год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Возможные выводы и рекомендации относительно проведения в России военной реформы должны делаться и даваться только с учетом существующих жестких реалий и ограничителей. Тогда реформа не будет вырождаться в пропагандистскую кампанию, в элемент легковесной публичной политики. Ведь неверный шаг при ее осуществлении не только стоит огромных средств, он нервирует армию, дает нечистоплотным людям в армии и ВПК, в СМИ и политических структурах "повернуть" любые мероприятия на пользу своих, не отвечающих интересам государства целей.

При этом следует сказать, что за последнее время в самой России сложился достаточно благоприятный общественный фон для проведения реформы. Общество вроде бы наконец освободилось от навязчивой идеи развала государства, этой "первопричины" всех наших проблем. В сознание общества возвращается понимание значения силовой сферы как важного аспекта всей жизнедеятельности нации и государства, обеспечения национальной безопасности, а отнюдь не как "подавителя свобод" и "нахлебника". В более узком смысле, относительно собственно военной сферы, произошли также изменения во взглядах и умонастроениях. Резко обострила армейскую проблему Чеченская война, показав весь "букет" пороков в армии и обществе, в области управления, взаимодействия армии и других силовых структур между собой и с обществом, провалы в сфере информационно-пропагандистского обеспечения и т.д. Хотя пока, признаем, еще не удалось в достаточной мере получить кумулятивный эффект и сфокусировать силы общества на поддержку военной реформы.

Однако уже сегодня военная реформа проводится не как словесный флер накануне вступления России в очередную международную организацию или перед очередной встречей на высшем уровне, не как демонстрация ее демократичности и цивилизованности (именно в таком ущербном понимании) перед мировым сообществом, а КАК НАСУЩНАЯ - И НЕИЗБЕЖНАЯ - НЕОБХОДИМОСТЬ. Иными словами, очень многие поняли, что и в военной сфере ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ.

Между тем, экономическая ситуация в стране, сложившаяся после "17 августа" (собственно говоря, рубеж 17 августа только подвел жирную черту под теми нарастающими кризисными явлениями, которые имели место в России все последние годы), накладывает на осуществление военной реформы все более жесткие ограничения.

Уже сейчас ясно, что в проведении военной реформы, ее темпах и содержании, кое-что, если не многое, подлежит пересмотру. Как в силу изменяющейся обстановки в мире, вокруг России, замедления темпов ее интеграции в мировое сообщество (по разным причинам), так и, в гораздо большей степени, по причине крайне ограниченных и все сокращающихся ресурсов на ее проведение, особенно обозначившихся в ходе нынешнего финансово-экономического кризиса. Отсюда - необходимость уточнения в задачах и приоритетах реформы, необходимость "маневра на марше". Оценки показывают, что 1999 год будет очень сложным в экономическом и социально-политическом отношении для России, еще более трудным окажется 2000 год - год президентских выборов.

Оказалась под большим сомнением возможность финансирования армии и ВПК даже в самых скудных пределах. Это, например, относится к увеличению в 1,8 раза выплат по содержанию военнослужащих, которое должно произойти в 1999 г. В высоких коридорах власти идет перманентная дискуссия о том, какова минимально приемлемая доля военных расходов в ВВП страны. Разговор обычно идет об интервале, "вилке" между 2,6% первоначально предложенных Правительством (именно эту цифру в бюджете министр обороны РФ И.Сергеев назвал "смертельной" для армии) и 3,5% "по указу" Президента РФ. Правда, в середине января 1999 г. Е.Примаков уже говорил о возможности доведения оборонного бюджета до 3,8% от ВВП.

