Одно из существующих объективно условий нашей нынешней жизни — продолжение антигосударственнической тенденции последних десяти лет. Она особенно ярко проявилась и поразила нас в конце 80-х и начале 90-х годов. Но ведь она не исчезла и даже не ослабла! Даже сегодня, когда государственники стали превалировать во власти, а идеи укрепления государства уже не встречают такого бешеного открытого противодействия. Изменилась лишь форма, политическая технология — антигосударственная идея преподносится сегодня в скрытой, завуалированной форме. Иногда даже под маской государственнической фразеологии! Она не только существует, но и продолжает заметно влиять на жизнь нашего общества. “Государство существует не для того, чтобы превращать земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад” — эти слова Николая Бердяева хотелось бы как можно чаще напоминать нашим либеральным врагам “государственного монстра”, которые настолько боятся государства, что даже криминальную угрозу пытаются ликвидировать через... борьбу с государством! Их утопическое упование на гражданское общество (которое, как они сами признают, в России еще не сложилось), уже приводит всякого здравомыслящего человека в замешательство.

Мы помним, что всей программе демократов в конце 80-х годов была присуща крайняя антигосударственность. Под мощным идеологическим воздействием государство не только должно было утратить в глазах человека всякий священный смысл — оно день за днем, из статьи в статью, из передачи в передачу представлялось как коллективный «враг народа». Проклятия в адрес государства (“империи”) и всех его институтов стали обязательным довеском к уверениям в приверженности демократии. Либеральная советская интеллигенция почти в точности повторила ту программу российской интеллигенции начала века, которая идеологически подготовила крах государства в феврале 1917 г. В сборнике «Из глубины» обратился в 1918 г. к интеллигенции правовед И.Покровский: «Кошмар пока растет и ширится, но неизбежно должен наступить поворот: народ упорно, несмотря на самые неблагоприятные условия, на протяжении столетий, и притом в сущности только благодаря своему здравому смыслу строивший свое государство, не может пропасть. Он, разумеется, очнется и снова столетиями начнет исправлять то, что было испорчено в столь немногие дни и месяцы. Народ скажет еще свое слово! Но как будете жить дальше вы, духовные виновники всего этого беспримерного нравственного ужаса? Что будет слышаться вам отовсюду?».

Наша общая беда в том, что те уроки и предупреждения не пошли впрок. Сегодня уже ясно, что в основе многих бед России лежат провалы в государственном строительстве. А если говорить напрямик, полное отсутствие государственного чувства и абсолютное пренебрежение интересами государственного строительства у “реформаторов”, окружавших Горбачева и Ельцина. Все они говорили о “новом Союзе”, “новой России”, не понимая и не желая понимать, что это “новое” должно быть Государством. Вообще все “новое” конца 80-х и начала 90-х годов было какое-то неосязаемое, туманное, неопределенное. Оно расползалось при первом соприкосновении с реальной жизнью, напоминало лозунги “перестройка”, “Горбачев”, “матрешка”. Сегодня мы еще в полной мере не можем даже оценить масштаб катастрофы, которую переживает нация в результате целенаправленного слома государственной системы. Удивляет лишь, что многие либеральные интеллигенты до сих пор измеряют эту катастрофу не нынешними и грядущими страданиями людей, а идеологическими фетишами — демократия, правовое государство и т.д.

Философ Э.Ю.Соловьев рассуждает: «Сегодня смешно спрашивать, разумен или неразумен слом государственной машины в перспективе формирования правового государства. Слом произошел. Достаточно было поставить под запрет правящую коммунистическую партию... Сегодня все выглядит так, словно из политического тела выдернули нервную систему. Есть головной мозг, есть спинной мозг, есть живот и конечности, а никакие сигналы (ни указы сверху, ни слезные жалобы снизу) никуда не поступают. С горечью приходится констатировать, что сегодня — после внушительного рывка к правовой идее в августе 1991 г. — мы отстоим от реальности правового государства дальше, чем в 1985 г.».

