаются в грязные политические игры, гибнут люди, культуры - и это самое страшное.

Имели ли мои собеседники в Италии представление о том, что происходит в России? Проявляли ли интерес к нашим реформам? - спросите вы. Как ни грустно, иссякает этот интерес. Убедился воочию. Ведь в Италии издаются мои книги, снимаются фильмы, и я довольно часто там бываю. Видел, как горячо принимали Горбачева, - это было опьянение восторгом! Сейчас восторг сменился резким охлаждением к русским. Почему? Да надоели! Итальянцы прекрасно разобрались в том, что в России - лишь трепотня о реформах, которые толком и не начаты. Постоянно мы что-то клянчим у Запада. Но с какой стати содержать ему огромную бездельную страну? Ладно бы бедную - богатую!

Людям Запада невдомек, сколько же можно бездельничать, топтаться на месте. Да, они понимают, что мы - великая держава и останемся таковою, но уважение и расположение к нам, сочувствие уступают место плохо скрываемому презрению. И поделом!

Не знаю, беда ли это наша, вина ли, но, думается, мы сами заслужили свою судьбу. Безмолвствовал народ при Борисе Годунове, безмолвствует и сегодня. Крестьянство вообще выпало из понятия "народ": оно деклассировано. Есть обывательский городской слой, который всегда жил плохо, - он тоже безучастен, подавлен. Кроме шахтеров, мало кто из рабочих ведет себя политически, социально активно. Нет силы, необходимой для того, чтобы реформы наконец-то сдвинулись с мертвой точки.

Они не дали пока ощутимых, зримых результатов, однако, за них, как ни странно, проголосовало большинство россиян, принявших участие в референдуме. Что это, синдром толпы? Это психологический порог, некий барьер, который трудно преодолеть, - долготерпение, извечно свойственное русскому народу; при большевиках оно прочно закрепилось. Помните унылые лица людей, которые шли когда-то на избирательные участки голосовать, зная, что выбор у них невелик: один-единственный "правоверный" кандидат. Мы хорошо понимали, что наверху нас считают идиотами. Но молчали, давая волю красноречию лишь на кухне.

Люди, мне кажется, вообще потеряли всякую веру. Сейчас вроде бы самое время всем нам встряхнуться. Но где же голос металлистов, автомобилистов, текстильщиков, нефтяников? Где пахарь - "сеятель мой и хранитель"? Из русского народа вышибли сопротивляемость, сломали ему хребет. Он позволяет делать с собой все, что хочешь.

Слишком много сбывается из того, о чем говорил и писал Солженицын. За год до августа 1991 г. прочел я такие его строки: "Часы коммунизма свое отбили. Но бетонная постройка еще не рухнула. И как бы нам вместо освобождения не расплющиться под его развалинами..." Нас и вправду пытается расплющить упавшее здание. И опасность не миновала. Под эту большевистскую "пизанскую башню" хотят поставить подпорку. Это делают люди не из-за идейных соображений - никакой идейности у них нет, а потому, что пытаются сохранить свое положение, льготы.

Я с глубочайшим уважением отношусь к Александру Исаевичу. Но не хочу, чтобы он... вернулся. Объясню, почему. Его стараются снизить до своего уровня мнимые патриоты. Они сделали писателя своим оружием. В своем вермонтском далеке он, наверное, не представляет, кто эти доброхоты. Как бы Солженицын себя ни повел, они будут пытаться использовать его в своих "патриотических" целях.

Если он проявит не осведомленность, а наивность, то станет неуважаем в глазах тех людей, кому претит все, что отдает коричневым цветом. Если же раскусит "патриотов", они начнут его травить. Ему будет неуютно и так и эдак. Его просто не оставят в покое. Той обстановки, к которой он привык в Вермонте, здесь не будет. В Америке считаются с правом собственности - никто в частное владение без спроса не войдет. У нас же станут нахально лезть в дом, звонить, хамить..

Он, уверен, не внесет в наш хаос ничего стабилизирующего. Это не удалось и академику Сахарову, который поплатился жизнью за свои попытки говорить соотечественникам человеческие слова. Приезд Солженицына просто ускорит его кончину, другого, на мой взгляд, не дано. Чтобы довести до конца дело, которому он посвятил всю жизнь, Солженицын мог бы преспокойно жить в Вермонте. От этого приезда я не жду добра ни для писателя, ни для России. Буду рад, если он передумает.

Не слишком ли пессимистично смотрю я в будущее? Считаю, что гадать на кофейной гуще- неблагодарное дело. Мне выпало родиться спустя три года после октябрьского переворота - трагического события, покончившего с социальными иллюзиями человечества.