По словам же председателя Комитета Госдумы по обороне Р.Попковича ВС "придется бороться" только за 114 млрд. руб. бюджетных ассигнований (в ценах декабря 1998 г.), что составило бы фактически 2,9% от ВВП и менее 60% по сравнению с ассигнованиями (после секвестра) на оборону в бюджете 1998 г. Минимальная же потребность ВС в 1999 г. оценивается, по словам Р.Попковича, не мене чем в 140 млрд. руб. (запросы МО РФ - 162 млрд. руб., в том числе по долгам предыдущих лет и защищенным статьям военной реформы - около 55 млрд. руб.). В ходе обсуждений в Госдуме (конец января 1999 г.) однако речь шла о значительно более скромных показателях, возможно не превышающих 95 млрд.руб., то есть 2,6% от величины ВВП.

Практика последних лет говорит о том, что ВС РФ получают не более 2/3 от первоначально запланированных ассигнований (в 1998 г. утвержденный - до секвестра - оборонный бюджет равнялся половине запрошенного МО РФ, а по итогам года ВС в лучшем случае получат четверть запрошенного и 2/3 секвестированного бюджета). Ну а ВПК и военным НИОКР в этом случае достанутся вообще "крохи". Что же будет в реальной жизни, с учетом разговоров о "нереальном бюджете" и инфляции, превысящей обещанные 30-35% в год по крайней мере вдвое, можно только гадать.

Мы готовы согласиться с теми экспертами, которые считают, что Бюджет-99, в том числе его оборонную составляющую, следует рассматривать в первую очередь как общую схему, определяющую основные соотношения и параметры (и в этом смысле вполне пригодную). Именно в этом качестве, но отнюдь не как "конечную фиксацию" всех абсолютных показателей, тем более с учетом оговорок и пояснений, сделанных нами выше.

Таким образом, должно быть совершенно ясно, что успех или неуспех российской военной реформы зависит от множества факторов, выходящих далеко за ее непосредственные рамки. В условиях неполучения Россией внешних займов и развала внутренней кредитно-финансовой системы, стагнации экономики, волюнтаризма в налоговой сфере - основным, к сожалению, источником реального дополнительного насыщения бюджета на перспективу может оказаться выведение "из тени" средств теневой экономики. Согласно мнению многих зарубежных аналитиков, по достижении теневой экономикой 50-процентного рубежа во всей экономике последняя теряет стимулы к производительной деятельности, впрочем как теряет их и государство в лице чиновничества. Начинается перманентная стагнация, затем коллапс, хаос, дестабилизация, в том числе политическая. Некоторые вполне развитые страны, в том числе европейские, в относительно недалеком прошлом подходили на достаточно близкое расстояние к данной черте и, заглянув в пропасть, сделали соответствующие выводы, используя весь арсенал имеющихся у них средств.

Между тем, ситуация в России сегодня является именно таковой. А без минимальной экономической и политической стабильности, без устойчивого экономического роста хотя бы в 2-3% в год, без сбора налогов на уровне 60-70%, особо подчеркнем это, невозможен выход России из кризиса. Без этого, само собой, невозможно и осуществление реальной военной реформы. И у российского руководства, левого или правого, доброго или злого, практически нет и не будет возможностей для маневра, кроме как избрать путь наведения порядка и решительного прекращения правового беспредела, в том числе и прежде всего в экономической сфере.

Возможно ли существенно повысить эффективность реформы? Разброс мнений велик. Некоторые специалисты считают, что без серьезных дополнительных вливаний, в том числе крупных инвестиций в ВПК, это сделать невозможно. Другие гораздо более оптимистичны, и на наш взгляд этот оптимизм имеет достаточные основания (и обоснования) - российская оборонная сфера может и должна не только выжить, но и осуществить заделы на будущее. В этом плане подчеркнем, что у оборонного комплекса РФ, по нашему мнению, имеются определенные резервы для повышения эффективности его деятельности даже в условиях крайне ограниченных и все сокращающихся ресурсов. Но для этого необходимо проведение жесткой инвентаризации целей и задач реформы, очередности их выполнения, с концентрацией на ключевых направлениях и закреплением уже достигнутых успехов на определенных рубежах.

