Пройдя через две мировые войны и сорокалетие блоковой конфронтации, Европа находится в поиске нового равновесия, которое обеспечило бы мирное соразвитие государств континента. Прежние попытки (вспомним хотя бы 1919-192 0 и 1945-1946 годы) довольно быстро наталкивались на противоречия идеологий и национальный эгоизм, приводили к новым расколам и конфликтам. Сегодня, кажется, всех европейцев объединяет стремление избежать ошибок прошлого, а с подписанием Парижской хартии и развитием диалога между НАТО и его бывшими противниками обозначились контуры новой европейской архитектуры.

Впрочем, последние годы показали, что преодоление раскола Европы будет болезненным и долгим, несмотря на внешнее согласие. Распад ОВД и Советского Союза привел к новой фрагментации европейской системы, причем не связанные блоковой дисциплиной государства Центральной и Восточной Европы пытаются найти внешние опоры безопасности и реализовать свои национальные интересы, нередко пренебрегая интересами соседних стран.

Ренессанс национализма, формирование новых государств и новой политики в сфере безопасности фактически взорвали уже привычные "хельсинкские" рамки Европы. Поставлены под сомнение принципы нерушимости границ и невмешательства во внутренние дела государств. При этом вакуум безопасности не смогли заполнить ни новые региональные инициативы - объединения под эгидой Италии и Австрии, "вышеградская тройка", "мини-НАТО", ни попытки государств самостоятельно строить свою оборонную политику: в условиях обострения межэтнических конфликтов, тягот экономической реформы и роста цен на военную технику фактически ни одно государство на востоке Европы (кроме России) не в состоянии надежно гарантировать свою безопасность.

Неэффективными оказались и многосторонние миротворческие усилия, предпринятые под флагом ООН, СБСЕ, ЕС, которые сведены теперь лишь к локализации конфликтов и предложению посредничества в ходе переговоров. Ведущие державы не проявили необходимой политической воли и единства подходов, а резкие жесты США в отношении балканского конфликта или заявка России на особую миссию в регионе бывшего Союза были весьма настороженно встречены их партнерами по общеевропейскому процессу.

В результате минувший год стал временем глубокого разочарования в перспективах построения новой Европы на "демократической" основе. В то же время отказ от интервенционизма и сохранение выжидательной позиции предвещали новые потоки беженцев и увеличивали риск распространения конфликтов на сопредельные страны и подрыва согласованной политики Запада. Восточноевропейские страны опасались также растерять динамизм своей внешней политики и утратить заинтересованность Запада в скорейшей интеграции новых демократий в зону стабильности и экономического процветания.

В этой ситуации надежды большинства европейских стран оказались так или иначе обращены к НАТО. Страны Центральной Европы еще до распада ОВД заявили о своем желании стать участниками Североатлантического альянса, в последующие годы с разной степенью настойчивости это стремление проявляли также Румыния, Болгария, Грузия, страны Балтии и даже Россия. Неоднократно звучали призывы обеспечить участие НАТО в миротворческих операциях за пределами традиционной зоны ответственности союза, в том числе и на территории бывшего СССР. В минувшем году, по мере развития ситуации на Балканах, подобное приглашение последовало и от Генерального секретаря ООН.

При этом страны НАТО, прежде решительно отвергавшие идею географического расширения блока и соглашавшиеся сначала с особой ролью ЕС и СБСЕ, а затем ООН в урегулировании югославского кризиса, с начала 1993 г. постепенно сменили тон.

Североатлантическому союзу удалось в последние годы не только сохранить военно-политический потенциал, нов значительной степени приспособить стратегию и военную машину альянса к новым реалиям. В ноябре 1991 г. из основополагающих документов было изъято определение вероятного противника. Подготовка к обороне на передовых рубежах уступила место концепции использования мобильных многонациональных корпусов при сохранении за стратегическим потенциалом роли "крайнего средства" в возможном конфликте. Ликвидировано тактическое ядерное оружие, продолжается сокращение численности американских войск в Европе, как, впрочем, и размеров вооруженных сил и военных ассигнований европейских союзников США.

Начиная с лондонского (июль 1989 г.) саммита, НАТО также постоянно расширяет рамки диалога и сотрудничества с бывшими членами ОВД. Так, в 1991 г. был создан Совет Североатлантического сотрудничества. Будет, по всей видимости, одобрена концепция "Партнерство ради мира", которая предусматривает, в частности, подготовку мобильных сил НАТО и стран Восточной Европы к совместным операциям по урегулированию региональных конфликтов.

