год 2010-й - более 30.000.000 обращений

20 июня, в среду, Дума рассмотрит во втором чтении проект УПК – по сути, абсолютно новый кодекс, разработанный специальной рабочей группой под руководством Елены Мизулиной при поддержке группы Козака и политическом прикрытии со стороны президента Путина. Еще зимой мало кто верил в реальность второго чтения, а президент отзывал поправки, передающие судам санкции на аресты и обыски. Ситуация изменилась: важнейшие поправки, уже разработанные группами Козака-Мизулиной, внесены Кремлем, предваряя и сводя к минимуму возможную реакцию. Заседание 20 июня должно пройти достаточно спокойно: Генеральная прокуратура уже проиграла битву за многие свои полномочия. Единственным серьезным компромиссом с прокуратурой и силовыми ведомствами выглядит отказ от создания Федеральной службы расследований. Недавно Борис Грызлов - глава МВД - отодвинул возможное рассмотрение этого вопроса на конец 2003 года.
Как и все сегодняшние глобальные реформы - земельная, РАО ЕЭС, - новый УПК будет в чем-то компромиссным. Сама рабочая группа называет его таким. И тем не менее новый УПК обещает стать важнейшим достижением России послеельцинского периода, без которого продвижение вперед было бы затруднено до крайности. Судебная (конституционная) реформа 1992 года заложила институциональные основы демократического правового пространства. Теперь возможности для их практического применения должны быть радикально улучшены. Павел Крашенинников, куратор комитета по законодательству, характеризует судебно-правовой пакет вместе с УПК как "новый этап судебно-правовой реформы". Значение и глобальный характер первого этапа не следует преуменьшать. Новый этап возвращает многие положения александровской реформы и тем на нее похож.
Новый УПК готовился очень тщательно. Мы ожидаем от него важнейших изменений. Павел Крашенинников, например, говорит, что весь судебный пакет не стоит одной главы нового УПК, настолько он масштабен. Известно, что новый УПК переосмысливает роль прокурора, следователя. Как?
Раньше главной фигурой был прокурор: он осуществлял надзор за всеми остальными государственными органами. Теперь эта функция прокуратуры уходит. Мы разделили процессуальные функции: каждый участник от государства будет отвечать за свою долю полномочий. В течение уголовного процесса в целом прокурор занимается уголовным преследованием, а в досудебной стадии он еще будет надзирать – за органами дознания и следствия. Не за судами, и только в рамках уголовного преследования – то есть прокурор становится стороной обвинения в процессе, а не царящей над всеми фигурой. Прокурор должен защищать тех, кто пострадал от преступления - это он несет обязательства перед потерпевшими, перед гражданскими истцами, он обеспечивает меру безопасности свидетеля, потерпевшего, его обязанность - качественное обвинение, быстрое расследование преступления.
Следователь в нашем УПК – на стороне обвинения. Это неизбежность. Пока следователя нельзя сделать следственным судьей: нет таких возможностей и правовой культуры. Но мы сделали следователя вторичной фигурой по отношению к прокурору: все-таки основные полномочия обвинения у прокурора, и ответственность лежит на нем, а следователь – участник процесса на стороне обвинения. Следователь должен собирать все доказательства, но мы вводим новый институт, позволяющий признавать доказательства недопустимыми и просто исключать их из массива. На такие доказательства нельзя ссылаться сторонам процесса, суду, на них нельзя строить обвинительный приговор. Мы выставили флажки, определяющие, при каких условиях доказательства будут признаны недопустимыми. То же самое сделано и в отношении судьи, и в отношении обвиняемого, потому что обвиняемый и защитник также, к сожалению, могут злоупотреблять некоторыми своими полномочиями.
Выставив такие флажки, мы можем быть достаточно спокойны насчет личных качеств судей, следователей, дознавателей: заложенные правила никак невозможно обойти, их нарушение по нашему кодексу будет слишком очевидно, и сторона имеет возможность сразу их оспорить.
Старый кодекс дает прокурору право опротестовывать решения суда. Новый УПК предполагает только возможность обжалования. В чем разница?