Прежде всего, это организационная сторона дела. К оборонной сфере вполне применима, например, аксиоматика футбола: "порядок бьет класс". Недостаток средств и исполнителей может быть компенсирован, хотя бы частично, а то и с лихвой, верно подобранной мотивацией, в первую очередь моральной, а также "организацией игры". Известный эксперт в области обороны и национальной безопасности А.Владимиров считает, что при оптимизации целей и средств, сроков и траектории военной реформы, правильном выстраивании приоритетов и акцентов осуществление реформы в РФ может быть и достаточно эффективным, и экономичным по затратам. Причем реформа может состояться только в том случае, если концепциям и директивам на макроуровне будет соответствовать четкая и кропотливая работа на всех ее соответствующих "этажах".

Так, по мнению специалистов, необходимо приоритетное и первоочередное реформирование именно тех разделов оборонного комплекса, не реформировать которые в настоящее время категорически нельзя и от которых прежде всего зависят состояние обороноспособности и сохранение и поддержание сферы военной безопасности РФ на должном уровне. В частности, это касается сферы управления, информации, разведки, обработки данных и т.д. Подчеркнем, что именно этот вопрос является ключевым в новых и новейших программах развития оборонной сферы США, несмотря на то, что у американской стороны уже сегодня на данном направлении деятельности имеются очень серьезные успехи, не сравнимые, например, с состоянием дел в оборонном комплексе РФ, за отдельными исключениями.

При планировании всего комплекса военной деятельности РФ, как и при создании перспективных образцов вооружений, необходимо решительно отказываться от симметричных, тем более зеркальных ответов на те или иные вызовы. Это может в ряде случаев дать очень существенную экономию средств без каких-либо потерь для обороноспособности страны. Правда, Россия уже и не в состоянии играть в подобные игры, но они все еще находят свое проявление в "авианосных мечтах", в симметричной структуре российских и американских СЯС и т.д.

Необходимо оптимизировать процесс замены находящихся на вооружении ВВТ, включая всю цепочку разработки, производства и закупок ВВТ для оборонных нужд. Неоптимальные варианты, особенно при их сверхвысокой стоимости, не только отрицательно влияют на качество военной безопасности страны, но и по сути намертво блокируют любые альтернативные варианты - на них не остается ни времени, ни средств, ни внимания заказчиков и пользователей, ни энтузиазма разработчиков.

Не подлежит сомнению, что необходимо переоснащение ВС новыми типами вооружений и военной техники. В то же время на вооружение должны приниматься ТОЛЬКО те типы и образцы военной техники, снаряжения, оборудования, которые дают существенный качественный прирост в боевых возможностях, возможностях управления, снижают эксплуатационные расходы, задействование персонала и т.д. Это важно с учетом того, что любое переоснащение, как правило, является крайне дорогостоящим мероприятием, особенно в масштабах российской армии. Так, даже для принятия на вооружение новых индивидуальных стрелковых средств необходимы существенное совершенствование и изменение многих видов инфраструктуры и "смежных" вооружений, включая, например, БМП, создание новой производственной инфраструктуры, мощностей и т.д.