При этом еще в июле 1991 г. страны НАТО заявили в своей копенгагенской Декларации, что их безопасность "неразрывно связана с безопасностью стран Центральной и Восточной Европы", а в минувшем году с внесением соответствующего дополнения в германскую конституцию и забвением прежних границ "зоны ответственности" альянса в принципе расчищен путь к использованию многонациональных сил и инфраструктуры НАТО для действий, выходящих за рамки самообороны.

Однако насколько оправданы надежды бывших участников Варшавского Договора на Североатлантический союз?

Прежде всего НАТО был и остается блоком, ориентированным на коллективную оборону стран-участниц, а не на обеспечение коллективной безопасности в Европе. Именно выполнение основной миссии - защиты союзников от внешней агрессии, силового давления или подрыва внутриполитического порядка - превратило НАТО в столь дееспособный союз, обеспечив добровольное подчинение его членов единой стратегии.

Совсем иные требования предъявляются к военному альянсу сегодня. Но согласованная позиция западных стран, их готовность нести расходы на содержание политического аппарата и военной организации, участвовать в совместных боевых операциях отнюдь не распространяется на новые задачи и новые направления деятельности блока.

Еще два года назад Совет НАТО оговорил возможность участия своих сил в миротворческих акциях под эгидой СБСЕ и ООН теми случаями, когда политическое руководство альянса сочтет его целесообразным. Нет никаких признаков того, что в будущем Запад примет на себя более определенные обязательства, позволив, к примеру, ССАС (а не Совету 16-ти) принимать решения. Сама формула взаимодействия между НАТО и восточноевропейскими партнерами предполагает, что западные страны выносят на обсуждение более широкого форума лишь те решения, которые принимают накануне в их узком кругу. В то же время, как показала реакция ведущих атлантических держав на события в бывшей Югославии, даже в Совете НАТО консенсус не гарантирован.

По-видимому, концепция "Партнерство ради мира" не принесет большинству восточноевропейских стран и серьезного облегчения забот по военной реформе и обеспечению безопасности. Давая, безусловно, полезные консультации по вопросам оборонной политики, военного строительства, конверсии, демократического контроля над армией, Запад предлагает своим партнерам предпринять дорогостоящую реорганизацию - включающую прежде всего создание мобильных сил - без каких-либо гарантий или заметной финансовой поддержки. Маловероятно, чтобы страны бывшего ОВД были удовлетворены подобной концепцией, так что следует ожидать продолжения "лоббирования" в пользу приема в Североатлантический союз новых полноправных членов.

Вряд ли бывших союзников Москвы смутит необходимость подчинения единой стратегии и единому (пока - американскому) командованию. Как, впрочем, их не остановит и пример Греции и Турции, пребывание которых в одном альянсе не спасло эти два государства от взаимной конфронтации, субрегиональной гонки вооружений и даже конфликта из-за Кипра.

В ближайшее время, однако, готовность стран Центральной и Восточной Европы к вступлению в НАТО будет скептически восприниматься в Брюсселе и других натовских столицах. С технической и финансовой точки зрения прием новых членов означает принятие ответственности за перевооружение их армий, создание новых систем коммуникации, связи, снабжения, управления. При наличии политической воли подобная задача выглядела бы трудной (для политиков и налогоплательщиков), но осуществимой. Однако именно политический аспект расширения НАТО делает эту идею весьма уязвимой.

Прежде всего НАТО предстояло бы "вторжение" в социально нестабильный регион, где еще не закреплены демократические традиции, а у власти остались или могут вновь оказаться идеологически чуждые Западу силы. При этом послевоенные границы государств на востоке Европы никогда еще не представлялись столь непопулярными и непрочными, и натовские страны отнюдь не хотели бы превратить свои гарантии безопасности в политическое оружие в руках националистов. Обострившиеся взаимоотношения Венгрии со Словакией, Румынией, Югославией, попытки объединения Румынии и румыноязычной Молдавии, российско-украинские разногласия по поводу Крыма и российско-эстонские пограничные противоречия - все эти тревожные сигналы (не говоря уже о балканском "пороховом погребе") приводят натовских стратегов к пессимистическим выводам.

Следует также учитывать, что расширение НАТО заставит западные правительства выйти на новый уровень финансовой и экономической поддержки новых партнеров. Очевидно, однако, что повторение плана Маршалла по-прежнему не входит в их расчеты.