Протест прокурора был обязательным, тогда как жалоба другой стороны могла быть не принята к производству в порядке надзора. Кроме того, протест идеологически давит на судей - к нему суд объективно относится трепетно. Протест рождает некую робость. И мы не только вообще уходим от использования этого термина в понятийном аппарате УПК, но, по сути, меняем ситуацию – прокурор теряет привилегии в надзорном производстве, и суд относится одинаково к обеим сторонам.
Вернемся к следователям. Финальный вариант, видимо, уже не сохраняет положений о Федеральной службе расследований. Насколько критичен вопрос о едином следствии?
ФСР в УПК нет. Это – единственное, от чего пришлось отказаться, потому что все остальные очень важные - с точки зрения Конституции и прав граждан - моменты включены. К сожалению, соединить следствие, сделать его достаточно организационно однородным не удалось, и ФСР пришлось убрать из УПК. Это, конечно, жаль, но я думаю, что через некоторое время, когда начнет действовать новый УПК, все убедятся, что не имеет смысла так разделять следствие. На втором шаге, надеюсь, самостоятельное следствие станет реальностью.
Пока так и не решен один очень важный политический момент: сегодняшний произвол связан с тем, что следователи – а это, как правило, досудебная стадия – подчинены ведомственным интересам. У следователя, вообще-то, должен быть один интерес – это законность и обоснованность его действий, как в Кодексе прописано, а к нему приходит начальник милиции и требует качества, статистики борьбы с преступностью, возбуждения дел. То же самое в налоговой полиции. Что там следствие? Там ему важны законность и обоснованность? Нет – сбор налогов, показатели собираемости, прижать, задушить, и так в каждом ведомстве.
Тем не менее наша схема все равно предполагает разделение следствия и дознания. Дознание в нашем УПК – это упрощенная форма расследования "мелочевки", наиболее простых дел без квалифицирующих признаков. Такие преступления составляют основной массив преступности, в том числе и в России, и они висят на следователе-профи, на "важняке", говоря профессиональным сленгом. Это не дело. Следователи должны профессионализироваться на сложных делах, требующих высочайшей квалификации. Мы вводим очень короткие сроки для дознания - 15 дней с момента совершения преступления до момента его раскрытия, максимум - 30 с учетом возврата прокурора. Наши граждане очень здорово страдают от волокиты по уголовным делам, в том числе и простым. Самые распространенные - кражи на дачных участках. У нас ряд составов вообще мертвые именно потому, что неправильно организовано следствие. Мы хотели унифицировать его через УПК.
Унифицированное ведомство следствия - это очень важно, тем более что в новом УПК мы записали обязательное мотивирование действий и решений: ни судья, ни прокурор, ни следователь, ни дознаватель не могут не мотивировать свои действия. Сегодня принято решение - и ходи гадай, почему оно принято. Легко взять взятку – даже не надо ничего обосновывать.
Вы вводите к тому же институт сделки, также упрощающий производство. В чем он?
Сделка – это бытовой жаргон и одновременно известный уголовно-процессуальный институт. У нас не совсем сделка. У нас это называется: назначение наказания подсудимому без проведения судебного разбирательства в связи с согласием с предъявленным обвинением. Вся конструкция состязательного уголовного процесса предполагает, по Конституции, что сторона обвинения выдвигает обвинение, и сторона защиты возражает против него. Это правда. Но основная масса уголовных дел (и Россия тут не исключение) связана с тем, что обвиняемый, как правило, согласен с предъявленным обвинением. Он только часто не согласен с объемом обвинения. Он говорит: вы мне вменяете, что я столько украл, а на самом деле я украл вот столько. Признание в совершении деяния означает, что спора нет, состязательности нет. В тех случаях, когда обвиняемый не признает свою вину, ему должны быть предоставлены максимальные возможности спора на равных с государством и отстаивания собственной правоты.