В этом смысле значительно более продуктивный путь, по крайней мере на данном этапе реформы - максимальное использование модификационного ресурса вооружений и военной техники, в плане осуществления их модернизации, продления сроков эксплуатации, стандартизация узлов и вооружений, развитие многофункциональных типов и образцов боевой техники, оборудования, оснастки, повышение качественных параметров за счет "доводки" тех элементов и узлов, которые сегодня "сдерживают" систему оружия в целом на более низком уровне. Например, в авиации - это двигателестроение, производство авионики и т.д. Есть и вообще, на первый взгляд, "простые" решения - попытка обеспечения эффективного ведения огня "с тыла" самолета, компенсируя тем самым проблемы по маневренности (у самолета МиГ-29 СМТ), что может внести определенные коррективы и в саму тактику ведения воздушного боя. Подобные шаги могут не только снизить стоимость деятельности ВПК, но и, как бы перепрыгивая через ступеньку, избегать создания образцов техники с "промежуточными" свойствами. Подробнее проблемы повышения эффективности российского ВПК и меры по предотвращению неоптимальных и просто ошибочных решений будут рассмотрены в разделе 8. И уж конечно продекларированные задачи экономии средств в ходе военной реформы не должны вырождаться в прямо противоположные, с превалированием затратного принципа, в том числе бесконтрольного разбазаривания средств, принятия к исполнению грандиозных программ (в ходе которых к тому же многое прилипает к нечестным рукам) как результата лоббирования, что имело бы мало общего как с интересами государства и общества, так и с интересами собственно оборонного комплекса и вооруженных сил. А то, что в современной России элементарная глупость, профессиональная несостоятельность и злоупотребления более чем возможны, говорит хотя бы пример из "гражданской" жизни по проталкиванию программы высокоскоростной магистрали Москва-Ст.Петербург, с недостоверной, а то и просто фальсифицированной экономической и экологической экспертизой, ее лоббированием в высших эшелонах российской власти, привлечением недостаточно опытных и нечестных западных партнеров. Все это уже "увело" миллиарды долларов из скудного российского бюджета на заведомо неэффективные, убыточные, экологически пагубные проекты. К сожалению, в современной России часто на первом месте - личная и групповая корысть, некомпетентность, популизм, гигантомания, голый, ничем не прикрытый карьеризм, а где-то на заднем плане (зачастую, кстати, как помеха) - интересы государства, общества, "дела". И не хотелось бы, чтобы военная реформа в России, даже в отдельных своих проявлениях, показала бы примеры подобных подходов.

Мы нисколько не ставим под сомнение необходимость исправления допущенных ранее, в том числе и в ходе переговоров с США, просчетов и перекосов в строительстве российской ядерной триады на перспективу. Но, на наш взгляд, требуется серьезный разговор по проекту создания Объединенного главного командования стратегических сил сдерживания (ОГК ССС). Это мероприятие, особенно на первых порах, может стать очень затратным, несмотря на выдаваемые авансы. И его сегодня просто "не потянуть" в полном объеме по финансовым причинам, а вот привести к сумятице и снижению управляемости и боевой эффективности это вполне может. Да и заявленная экономия средств (до четверти всех расходов на СЯС, в том числе в сфере управления, в процессе разработки и производства новых образцов вооружений), скорее всего, будет получена (если получена) лишь в перспективе.

Серьезного обсуждения требует дальнейшая судьба воздушного компонента СЯС. Подчеркнем, что этот компонент в российских условиях, с учетом необходимости его коренной модернизации и "достройки" (по договору СВН-2) может оказаться очень дорогостоящим. Однако его функции могут в будущем не только сохраниться, но и расшириться, с учетом достаточно высокой гибкости СЯС воздушного базирования в военном и политико-дипломатическом плане, в русле общего расширения возможного функционального использования Россией СЯС как средства сдерживания. Гибкость СЯС воздушного базирования является наиболее выигрышным свойством, особенно с учетом и в случае резкого ухудшения геополитической "среды обитания" России, а также по мере дальнейшей деградации "обычного" компонента ВС на ряде театров, с учетом ограничений для России по ряду классов ракетно-ядерного оружия.

Не вызывает сомнений перспектива усиления главенствующей роли в триаде СЯС сухопутно-наземного компонента - РВСН как наиболее "дешевого", на данный момент наиболее защищенного от потенциальной ПРО (в случае ее создания и развертывания), функционально наиболее пригодного. Однако, на наш взгляд, эта приоритетность РВСН во всей системе СЯС может и должна быть обеспечена и достигнута без дорогостоящих амбициозных структурообразующих изменений и перестроек.

Не можем не коснуться панических заявлений о "скором и неизбежном" развале российского ракетно-ядерного щита. Там, где для его функционирования делается мало (или ничего не делается - этот же подход мы видим в отношении отдельных регионов, предприятий в нашей повседневной жизни), там все рушится "само собой", под дуновением ветра. Там же, где стиснув зубы, борются за "плавучесть-живучесть" - там ситуация иная. Это наверняка касается и сроков эксплуатационных ресурсов многих "приговоренных" к ликвидации ракетных систем и комплексов.

