год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Для понимания изменений, которые происходят в последние годы в правовой системе России, уместно обратиться к нашему прошлому. Основы правовой системы, существовавшей до 1864 г., были заложены Петром I (хотя основные положения о суде сформулированы еще в Уложении 1649 г.) и развиты в эпоху Екатерины II. Тогда суды были придатком администрации и отличались продажностью, невежеством и бесконечной волокитой. Судебная система была сложной и запутанной. Господствовала инквизиционная форма уголовного процесса, при которой отсутствовала состязательность, суд сам вел следствие и предъявлял обвинение. Функции "ока государева" выполняли фискалы, позднее названные прокурорами, в ведении которых находилась полиция. Уголовно-процессуальное законодательство характеризовалось чрезмерной жесткостью.

Судебная реформа Александра II началась в 1864 г. на фоне кризиса политической и экономической систем, вызванного поражением в Крымской войне, господством крепостного права. Были утверждены судебные уставы, а несколько ранее, в 1862 г., - основные положения судебной реформы.

Это разделение властей в центре (Сенат - судебная власть, Комитет министров - исполнительная, Государственный совет - законосовещательная); введение устности, гласности, непосредственности и состязательности судопроизводства; отмена сословности судов и несменяемость судей; двухинстанционная судебная система; введение отдельно от общих судов выборных мировых судей для рассмотрения менее важных дел; организация при судебной власти прокуратуры и независимых судебных следователей; введение присяжных поверенных (адвокатов) и их советов; отмена теории формальных доказательств (вместо строгой законной регламентации силы доказательств, обязательной для судей, вводилось правило свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению).

Краеугольным камнем реформы стало создание суда присяжных, бесспорная состязательность процесса с участием присяжных заседателей при равенстве сторон. Отделение присяжных от коронных (профессиональных) судей обеспечило независимость первых в решении вопроса о виновности подсудимого. Присяжные и стороны стимулировали коронных судей к соблюдению всех правовых норм (в отличие от единоличного судьи). Присяжные, не будучи профессионалами, оценивали представленные им юристами доказательства, руководствуясь здравым смыслом, жизненным опытом и совестью. У них в отличие от коронных судей не было внутренней установки на обвинение, они применяли закон так, как его понимало население. Иными словами, они интуитивно принимали решение "по совести", а не по закону - устаревшему, излишне жестокому или просто несправедливому.

Критики суда присяжных обвиняли его в том, что он выносил слишком много (50%) оправдательных приговоров (но если репрессивная практика профессиональных судей была стабильной, то вердикты присяжных отражали общественные настроения). Предлагалось ограничить круг дел, рассматриваемых судом присяжных, предоставить право суду, состоящему из коронных судей, отменять оправдательные вердикты присяжных, объединить присяжных в одну коллегию с коронными судьями, отказаться от выборного мирового судьи. И хотя в последующие годы суд присяжных сохранился, его подлинная независимость была существенно ограничена.

После 1917 г. "громоздкий", "дорогостоящий", "буржуазный" судебный процесс был отброшен (уже через месяц после Октябрьской революции Ленин подписал Декрет о суде № 1). На смену ему в 1922 г. ввели суд, состоявший из судьи и двух народных заседателей. "Для нас нет никакой разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа - это одно, а суд - другое. Суд есть та же расправа, а расправа есть тот же суд", - говорил Н. Крыленко, который был в то время Генеральным прокурором и впоследствии пал жертвой чудовищной машины, созданной при его участии.

Основные черты того суда: инквизиционный (т.е. расследовательский) процесс, смешение функций правосудия и обвинения, марионеточная роль народных заседателей. Суд (наряду с милицией и прокуратурой) боролся с преступностью вместо того, чтобы непредвзято оценивать доказательства обвинения и защиты. Но даже такой суд, в котором все-таки приходилось придерживаться процессуальных форм, не устраивал советскую власть. Во избежание "ненужных формальностей" сначала были созданы внесудебные органы расправы - пресловутые "тройки", в которые входили начальник местного органа НКВД, прокурор и первый секретарь райкома партии, а позднее - "особые совещания" НКВД-МВД. Эти квазисудебные органы выносили приговоры (часто заочные, в том числе к смертной казни) по многочисленным уголовным делам.