Но если он признает вину под весом улик, на месте преступления признает сам факт совершения преступления, это называется бесспорное уголовное производство. Смысл процесса - в том, чтобы наказать виновного, чтобы другим неповадно было, но также чтобы возместить вред потерпевшему. Признание вины выгодно потерпевшему. И если нет состязания - зачем все это громадное судебное разбирательство? Подсудимый заявляет ходатайство, и если потерпевший и государственный обвинитель с ним согласны, то судья назначает судебное заседание в упрощенной форме, с участием одних только сторон. Судья только должен удостовериться, что обвиняемый действительно признал свою вину добровольно. Поэтому признание вины до суда человек должен сделать в присутствии защитника, а затем в присутствии защитника подтвердить судье добровольность своего признания. Тогда размер наказания, назначаемого судьей, не может быть более двух третей от предусмотренного и может быть ниже низшего предела. Посмотрим, как пойдет практика.
Американский вариант не позволяет обжаловать такие приговоры. Мы на это не пошли. Приговор, вынесенный в таком порядке, может быть обжалован в вышестоящий суд. Мы все же запретили обжаловать по фактическим основаниям, связанным с доказательствами, но в части суровости наказания или нарушения процессуального закона обжалование возможно. Все-таки это новый институт, и мы хотели бы сначала посмотреть, как он будет развиваться. Я думаю, что у него будет хорошая судьба, и если первые один-два-три года, покажут, что этот институт хорошо работает, мы готовы внести и иные сокращенные формы производства. Мы их рассматривали.
Такой порядок судопроизводства будет возможен в отношении большого количества преступлений?
Да. Мы ввели эту форму в отношении дел, предполагающих до 10 лет лишения свободы. Это очень много, мы даже выходим на ряд тяжких преступлений.
В том числе убийство.
В том числе. Например, неосторожное убийство, в состоянии аффекта – почему нет.
Еще одна тема: дополнительное расследование, в том числе и после объявления приговора. Сейчас такие факты имеют место.
Исключено. Мы убрали институт дополнительного расследования вообще. Прокуратура к нам по этой части особенно много высказывала претензий, и я предполагаю, что в ходе обсуждения в Думе ряд депутатов потребует возвращения института дополнительного расследования.
Когда суд возвращает дело на дополнительное расследование, тем самым он становится обвинителем и начинает защищать интересы нерадивых следователей и прокуроров. Убирая институт дополнительного расследования, мы заставляем следователя и прокурора вести следствие так, чтобы потом не рассчитывать на палочку-выручалочку суда – мол, сейчас кое-как отправим дело в суд, галочку поставим, а потом суд нам вернет, доделаем. В результате страдает обвиняемый, даже если он виновен, так как это длится годами; потерпевший не может получить возмещения вреда. И страдает общество, потому что функционирует общая система безнаказанности и неверия в правосудие: когда с момента совершения преступления до принятия окончательного решения уходят годы, люди уже забывают, в чем дело, но у них остается осадок, что все впустую. Теперь мы говорим: нет, ребята, вы дело расследовали, отправили в суд, и все: если вы работали некачественно, суд либо прекратит дело, либо вынесет оправдательный приговор.
Наконец-то мы решили проблему надзорного производства. Повторное осуждение, к сожалению, очень распространено. Дело прекращено, или вынесен обвинительный либо оправдательный приговор, но проходит какое-то время – все отменяется и начинается по новой. Это повторное осуждение. Такого уже нет в европейских странах, и наша Конституция запрещает это. Оспаривайте, доказывайте до вступления в законную силу. Особенно это характерно для прекращенных дел: вынесено постановление о прекращении дела, человек себе живет, работает, вдруг - бах! - кому-то в голову ударило. Это издевательство. Мы вводим недопустимость поворота к худшему в отношении вступивших в силу решений – пересмотреть его не в пользу осужденного нельзя.
В чем принципиальное значение перехода санкций на аресты и обыски от прокуратуры в суды?
Это очень важная идея. Это один из старейших институтов, в теории он называется habeas corpus act ("приведи такого-то к судье"). В США 230 лет назад эта норма в Конституции отнесена к числу таких, которые нельзя исправить или отменить ни при каких обстоятельствах, это недосягаемая норма.
