Развалилась великая держава — Союз ССР — и земля, души людские, их сердца и ум содрогнулись от кровавых межнациональных и криминальных разборок. Кажется порой, что уже сами словосочетания: Нагорный Карабах, Сумгаит, Тбилиси и Абхазия, Пригородный район и Приднестровье, Баку, Чечня и Первомайское источают жутковатый запах национальной нетерпимости, если не злобы.
Как ни прискорбно говорить об этом, но мы, к сожалению, находимся на той стадии реформирования общества, когда с устоявшимися представлениями в области межнациональных отношений уже благополучно расстались, а новых еще не обрели.
Мы уже познали и даже отчасти признали притягательную силу демократических ценностей. Но одновременно столкнулись с явлением, от которого давно уже отвыкли — столкнулись с деятельностью оппозиции, которая при определенных условиях принимает неадекватные, а то и извращенные формы. Я имею в виду конфликтное поведение той или иной оппозиционной группы, группки, а то и отдельного человека. Такое поведение проявляется через решения, основанные на ценности интеграции группы с собственной культурной системой, позволяющей оценить испытываемую ею дискриминацию и на этой основе выработать тип собственного реального поведения.
Излишне говорить, что любое оппозиционное конфликтное поведение политического характера, во-первых, нацелено на изменение существующей политической системы и, во-вторых, выражается в конкретных действиях, включая политическое насилие.
Не будем характеризовать все типы конфликтного поведения, а коснемся лишь тех, которые американский политолог Д.Сандерс называет, насильственными вызовами государству и включающими в себя политические покушения, акты партизанской войны и политического терроризма, убийства, вызванные политическим насилием, беспорядки и попытки государственных переворотов (мировые вызовы: антиправительственные выступления оппозиционных лидеров, оппозиционные акции в законодательных органах, демонстрации протеста, забастовки и др.).
Проблема политического экстремизма актуализировалась в России в связи с деятельностью оппозиции, отличающей себя от правительства на основе этничности. Это касается организации типа нашумевшего за последние годы одиозного русского национального единства и др., нацеленных на «возрождение национальной государственности», а следовательно, на победу в режимном конфликте с государством.
Режимные требования становятся в последние годы приоритетными и в этнических нерусских образованиях, определяя направленность оппозиционных событий. Если взять Северный Кавказ, то там, как показывает статистика, оппозиционные события, связанные с насилием или внутренними волнениями составляют, %:
- Адыгея — 60
- Карачаево-Черкессия — 55
- Кабардино-Балкария —75
- Ингушетия — 65
- Северная Осетия — 80
- Дагестан —55
Оппозиционные действия идеологизированых групп охватывают все более широкий, а значит — все более опасный для общества спектр. Группы типа РНЕ, чья практическая деятельность по политизации идентичности русских и их политической мобилизации, провоцирует реальные возможности осуществления успешных насильственных действий по захвату власти, не говоря уже об этническом противостоянии, преследовании этнонационального меньшинства, провоцировании антисемитских настроений.
Вообще любая политическая организация, построенная по этнонациональному признаку, несет в себе элементы политического экстремизма. Это в полной мере касается всех постсоветских государств.
* * *
Проблемы, с которыми столкнулись новые независимые государства, в значительной мере выступают в качестве предпосылок возникновения этнополитических конфликтов. Однако эти факторы не оказывали бы столь разрушительного воздействия на политическую стабильность, необходимую для урегулирования конфликтов, если бы спонтанно возникающие проблемы не подогревались сознательно определенными политическими силами.