В такой политический инфантилизм настолько трудно поверить, что он породил массу слухов и версий о заговорах, “пятой колонне” и т.п., где влияние зарубежных стран и их агентов не просто сильно преувеличивалось, но абсолютизировалось. Сторонников теории заговора становилось все больше, ведь здравый смысл отвергает саму мысль, что глупости, совершенные и совершаемые политическим руководством страны, проистекают прежде всего из-за отсутствия государственного чувства, да и просто низкого уровня не только политической, но и общей культуры. Посмотрите на этот карнавал: вперемешку царские и красные флаги, двухголовые орлы, губернаторы и мэры, префектуры и управы. Во всей этой смеси ни вкуса, ни исторического чувства. Прискорбный пример — бестактная сумятица с захоронением царских останков, непрерывные телевизионные дебаты об “идентичности костного материала”. Иллюстрацией стал анекдот о том, что “в целях восстановления исторической справедливости в Санкт-Петербурге произошла церемония открытия Могилы Неизвестного Императора”. И беда нашей либеральной интеллигенции, что она со времен Радищева борется с государственностью, не понимая или боясь признаться себе, что она сама, ее успехи и благополучие зависят от силы государства и его институтов.

Эта особенность русской интеллигенции — проблема не просто политическая. Дело гораздо глубже, перед нами явление духовного порядка, которое бесполезно обличать или проклинать. Мы должны его понять. О нем много думали наши мыслители (особенно православные) — Н.Бердяев, В.Розанов, П.Струве и др. С.Л.Франк писал: «Подводя итоги сказанному, мы можем определить классического русского интеллигента как воинствующего монаха нигилистической религии земного благополучия... Все отношение интеллигенции к политике, ее фанатизм и нетерпимость, ее непрактичность и неумелость в политической деятельности, ее невыносимая склонность к фракционным раздорам, отсутствие у нее государственного смысла — все это вытекает из монашески-религиозного ее духа, из того, что для нее политическая деятельность имеет целью не столько провести в жизнь какую-либо объективно полезную, в мирском смысле, реформу, сколько истребить врагов веры и насильственно обратить мир в свою веру”. Понятно, что речь не идет ни о злонамеренности, ни о бескрылом прагматизме обывателя. Это видно хотя бы из того, что раз за разом, добиваясь своих целей, интеллигенция “вдруг” обнаруживает, что то многое, что она критиковала в государстве, чем была недовольна, — исчезло. Но... от этого самой интеллигенции, во всяком случае ее большей части, стало только хуже. Так было в 1917 г., так было и в 1991 г. Так было и будет до тех пор, пока интеллигенция сама не то что поймет, а прочувствует, что прежде всего в ее интересах — сильное русское государство, сильные государственные институты. Что сильное государство — это такая ценность, по сравнению с которой оказываются второстепенными, а то и ничтожными многие западнические утопии “нигилистической религии земного благополучия”. Если бы наша интеллигенция прислушалась к государственному чувству крестьян и рабочих, офицеров и православных священников, если бы она вспомнила свои культурные корни, то многое сегодня бы изменилось. >Народ не должен привыкать к царскому лицу, как обыкновенному явлению. Расправа полицейская должна одна вмешиваться в волнения площади, — и царский голос не должен угрожать ни картечью, ни кнутом. Царя не должно сближаться лично с народом. Чернь перестает скоро бояться таинственной власти...
А.С.Пушкин

Примечательно, что часть интеллигенции, похоже, начинает это сознавать. Во всяком случае, в ее социалистическом крыле уже можно услышать то, что я страстно хотел, но так и не услышал от “реформаторов в КПСС” в конце 80-х годов: “Ядром наших бедствий является подрыв российской государственности. Исторические масштабы этого разрушения таковы, что объектом разрушения стали не отдельные институты государства, и даже не советское государство как система, а именно государственность как высокое и сложное порождение российской цивилизации, ее дух и связь с землей и людьми”.

