|
Существует мнение будто бы нам ничто не угрожает, “даже США уже давно не рассматривают Россию в качестве объекта ядерного удара”. В самом деле, если дети наших ведущих политиков учатся в США, а российская экономика и банки наполовину американские владения, то кому придет в голову стрелять ядерными ракетами по своим детям и собственному достоянию? Но это сегодня. А что будет некоторое время спустя, когда интересы многомиллионного русского народа в России и мирового сообщества войдут в неразрешимое и явное противоречие? Кто гарантирует, что в этом случае не будет предпринята попытка окончательной денационализации некогда народного достояния или не начнутся противоположные процессы деприватизации и не разразится война?
Какая она будет?
Очевидно, что ответ именно на эти вопросы должен стать одним из оснований для формирования действительной, а не мнимой Концепции безопасности, реформирования и строительства ВС России в период до 2020-2025 года.
Между тем пока проходят годы бесплодных исследований, демагогических заявлений и создания судьбоносных законопроектов. Однако военный воз и ныне там. В государстве без идеологии - трудно ожидать другого. Естественно, что исследования строятся на принципах “чего изволите” и “что вижу, то пою”, а концепции и доктрины именуются “временными”, носят промежуточный характер и не имеют динамики.
Действительно, в отсутствии четкого ответа на вопрос: какие войны ожидают Россию, невозможно определить перспективы формирования военной системы государства в первой четверти следующего столетия, а при наличии схоластических прогнозов всякие планы носят характер фантазий и превращаются в утопию.
Примером подобного рода исследований является статья доктора наук, генерал-майор В. И. Слипченко “В третьем тысячелетии мир ожидают совсем другие войны” (НВО №8). Название действительно впечатляет, но все же статья не дает ответа на прямо поставленный вопрос: к каким войнам следует готовить Вооруженные силы России в первой четверти 21 столетия? В то же время принятые в 1999 году Концепция национальной безопасности и военная доктрина России превращают в бесперспективную химеру план строительства ВС РФ.
Перспективы действительно нет.
Живем сегодняшним днем, витаем в облаках и оцениваем ситуацию в лучшем случае по свершившемуся факту. Соглашаемся с реалиями или, хуже того, занимаемся обоснованием неведомо где разработанных и утвержденных концепций (!) развития и строительства ВС до 2002 года”.
Впрочем такая “перспектива” не удивляет. Даже в государственном строительстве отсутствуют какие либо ясно видимые стратегические ориентиры на среднюю и дальнюю перспективу.
Предварительное резюме
По поводу суждений того же уважаемого профессора В. И. Слипченко в нарушение традиций предложу читателям предварительное резюме, которое, на мой взгляд, может быть сведено к следующему.
Во-первых. Даже если предположить, что формирование “постиндустриального общества”, как некой “новой общественно-экономической формации в России” состоится, то это еще не означает неотвратимого “перехода к информационной эпохе” и к войнам “шестого поколения”, тем более не подразумевает изменения общего характера войны. Даже если допустить появление “оружия на новых физических принципах и возрастание точности стрельбы в 30 раз” (которые в принципе к общественному строю не имеют) отставание в экономическом развитии “большинства” стран мира в обозримый период предопределит высокий разрыв в оснащении армий, в формах организации войск, в принципах строительства и в способах применения вооруженных сил. “Поляризация” в этом направлении будет углубляться. Но навряд ли это “принесет преимущества меншинству, “передовой семерке” наиболее развитых стран мира. Как это ни странно, неоспоримые военно-технические преимущества “постиндустриальных стран” могут превратиться в их недостатки. Более того, прямое военное столкновение “высокооснащенных” войск НАТО с войсками третье разрядной державы - России, “ориентированной на войны пятого поколения”, как не странно, вполне может привести к поражению альянса. Это не значит, что нечто подобное будет правилом в отношении Индии, Китая и Пакистана, которые рассматривать в виде объекта нападения развитых стран весьма сложно, а условия применения ВВТ не будут соответствовать условиям примера с Россией.
Даже современные военные конфликты и война на Балканах в военном смысле не показатель, скорее - повод для сомнений о войнах будущего. Достаточно представить себе продолжение операции НАТО против СРЮ в сухопутном варианте или не предвзято взглянуть на столкновение российской армии с “чеченскими бандами”, как будет ясно, что “только слабость порождает агрессию”, а решительность способствует достижению победы, там где по расчетам стратегов ее не может быть. С учетом этого войны на Ближнем Востоке, на Балканах и военные действия в горячих точках могут показаться не столь уж “типичными” для среднесрочной и длительной перспективы, чтобы на их основе строить долгосрочные прогнозы и планы.