Суть ее - в том, что задержанный гражданин, чья свобода насильно ограничена, должен быть сразу доставлен к судье, чтобы иметь возможность заявить свои претензии и возражения. Это институт исключения ошибки, порождающей массу последствий, которые потом очень трудно исправить: человек находится под следствием, начинается психологическое давление, его сажают в камеру. Есть такая психология у человека, что он невольно может заняться самооговором. Не говоря уже об остальных последствиях, когда общество начинает говорить, что не бывает дыма без огня, когда начинают страдать семья и близкие. Такую ошибку надо исключить на первых шагах.
Судебная процедура, в отличие от административной, при всех ее достоинствах и недостатках наиболее открыта и прозрачна для общества и именно поэтому безопасна. Судья все протоколирует, решения судьи проверяются вышестоящим судом, судья не может, в отличие от прокурора, принять решение сам, он обязательно должен выслушать стороны. В условиях, когда наша судебная система стала поднадзорна европейскому суду по правам человека, а европейский суд не подконтролен нашему правительству, и, значит, более объективен, это сплошная гарантия судебной системы, работающая на самого маленького гражданина. Такая судебная система выгодна только гражданам – самым беззащитным, самым невиновным. От судьбы да от тюрьмы не зарекайся. Так устроена процедура подозрения – оно может пасть на кого угодно. Утверждение, что личность первична, проверяется тем, как мы даем санкцию на арест, на обыск, на иные ограничения свободы.
Но еще два с половиной года будет действовать старый порядок?
До 2004 года сохраняется такая ситуация: санкцию будет давать прокурор, но сторона может обжаловать это решение, и суд может признать его необоснованным. Мы подробно прописали процедуру такого судебного порядка рассмотрения жалоб: она больше выдержана в интересах задерживаемого, она прозрачней. И мы предусмотрели, что если судья участвовал в рассмотрении вопроса о законности и обоснованности заключения под стражу, продления сроков заключения, он не может рассматривать это же уголовное дело. Это основание для отвода. Но с 1 января 2004 года все санкции должны выдаваться только судом. До этого времени должны быть учреждены все недостающие должности во всех районных судах.
При этом надо понимать, что у нас 11 видов санкций суда на следственные действия - в том числе контроль переговоров, прослушка. Они вступают в силу с 1 января 2002 года.
Институт залога изменен?
Да. Мы сняли ограничения по залогу в зависимости от тяжести преступления. По любому преступлению может быть внесен залог, в том числе по тяжким и особо тяжким.
Вы отказываетесь от института народных заседателей и вводите суд присяжных?
Мы устанавливаем обязательное участие государственного обвинителя и защитника. Именно поэтому мы можем позволить себе отказаться от института народных заседателей. Он неэффективен, неоправдан, а затраты на него более миллиарда в год. Именно этой суммы недостает, чтобы ввести дополнительные должности судей и предоставить им полномочия по выдаче санкций на арест. С 1 января 2002 года мы отказываемся от института народных заседателей. Одновременно расширяется институт присяжных заседателей. До 1 января 2003 года он должен быть введен во всех субъектах. Когда речь идет о деле, подсудном областному суду, по ходатайству обвиняемого его будет судить либо суд присяжных, либо три профессиональных судьи.
С 2003 года, если я обвиняюсь в преступлении соответствующей тяжести и хочу быть судимым судом присяжных – он мне гарантирован?
Да. При этом с 1 января 2002 года уже будет выбор между одним профессиональным судьей либо тремя профессиональными судьями. Мы также расширяем категории преступлений, которые рассматривают мировые суды – это дела, предусматривающие наказание до 3 лет. Сейчас до 2. И мировые суды должны быть введены во всех субъектах РФ, это тоже очень важно.
Какие еще существенные новации предлагает новый УПК?