Переход от планово-регулируемой экономики к рыночной, где бы он ни происходил, всегда сопровождается социальными катаклизмами. А в таком многонациональном государстве, как бывший Союз, социальное и экономическое неравенство, возросшая конкуренция на рынке труда, земли, жилья и др. зачастую перерастают в этнические конфликты. Именно такова природа многочисленных этнополитических конфликтов-бунтов: «ферганские события» (1988 г.), «душанбинские» (1990 г.), «ошские» (1991 г.) и др. Чаще всего этническая общность, подвергшаяся нападению, выступала в этих конфликтах в роли «козла отпущения», а истинные причины были связаны с социально-экономическими неурядицами (например, с острейшей нехваткой жилья в Душанбе или земли в Фергане, Оше и т.д.). Здесь мы имеем дело с так называемой стихийной оппозиецей государству, скоррелированной в традиционалистское конфликтогенное этническое русло.
С уверенностью можно утверждать, что, хотя элита всех этнических групп, например, Северного Кавказа с разной степенью активности уже участвует в процессе модернизации, традиционный уклад жизни сохраняется сегодня не только у значительной части нерусских народов, но и, практически, у массы всего сельского и значительной части городского русского населения Северного Кавказа — это не менее 80% населения региона по сравнению с, примерно, 60% по всей стране.
Разумеется, такой дисбаланс в пользу сторонников «социальной справедливости» в российском обществе в целом и на Северном Кавказе, в частности, можно объяснить экономической деградацией последних лет. Но он является и подтверждением того, что Россия, все-таки, до сих пор не имеет законченного опыта перехода от традиционной к современной цивилизации — той великой революции, в ходе которой между традиционными этногенными общинами возникает общая культура, объединяющая их в единую нацию.
Уже с 60-х годов нынешнего столетия в науке утверждается, что ограниченный объем ресурсов, предназначенных для удовлетворения потребностей членов общества, неизбежно ведет к конкуренции, а с нею — к фундаментальному неравновесию макросоциальных структур, которое проявляется в явлении структурной напряженности — в проблемах статуса или власти между группами, безработицы, бедности, в проблемах перераспределения доходов.
Структурно напряженным становится то общество, члены которого утрачивают относительно равные возможности для удовлетворения своих потребностей по сравнению с другими членами этого же общества: испытывая «лишения», они оценивают подобную ситуацию как дискриминацию.
Однако теория дискриминации, объясняя причины оппозиционности поведения этнических групп, сама по себе не дает достаточно убедительного представления об условиях трансформации этнополитической оппозиции в дестабилизирующее государство политическое насилие, в том числе в крайних формах революций, терроризма и гражданских войн.
Нужно согласться с тем, что прежде всего политический режим государства создает определенную политическую среду — предоставляет оппозиционным группам политические возможности, увеличивающие или, наоборот, снижающие вероятность их политического насилия по отношению к государству.
Относительно высокого уровня политического развития на постсоветском пространстве достигли лишь государства Балтии и, с некоторыми оговорками, Армения, которые вошли в политическую стадию модернизации, базируемую, по общепринятой классификации, на режиме неустойчивой демократии, хотя и при этом режиме:
- при проведении выборов случаются злоупотребления и подтасовки;
- действия политических партий, армии, службы безопасности и милиции создают возможности для ограничения прав и свобод граждан;
- не исключается возможность военного или иного переворота.
В странах Балтии всегда была особенно сильна ориентация населения на европейские ценности, поэтому переход к демократии оказался, по сравнению с другими постсоветскими государствами, наименее длительным. Ввиду этого, несмотря на достаточно болезненный процесс адаптации к рыночным условиям и сложные отношения между титульными нациями и русскоязычным населением, все основные принципы демократического устройства соблюдались: политическая борьба разворачивалась между партиями с устойчивыми, отчетливо различимыми программами, а не между хаотично складывающимися группировками и харизматическими личностями, и тем более не между разными «ветвями власти», как в большинстве стран СНГ. Это позволило, например, в Литве при весьма кардинальной смене политического курса — после прихода к власти социал-демократов во главе с Бразаускасом сохранить преемственность всех демократических установок и институтов общества.
В Армении на процесс становления посткоммунистической демократии положительное влияние оказала зарубежная армянская диаспора (главным образом, европейская и североамериканская).