Даже в отдаленном будущем столкновение противников, оснащенных пока только “экзотической и качественно-иной техникой шестого поколения” вряд ли возможно, а масштабное применение массовых вооружений “четвертого-пятого поколения” 80-90-х годов даже против слабого по оснащенности противника ничего не изменит в характере войны в ее обычном понимании (поскольку ВВТ не исключает, а педполагает проведение операций именно классического типа).
Во-вторых. При наличии ядерного оружия, которое быть может все же останется важнейшим компонентом военной политики России в первой четверти 21 столетии, ее бессмысленно пугать “появлением к 2030 году 70 кораблей, оснащенных двумястами тысячами КРМБ и системой “НАВСТАР”. При “определенных условиях” весьма вероятно появление в России аналогичных систем вооружения в комплексе с ГЛОНАСС, как противоядия “новым военным технологиям” Запада. В России возможно появление неуязвимых для стран НАТО и США дальнобойных противокорабельных средств в обычном снаряжении. Например, оснащение СРК и существующих крылатых ракет средней дальности морского, воздушного и наземного базирования обычным зарядом при сохранении баллистики и точности не такая уж фантастическая вещь. Именно это позволит достичь результатов весьма неприятных для агрессора, поскольку для Америки и Западной Европы в первой четверти 21 столетия останется актуальной проблема ответного удара и повышенной чувствительности населения к потерям.
Но в связи с этим для России при необходимости обеспечении безопасности и разумного соотношения сил на стратегических направлениях представляется проблемой выбор между кардинальными реформами ВС по западному образцу и консервацией их современного облика с учетом опыта содержания Армии и Флота СССР на основе идеи мобилизации.
В-третьих. Говорить о реформе в ВС России пока не приходится, поскольку не вполне ясно к каким войнам следует готовить войска. Может быть к очередной чеченской войне, или следует рассчитывать на звездные войны? Может быть следует ориентироваться на войны классического типа?
Очевидно, что определение оборонной стратегии России в целом всякие общие рассуждения о “войнах третьего тысячелетия” с позиций миротворчества и “страшилок” звездных войн представляется беспредметными и мало что дают для принятия безошибочных решений на будущее.
Попробуем разобраться и ответить на вопрос, что может противопоставить Россия военным угрозам, которые проявятся в виде создания “качественно новых ВС НАТО”, и в случае, если КНР модернизирует НОАК до современного российского уровня при неограниченных мобилизационных возможностях. Действительно, опасность будет реальной к 2015 году Североатлантический альянс накопит высокоточные средства в количестве, необходимом для ведения масштабной войны, а Китай к 2020 году обретет возможность решения территориальных проблем с позиции силы и уверенность достижения целей военными средствами.
Но не будет преувеличением сказать, что, нет даже примерно очерченных контуров реалистической военно-технической политики будущего. Вооружения конца 20 столетия и 5-6 поколения как основу для коренного изменения характера войны рассматривать не приходится. Более того, весьма неопределенными представляются среднесрочные перспективы разумных изменений в ВС и экономического обеспечения формирования по настоящему современной Армии на рубеже 2007-2010 гг., не говоря уже перспективе 2025-2030 годов. Эти угрозы имеют не мифическую, вполне реальную перспективу, а ослабление России уже к 2010 году ничего кроме агрессии вызвать не может.
Стратегический фон: прогнозы и предположения
Не вызывает особого сомнения то, что характер будущей войны зависит не столько от доли качественных вооружений, сколько от количества наиболее массовых вооружений в боевом составе войск на момент начала войны. Для ведения локальной войны действительно имеют значение уже присутствующие, хотя и в незначительных количествах в ВС США, серийные образцы ВТО. Но будет ли их достаточно много, что бы существенно изменить характер большой войны, если ее продолжительность и содержание операций будет определяется темпом “дрейфа” боевого состава ВС к более “примитивным” массовым вооружениям конца прошлого столетия и соответствующим способам ведения боевых действий? И если речь все же идет о возможности прямой агрессии против РФ, то, исходя из оценки НТП в военной сфере и развития военно-стратегической ситуации в мире и в самой России, несомненно, наиболее опасным будет период с 2010 по 2025 годы.
Если к 2015 году на Западе произойдет накопление качественно-новых вооружений, то это действительно позволит НАТО вести более или менее длительные военные действия в масштабах сопоставимых с “региональной войной”.
