Вопрос об отношении науки и веры в сегодняшней политической жизни представляется принципиальным, ибо вульгарный материализм либералов и коммунистов стал серьезнейшей преградой для поиска национального мировоззрения. И у тех, и у других происходит не только отрицание веры, но, вместе с этим, и приоритета нравственно-духовных ценностей перед материальными. Это отношение неизбежно переносится и на подходы к решению других проблем, в том числе и сугубо прикладных. Например, в экономике такой подход ведет у либералов к преувеличенному значению монетаризма, а у коммунистов — к непониманию роли интеллектуального и духовного потенциала в сравнении с количественными критериями роста общественного производства (ВНП, тонно-километры, физические объемы и т.д.). Так что эти вопросы, к которым мы начали приступать, имеют не только мировоззренческое, но и экономическое и политическое значение.

Не менее важно и другое: думается, что перспектива в развитии человечества в XXI в. во многом зависит от того, как обществу удастся не только примирить науку и веру, но и найти форму их эффективного взаимодействия. Мы не без оснований полагаем, что основные интеллектуальные “прорывы” в будущем веке — и в идеологии, и науке, и материальном производстве — будут совершены именно “на стыке” науки и веры, по мере преодоления созданных во многом искусственно противоречий. А человеческий потенциал, качество человека, играющие решающую роль в современной экономике, — очевидно недооцениваются.

Вечная борьба материализма и идеализма, похоже, подходит к концу. XXI в. станет осознанием той простой истины, что эти два мировоззрения по сути не противоречат, но дополняют друг друга. Более того, именно на грани науки и веры можно будет ожидать не только выхода из мировоззренческого тупика. Причем этот выход может произойти по-разному: во-первых, через научное осознание происходящего синтеза науки и веры, “по-Вернадскому”; во-вторых, через признание этого синтеза без его научного осмысления, через веру, в том числе и через веру материалистическую. Важнейшие идеи материализма, например, идея прогресса, имеют не только рациональную основу, но и компонент веры религиозного типа — веры, не подвергаемой сомнению.

Развитие взглядов на общество, в особенности пересмотр устоявшихся взглядов, протекает крайне болезненно. Как правило, догматическое сознание отстает от реальности либо трактует ее очень субъективно, называя это “единственно научным подходом”. Думается, что новое мировоззрение перестанет противопоставлять науку и веру, а тем более делать их врагами. В нем должны быть найдены ответы на вопросы, дающие как толчок современному естествознанию и обществоведению, так и углублению веры. Государственно-патриотическая идеология является по своей сути синтезом научных знаний и Веры, т.е. примирения и взаимного дополнения науки, культуры и религиозной духовности. При этом особенно важно подчеркнуть, что этот синтез не будет фундаментализмом, возвратом к догматическому традиционализму. Наоборот, на базе традиционных ценностей лучше, эффективнее учитываются современные реалии.

Эта идеология не противопоставляет друг другу три направления общественной мысли России: традиционализм, социализм и космизм, а является их результирующей, отвечающей на потребности сегодняшнего дня, включая освоение новейших достижений науки. Без этого синтеза на качественно новой, современной основе невозможно заложить духовные основы для разработки не только идеологии, но и конкретных концепций (экономических, социальных, военных и т.д.) развития Нации и Государства. В принципе эта идея отнюдь не нова. Еще Гегель говорил: “Мой взгляд состоит в том (причем это для меня один из важнейших пунктов), что религия, конечно, могла обманывать индивидов, но не народы и не поколения, и что философия до тех пор не завершена, по крайней мере в изложении своем, пока ей не удастся осуществить примирение и гармонию веры и знания” (выделено — авт.).

Русское православие не проводит непреодолимой черты между верой и наукой. Как писал в декабре 1998 г. патриарх Алексий II: “Между верой и знанием нет противостояния. Однако всем векам и народам знаком спор о том, можно ли подкрепить мистический опыт научными данными. Это спор религии не с наукой, а скорее с идеологией сциентизма, привыкшего говорить от имени науки. Полагаю, что он никогда не будет завершен: одни будут интерпретировать научные открытия как свидетельство о Боге, другие — как оправдание агностицизма. Впрочем, сам по себе данный спор не сильно влияет на религиозный выбор человека. Вера возникает и укрепляется не благодаря рациональным доводам — ее таинственно дарует человеку Бог. Можно уверовать, даже многократно убедив себя в абсурдности религии с точки зрения разума. Можно доказать существование Бога, видеть чудеса — и не стать верующим человеком”.