Существующие еще с прошлого века традиционные для армянского общества партии социалистической («Дашнакцутюн») и либерально-демократической ориентации сохранили в диаспоре свои финансовые и идеологические центры, и в 80-е годы эти партии восстановили свои структуры в Армении, составив вместе с новообразованным на базе Карабахского движения Армянским общенациональным движением (АОД) костяк посткоммунистического политического спектра Армении. «Восстановленные» партии, находясь в оппозиции к правящему АОД, вели весьма жесткую борьбу против курса президента Л.Тер-Петросяна.
Однако борьба эта в целом не выходила за рамки обычной для демократических обществ внутрипарла-ментской конфронтации.
В других же постсоветских государствах уровень демократичности значительно ниже.
В Узбекистане и Туркменистане с особой наглядностью проявились все признаки тоталитарных режимов, при которых:
- граждане обладают лишь теми правами, которыми их наделили власти;
- конституция, если она существует, может в любое время подвергаться изменениям по усмотрению властей;
- выборы, если они проводятся, носят показной характер;
- применяются грубо-силовые методы управления.
Всевластие харизматических лидеров, особенно явное в Туркменистане, превратило формально существующие институты демократии (парламент, партии, местные органы самоуправления, суды) в декоративные придатки режима личной власти. Как и в предыдущие годы, эти режимы опирались на подавление оппозиции (в Узбекистане) либо недопущение формирования таковой (в Туркменистане). Однако в минувшем году к репрессиям добавилось усиление традиционалистских (исламских, этнических, клановых) форм консолидации общества. В Туркменистане это проявилось, например, в присвоении Президенту Ниязову титула «отца всех туркмен», а в Узбекистане — в раздувании культа средневекового вождя Тамерлана.
Тем не менее время показало, что подобные режимы не в состоянии обеспечить достойного уровня жизни своих граждан. Обострение экономического кризиса в Узбекистане и экономические проблемы в Туркмении заставили эти государства отбросить некоторые декларированные ими принципы.
Не потому ли они все в большей степени интегрируются в СНГ?
В условиях гражданских войн в Азербайджане, Грузии, Таджикистане и Молдавии, а также социальной напряженности в Белоруссии, Киргизии и Казахстане, оформились ограниченно авторитарные режимы, при которых:
- власти опираются на принуждение, хотя иногда склонны идти на компромисс с обществом;
- за исключением вопросов политики, человек в значительной степени независим от властей;
- существует свобода печати, но она ограничена в случае критических выступлений против режима;
- действауют выборные представительные органы, но с ограниченными полномочиями и зависимостью от исполнительной власти.
В большинстве этих государств в качестве парламентов действуют или действовали до недавнего времени верховные советы. Политические фракции в них складывались уже в ходе работы парламентов вокруг отдельных личностей, либо по профессиональному признаку (что особенно характерно для Молдавии), либо по регионально-клановому и этническому (Киргизия, Казахстан). В одних республиках — в Казахстане и Молдавии — парламенты были принуждены к самороспуску. В других — парламенты превратились в замкнутые политические корпорации, в «квазипартии», вступившие в политическое противоборство с «партией исполнительной власти», возглавляемой президентом.
Иной тип политического режима сложился в России и на Украине — здесь установлен соответствующий идеологической фазе модернизации режим частичной демократии, при котором:
- действуют выборные представительные органы, независимые от исполнительной власти, но с ограниченными полномочиями;
- власти в своей деятельности в равной мере ориентированы как на принуждение, так и на компромисс с обществом.
Как и в других странах, осуществляющих модернизацию, здесь уже предполагается некоторая степень социального и экономического развития, а политическое насилие генерируется, как правило, не беднейшими и угнетенными массами, а сравнительно благополучными и относительно обеспеченными стратами, желание которых принять участие в политической системе приводит к насилию и политической нестабильности.
