Антидемократизм, отсутствие нормальных обратных связей в обществе, доведенный до произвола принцип «демократического централизма» — все это в конечном счете привело к формированию оторванной от общества элиты, прежде всего из лиц данной национальности. Борьба национальных элит с Центром привела к появлению межнациональных конфликтов и в конце концов — к развалу СССР. Такая трактовка причин нынешнего этнического кризиса предполагает объективное существование позитивных перспектив выхода из него. Проблемы сегодняшней ситуации объясняют понятием «переходный период», который якобы необходим для того, чтобы найти оптимальные формы взаимодействия национальных аспектов государственного устройства с чисто экономическими и территориальными.
Не «переход», а распад мы переживаем. Причина возникновения межнационального кризиса видится в соединении двух основных факторов. К первому относятся те реальные противоречия жизни различных национальностей, которые накапливались в их исторической памяти, но не находили разрешения в условиях национальной политики, проводимой руководством СССР. В ряду этих противоречий, безусловно, найдется место и порокам национально-государственного устройства, однако, на наш взгляд, эта причина лишь усилила уже разгоревшийся конфликт, придала ему особую окраску.
Данный комплекс причин сам по себе не содержал критического потенциала, способного взорвать Советский Союз изнутри. Большинство народов страны, несмотря на реальные и мнимые, искусственно подогреваемые претензии к режиму или к другим народам, тем не менее желало жить в союзе друг с другом. Этот факт зафиксирован в результате мартовского референдума 1991 г.
Второй фактор как раз и явился детонатором, не только воспламенившим накопившуюся взрывоопасную массу, но и многократно усилившим ее разрушительную силу. Этот фактор возник как следствие бессистемных и неумелых попыток преобразования тоталитарной по своей природе, искусственной, но в достаточной степени внутренне интегрированной политико-экономической системе по образцам антагонистичной ей либерально-демократической модели.
Обреченность перестройки заключалась прежде всего в ее «верхушечном» характере. Не заботясь об идейных, социально-экономических, политических и исторических системных основах, «реформаторы» во главе с М.Горбачевым начали с того, что стали ограничивать властное давление по разным направлениям: сначала — по идейному, затем — экономическому, социальному и, наконец, уже вынужденно — по политическому.
В результате власть постепенно становилась инородным телом внутри системы, в первую очередь по отношению к ее основам. Общество некоторое время управлялось по инерции, однако уже на начальном этапе стали возникать кризисные явления. К ним следует отнести в первую очередь Алма-Атинские события 1986 г. То, что эти события были спровоцированы борьбой в высших эшелонах партийной власти страны, а не противоречиями социально-экономического или национального характера, доказывает хотя бы сравнительно быстро последовавшая стабилизация обстановки. Казахстан до самых последних дней существования СССР оставался наиболее спокойной и лояльной к Союзу республикой.
Инерция централизованного, партийно-административного управления практически сошла на нет вскоре после отмены осенью 1989 г. 6-ой статьи Конституции СССР о руководящей роли партии. Среди немногих соединительных элементов всей государственной конструкции к этому моменту оставались лишь традиционные исторические связи и прочная экономическая взаимозависимость республик и регионов.
Однако, во-первых, нормальное хозяйственное функционирование регионов было приспособлено только под единую, партийно-централизованную систему руководства. В условиях ее фактического отсутствия стал нарастать экономический кризис, выход из которого республики и регионы начали искать на путях ограничения взаимного обмена. Во-вторых, одновременно с этим произошел открытый выход межнациональных противоречий, придавленных прежде партийно-государственным прессом (в некоторых республиках это произошло раньше, чем во всесоюзном масштабе — именно в этот период). В итоге во всех субъектах советской Федерации оформился политический сепаратизм.
Таким образом, либерализм стал не средством реформирования советского тоталитарного строя, а способом разложения властных основ государства, а это, в свою очередь, явилось фактором разлома геополитического пространства СССР на составные части.
Дальнейшее следование по этому пути усилит национал-сепаратистские настроения. Под воздействием начавшегося в годы перестройки процесса кризис власти усиливается, и распад остатков государственной конструкции продолжается. В этих условиях поиск межнационального мира должен проходить не на пути создания идеальных моделей, а в направлении предотвращения гибели государства, утери его независимости.
От РСФСР к РФ:
эволюция российской государственности
Устранение властной вертикали путем отмены 6-ой статьи Конституции СССР породило не только проблему управления экономикой регионов и расцементирования всего хозяйственного комплекса страны. Расчленение единого народа первоначально пошло по линии разрыва суверенной связи между общесоюзной властью и гражданином. С принятием 12 июня 1990 г. Декларации о суверенитете России для народов ее населяющих, Москва стала выступать в двух ипостасях — как столица и как «метрополия». Причем как столица — преимущественно для русских, у других народов были свои собственные столицы.
Разлом единого общесоюзного суверенитета уже сам по себе был потенциально конфликтен хотя бы потому, что зародил анархию. Однако ситуация усугублялась еще и тем, что борьба за суверенитеты, в которую включились практически все автономии, стала проводиться под национальными знаменами. Иного и быть не могло, так как национальная идентичность оказалась единственным, что не подвергалось сомнению.