Что касается морского компонента СЯС, то в отношении его как ведущего во всей сфере ядерных сил сдерживания РФ, на который, по соглашению с США, должно приходиться до половины стратегической ядерной мощи России, высказываются самые разные суждения. Прежде всего, это очень капиталоемкий компонент, с учетом необходимости обеспечения его сложной инфраструктурой, зачастую удаленной от основных баз снабжения (особенно это касается ядерных сил на ТОФ), требующий целого веера также очень дорогостоящих средств обеспечения и прикрытия.

Высока стоимость разработки и производства подводных атомных крейсеров (примерная стоимость системы "Юрий Долгорукий", без оснащения основными вооружениями - до 3 млрд. долл.), особенно при их неизбежной малосерийности на перспективу. Высока и стоимость их выведения из боевого состава, хранения и демонтажа, в том числе стоимость обеспечения ядерной безопасности и минимальных экологических требований, которые будут на порядок более жесткими в будущем (и предполагающими наличие соответствующих финансовых и материальных средств). Только на хранение списанных АПЛ сегодня уходит 15% бюджета ВМФ РФ. В целом, по оценкам, морской компонент СЯС, в "удельном исчислении", в несколько раз дороже наземного.

Кроме того, в свете проводимых в США и других странах Запада работ по созданию средств ПРО ТВД следует указать, что наиболее эффективен перехват на начальных фазах полета ракет и наиболее возможен он именно для ракет морского базирования. При этом, подчеркнем, что ПРО с такими свойствами можно попытаться сделать, формально даже не выходя за рамки соответствующего советско-американского Договора по ПРО от 1972 г. и достигнутых уже в 90-е годы договоренностей по техническим вопросам ПРО.

Многое говорит за то, что в Договор СНВ-2, предложенный к ратификации российскому федеральному собранию, необходимо внесение определенных поправок и дополнений, уточнений. И дело не в огульном противодействии "давлению США", "слепому копированию американской структуры СЯС", прочих "ни шагу назад". Предложенная к ратификации структура СЯС, тождественная или зеркальная для России и США, не отвечает российским экономическим возможностям, военно-политическим и стратегическим интересам. Особо подчеркнем, что строительство, обновление, трансформация СЯС по достигнутому сценарию потребует огромных средств, огромных усилий всей страны. Это к тому же крайне инерционный процесс, поэтому, особенно в условиях жестких, жесточайших финансово-экономических ограничений, любая ошибка в определении оптимальной структуры СЯС и оптимальной траектории их развития будет иметь самые серьезные последствия не только для военно-политической, но и для экономической безопасности России.

В то же время мы настоятельно подчеркиваем, что, даже с учетом проводимых в США предварительных работ по ПРО различных функциональных уровней общей стоимостью несколько млрд. долл. в год, Россия может, без ущерба своему политическому статусу ядерной сверхдержавы и без ущерба своей национальной безопасности в плане осуществления функций эффективного стратегического сдерживания с использованием СЯС, достаточно успешно "торговать" своим великим военным наследием. С получением соответствующих политических и экономических дивидендов (не так, как это было с роспуском ОВД и с "бегством" из Германии) или по крайней мере с выигрышем времени на преодоление глубочайшего системного кризиса в России, в том числе в оборонной сфере. Мы настаиваем на том, что даже с учетом всех вышеотмеченных факторов Россия может идти и на более глубокие сокращения СЯС, чем по договору СНВ-2, до примерно 1,0-1,5 тыс. боеголовок, однако при условии, что не будут нарушены рамки Договора ПРО в его расширительном толковании, в структуре СЯС приоритет будет отдан силам наземного базирования - РВСН, сами ракетные средства не будут пока всецело сведены к на порядок более уязвимым моноблокам, а окончательное выполнение СНВ-2 будет отодвинуто на более поздние сроки.