Причины насилия и нестабильности надо искать в разрыве между замедленным развитием политических институтов и ускоренными процессами изменений, фактически происходящими в экономике и социальной жизни этих стран.
В России в самом конце 1993 г. был избран двухпалатный парламент, который по замыслу авторов новой российской Конституции должен был отражать и новую расстановку политических сил, появившихся уже после распада СССР. Однако результаты выборов показали, что и в России еще не сложились партии с ясно различимыми программами, а в массовом сознании не сформировались дифференцированные политические интересы. Поэтому один и тот же электорат мог голосовать одновременно за политических субъектов с противоположными политическими доктринами: за критикующего власти Жириновского — по партийному списку, за партию власти «Выбор России» — по мажоритарным округам; за региональных сепаратистских лидеров — в Совет Федерации, а за противостоящую сепаратизму Конституцию РФ — на референдуме.
Частичная демократия неизбежно порождает авторитарные тенденции, выражающиеся:
- в усилении государственного контроля над всеми институтами гражданского общества (включая прессу, суды и частное предпринимательство);
- в большем или меньшем стремлении подавить автономистские и федералистские настроения региональных и этнических меньшинств;
- в концентрации полномочий в руках исполнительной власти в ущерб функциям парламента.
В России после октябрьского мятежа парламент был распущен, на Украине уже в начале 1994 г. переизбран. Возникающая в условиях частичной демократии политическая нестабильность существенно затрудняет движение России и Украины по пути модернизации, а в России стимулирует возрождение имперских тенденций, неразрывно связанных с авторитаризмом.
В рамках соответствующего этому периоду развития режиму «частичной демократии» государство дестабилизируется не только за счет более благоприятной политической среды, создаваемой этим режимом для политического насилия, исходящего от общества, но и политических структурных и принудительных возможностей, предоставляемых для насилия со стороны, в первом случае — соперничающих фракций внутри государства, а во втором — самого государства в отношении политической оппозиции.
Отсюда возникновение внутрисистемного (элитного) конфликта как между ветвями, так и уровнями властей, который, проявляясь через определенные параметры независимости исполнительной власти и централизации, может быть ограничен лишь в результате согласия на перераспределение власти и собственности между государством и обществом, между «центром» и регионами на основе определенного баланса интересов правящих элит и массы населения.
Это объясняется тем, что недостаточная структурированность российского общества, проявляемая в сохранении в нем значительных сфер влияния родовой и традиционной социокультуры, вводит в необходимый для модернизации процесс индивидуализации человека мощные заряды эгоцентричности и меркантильности, сращивающие его с клановыми и общинными структурами, вызывая этим криминализацию общественной и государственной жизни страны.
Кроме этого, сильнейшим детонатором взрыва этнополитических конфликтов явилось и скачкообразное движение общества в направлении от тоталитарной системы к демократической.
Подобный переход практически всегда сопровождался борьбой старых и новых политических элит, а в многонациональных постимперских обществах такая борьба почти неизбежно приобретает этнополитическую окраску.
Внутрисистемный (элитный) конфликт инициирует в период модернизации внутренний (гражданский) конфликт, который, проявляясь через систему конкретных этнополитических и режимных конфликтов, является следствием политической конкуренции между государством и не представленными в политической системе группами и по этой причине может быть урегулирован лишь по мере предотвращения «внутреннего конфликтного поведения» самого государства — его режимного насилия.
Выделение независимых государств из единого многонационального государства, как правило, сопровождается процессом, получившим название «раздел колониального наследия»: народы делят совместно нажитое имущество, вооруженные силы, территорию. Где бы ни проходил такой раздел — он всегда сопровождался политическими конфликтами. Так что развитие событий на территории бывшего Советского Союза происходит по стандартному для постимперского мира сценарию. И если размежевание бывших союзных республик прошло относительно бескровно, то, когда в борьбу за свою долю политического и территориального наследства вступили народы бывших автономий, возможности «мирного развода» значительно уменьшились. Некоторые из новых государств уже используют военную силу для сохранения своей территориальной целостности (Азербайджан, Грузия, Молдавия), другие, вероятно, готовы к этому при некоторых обстоятельствах.