Но исключит ли это применение традиционных средств общего назначения? Даже если “профессионализация армий” нивелирует такие понятия как “массовая армия военного времени”, и “мобилизация экономики” в странах НАТО и в России. Безусловно, проблема мобилизации в разной степени касается США и Турции. И в целом масштабные военные действия действительно будут ограничены тем, что из вооружений и в каком количестве будет содержаться в штатах войск на начало конфликта или будет поставлено в строй при минимуме мобилизационных усилий в течение 2-3 месяцев.
Если всерьез рассматривать противостояние по линии НАТО-Россия, то мобилизация для Североатлантического союза уже сегодня не имеет значения и рассчитана, например в ФРГ, на срок 2-3 года. Общая численность войск альянса уже в мирное время многократно превосходит европейскую группировку ВС России. Двадцать процентов войск НАТО в Европе уже сегодня находится в 800 км от экономического центра России, а для создания боеспособной стратегической группировки “первого броска” с участием многочисленных партнеров достаточно 2-3 месяцев без всякого отмобилизования. В то же время ВС РФ, сокращенные по “экономической необходимости” к 2010 году будут не в состоянии провести мобилизацию даже в течение года. Поэтому России вряд ли стоит рассчитывать на длительный период предварительной подготовки.
В современых условиях вероятность применения ядерного оружия не столь велика как это кажется. Однако массированное применение хотя бы 50 тысяч (!) крылатых ракет воздушного и морского базирования по военно-экономическим объектам в России будет равносильно нанесению обезоруживающего ядерного удара, а воздушно-космическая операция с применением КР в таких масштабах представляется более чем нереальной. Даже на ранних этапах войны это неизбежно приведет к неуправляемой эскалации военных действий с применением ЯО, а мнение о том, что “новые военные технологии” обеспечат повышение ядерной безопасности и порога применения ядерных сил, в том числе оперативного назначения, представляется не совсем верным.
Впрочем, в условиях тактически грамотного распределения ударов по времени и объектам на территории России дело может просто не дойти до применения ЯО и сухопутных войск. Цели войны могут быть достигнуты нанесения эффективных ударов в ходе весьма специфической по содержанию операции и в результате последующих переговоров на условиях “агрессора”.
Представим себе невероятное: с учетом ТТХ вооружений и противодействия ВС России из 50 тысяч КРМБ, применных в ходе воздушно-космической операции, четверть достигнет целей. Это конечно не 1000 “томогавков” для Югославии, но и Россия не СРЮ. Не вдаваясь в подробности виртуального анализа замысла операции и структуры возможных потерь, можно предположить, что будет поражено от 4 до 12 тысяч объектов экономики, военной инфраструктуры, системы управления и войск.
Предположим, что в результате “преднамеренных ошибок” и в соответствии с целями войны 30% КР и УБ с массой боевого заряда 250-500 кг будет подорвано в административно-хозяйственных густонаселенных и промышленных центрах, а остальные будут применены по войскам, силам флота и по другим военным объектам. При этом безвозвратные потери мирного населения при “средней эффективности” одного боеприпаса составят до 100 человек убитыми и более 300 ранеными. (Вспомним последние терракты в Москве и Волгодонске) Всего - 1,5-1,6 миллиона человек. В войсках потери могут оказаться 600-700 тысяч человек, и до 20-30 тысяч единиц тяжелого вооружения. Можно предположить, что применение обычных боеприпасов повысит потери еще на 20-25%, а если предположить невероятное - применение 100-150 тысяч ВТС, то потери мирного населения могут увеличиться в 2-3 раза. Возможно это и есть “стойкость населения”, жестокость правительства к своей армии при наличии ЯО.
Допустим, что чувствительность населения России к потерям значительно ниже, чем в странах Западной Европы. Но с учетом “побочного эффекта” и преобладания ударов по объектам экономики, 5-8 миллионов убитых и раненных, временная потеря 25-30% экономического потенциала и снижение боеспособности Армии на 50% потребует, не ожидая “критических потерь”, принятия решений о нанесении ответного удара ЯО уже на начальной стадии войны.
Пока представляется невероятным “принятие условий агрессора под угрозой дестабилизации политической обстановки в России”. Даже если параметры операции на Балканах хорошо известны, то ее результаты именно в этом смысле весьма неоднозначно оцениваются аналитиками НАТО, СРЮ и тем более России.
Таким образом, накачка вооруженных сил США дорогостоящим высокоточным оружием к 2015 году представляется таким же тупиком, как и гонка вооружений в прошлом для СССР, а преимущества США при наличии ядерного оружия в двадцати странах мира, так же как мысли о хирургически точных ударах и адекватных действиях не более чем блеф и в ближайшие 25 лет вредные для реальной стратегии России заблуждения.