Любые теоретические исследования и дискуссии сегодня важны не сами по себе, а постольку, поскольку они применимы к политической реальности. Что толку от философских споров, если они не дают толчок к пониманию действительности? Сегодня каждый тезис примеряется к суровой действительности. Каждая идея простым человеком “пробуется на зуб”. Идеологическое опьянение, когда под нелепым лозунгом вхождения в “наш общий европейский дом” люди были готовы сжечь дом собственный, проходит. И слово интеллигента — врача и учителя, инженера и офицера — снова приобретает вес. Справимся ли мы с этой ответственностью. Не упустим ли шанс, который еще раз нам предоставляет история.

В предыдущих разделах я пытался размышлять о национальном мировоззрении, национальной культуре и национальных интересах — то есть обо всем том, что из множества разрозненных социальных групп и делает Нацию. Нация порождает, формулирует и требует реализации национальных интересов, которые во многом осознаются, а главное, достигаются через возможности Государства, его институтов. Таким образом, осознанные “государственными людьми” страны, зафиксированные в документах и решениях государственного руководства национальные интересы превращаются в интересы государственные. Сегодня мы наблюдаем мучительный процесс сближения этих понятий. Хорошо уже то, что на восьмом году ельцинских “реформ” представители правящей элиты перестали стесняться говорить о национальных интересах. Пусть у многих это всего лишь мимикрия, маскировка. Сам поворот очень важен. Он означает, что возникло и нарастает “давление снизу”. Так что даже продажный и циничный чиновник, еще вчера равнодушно распродававший вверенные ему частицы государства, сегодня вынужден рядиться в государственника. А ведь сколько времени и трудов потребовалось нам, чтобы доказать очевидное: у Нации есть национальные интересы, у Государства — государственные. Они, как две стороны монеты, различимы, но не разделимы.

Лирическое отступление

В 1993 г. мы впервые подготовили работу под названием “Концепция национальной безопасности”. Издали ее отдельным тиражом к “Обозревателю”, организовали пресс-конференцию. Сколько было усмешек и непонимания. Вызывало раздражение все — и почему “концепция”, и почему “безопасности”, но, естественно, больше всего, — почему “национальная”.
Но в следующем году мы издали еще одну работу с таким же названием, еще через год — опять. И так до 1998 г. Постепенно переставали смеяться над названием, потом начинали задумываться, наконец, совершенно неожиданно прозвучало поручение президента подготовить такую концепцию. Началась общенациональная дискуссия. Пусть эта концепция неудачна, особенно ее первые варианты. Пусть она не применяется целиком. На этом этапе важно само направление общественной мысли, изменение ее вектора. Важно, что об этом задумались, заговорили.

Поэтому толпа, объединяемая лишь единством места и времени присутствия, не есть еще коллектив. Конгломерат всевозможных расовых, этнических, религиозных и культурных социумов, раздираемый никак не согласованными — и не могущими быть согласоваными, зачастую прямо противоречащими друг другу интересами, да и просто «инстинктивным взаимным неприятием» — отрицательной комплиментарностью, не есть этнос. В нем нет главного, того, что определяет нацию, — единообразной, специфически данной для данного этноса, добровольно и естественно принимаемой всеми национальной культуры (или, по Л.Гумилеву, этнокультурной доминанты) и формируемого на ее основе национального интереса.
Е.Гончаров

В общественном сознании сегодня сильно дискредитирован сам образ политика. Это, конечно, вызвано той неприглядной картиной, которую мы наблюдаем вот уже более десяти лет. Но если этот образ укоренится и станет стереотипом, это приведет к новой беде. Необходимо научиться различать политиков, которые осознают и отстаивают национальные интересы (их можно еще называть и государственными деятелями) и тех, кто преследует прежде всего иные — партийные, групповые, личные и т. д. — цели. Это о них в свое время сказал Ж.Помпиду: “Государственный деятель — это политик, который ставит себя на службу нации. Политик — это государственный деятель, который ставит нацию на службу себе”.