В новой ситуации значительно повысилась опасность перерастания этнополитических конфликтов в фазу вооруженной борьбы, а произведенный в 1992 г. раздел вооружения Советской Армии обусловил многократное увеличение числа жертв таких конфликтов. Кроме того, его участники, получив доступ к современному вооружению — танкам, ракетным установкам, боевой авиации — и рассчитывая достигнуть собственных целей на поле боя, еще меньше склонны к компромиссам. В 1992 г. первый вооруженный конфликт — осетино-ингушский — вспыхнул и на территории РФ.
Обострение этнополитических конфликтов вызвали и крайне непоследовательные шаги Центра на пути преобразования унитарного государства в федеративное.
Реакция Центра в этой сфере постоянно запаздывала, и когда он, наконец, решался на какие-то изменения, — требования республик возрастали. Попытки же остановить дезинтеграционные тенденции силой во время известных тбилисских (1989 г.), бакинских (1990 г.) и вильнюсских (1991 г.) событий лишь усугубляли нарастание общего политического кризиса.
Августовский путч 1991 г. довершил процесс распада Союза, и ко времени встречи глав трех государств в Беловежской Пуще СССР уже практически перестал существовать.
За период с 1987 г. — время начала первого крупного этнополитического конфликта (карабахского) — на территории бывшего Советского Союза зафиксировано:
- 5 региональных войн — длительных (не менее нескольких месяцев) вооруженных столкновений с участием регулярных войск и использованием тяжелого вооружения (карабахский, абхазский, таджикский, южно-осетинский, приднестровский, чеченский кон-фликты);
- около 20 кратковременных вооруженных столкновений, длительностью до нескольких дней, сопровождавшихся жертвами среди мирного населения (наиболее значительные из них — ферганский, ошский, осетино-ингушский конфликты, а также бакинский и сумгаитский погромы);
- более 100 невооруженных конфликтов, имеющих признаки острой межгосударственной, межэтнической, межконфессиональной или межклановой кон-фронтации (большая часть таких конфликтов сосредоточена в пределах Средней Азии, Закавказья и российского Северного Кавказа).
Кроме того, в России и ближнем зарубежье существуют обширные территории (это прежде всего Поволжье, Южная Сибирь, Казахстан, Украина, Прибалтика), на границах которых состояние межобщинных отношений во многих местах грозит перерастанием в раличные виды конфликтов (зоны потенцальных конфликтов). Даже те зоны, где в настоящее время не наблюдается открытых столкновений, представляют собой очаги повышенной опасности, поскольку в большинстве случаев не устранены причины, уже приведшие к конфронтации или способные породить ее в ближайшем будущем.
Возникшие конфликты имеют тенденцию к разрастанию, вовлекая в конфронтацию все более широкие слои населения. Только в зонах вооруженных конфликтов (т.е. в районах, непосредственно затронутых региональными войнами или вспышками кровавых столкновений и этнических погромов) проживает не менее 10 млн. чел., в том числе несколько сотен тысяч русскоязычных жителей, часть из которых была вынуждена спешно покинуть эти районы.
По характеру и уровню существующей и потенциальной конфронтации все государства и республики на территории бывшего СССР подразделяются на 3 типа зон.
Зоны вооруженных конфликтов
В зонах этого типа в настоящее время ведутся боевые действия либо наблюдается ситуация неполного (неустойчивого) перемирия, при которой вооруженные столкновения спорадически возобновляются в виде отдельных вспышек насилия.
К их числу относятся южные и центральные районы Таджикистана.
Зоны острой этнополитической конфронтации
К этому типу относятся регионы, где ранее имели место военные действия или реальная угроза их возникновения, а достигнутое с тех пор умиротворение конфликта путем разъединения воюющих сторон не устранило породивших его политических и этнопсихологических проблем.