Томмазо Кампанелла строил в свое время воздушные замки, грезил о коммунистическом будущем, о котором потом столько твердили большевики. Хорошим, нравственным людям мечталось о времени, когда появится общество всеобщего благоденствия с его высокими идеалами, духовностью. Падение этой утопической идеи по своему значению, размаху и отрицательному величию равно в истории падению Римской империи.

Но, согласитесь, поразительный век выдался нам! Век испытаний. Чтобы изжить коммунистическую иллюзию человечества, нам выпала трагическая участь. России, как и Христу, пришлось пострадать за все человечество. Но почему именно ей Бог отвел роль "испытательного полигона"?

Увы, это сделал не Бог, а марксисты. Как-то академик Павлов, обласканный Сталиным, сказал: "Ну что я, экспериментатор? Вот большевики..." Такого жесткого и масштабного социального эксперимента не знала история. Его словно нарочно поставили, чтобы убедительно доказать полную негодность, несостоятельность социалистической модели общества. И экономической, и философской, и человеческой.

У Наума Коржавина есть строки: "Я на мир взираю из-под столиков. Век XX - век необычайный . Чем эпоха интересней для историков, тем для современников печальней". И это правда.

В прессе пишут, что раньше нас железной метлой загоняли в социализм, а ныне-де с тем же большевистским нетерпением "заметают" в капитализм. Но я что-то не наблюдаю его признаков. Ни железной метлы не вижу, ни капитализма. Не рынок, а заурядная спекуляция. Торгуют воздухом! Какой капитализм, если нет многих законов, без которых рыночные отношения просто пшик! Чтобы заняться, к примеру, издательской деятельностью, помимо рублевой оплаты за лицензию вы должны еще заплатить тысячу долларов. Тогда издайте указ, что доллар имеет хождение наравне с рублем. Надо это узаконить. А на беззаконии чиновники обогащаются, берут. взятки.

Это потрясающе, но в стране ничего нет! Скажем, в Японии делают бумагу из стекла. Англичане с французами тоннель проложили под Ла-Маншем. Что-то изобретают, придумывают... Но у нас, россиян, мозги не хуже! По своим интеллектуальным возможностям, духовным силам не уступаем мы никому.

После августовских событий 1991 г. у интеллигенции было состояние эйфории. А потом наступила пора отрезвления. Насторожили не только псевдорынок, гиперинфляция, но и пренебрежение к культурным ценностям. Почему, спрашивается, не востребованы огромные интеллектуальные силы России?

Видимо, нам самим не нужно сидеть сложа руки, ждать у моря погоды. Когда в государстве все рушится, многое зависит от усилий людей. Интеллигенция переживает чувство растерянности. А вот дирижер Новой оперы Евгений Колобов не растерялся. Создал ни на что не похожий театр, где он еще и актер. Удивительный по таланту и трудолюбию человек! Или Виктор Дьяченко из Харькова. В трудное для печати время выпускает два журнала: "Чумацький шлях" на украинском языке и "Бурсацкий шлях" - на русском. Почему он этим занимается? Потому что яснее иных политиков понимает: утрата многовековой духовной связи между близкими по крови народами опаснее и тревожнее судьбы Черноморского флота и национальной принадлежности Севастополя.

Люди делают дело! А рядом с ними скулят, сетуя на невостребованность их коллеги - растерянные, сбитые с толку люди. Какие же они интеллигенты? Это и.о. интеллигенции!

Кто же тогда истинный интеллигент? Кто-то хорошо сказал: это человек, думающий о том, что его совершенно не касается. Мне такое определение нравится. Попытка Дьяченко издавать межнациональный журнал - поступок интеллигента. Кроме хлопот, мук, тягот, он не имеет от издания ни выгоды, ни доходов. Но несет свой крест интеллигента, счастлив своей полезностью добру.

Дирижера Евгения Колобова зовут на Запад, соблазняя миллионами, а он воюет с властями, нещадно ругается, и его ругают. Но продолжает ставить гениальные спектакли в жалком, подержанном театрике. Люди берутся за дело и делают его. А не ноют, переживая свое разочарование демократией. Это у них очередное "великое" разочарование. Работа и творчество - вот что нужно стране, а необиды, политические перебранки, сведение счетов.

В чем, собственно, разочаровываться и.о. интеллигенции? Все идет своим чередом. Пусть тяжек этот путь, но мы все же движемся вперед. Нельзя же забыть кошмар и бред прошлого времени. Когда попадается мне в руки старая газета, то голова начинает кружиться: изощренная ложь в каждом слове, такая, извините, брехня, такое лицемерие! Одна правда для института, вторая - для дома. Одна - для службы, другая - для жены.