То же можно сказать и о русских философах-космистах, внешне безрелигиозных. В конце своей жизни К.Э. Циолковский пришел к открытию теории космических эр. Но сначала напомним о том, что говорил сам о себе Константин Эдуардович: “Я — чистейший материалист. Ничего не признаю, кроме материи”. И в другом месте: “Человечество бессмертно”.

Проблема синтеза науки и веры, но уже на новом уровне, встала с особой остротой в конце нашего столетия. Для этого есть несколько причин.

Во-первых, из-за искусственно обостренного вульгарным материализмом в ХХ в. противоречия между наукой и верой эти два направления познания стали стремительно расходиться, более того, прямо противопоставляться. И вина за это лежит отнюдь не на науке, а на потребительской философии либерализма, которой противостоят по своей сути религия, вера. Кризис примитивного либерализма и меркантилизма требует радикального переосмысления этого противопоставления.

Во-вторых, из-за тупика, в который зашло развитие вульгарного материализма, вылившегося в банальный меркантилизм на Западе и казарменный социализм на Востоке. Именно в эти годы уровень потребления как образ жизни стал критерием благосостояния государств, оставляя за скобками иные (непотребительские) ценности и возможности. Кризис такого отношения к потреблению, в том числе и на Западе, привел к кризису мировоззрения.

Общество потребления, пережив кризис, возможно, двинется к обществу информационно-духовному, где роль собственно материальных благ становится все меньше. С ростом информационных ресурсов и повышением доли нематериальных богатств эта тенденция, следует думать, усилится. Усилению ее способствует и постепенное приближение к власти гуманитарной интеллигенции — целого социального слоя современного общества, — для которой нематериальные ценности являются приоритетными. По мере расширения этого слоя, превращения его в многочисленную социальную группу, эта тенденция становится все ощутимее.

Наконец, в-третьих, расхождение науки и веры в представлении многих современников создает препятствия для развития человеческой цивилизации. Это, кстати, признают и наиболее проницательные умы на Западе. Можно согласиться с мнением бывшего президента Римского клуба А.Кинга: заменить господствующий сегодня утилитарный материализм, заполнить духовную пустоту и преодолеть кризис мышления в науке способна лишь новая революционная доктрина. Но в рамках неолиберализма такая революционная доктрина невозможна.

Вспомним, что идеологической основой перестройки был тезис “сделать все, как в США”. Иными словами, идеология стала “витринной”, а главным критерием в оценке успеха — количество денег и потребленных благ. При этом сознательно проводилась политика замалчивания того факта, какой ценой, ради чего добываются деньги. И это был официальный курс, который в совершенно откровенном виде пропагандировался СМИ в 1987—1994 гг., не оставляя места для других ценностей. Испугавшись нарождающегося урода, власть пыталась сбалансировать политику оголтелого потребительства, начав шарахаться от Православия к культуре и т.д., не понимая, что эти ценности легко рассыпаются, когда проводится политика сознательного пробуждения низменных инстинктов, но их очень трудно восстановить. Чтобы восстановить разрушенное за год, порой требуется труд целого поколения созидателей.

Аскеза — это не тупая уравниловка, а такое самоограничение, когда все высвобождающиеся ресурсы личности и Нации идут на развитие духовности, культуры, образования. Подобное перераспределение ресурсов имеет огромное значение и потому, что только при таком условии Россия сможет сделать мощный экономический и социальный рывок в XXI в.

Вынужденно оставляя за скобками огромную тему о роли православия вообще и Русской Православной Церкви (РПЦ), в частности, мы хотел бы затронуть в этой связи один аспект: РПЦ всегда, во все времена, но особенно со времен Сергия Радонежского, была ориентирована на поддержку сильного централизованного государства. Именно эта ее характеристика и стала объектом для нападок на РПЦ со стороны Запада.

Вера означает полное использование всех своих безграничных внутренних ресурсов (физических и интеллектуальных), несмотря ни на какие обстоятельства, это осознание своей способности добиться любой поставленной цели. В полной мере эта относится и к Нации. Вспомним лишь, как Вера помогла консолидировать все национальные ресурсы (духовные в первую очередь), чтобы победить фашистов в Великой Отечественной войне.

Без синтеза веры и знания мы не сможем полностью использовать для выхода из кризиса огромный духовный ресурс нации, не сможем и в полной мере осознать важность другого ресурса нации — интеллекта. Необходимо скорее признать, что господство вульгарного материализма в ХХ в. закончилось, его остатки мешают продвижению общества вперед, потому что они принижают роль интеллекта и духа как важнейшего ресурса развития.

Предыдущая

Оглавление

Следующая