В эту категорию входят: территория Нагорного Карабаха и примыкающие к ней районы западного Азербайджана, оккупированные карабахскими войсками, Приднестровье, Южная Осетия, Пригородный район Северной Осетии, Чеченская и Ингушская республики.
Зоны этнополитической напряженности
В эту категорию включены территории, в которых в настоящее время сложилась обстановка этнопсихологического и (или) политически выраженного противостояния между различными общинами и регионами в форме конфронтации между представляющими их лидерами, партиями, националистическими организациями или властями.
К числу этих территорий можно отнести: Крым, ряд республик Северного Кавказа (Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкеcсия), населенные лезгинами районы северного Азербайджана, а также восточную и юго-западную части Ферганской долины, где сохраняется межэтническая напряженность.
Общая тенденция такова, что ключом к ограничению внутрисистемного конфликта и урегулирования внутреннего (гражданского) конфликта является согласие между государством и обществом, которое, лишь реализуясь через переориентацию опоры государства с элитной на массовую политическую поддержку, создает ситуацию «открытости» государства — его «нормального» взаимообмена с обществом как с естественной средой своего существования.
Если возвратиться к началу наших размышлений, то можно сказать, что как характер оппозиционных целей, так и приоритетность выбора в реальном поведении мирных или насильственных мер органично связаны с социо-культурной специфически конкретной оппозиционной макрогруппой. Задача, вероятно, состоит в том, чтобы “выводить” эти группы из состояния закрытости, дать им шанс вариативности поведения, что объективно повысит возможности практической реализации парадигмы согласия, когда оппозиция получает возможность на разрешение существующего с государством столкновения интересов. В таком случае характер целей оппозиции будет определяться обязанностью всех членов гражданского общества стремиться к миру — к дружескому взаимодействию на основе признания верховенства интересов всего общества, что предполагает особый тип действий — дебаты, осуществляемые исключительно мирными средствами.
Говоря об особенностях сдерживания ситуации в России, следует отметить, что для органов государственной власти при решении задач национального развития и регулирования межнациональных отношений, обеспечения прав человека и гражданина ориентиром является Концепция государственной национальной политики Российской Федерации, которая учитывает необходимость обеспечения единства и целостности России в новых исторических условиях, развития российской государственности, согласования общегосударственных интересов и интересов всех населяющих ее народов, налаживания их всестороннего сотрудничества, развития национальных языков и культур.
В противовес экстремистским проявлениям действенная национальная политика должна стать консолидирующим фактором, если она будет отражать все многообразие интересов народов стран, иметь в своем арсенале четкие механизмы их согласования. В этой связи особое значение приобретает общность позиций органов государственной власти, различных политических и общественных сил в национальном вопросе, основанных на конституционных принципах, научно обоснованных выводах и рекомендациях.
Можно вспомнить, что среди принципов государст-венной национальной политики особое значение имеют следующие:
- равенство прав и свободы человека и гражданина независимо от его расы, национальности и языка, отношения к религии, принадлежности к социальным группам и общественным объединениям;
- запрещение любых форм ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности;
- своевременное и мирное разрешение противоречий и конфликтов;
- запрещение деятельности, направленной на подрыв безопасности государства, возбуждение социальной, расовой, национальной и религиозной розни, ненависти либо вражды и т.п.
Эти и многие другие положения позволяют формировать базу толерантного и цивилизованного сосуществования сотен народов нашей страны.
В соответствии с этими требованиями Россия и впредь намерена выстраивать практическую модель противодействия экстремизму во всех его проявлениях. В российском государстве, как, впрочем, и других странах, условия и предпосылки для этого напрямую связаны с созданием и укреплением гражданского общества, с гарантиям и уваженияи защиты прав граждан и их основных свобод на сохранение своей культурной самобытности.
|
|
Власть