Интересам и возможностям НАТО отвечало бы поэтапное расширение блока, когда выбор кандидатов был бы связан с минимальным риском для дееспособности организации и умеренными финансовыми затратами. Практически сразу вслед за московскими событиями августа 1991 г., когда на официальном уровне еще не допускалась возможность вступления в НАТО новых членов, довольно отчетливо были сформулированы критерии для отбора кандидатов: отсутствие территориальных претензий к соседним странам или опасности дезинтеграции, стабильность демократического государства и его готовность внести необходимый вклад в укрепление оборонного потенциала альянса. Уже тогда было ясно, что только Польша, и то при благоприятном для нее развитии обстоятельств, могла бы соответствовать этим требованиям. После распада ЧСФР таким государством стала и Чехия.

Тем не менее предпочтение одной или нескольким странам - чрезвычайно ответственное политическое решение, которое может вызвать негативные отклики и непредсказуемую реакцию со стороны других партнеров. И в лучшем случае этот выбор стал бы первым шагом на пути к "обвальному" расширению НАТО, к которому ни на востоке, ни на западе Европы пока не готовы.

Сохранение НАТО и распространение ССАС и СБСЕ на весь регион бывшего Советского Союза не может, конечно, скрыть того перераспределения сил, интересов и сфер влияния, которое разворачивается сегодня на пространстве "от Ванкувера до Владивостока". И дискуссия о расширении НАТО - лишь один из фрагментов создания нового евроатлантического порядка.

При этом на наших глазах меняется сама природа Североатлантического союза. Слабеют те основы, на которых был воздвигнут этот колосс - американское лидерство, присутствие войск США в Европе и неготовность западноевропейских стран обеспечить свою безопасность перед лицом внешней угрозы. С тех пор как ощутимое идеологическое и силовое давление СССР сменили опасности, связанные с нестабильностью и непредсказуемостью ситуации в Европе и мире. США все менее склонны платить за право играть первую скрипку в европейском оркестре, а союзники скептически оценивают заинтересованность США в действительно равноправном партнерстве с ЕС.

Кризис доверия в трансатлантических связях в 60-е гг. вытолкнул Францию из военных структур НАТО, а в середине 80-х реанимировал ЗЕС и дал новый импульс европейской интеграции в целом. Сегодня очевидны попытки ведущих западноевропейских держав обеспечить себе, в том числе и с помощью "восточной" политики, новые возможности и новую роль в мировых делах. В центре этой стратегии - франко-германская ось, вокруг которой вращается не только политика большинства стран ЕС, но и новых партнеров Сообщества из Центральной Европы. Причем при всех тактических разногласиях Парижа и Бонна и французский план Балладюра, и германское лоббирование в пользу скорейшего включения новых демократий (кроме России, Украины и, вероятно, Беларусии) в состав НАТО и "малой Европы" преследуют фактически одну цель - создание более сильного европейского центра, который был бы связан в рамках реформированной НАТО особыми узами с США и поддерживал бы партнерские отношения с постсоветской опорой Большой Европы.

В Вашингтоне с известной настороженностью наблюдают за политикой европейских союзников, которую Америка хотела бы сориентировать на более широкий регион, который включил бы и страны СНГ. Эти объясняются попытки задействовать НАТО даже в диалоге с центральноазиатскими государствами.

Однако в том, что касается бывших партнеров Москвы по ОВД, разногласия между США и западноевропейскими державами не слишком велики. Если США стремятся как можно скорее использовать потенциал альянса для сотрудничества с бывшими противниками, то Франция хотела бы прежде укрепить западноевропейские механизмы сотрудничества в сфере безопасности. Однако принципиальное согласие по поводу расширения НАТО - это, по видимому, вопрос времени. Не приходится сомневаться и в том, что страны Центральной и Юго-Восточной Европы сделают все, чтобы его сократить.

Выбор конкретных форм и сроков сближения НАТО со странами Восточной Европы во многом зависит от позиции Москвы. До сих пор, сохраняя военное присутствие в Германии, Польше, Прибалтике и оставаясь, хотя бы в силу своей военной мощи, великой державой, Россия может сыграть заметную роль в определении судьбы Североатлантического альянса и европейской безопасности в целом. Однако достаточно ли ясно определены цели и приоритеты российской политики в отношении НАТО?