Мы вводим новый институт предварительных слушаний. Суд по ходатайству стороны либо по собственной инициативе может до судебного разбирательства провести эти дополнительные слушания при определенных основаниях: когда он прекращает дело, когда он приостанавливает дело, когда решается вопрос о назначении судебного заседания с участием присяжных, или мировым судьей, или в сокращенной форме, когда заявлено ходатайство об исключении каких-то доказательств из совокупности. Когда нужно вернуть дело прокурору. Но это не дополнительное расследование: три дня дается на подготовку в том случае, если дело поступило без обвинительного заключения. Дело возвращается прокурору для пересоставления, когда оно направлено с ходатайством о применении принудительных мер медицинского характера, а из дела следует, что необходимо обвинительное заключение, то есть человек здоров.
Но самое главное – это исключение доказательств. Признание обвиняемым своей вины в ходе предварительного расследования, не подтвержденное в суде, относится к недопустимым доказательствам. И стоит только обвиняемому предстать перед судом и отказаться от своего признания – все, оно автоматически исключается, если эти показания были даны в отсутствие защитника. Нам следователи говорят - тогда обвиняемые будут отказываться от защитника в ходе предварительного следствия. Да, это их право. Навязать защитника нельзя, кроме ряда случаев, когда речь идет о недееспособных гражданах. Но это ваши проблемы – если вы законно получите признание, приперев к стенке, и у вас будет масса иных доказательств, то обвиняемый не откажется от них и в суде. Это очень прогрессивная норма, выставляющая барьер известной практике выбивания признания любым путем.
Каковы перспективы в Думе?
Надеюсь, что депутаты поддержат этот вариант. Рабочая группа работала над ним год, им занимались представители всех ведомств. 127 заседаний – с утра до позднего вечера. По одному представителю от каждого ведомства, очень сильный профессиональный состав. Представлен системный закон. В этом законе нельзя что-то вырвать и сохранить остальное. Каждая норма завязана на общие части Кодекса, если что-то меняется, то тянется целый блок.
То есть принятие неожиданных, не одобренных комитетом поправок будет прецедентом?
Поправки, не получившие согласия в рабочей группе, скажем так, нежелательны. Наш вариант закона согласован со всеми заинтересованными ведомствами, министерствами и общественными организациями, в частности, правозащитными. Это компромиссный вариант. И неслучайно президент внес свой блок поправок по самым спорным моментам, фиксируя компромисс между государством, обществом и личностью на высшем уровне. Это очень важно, и рабочая группа очень благодарна президенту за этот шаг. Это нетипичный шаг – мы уже давно закончили собирать поправки. Он лишний раз доказывает, что есть шанс принять очень важный для России закон в этом компромиссном виде.
Скептики говорят, что традиции судопроизводства окажутся сильнее, и новый УПК все равно не будет работать.
Утверждение, что законы не работают и ничего меняют - это штамп, навязанный общественному сознанию, и люди его повторяют, не задумываясь. Это глубочайшая ошибка, это неверно. Законы в России работают, работают прекрасно, и граждане России (не чиновники) - очень законопослушные люди. Если бы законы не работали, не было бы такой борьбы в Думе, ведомства не разбивались бы в лоббизме. Проблема не в том, что законы не работают, а в том, чтобы сделать законы такими, чтобы чиновник был обязан перед гражданами, чувствовал себя ответственным, а не безнаказанным.
Уголовно-процессуальный закон только для этого и существует. УПК - это оковы, кандалы для чиновника, который работает в этой сфере. В истории человечества было правосудие без уголовно-процессуальных кодексов, и в Российской Федерации устав уголовного судопроизводства, как специализированный акт, появился только в 1864 году. Чиновник может припеваючи жить без этого закона. Даже самый плохой УПК лучше, чем его отсутствие, но сегодня нас такая ситуация не устраивает. Плохой УПК может оборачиваться репрессиями. Ни для чего другого, кроме как ограничения чиновника, этот закон не может работать, поэтому очень важно, чтобы он действительно сдерживал чиновника. Мы попытались сделать такой сбалансированный законопроект, и я глубоко убеждена, что после того, как он вступит в силу, ситуация тут же начнет меняться в лучшую сторону, и он сразу начнет работать.