Таким процессуальным формам соответствовало и материальное право. Уголовный кодекс РСФСР 1926 г., действовавший до 1960 г., позволял применять его статьи по аналогии - т.е. в случаях, когда органы не могли найти соответствующую деянию статью, они применяли норму, которая предусматривала "наиболее сходные по роду преступления". К примеру, человек уронил и разбил бюст Сталина. Поскольку в УК РСФСР такое преступление не упоминалось, его обвинили в террористическом акте и осудили за покушение на жизнь вождя.

Советская наука исходила из генерального постулата о классовой сущности уголовного права и отрицала его "антинародное и реакционное содержание" с приоритетом общечеловеческих ценностей в западных странах. Отсюда широко распространенное объективное вменение, т.е. игнорирование основополагающего принципа виновной ответственности. Люди приговаривались к уголовным наказаниям за то, что были членами семьи "врага народа", попали в плен или находились в оккупации, за несколько унесенных с колхозного поля колосков или просто за опоздание на работу. Это не закончилось даже после "преодоления партией последствий культа личности Сталина".

Одна из самых позорных страниц отечественного правосудия связана с делом Рокотова и Файбишенко, арестованных по обвинению в операциях с валютой и приговоренных к пяти годам лишения свободы (максимальному наказанию, предусмотренному соответствующей статьей УК РСФСР). Узнав о столь мягком наказании, Н. Хрущев велел изменить закон. Президиум Верховного Совета СССР ввел смертную казнь за валютные преступления. Вопреки общепризнанному принципу уголовного права об отсутствии обратной силы закона, усиливающего наказание, Генеральный прокурор принес протест на "мягкий" приговор, который был удовлетворен Верховным Судом. Рокотова и Файбишенко приговорили к смертной казни и расстреляли.

Суд был послушным проводником объявляемых партией очередных кампаний, будь то борьба с пьянством и алкоголизмом или комплектование строек объектов химической промышленности дешевой рабочей силой. Такой суд не нуждался в точном следовании тому, что во всем мире называют надлежащей правовой процедурой. Советский народный суд вполне мог обходиться без участия прокурора (и сейчас прокуроры не поддерживают обвинение более чем по 40% уголовных дел, рассматриваемых судами) и защитника (около 20% уголовных дел).

До сих пор у судей бытует выражение "вытягивать дело за прокурора". Судьи зачитывают обвинительное заключение, проводят допросы, имеют право по собственной инициативе истребовать дополнительные доказательства, т.е. активно участвуют в установлении истины по делу. Но судья психологически не в состоянии, выполняя за прокурора или вместе с ним функцию обвинения, оставаться объективным, прислушиваться к доводам защиты и независимо оценивать доказательства. Примечательно, что многие судьи пишут приговоры до завершения процесса.

Поэтому вынесение оправдательных приговоров в практике советских, а ныне российских судов - редкое исключение (менее 1%, хотя в царской России суды выносили примерно 40% оправдательных приговоров). Судьи по-прежнему исходят из посылки, что "органы" не ошибаются. И это при том, что даже руководители правоохранительных органов не отрицают плохое качество предварительного следствия (сказывается низкий профессиональный уровень следователей: высшее юридическое образование имеют менее 40% следователей МВД. Трудно определить число невинных людей, осужденных советскими судьями, в том числе к смертной казни. Эти факты замалчивались. Достоянием общественности они становились только тогда, когда скрыть их было невозможно.

Более 10 человек осуждены за преступления, которые совершил Чикатило. Нескольких невиновных расстреляли за аналогичные преступления, совершенные сексуальными маньяками в Иркутской области и Белоруссии. Один из безвинно казненных по "витебскому делу" вначале отрицал свою вину, а "чистосердечное" признание дал после того, как оперативный сотрудник милиции при обыске подбросил ему в сарай фотографию убитой девушки. Тот, видимо, руководствовался соображением "вор должен сидеть в тюрьме", желал помочь правосудию, а заодно и процент раскрываемости преступлений повысить. Здесь уж не до соблюдения процессуальных формальностей.

Парадокс в том, что правоохранительные органы, несмотря на свои практически неограниченные полномочия, действуют неэффективно. Они не справляются с задачей уголовной юстиции - защитой общества от преступных посягательств. И дело не только в росте количества зарегистрированных преступлений и снижении процента их раскрываемости (сотрудники милиции в совершенстве владеют искусством снижать первое и повышать второе), а в низком уровне доверия населения к тем, кто призван его защищать. До 40% потерпевших не обращаются с заявлениями в милицию или прокуратуру, не видя в этом смысла.