В отличие от многих других государств и народов в России издревле произошло особое соединение государства и народа, построенное по типу семьи. В социальной философии это называют скучным термином “патерналистское государство”, а по-русски — государство-отец. Потому и говорили: царь-батюшка. И, как ни крути, потому же говорили о Сталине: отец и учитель. Потому-то важной составляющей национальной идеи является идея сильного государства, ради которого можно и нужно жертвовать всем: здоровьем, жизнью, а уж тем более правительствами, царями, генсеками, политическими лидерами — если они изменяют семье.

Таким образом, в сложившихся условиях мы имеем слабое гоосударство, слабое общество и слабую Церковь. Очевидно, что без духовного возрождения народа и преодоления кризиса идентичности мы не возродим великую державу. Сегодня не в противодействии, а в единстве действий слабого гоосударства, слабого общества и слабой Церкви залог будущей силы и процветания как государства и общества, так и Церкви. Иначе Россия может превратиться в пространство, а российский народ — в человеческий материал для агрессивной материальной и духовной колонизации со стороны наших ближних и дальних соседей.
А.Мигранян, А.Ципко

Нет нужды в этой работе особенно вдаваться в споры о том, что такое государство, зачем оно нужно, и какое государство нам нужно. Все эти вопросы требуют специального разговора. Мне кажется, что за 1992—1997 гг. в целом ряде специализированных фундаментальных работ мы смогли достаточно подробно проанализировать масштабы и тенденции развала страны, поставившие в 90-е годы под вопрос само существование нашего Государства. Здесь я хотел бы ограничиться краткой констатацией своей позиции по данному вопросу. На мой взгляд, Государство — это главный инструмент, изобретенный человечеством для обеспечения устойчивого развития Нации, общества, семьи и личности.

Как и всякий инструмент, он может служить не только своим исходным целям, но при определенных условиях (в моменты болезни общества) — даже против них. Гипертрофированные функции государства (либо, наоборот, чрезмерно ослабленные) могут нанести вред Нации, обществу и личности. Граница здесь очень тонкая и отнюдь не статичная: в разные исторические периоды она может сдвигаться в ту либо иную сторону. Именно такое патологическое ослабление Государства и его функций произошло после прихода к власти М.Горбачева и его политической команды. Со второй половины 80-х годов в общественном сознании нашей страны стали набирать силу процессы, направленные не на устранение излишней роли государства в жизни нашего общества, а на ослабление и ликвидацию всех его функций, в том числе таких первостепенных, как защита территориальной целостности и суверенитета, обеспечение национальной безопасности и основных прав граждан. Все это происходило отнюдь не стихийно. Это имело под собой осознанную философскую основу и получило широко не обнародованное название “кампании борьбы с этатизмом” — борьбы против идеи сильного государства. Втихую, в том числе и из кабинетов ЦК КПСС, инспирировались статьи в главных, задающих программные установки изданиях — “Коммунисте”, “Правде”. Действительный смысл этих статей был направлен отнюдь не на борьбу со сталинизмом и авторитаризмом, а с самой идеей государства как системообразующей структуры нации. Потрясающим примером текста такого жанра стала изданная в 1988 г. книга-манифест наших либеральных демократов “Иного не дано”. Это — замечательный документ истории. Сегодня нам трудно поверить, что в тот момент наша интеллигенция не просто зачитывалась этой книгой, она ей упивалась.

На днях скончался в Петербурге Фон-Фок, начальник 3-го отделения государевой канцелярии (тайной полиции), человек добрый, честный и твердый. Смерть его есть бедствие общественное.
А.С.Пушкин

По сути дела в множестве газет, журналов и книг, на концертах Хазанова и в речах духовных авторитетов ставилась под вопрос, а нередко и прямо, отвергалась целесообразность самого существования сильного централизованного государства, которому навесили ярлык “авторитарного”. В этой кампании любые действия в любых областях — будь то экономика, культура или вопросы безопасности — рассматривались с точки зрения их полезности в “борьбе с тоталитаризмом”. Доходило до очевидных глупостей, когда целое государство — СССР — объявлялось преступным, а весь народ — преступниками. Но когда глупости внедряются в сознание всей мощью огромной идеологической машины, сознание не всегда может устоять, опереться на здравый смысл.