Помню себя маленького. Мать моя часто ездила в дом к издателю Кожебабкину. Он когда-то выпускал журнал, где печатались Валерий Брюсов и Андрей Белый. Его имя встречается в трилогии Белого "Начало века". Он не был писателем, но большой культурной силы человек. К той же компании принадлежал замечательный художник Александр Осьмеркин, который в ту пору был в загоне. Сейчас за его полотна платят огромные деньги. Но и тогда знали, что художник он великий.

Так вот, стояла чудная осень, и они гуляли в Сокольниках. Осьмеркин потом убрал комнату кленовыми листьями. Получилось потрясающее полотно. Когда я вошел, они сидели втроем в обрамлении осенних листьев. Кожебабкин плакал и кричал нетрезвым голосом:

"Ксения, Ксеня! За что им такая осень? Они же делали свою дрянную революцию слякотным октябрем!"

А мне надо было торопиться в пионеротряд, где меня ждали со стенной газетой. Взяв ватман под мышку, перешел Армянский переулок, заглянул в церковь и помолился. За маму, за плакавшего Кожебабкина, за Осьмеркина, который никак не мог добиться устройства своей выставки. И направился в пионеротряд утверждать газету... "Воинствующий безбожник", автором которой был.

Долгие десятилетия интеллигенция боролась и с "двойной моралью", и за освобождение от диктатуры одной партии, и за отмену цензуры. Наконец свободу мы получили. Но ее с кашей не съешь, в нее не оденешься. Никто в толк не возьмет, что делать с этой свободой. Да ничего и не надо делать. Дышать ею! Свобода сама дала нам много вещей, которые мы в свое время недополучили. Повести Тендрякова, прозу Андрея Платонова, всего Михаила Булгакова, Мандельштама, Зинаиду Гиппиус, Цветаеву, Юрия Мамлеева... Асо сколькими "неизвестными" зарубежными писателями познакомились! Прочли "Уллиса" Джойса, "В поисках утраченного времени" Пруста. Сейчас все это увидело свет. Никто Флоренского, Федорова до этого не знал. Вышли замечательные романы Домбровского, военные дневники Гроссмана... Все это писалось "в стол", без надежды на опубликование.

Мои вещи тоже придерживала цензура. Ну, скажем, моя повесть об отце, переведенная сейчас на многие языки, пролежала у меня в столе тридцать с лишним лет. Отец знал, где она лежит, взяли... зарыл рукопись в саду. Целый ряд рассказов, написанных в прежние годы, безбожно искромсали: "Над пропастью во ржи", "Папа спринтер или стайер". Из рассказа "Терпение" цензоры вымарали пол-листа. Невинный "Болдинский свет" о пушкинских местах также был сокращен на треть.

В доперестроечные годы, как правило, выходили книги бездарные, в худших традициях соцреализма. Когда, скажем, появился роман Бабаевского "Кавалер Золотой звезды", считалось, что советская литература находится в расцвете. А когда издали недавно свои романы Марк Харитонов, Марк Наумов и Василий Куваев - книги мирового класса, мало кто заметил. Еще и сетуют, что в России якобы нет литературы.

Как ни грустно, "самая читающая в мире страна" предпочитает сегодня Чейза, Агату Кристи... Хотя Агата Кристи - хорошая писательница! Увы, но большую популярность имеют порнография, бездарные кино- и литературные поделки. "Марианна" на телевидении плачет, а "Анжелика" - в литературе. Может быть, всякому смутному времени свойственно отчуждение от серьезной литературы, искусства?

Этим временем надо переболеть. Поначалу жадно хватали журналы "для мужчин" и "для женщин". А теперь они праздно лежат в своих суперобложках на книжных развалах, никто не притронется. А на концерты симфонической музыки стало трудно достать билеты...

Не надо поддаваться панике - дескать, погибла культура! Спрашиваешь: а ты читал философа Лосева? Нет, не читал. А "Школу для дураков" Саши Соколова? Тоже нет. А это один из блестящих современных русских писателей. Он чем зарабатывал на жизнь за границей? Прокладывал лыжню для туристов. Чтобы поддержать его, меня попросили написать о нем в "Панораме" - русской газете, выходящей в Лос-Анджелесе. Первый раз Саша услышал доброе слово от советского писателя.

Неважно, где живет автор - у нас или в Лондоне. Он пишет о нашем с вами времени. Возьмите "Книжное обозрение" - никогда не было там столь объемного списка выходящих книг! Было бы время их прочесть.