Безусловно, договоренности с США, принятые в период "медового месяца" российско-американских отношений, будет очень трудно подвергнуть пересмотру, особенно с учетом труднейшего финансово-экономического положения России, ее критической зависимости от внешнего, в том числе американского, продовольственного, финансового, технологического рынка и т.д. Поэтому в неизбежном торге с США придется пойти на определенные уступки, полагаясь при этом все же и на здравый смысл американской стороны, не заинтересованной в том, чтобы загнать Россию в экономический, стратегический, геополитический угол. При этом необходимо максимально использовать нынешний глобальный геополитический ландшафт, позиции в котором у США, несмотря на разговоры о единственной сверхдержаве, однополюсном мире, на бряцание оружием, весьма уязвимы. Что объективно дает повод как партнерам, так и оппонентам проявлять настойчивость при ведении переговорного процесса с США, включая и вопросы взаимных военных сокращений.

В ходе военной реформы неизбежно встает вопрос о соотношении и конкуренции различных видов деятельности, видов и родов войск - и ассигнований на них. В этом отношении особый вопрос - о судьбе Российского флота. ВМФ - это не просто вид ВС, он имеет важнейшее государствообразующее значение. Но всегда ли ПРЕВОСХОДСТВО на море, эффективность выполнения соответствующих задач должны измеряться ПРИСУТСТВИЕМ на море, тем более сегодня, в эпоху качественно новых военно-технических решений, кардинальных изменений в подходах к осуществлению военно-морской деятельности?

Для ВМФ РФ необходимо найти свою нишу в структуре обеспечения военной безопасности России, а она очень значительна - это контроль за "ближними" морями и предупреждение военной экспансии с морских направлений, обозначение российского присутствия, несение охранительных функций в российской экономической зоне, а также задействование в качестве элемента триады СЯС. И для этого не обязательно сверхприсутствие на море или, как в свое время, "погоня СССР", по словам К.Грея, за 600-корабельным американским флотом.

Что очень важно для флота с геополитической точки зрения - это обозначение российского присутствия в местах его базирования, с этой точки зрения все четыре флота, особенно ЧМФ и БФ, играют самую важную роль. В то же время, как сегодня стало ясно, задачи "присутствия в любой точке мирового океана", в том числе для противостояния потенциальному противнику, проецирования силы перед российским ВМФ не стоят и не будут стоять в будущем.

Вызывает большие сомнения возможность "межтеатрового маневра" сил ВМФ, с учетом нашей военно-морской "политики с географией" и современных способов ведения противокорабельной борьбы. Все четыре российских флота имеют очень большие (даже ТОФ) проблемы с выходом в мировой океан, а с потерей Южных Курил и для ТОФ эти возможности могут оказаться еще более ограниченными.

Что касается попытки "пугания" США и Великобритании приведением нашего флота в состояние повышенной готовности, то такая "демонстрация решительности" и "объявление готовности" ( и даже их словесная имитация) является сегодня контрпродуктивной. На Западе давно ждали (и дождались!) таких грозных заявлений со стороны России для оправдания своей необузданной политики. Это дало только отрицательный политико-дипломатический результат, сторонники же глубоких сокращений ВМФ РФ получили дополнительные аргументы своей правоты.

Обращаясь к функции ВМФ по поддержанию коалиционного взаимодействия, можно сказать - она сегодня для России имеет весьма ограниченное значение. Что касается миротворческих функций, то Россия вряд ли захочет и будет в состоянии держать крупный океанский флот, в том числе авианосный, для осуществления именно и в первую очередь миротворческих операций ("миротворцы", похоже, и без России вполне "справляются" в Боснии, Косово, Ираке). В свое время ФРГ выделяла два тральщика для этих целей - и России для этого не нужно держать "под парами" десятки кораблей и ПЛ.