Диpектоp Центpа этнополитических исследований Эмиль Паин пишет в статье «Ждет ли Россию судьба СССР?»: «Когда большинство в Москве и Ленингpаде пpоголосовало пpотив сохpанения Советского Союза на pефеpендуме 1991 года, оно выступало не пpотив единства стpаны, а пpотив политического pежима, котоpый был в тот момент. Считалось невозможным ликвидиpовать коммунизм, не pазpушив импеpию». Ради ликвидации какого коммунизма решились эти сотни тысяч высокообразованных людей разрушить “империю”? Коммунизма Горбачева! Разве это не абсурд? Что осталось от коммунизма у Горбачева с Шеварднадзе — друзей Тэтчер и Гельмута Коля? И ведь очевидно, что вся кампания по развалу СССР была отнюдь не одноразовой акцией, закончившейся с развалом страны. В дальнейшие планы входило и входит ослабление влияния России на постсоветском пространстве, привязывание бывших советских республик к США, Германии, Японии. В конечном счете развал и Российской Федерации. Строго говоря, для либерального мышления она ведь тоже империя — как СССР, только поменьше.

Россию отнюдь не собирались и не собираются оставить в покое — и это надо понимать ясно! Россия для них все еще “слишком крупная” и “слишком богатая” страна, чтобы ее оставили подлинно независимой и мощной державой. Через ослабление связей между регионами, через расчленение естественных монополий, через ограничение центральной власти и потерю контроля над территориями собственно России предполагалось в конечном счете растащить ее и расчленить. Откровенно на этот счет заявил З.Бжезинский в авторитетном журнале “Форин афферс” (напомним лишь, что за последние 50 лет в этом журнале неоднократно появлялись концептуальные статьи, идеи которых позже проводились в жизнь в практической политике США): “При таких обстоятельствах главным приоритетом России должна быть модернизация, а не бесплодные усилия восстановить свой статус глобальной державы. Учитывая размеры и разнообразие страны, децентрализованная политическая система и экономика свободного рынка скорее развязали бы творческий потенциал российского народа и обширные природные ресурсы России. К тому же свободно конфедерированная Россия — в составе Европейской России, Сибирской Республики и Дальневосточной Республики — скорее смогла бы установить более тесные экономические отношения со своими соседями. Каждая из этих конфедеративных областей могла бы развязать местный творческий потенциал, веками подавлявшийся тяжелой рукой московской бюрократии. В свою очередь, децентрализованная Россия была бы менее подвержена имперской мобилизации”.

Мы говорили о важном культурном факторе, который сделал возможным такой поворот событий — от государства отступилась авторитетная часть интеллигенции, которая и стала разрушать его легитимность, его авторитет и его образ в глазах миллионов граждан. Однако нельзя не отметить, что в этом отщепенстве сыграл огромную роль и субъективный фактор — особенности той личности, которую история в этот момент поставила во главе государства. В нашей стране имела место очень древняя коллизия — всевластие человека, не обладающего личным государственным чувством и не поставленного в жесткие рамки наследственной монархии. В 1985 г. власть автоматически, со всей своей сакральностью, с привычкой государственных служащих повиноваться, перешла к М.Горбачеву. В своей известной работе Макиавелли так описывает эту ситуацию в главе “О наследственном единовластии” (а М.Горбачев унаследовал фантастическое единовластие генсеков, сам будучи не на высоте этого бремени): “Начну с того, что наследственному государю, чьи подданные успели свыкнуться (выделено А.П.) с правящим домом, легче удержать власть, нежели новому, ибо ему достаточно не преступать обычая предков, а в остальном – применяться к обстоятельствам. При таком образе действий даже посредственный правитель удержится у власти, если его не свергнет какая-либо чрезвычайная и грозная сила...”.