На Востоке ситуация будет не менее сложной, но по иным причинам. Если отбросить в сторону вполне возможную “добровольную ликвидацию российского военного присутствия” от Забайкалья до мыса Дежнева, то попытки удержать регион в орбите российского влияния силой представляются бесперспективными и, более того, обреченными на неудачу в силу несопоставимости ресурсов современной России и КНР, а возможно Японии при поддержке США. Для России положение усугубляется опасностью ведения войны на два фронта и необходимостью формирования совершенно новой оборонительной идеологии с позиций слабейшего.
Иллюстрировать ситуацию на Дальнем Востоке расчетом потерь при десятикратном превосходстве противника на стратегическом уровне при равном качестве обычного вооружения просто не имеет смысла. Напрашивается мысль о необходимости прямого повышения ресурса на ДВ и разработки новой стратегии применения ОТЯС, СЯС и группировки сил общего назначения.
Ситуация в Центрально-Азиатском регионе при наличии трудно доступной “буферной зоны”, естественно прикрывающей “мягкое подбрюшье” России, представляется не столь угрожающей. Следует учесть наличие своеобразного “бронежилета” из пояса северных, пока еще русскоязычных областей Казахстана, способных не только принять, но и пополнить войска передовой группировки ВС РФ в стратегическом предполье. Но это не означает, что нашими вероятными противниками и их союзниками Сибирское направление рассматривается как бесперспективное. Например, защиты американских интересов военной силой для отражения атаки с Юга в отсутствии дееспоробной и управляемой “союзнической силы” на территории Сибири.
Можно сколько угодно говорить о партнерстве ради мира, о необходимости обеспечения экономической безопасности за счет снижения расходов на Армию и Флот. Но парадокс ситуации в целом заключается в том, что в будущем России потребуется содержать две стратегические группировки СОН для ведения операций совершенно разного характера. Создать их при современном ресурсе и качестве ВВТ весьма сложно. Более того, при растянутых на 9000 км коммуникациях на пустом месте и даже с учетом маневра по кратчайшим внутренним операционным направлениям почти невозможно. Поэтому на Европейском ТВ необходимо ориентироваться на содержание стратегической группировки для отражения массированных ударов ВТС в рамках проведения воздушно-космической операции против НАТО. На Востоке, как минимум содержать группировку разнородных сил в готовности к ведению сдерживающих действий ограниченными средствами с применением тактического ядерного оружия.
Возможно, что по месту проведения могут поменяться на прямо противоположные приоритеты операций, характер, содержание и цели боевых действий. Не следует забывать, что в мирное время потребуется создание стратегических резервов СОН, в том числе для выполнения задач прикрытия на ЦА стратегическом направлении.
Очевидно, что для оборонной политики ядерная составляющая ВС РФ в любом случае до 2025-2030 года будет иметь решающее значение. И не только как фактор сдерживания агрессии, но и как возможность ее реального пресечения на приемлемых или даже выгодных для России условиях. Для решения проблем безъядерной войны в любом из вариантов в ближайшие 10-15 лет необходимо сохранить боевой потенциал сил общего назначения на достаточном уровне за счет модернизации (тем более при условии сокращения численности тяжелых вооружений РФ в 2-3 раза). Но к 2025 году потребуется повысить боевой потенциал СОН как минимум в 3-4 раза за счет перевооружения на качественно иные чем “современные” средства вооруженной борьбы.
В этом еще одна дилемма выбора приоритетов развития видов ВС РФ.
Но возможно ли это при современном состоянии ВС и оборонно-промышленного комплекса?
Некоторые особенности войн для России в будущем
Нельзя не учитывать то, что вполне вероятно развитие событий в худшем варианте и проявление прямой военной угрозы развязыванием на территории России двух-трех военных конфликтов. Они могут быть связанны общей логикой гражданской войны, в том числе инициированной извне. В такой войне применение ядерного оружия для достижения военных целей будет просто “немыслимым и аморальным”, а военные действия приобретут черты “специальной операции” и будут носить характер затяжной “войны малой интенсивности”. По напряжению экономики, временному и пространственному размаху, по масштабам и характеру применения СОН, для России такая война будет вполне сравнима с “региональной обычной войной”.
Возражения в плане того, что “для гражданской войны в России нет социальной базы” не могут быть приняты как основательные. В условиях дальнейшего обнищания и расслоения общества она с неизбежностью появится, а состояние управляемой нестабильности будет подогреваться на протяжении десятка лет. Не исключено локальное применение ВТО или косвенное участие в такой войне США. Цели войны будут немедленно обоснованы, а соображения о благоразумии будут отброшены, так же как планы ведения “малых войн” роботизированными малочисленными армиями, так же как хирургические удары” миротворческие и прочие “гуманитарные” операций в духе американских технически продвинутых кинобоевиков.