Так что необходим коренной пересмотр подхода к оценке роли и места флота, береговой службы в конкретно-исторических российских условиях (время "великих открытий" прошло!). Без потери, заметим, в статусности ВМФ и в его функциональной значимости в деле обеспечения военной безопасности России, а также без утраты важнейших свойств и качеств, присущих данному виду ВС. То есть структурная перестройка ВС в отношении ВМФ вовсе не обязательно должна сопровождаться словами известной песни "ах если б вам ходить по суше, да только ленточки носить".

Впереди у ВМФ РФ - дальнейшие сокращения, качественное совершенствование, наращивание оснащенности современным сверхточным и мощным вооружением с большой дальностью поражения, вытеснение "дредноутов" высокоскоростными, сравнительно маломерными, "незаметными" плавсредствами новых поколений, обладающими высокой огневой мощью и т. д.

В 1998 г. вполне правомерно было принято решение о сокращении расходов на морскую компоненту военной мощи России (в силу известных геополитических реалий и ограниченных экономических возможностей России), с 23% до 10-15% от общей суммы военных расходов страны. Однако, похоже, уже возобновились дорогостоящие "игры" с авианосным флотом, ВПК получил новые заказы на самолеты палубной авиации. Последнее можно объяснить, скорее всего, лоббированием в высших эшелонах российской власти интересов отдельных военно-промышленных фирм, видов и родов вооруженных сил. Между тем, напомним, что например, в США создание, оснащение, эксплуатация в течение десяти лет только одной авианосной группы стоит порядка 50 млрд. долл.

В ходе реализации реформы в РФ меняются некоторые конкретные акценты, вроде бы давно устоявшиеся взгляды. Важно, например, сознавать, что в обозримой перспективе одним из главных предметов исследования и планирования деятельности для оборонной сферы РФ будут конфликты малой интенсивности. Причем не в ближневосточном варианте в исполнении американцев - "Hitch-and-run", нам будет куда ближе югославский или северокавказский "тягучий" вариант. Отсюда - все более важное значение в плане практической организации военной деятельности "на местности" будут иметь структуры типа "объединенных территориальных командований" (регионов, направлений).

Это позволит не только сократить расходы (например, совместить тыловые службы), но и повысить функциональные возможности, расширить рамки комплексного, комбинированного взаимодействия и повысить управляемость. Особенно там, где угрозы и соответственно формы военной деятельности носят постоянно-предсказуемый во времени, "позиционный" характер, а не являются по преимуществу "вечным десантом", как у США. Корень этих различий - в разнице в геополитическом положении и задачах военной деятельности России и США, особенно на современном этапе (США - в ежеминутном подтверждении своего статуса единственной сверхдержавы, Россия - в осуществлении "стратегической позиционной обороны"). То, что на Севере, Северо-Западе России, в Калининградском районе, на Дальнем Востоке дело идет к формированию таких комбинированных структур, говорит о том, что деятельность осуществляется в правильном направлении.

Именно геополитические размеры России (один только Центральный район России - это почти территория Франции) остро ставят проблему управляемости ВС в пространстве, их "врастания в местность" и, с другой стороны, их мобильности. Например, объединение округов, в частности, Сибирского и Забайкальского, расширение зоны контроля ДВО, особенно с учетом того же пространственного фактора, могут поставить трудноразрешимые вопросы. Когда некоторая экономия (30-50 млн. руб., и то в перспективе) для объединенного Сибирского округа на управленческих расходах способна отрицательно повлиять на функциональные возможности и саму управляемость, в том числе и по чисто географическим причинам, не говоря уже о технических.

Что касается мобильности войск, их переброски на угрожающие направления в приемлемые сроки, то эти возможности сегодня в целом на порядок ниже, чем во времена СССР, при весьма скромных перспективах в обозримом будущем. И данный фактор должен приниматься в особое внимание при постановке ряда военных и военно-политических задач. Поэтому России в обозримом будущем, с учетом характера возможных военных и невоенных угроз, придется держать на угрожаемых направлениях значительные контингенты постоянного присутствия, что предъявляет ряд дополнительных требований в условиях ограниченного финансирования.