Когда антигосударственные импульсы снизу, от влиятельной части интеллигенции (включая партийную интеллигенцию — номенклатуру), нашли благожелательный отклик на самой вершине власти, была быстро развернута беспрецедентная по силе кампания. Основной упор антигосударственниками был сделан в идеологической области, где создавались кадры, концепции и журналистские штампы для тотального наступления на государственные институты и государственный аппарат. И не случайно именно в самые первые годы “перестройки” основной упор был сделан на расшатывание мировоззренческих устоев общества. При этом, ликвидируя коммунистическую идеологию, а затем и саму партию (что являлось, безусловно, главной целью партийно-хозяйственной элиты на рубеже 80—90-х годов), руками партийной элиты и ее же средствами массовой информации уничтожали на самом деле государство.

Выработать доктрину этой кампании было несложно. Советский Союз как государственная система особого типа (иерархически построенное идеократическое государство) основывался прежде всего на коммунистической идеологии и контролируемых ЦК кадрах. Соответственно, для того, чтобы развалить государство, необходимо было лишить его объединяющей идеологии, а КПСС — кадровых функций. В отношении идеологии — все ясно. Об этом много писалось. Напомню лишь, что на “направлениях главного удара” были собраны специальные кадры и издания, находившиеся под непосредственной опекой и защитой Политбюро, прежде всего, его членов В.Медведева и А.Яковлева. Но мало кто знает, что в эти же годы под предлогом борьбы с коррупцией была начата кампания по вытеснению старых кадров из партийного аппарата, аппарата МВД и прокуратуры. За первые годы были уволены и посажены в тюрьмы десятки тысяч кадровых сотрудников. Фактически это означало большую чистку старых кадров с использованием элементов террора (террора современного, который не требовал архаичных кровавых методов). Задачей было устрашение партийной прослойки госаппарата. Этот “демократический” аспект политической технологии “перестройки” еще ждет своего исследователя. Поразительно, однако, другое. Выступая на рождественских чтениях перед сотрудниками и руководством МВД в январе 1998 г. я привел эти цифры — слушатели их в своем большинстве знали, но говорить об этом до сих пор не решались.

Можно, конечно же, допустить, что “архитекторы и прорабы перестройки” не ведали, что творили. Они искренне пытались демократизовать советскую систему, несмотря на сопротивление консервативной номенклатуры и “отсталого народа”. Но, затем, мол, запущенные ими процессы просто вышли из-под контроля, когда сначала они предельно ослабили, а затем и лишились полностью основных рычагов влияния в государстве, не успев создать новых. Такое объяснение событий, кстати, является общепринятым на Западе. Нам вряд ли стоит сегодня тратить силы и время на выяснение психологических мотивов соратников Горбачева.

Для нас важнее, что и по настоящее время у нас нет ни объединяющей идеологии, ни инструментов формирования механизмов власти. Значит, если так пойдет и дальше, у нас долго не будет и сильного государства, сколько бы мы ни укрепляли “президентскую” вертикаль. Уже очевидно, что Ельцин не сможет сказать о русских, как в свое время сказал де Голль: “все французы были, есть и будут голлистами”.