Когда в конце 1991 г. российские лидеры объявили о намерении страны присоединиться в будущем к этому военному блоку, Запад расценил такую декларацию как позитивный сигнал, но ни тогда, ни в последующее время не воспринимал ее буквально. В конце концов Москва еще в 1952 г. подавала в пропагандистских целях заявку на вступление в НАТО, и хотя в нынешнем контексте российская позиция приобретала новый смысл, неприемлемость для НАТО предложенной кандидатуры была и остается очевидной.

Страны НАТО и в обозримом будущем не смогут распространить гарантии безопасности на государство, имеющее столь большую протяженность границ, столь неопределенные отношения с многочисленными соседями и столь неясное будущее собственного устройства. Реальный смысл концепции "зоны безопасности от Ванкувера до Владивостока", выдвинутый США и Германией, - предложение к долгосрочному, взаимовыгодному партнерству, которое позволило бы сблизить подходы и, возможно, объединить ресурсы России и Запада для решения глобальных проблем. В этом же русле следует и более конкретная программа "Партнерство ради мира", которая определяет новые рамки сотрудничества, но лишь для бывших союзников России может оказаться первым шагом на пути в НАТО.

России не стоит ставить перед собой нереальных задач, тем более что слишком подчеркнутое сближение с Западом вряд ли облегчит нашей стране поиск форм взаимодействия с азиатскими странами. В отношениях с исламским миром, Китаем, Японией России лучше, конечно, опираться на партнерство с западными государствами, но интересы страны в этом диалоге не будут идентичны интересам Запада, а за ошибки и просчеты России придется расплачиваться самой.

Вместе с тем взаимодействие с НАТО и, в частности, последние американские предложения открывают возможности для более широкого сотрудничества в таких жизненно важных для России областях, как конверсия, военная реформа, подготовка мобильных сил для совместных миротворческих операций, контроль за распространением оружия и технологий. Если для малых стран Восточной Европы вопрос о вступлении в НАТО перевешивает все другие аспекты диалога, то Россия должна прежде всего заботиться о сохранении и развитии независимого оборонного потенциала. И здесь следует помнить, что отношения с НАТО - один из важнейших инструментов создания более выгодного для России режима технологического обмена и согласования позиций в области экспорта вооружений.

В то же время понятна обеспокоенность военного и внешнеполитических ведомств России в связи с обсуждением планов расширения численного состава НАТО. Помимо того, что такое развитие событий, безусловно, сузит свободу маневра российской дипломатии, подключение к западному альянсу новых стран может и непосредственно затронуть безопасность России. Прежде всего в том случае, если изменится нынешний статус Румынии, и особенно Прибалтийских государств: проблемы русскоязычного населения Эстонии, Латвии, Молдавии могли бы стать тогда источником конфронтации между Россией и НАТО, причем наша страна оказалась бы в стратегически более уязвимом положении, чем когда-либо после 1918 г.

Но даже если НАТО ограничится приемом в свои ряды центральноевропейских государств, процесс расширения альянса неизбежно отвлечет внимание и финансовые ресурсы от поддержки военных реформ и конверсии в других странах - участницах ССАС. Следует также учитывать, что потенциал недоверия к политике Москвы, накопившийся у бывших членов советского блока, может ослабить и ориентацию западных стран на широкомасштабную поддержку преобразований в России по мере того, как стратегические позиции бывшей сверхдержавы будут ослабевать, а влияние новых членов Атлантического союза на его восточную политику наоборот расти. o

Сегодня США и их союзники не торопятся с принятием кардинальных решений, и российская дипломатия еще может использовать противоречия интересов и общее нежелание подвергать угрозе стабильность на востоке континента. Важно, однако, чтобы эти усилия не стали контрпродуктивными, а у наших партнеров не возник соблазн реализовать конфронтационный сценарий или устранить Россию от активного участия в европейских делах.

Вряд ли имеет смысл откровенно блокировать расширение НАТО. Это противоречило бы и принципам российской внешней политики, и просто здравому смыслу. Россия не должна создавать впечатления, что ей выгодно сохранение очагов напряженности в регионе. Наиболее результативным будет, по-видимому, сочетание широкого диалога по проблемам безопасности с конкретными совместными усилиями, направленными на реформирование Вооруженных Сил и военной промышленности России и создание эффективных моделей обеспечения мира и стабильности во всех регионах, где затрагиваются жизненные интересы нашей страны.