На примере деятельности российских силовых ведомств на Северном Кавказе видно, что по сути "вахтовый метод", недостаточные "укорененность", "врастание в местность" резко снижают эффективность силового присутствия. В нынешних условиях более приемлемым (тем более в условиях ограниченных средств) может считаться "смешанный", "территориальный" принцип комплектования и несения службы, особенно на отдельных специфических направлениях, для определенных типов конфликтов, в первую очередь локального и пограничного характера. Например, это может быть связано с задействованием казачьих формирований в качестве вспомогательных "территориальных сил", разумеется, с соблюдением всех предосторожностей, с проведением серьезной подготовительной работы, предохраняющей армию от еще большего проникновения в нее криминала и анархии. У этой проблемы есть и обратная сторона медали. Так, реформирование 14-й армии в Приднестровье, где 2/3 ее состава было прочно привязано к данной территории и поэтому очень болезненно отреагировало на возможные изменения в дислокации, заставило решать много вопросов, в том числе с оружием.

Непосредственно связана с данной проблемой и проблема так называемой "профессионализации армии". Так, отнюдь не только по финансово-экономическим причинам отодвинуты на неопределенное время сроки перехода России на контрактную, "профессиональную" армию. Впрочем, слишком прямолинейная постановка данного вопроса всегда вызывала сомнение у специалистов. Прежде всего такая армия, даже в сокращенном, свернутом формате, в несколько раз дороже нынешней, что ставило много вопросов и до "черного понедельника" 17 августа.

Кроме того, в армии есть сегменты - ракетные войска, ВВС в первую очередь, где армейская служба сегодня (да и в прошлом) в определяющей степени является "профессиональной", кадровой (по сути и по форме комплектования). Чего добились сторонники упрощенной концепции подобной "профессионализации армии", выдвинутой на "огоньковской" заре перестройки, так это увеличения пропасти между армией и обществом, дезориентации и брожения в части армейских кругов, а значит и фактически ЗАДЕРЖАЛИ реформу, если не пустили ее по ложному направлению.

Как для российских экономики и общества вредным, ошибочным оказался тезис о том, что "невидимая рука рынка" расставит все по своим местам (не расставила, точнее, как и кого расставила - сегодня известно), так и подобная "профессионализация армии" (по сути та же концепция псевдорынка, переложенная на мотив "прощания славянки") явилась лишь в лучшем случае революционной попыткой разрушения старого, не думая о том, что можно построить взамен.

Конечно, это вовсе не означает, что Россия не должна рассматривать и критически оценивать опыт других стран в данной области, использовать все самое лучшее и передовое, полезное для армии и общества в целом. Но только с учетом наших российских условий и тех жесточайших ограничителей по экономическому обеспечению любой деятельности, любых реформ, а также сложностей переходного периода, прежде всего в правовой сфере. Что не оставляет места для вульгарного и безответственного экспериментирования за государственный счет и безответственного манипулирования общественным мнением и настроениями в войсках.

Разумеется, есть "ошибки" и "ОШИБКИ". Так, проводя сегодня военную реформу в РФ, важно понимать, что одна из главных на сегодня задач для России в области обеспечения внешней и военной безопасности - выиграть время и не допустить у себя дома экономической и политической катастрофы, пока не будет выработана государственная идеология страны, пока не заработают механизмы по выводу страны из кризиса.

Однако любой выигрыш во времени только тогда принесет пользу, если будет задействован не для продолжения некоторых тупиковых направлений нынешней политики российских реформ, а для существенной корректировки курса, выбора новых ориентиров и осознания реальных целей, возможностей и средств для России по реализации своих интересов (это, кстати, в полной мере относится и к военной реформе). Без всего этого, повторяем сказанное нами в ряде предыдущих работ, даже при условии, что "чудом" удастся осуществить военную реформу, Россия сначала превратится действительно в "Верхнюю Вольту с ракетами", а потом в нее же - но уже без ракет.