В этой связи вновь необходимо вернуться к мысли о том, что наши горе-реформаторы вынудили Россию пойти какое-то время по пути либерализма. Пойти в тот момент, когда и на Западе становится очевидным, что внутренняя энергия, консолидирующая общество духовная сила либерализма иссякла, его ресурс выработан. Ведь даже в современной либеральной Англии период тэтчеризма в этом убедил большинство граждан — с приходом лейбористов это все поняли. Приведу лишь одну цитату их лидера Т.Блэра: “Призываю быть одной нацией, одним сообществом, где каждый играет хоть и свою, но в то же время одну партию в пользу процветания Британии”. Идеологические концепции 80-х и 90-х годов, основанные на грубом индивидуализме, когда “все это — для меня”, по мнению главного лейбориста, уходят с арены и уступают место принципиально иной публичной идее: “все это — для нас”. А значит, дух нашего времени — сообщество, умение жить вместе, “новый лейборизм”. И только так — в XXI век. Это и есть социал-демократия конца нынешнего столетия, расцвет левоцентризма, “новая волна”, “третий путь”, как его называют сейчас и в Европе, и в США... “Вас будут атаковать справа, слева, сзади, спереди. Это нормально. Успех в жизни невозможен без борьбы. Наш главный призыв — будьте твердыми в реформах. Конечно, лучше быть популярными, чем непопулярными. Но все же лучше оказаться непопулярными, чем неправыми — теми, кто не нужен своей стране. Твердость, а не уступки — вот что нужно Британии!”, — вот программа лейбористов.

Радио беспрерывно кричит: «Ельцина подставили! Черномырдина подставили!» — ну не государственные мужи, а какие-то подставные лица.

А что у нас? Вот характерное признание одного из наших политологов, Э.Баталова: “В последние годы ситуация радикально переменилась. Коммунистический идеал разоблачен как утопия и отторгнут не только верхами, но и немалым числом россиян. Нового национального идеала, разделяемого если не всей нацией, то большей ее частью, как это имеет место в стабильных обществах, пока не выработано. Это ставит архитекторов и прорабов российской политики в сложное положение. Не имея ориентира в виде национального идеала, формирующего массовые ценности, трудно идентифицировать национальные интересы страны. А это автоматически влечет за собой трудности в определении внутриполитических и внешнеполитических целей, задач по реализации последних, стратегии и тактики их осуществления”. Иными словами, ОТСУТСТВИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ, ОБЪЕДИНЯЮЩЕЙ ИДЕОЛОГИИ СТАВИТ ПОД ВОПРОС САМУ ЖИЗНЕСПОСОБНОСТЬ ГОСУДАРСТВА, ЕГО ИНСТИТУТОВ.

Таким образом, огромная и срочная работа по восстановлению государственных институтов, укреплению Государства требует прежде всего серьезных усилий в области идеологии, предъявления новых идей для общественного диалога, их освоения массовым сознанием. И здесь нам не обойтись без осмысления и преодоления печального опыта “перестройки”, то есть трагического опыта уничтожения государства. Очевидно, что восстанавливая государственные функции, надо знать, как они были уничтожены. Важно подчеркнуть две особенности того периода.

Во-первых, эта кампания проходила под идеологическим и политическим патронажем высшего эшелона КПСС во главе с функционером такого ранга, как А.Яковлев, то есть разрушение государства осуществлялось под руководством правящей элиты страны. Проще говоря, тогдашнее руководство страны повело ее к самоуничтожению. То, что не удалось сделать внешним силам, было совершено силами внутренними. И не могло — при той системе политической власти — быть сделано никем иным. Можно сказать с уверенностью, что в центрах принятия решений на последнем этапе холодной войны это хорошо знали.

Бог обращается к человеку шепотом любви, а если он не услышан — то голосом совести; если человек не слышит и голоса совести — то Бог обращается через рупор страданий.
К.Льюис

Во-вторых, политическое руководство КПСС, используя монополию на СМИ, фактически целенаправленно деморализовало нацию, а затем — государство. То, что политическая элита сделала со своей страной, совершенно справедливо расценивается как предательство, преступление против нации — какими бы прекрасными идеологическими лозунгами это ни прикрывалось. Но для того, чтобы окончательно порвать с прошлым, — изменами и ошибками в политике и теми, кто делал на этих ошибках политическую карьеру, — общество должно пройти два этапа: публично признать результаты горбачевской политики преступлением, а лиц, которые за нее отвечали — преступниками и осудить их. Пусть это осуждение будет символическим, морально-политическим. Оно будет тем актом, который позволит перевернуть страницу, закрыть щемящую рану в сознании. А кроме того, создать иммунитет, защитный механизм от повторения подобного. Это возможно только при возвращении государству и власти авторитета. Но до тех пор, пока лица, ответственные за провалы и преступления последних лет, не будут осуждены, а их политика не будет названа верными словами, мы будем обречены на повторение подобных действий.