Следует заметить, что террористический характер “наступательных действий”, предпринятых коалицией стран в 1991 и НАТО в 1999 году, как и стратегия победоносной войны при эффективном и решительном отпоре со стороны объекта агрессии (например России) может не оправдать ожиданий Запада. Тем более, если в основе осуществления реальной военной стратегии России вплоть до середины 21 столетия останется принцип ядерного сдерживания и явно выраженное намерение применить ЯО в чрезвычайных для РФ ситуациях первыми.
Можно согласиться с тем, что существует тенденция “профессионализации армии”, и следует добавить, что проявляется опасность неизбежного падения боевого потенциала СОН и резкого сужения мобилизационной базы до 25-30% от потребного по каждому из определяющих возможности ВС показателей. Тем не менее, нельзя отвергать профессионализацию ВС, но необходимо готовить их к развертыванию массовой и по возможности современной армии военного времени. Принципы стратегического и мобилизационного развертывания, как и заблаговременная подготовка ВС к войне должны остаться в силе. Именно это существенным образом может повлиять на характер войн в первой четверти 21 столетия
Это не значит, что нужно превращать страну в военный лагерь.
Но последние 15-20 лет показали, что применение “новых средств и новых военных технологий” в новых условиях по существу нивелировало математически обоснованное полстолетия назад и хорошо известное специалистам в области ядерной стратегии понятие - “уровень критических потерь”. Отчасти это произошло путем ужесточения войны против населения и достижения политических целей террором с применением регулярной военной силы.
Нет сомнения в том, что это и есть основа “тонких военных технологий будущего”, к применению которых страны НАТО “будут полностью готовы к 2010 году”. Но для этого НАТО не нужно 200 тысяч КРМБ (именно такое количество прогнозирует В. Слипченко). В следствие недостаточных для анализа данных, применять формальные (математические) критерии для оценки характера войн шестого поколения пока представляется не вполне корректным. Тем более было бы неверным делать поспешные выводы о характере войны на основе опыта дозированного применения ВТО или опыта проведения контртеррористической операции. И это не смотря на то, что “только 300 КР все решили в войне против Ирака”, а корпусная операция в ЧР представляется как явление вселенского масштаба и способ решения проблемы на Кавказе.
Сегодня для принятия безошибочных решений представляется важным выстроить прежде всего общую “идеологию контрвойны для России” на основе логических критериев и здравого смысла. Именно общие подходы здесь более всего уместны. Но они не имеют прямой связи с ортодоксальной военной наукой, которая в принципе все давно разложила по статьям “Основ” и уставов. Поэтому исследователи погрязли в самокопании, мучаются терминологической тарабарщиной и естественно страдают научным бесплодием.
Выскажу кощунственную для корифеев мысль: как это ни странно применение термина “идеология войны” в рамках общих рассуждений для принятия решений не только допустимо, но и оправдано практикой стратегического планирования и десятилетними бесплодных попыток найти методологическую базу реформ ВС России.
Можно было бы привести весьма показательные в этом смысле примеры. Но по известным причинам в публичной статье следует ограничиться именно этими общими (по примеру уважаемого профессора В.И. Слипченко) соображениями относительно характера будущих войн для России в первой четверти 21 столетия.
Нет сомнения в том, что характер войны будущего, безусловно, будет определяться состоянием современного “российского общества”, НАЛИЧИЕМ ИЛИ ОТСУТСТВИЕМ НАЦИОНАЛЬНОЙ ОБОРОННОЙ ИДЕОЛОГИИ сегодня, верного понимания военно-политической элитой как минимум старых истин (одна из них девиз НВО) и задач Армии.
С точки зрения исследования характера будущей войны для России имеет существенное значение общий замысел осуществления стратегии обороны, имеет значение идеологическая сторона дела, и как бы отходит на второй план экономика. Но эти соображения уместны только в том случае, если мы, ныне живущие, твердо намерены обеспечить безопасные условия обитания последующим поколениям единого народа на территории суверенной России.
Это “нелюбимая для романтиков от демократии тема”, отдающая патриотической риторикой. Не буду возражать.
Действительно, с учетом всех факторов, в том числе наличия или отсутствия оборонной политики и ее устойчивой идеологической основы в населении, изложенное - “наиболее общие соображения”. Но эти соображения, порождение недиалектических мозгов, на мой взгляд все же имеют прямое отношение к задачами обеспечения военной безопасности в будущем и не лишены смысла для формирования нормальной “идеологии будущей войны”.
| 
Власть