Мне, кстати, интереснее сейчас не беллетристика, а книги социологического, философского, исторического свойства. Надо осмыслить век уходящий. Социализм возник еще в том веке, а обрел свою суть в нашем. В XX веке Фрейд открыл "таинственную землю" подсознания. Физики расщепили атом. Оформилась квантовая теория, появилась теория вероятности, люди полетели на Луну.

Еще в нашем веке распался "великий единый Советский Союз". Среди моих коллег по творческому цеху есть люди, которые еще грустят о СССР. Но это не ностальгия по тоталитарному режиму, а житейские соображения. Ведь советские литература и искусство всегда жили под патронажем государства, которое в ответ требовало от деятелей культуры множества мелких и крупных уступок и услуг. Но и заботилось о них! Художник мог жить от картины до картины, писатель - от книги до книги. Сегодня литературным трудом и искусством не проживешь.

Ясно как день, что культура сама себя прокормить не может. В особо драматичном положении оказались сегодня литература и кинематограф, которые на Западе существуют за счет меценатства. Когда-то процветало оно и в России. Савва Морозов МХАТ поддерживал, Савва Мамонтов создал частную оперу. Художники жили и работали у него в Абрамцево. Сабашниковы, Щукины, Бахрушины... Несть им числа!

У нас эту функцию выполняло союзное государство. Оно, правда, поддерживало в основном дрянную литературу, бездарную живопись, идейно выдержанное искусство. При этом что-то перепадало подлинным мастерам, скажем, гениальному Коненкову. Был балет, жил русский театр, фильмы выходили, порой хорошие. Сейчас театр перебивается с хлеба на воду. Кино снимают, но картины не попадают на экран. Идут лишь американские боевики и сексфильмы.

Что таиться, бедствуют все. В Доме литераторов безденежных писателей угощают дешевым обедом, как безработных в Америке. Приходит человек с мировым именем и ест приютские щи. Литфонд, который еще недавно помогал выжить писателям, теперь не может даже... его похоронить. Разве не печально все это?

Я писатель и всегда стоял "над схваткой". Если бы принял в ней участие, то сгнил бы в лагерях. С другой стороны, я не мог, извините, вылизывать задницу тем, кто стоял у руля власти, не мог восхвалять строй. Я был в стороне. Но когда появилась возможность что-то сделать в этой стране, хоть какие-то навыки демократии привить, я стал принимать в этом участие. Такое участие мне ничего не дает, кроме отвратительных писем от фашиствующих молодчиков с угрозами. Ни чинов не жду, ни наград, ни льгот.

Мне омерзителен фашизм. И не только потому, что я принимал участие в войне. Он мне органически неприемлем. Самое омерзительное, грязное, подлое - это фашизм. И так как это все черное поехало в гору, я вынужден был написать рассказы, направленные против фашизма, расизма, антисемитизма. Это мои последние вещи: "Срочная командировка, или дорогая Маргарет Тэтчер", "Любовь вождей", "Поступь богатыря", "Интернационалист". Здесь элементы сатиры и гротеска, по сути, это политические памфлеты.

Как говорил Стендаль, наступает время, когда политика становится судьбой. Сейчас политика стала судьбой. Я никогда не подписывал писем, которые требовали кого-то осудить. Я подписался в свое время под письмом в защиту Синявского и Даниэля, в защиту Твардовского и "Нового мира", в осуждение культа личности, а потом по просьбе Сахарова - по Карабаху.

Раньше участие в политике было способом карьеры, достижения для себя легкой жизни. Теперь иное. Ничего, кроме нервотрепки, это не дает. Я ведь продолжаю писать и в своем ключе, лирико-психологическую прозу. В Италии издано несколько моих книг, совсем не политических, в том числе книга о Гете. Вышло полное собрание сочинений в одиннадцати томах. Мне же 73 года и важно подвести итоги.

Конечно, нужны огромные средства, чтобы всерьез поддержать культуру. Сохранить культурную ауру, защитить ее - значит укрепить и демократию. Но где взять эти средства? У государства карман пуст, оно может поделиться лишь крохами. Выходит, дело за частной инициативой.

Новым Саввам Морозовым пора уразуметь, глубоко осознать, что без культуры, без высокой духовности нации не спасти нам Россию, не вывести ее на уровень передовых стран. Есть на это надежда? Есть.

Когда Парламент (или то, что будет его заменять) будет более деловым, когда люди, в нем работающие, будут заинтересованы не только тем, чтобы получить квартиры в Москве, настанет время тяжелого, непривлекательного вползания в нормальное общество. Омерзительно богатые люди еще долго будут раздражать бедных людей, но благосостояние каждого должно повышаться. Мы выйдем-таки в плохие-нормальные страны. Это все же лучше, чем было.