Россия не погибнет от расчленения, но начнет воспроизведение всего хода своей истории заново: она, как великий «организм», снова примется собирать свои «члены», продвигаясь по рекам к морям, к углю, к хлебу, к нефти, к уранию.
И.А.Ильин

Конечно, стихийный процесс осуждения идет в гуще народа, уже без гнева, с иронией и оттенком презрения. Об этом говорит множество шуток и анекдотов. Что-то обретает и форму элементов письменной культуры. Это иллюстрирует небольшое стихотворение И.Куликова.

А все же жизнь устроена хитро.
Она порой смешнее карнавала.
Их видели вчера в Политбюро.
Они вчера стояли у штурвала.
Они Державе задавали ход.
Они сказали, что не тот был Сталин.
А ныне опустился небосвод.
Их имена давно уж отблистали.
Им дифирамбы больше не поют.
От партии давно их отлучили.
Бьют Горбачева, Яковлева бьют.
Что заслужили, то и получили.

Теперь важно, чтобы осуждение стало общепризнанным среди русской интеллигенции — от деятелей культуры до обществоведов, — чтобы в политической жизни Горбачев стал ассоциироваться с боярами-предателями, Ярополком окаянным и другими подобными персонажами русской истории. Это уже происходит в так называемых “патриотических” кругах. Однако основная масса граждан, отвернувшись от Горбачева и “горбачевцев”, пока что не пришла к выводу, что эта группа лиц — политические и уголовные преступники. В приведенном стихотворении, например, не ставится вопрос о политической ответственности (отнюдь не мести, нет) горбачевской команды. Именно с тем, чтобы политически осудить антигосударственность и безответственность политиков и чиновников высшего эшелона должен состояться процесс над виновниками уничтожения СССР, возникших в результате этого этнических и социальных конфликтов. Такой процесс четко определил бы критерии антигосударственной деятельности и ответственности политической элиты страны. Ответственности неизбежной, неотвратимой. Ответственности за развал Государства.

Но главное — ответить себе и другим на вопрос: “Почему это произошло?”. Почему оказалась парализованной воля 18 млн. членов КПСС, большинство из которых искренне служили своему делу и верили в него. Еще более важно для нас понять в этой связи и то, почему народ, воспитанный в этой системе ценностей, так легко ее уступил, год за годом опускаясь по всем показателям жизненного и культурного уровня. Почему социальная активность граждан оказалась не только чрезвычайно низкой, но и носит характер откровенно, самоубийственно безразличной. Почему массовый протест здоровых мужиков выливается в голодовки? Почему сотня миллионов сильных и умных людей превращаются в “непротивленцев злу”?

И вновь придется вернуться к идеологии, ее истокам. И вновь вспомним И.Солоневича, который мудро подсказывал (но не был услышан) нашим современникам: «...в отличие от национальных государств остального мира, русская национальная идея всегда перерастала племенные рамки и становилась сверхнациональной идеей, как русская государственность всегда была сверхнациональной государственностью, — однако, при том условии, что именно русская идея государственности, нации и культуры являлась, является и сейчас, определяющей идеей всего национального государственного строительства России...

Ни одна нация в истории человечества не строила и не построила такой государственности, при которой все втянутые в орбиту этого строительства нации, народы и племена чувствовали себя — одинаково удобно или неудобно, — но так же удобно или неудобно, как и русский народ... Это и есть основная черта русского государственного строительства». (выделено мной — А.П.).

Предыдущая

Оглавление

Следующая