Либеральное реформирование, помимо системы власти, затронуло все стороны общественных отношений, в том числе и отношения собственности. Этим, на наш взгляд, во многом и определяются масштабы и характер зародившихся на этом этапе суверенизации конфликтов. В условиях всеобщей государственной собственности вопрос об экономической и национальной самостоятельности вообще не мог быть поставлен, и в программах национальных движений господствовали культурно-языковые проблемы. Движения эти не были массовыми, и требования не отличались радикальностью. Однако переход к рынку, причем в отсутствие политико-правовой базы, сделал актуальной проблему собственности. Политический суверенитет все больше и больше получает материальное наполнение, в борьбу включаются широкие массы, и возникают первые очаги конфликтов.
В споре за собственность нашли концентрированное выражение и все те многочисленные противоречия, которые были порождены эксцессами сталинской эпохи, административно-территориальными перекройками и т.п. Всплеск национальных чувств, подкрепленный материальными притязаниями, стал мощным самостоятельным фактором углубления кризиса центральной власти. Не имея реальных рычагов управления ситуацией, партийная верхушка была вынуждена мириться с начавшимися правовым и политическим хаосом.
Присвоение союзной собственности Татарстаном, Башкортостаном, Якутией, самопровозглашение автономии Адыгеей, попытки территориального размежевания по национальному признаку в некоторых Северокавказских республиках — все эти события 1990—1991 гг. не что иное, как проявление глобальных и необратимых изменений основ государственности СССР.
Однако страдала не только государственность Союза. Руководство России, возглавившее борьбу с «метрополией», поощряло «парад суверенитетов» в автономиях РСФСР и тем самым объективно провоцировало появление все новых и новых конфликтов, закладывая мины в фундамент собственной оформляющейся государственно-правовой системы.
Показателен в этом смысле хотя бы пример с принятием ВС РСФСР Закона «О реабилитации репрессированных народов» от 29 января 1991 г. Популизм этого акта очень хорошо просматривается в отсутствии механизма по его реализации. Между тем ситуация на Северном Кавказе с этого момента стала накаляться с молниеносной быстротой. Уже в марте под Владикавказом имели место столкновения осетин с ингушами, которые самовольно вселялись в дома осетин под тем предлогом, что до 1944 г. эти дома принадлежали им. Резко обострилась обстановка в Карачаево-Черкессии и Кабардино-Балкарии. Народы этих республик, устав ждать конкретных мер со стороны Правительства России, пошли на крайность, стали провозглашать собственные национально-государственные образования. Сразу же встал вопрос о границах. Кроме того, недовольны были и казаки, претендовавшие на собственную территориальную целостность.
Роковую роль для российской государственности сыграла также позиция руководства РСФСР в вопросе о судьбе Союза ССР. Выступая по ЦТ 19 февраля 1991 г. Б.Ельцин отмежевался от политики Президента СССР М.Горбачева, направленной на сохранение Союза. Борьба за верховную власть с этого момента приобрела открытые формы, и это сразу же и непосредственно отразилось на всей этнополитической ситуации в России.
К лету 1991 г. декларации о суверенитете были приняты практически во всех автономных республиках, а в некоторых из них, прежде всего в Чечне и Татарстане, вместо требований о повышении их национально-государственного статуса все чаще стали звучать призывы к независимости не только от СССР, но и от России. В других республиках —Башкирской, Марийской, Якутской, Тувинской — также стали оформляться отношения, которые характерны для субъектов не столько Федерации, сколько — конфедерации или даже — самостоятельных государств.
Вводился институт президентства (по примеру опять же РСФСР), декларировался приоритет местных законов перед российскими и союзными, явочным порядком устанавливалась безраздельная собственность республик на землю, ее недра и ресурсы, вводились ограничения на вывоз сырья и товаров и т.п. В Чечне, Ингушетии и Северной Осетии уже летом практически открыто приступили к формированию вооруженных отрядов, подчиняющихся только местному руководству.
Закономерным итогом нарастания политической и правовой дезинтеграции явились распад СССР в декабре 1991 г. и возникновение на его обломках распадающихся «независимых» государств. Таким государством и стала Российская Федерация.
Парадоксальность ситуации заключается в том, что на момент своего вступления на путь «суверенизации» Россия была объективно более подготовлена к независимому существованию, чем к концу 1991 г. В борьбе за власть с союзным Центром были в значительной степени утрачены такие неотъемлемые атрибуты государственности, как контроль над собственной территорией (в октябре 1991 г. Чечня объявила о независимости), единая общегосударственная правовая система, контроль над вооруженными силами и их формированием (в особенности после того, как Татарстан, а за ним и другие стали саботировать воинский призыв) и многое другое. Власть, доставшаяся руководству РФ, также была неполной, так как ее пришлось разделить со сформировавшимися в ходе «суверенизации» этнократическими режимами.
Призрак сепаратизма
Распространенный ныне термин «региональный сепаратизм» воспринимается без учета того, что из идеального определения государства на практике напрочь исчезло понятие «государственная ответственность». Составляющие этого понятия в большей мере оказались захвачены теми низовыми структурами бывшего государственного управления, которые раньше других поняли, что сепаратизм выгоден. Залог эффективности местного сепаратизма состоит в политическом бессилии верховной власти, в ощущении ее временности и несостоятельности.
Процесс распада общегосударственного экономического пространства угрожает принять необратимый характер. Соревнование с Центром в перетягивании материальных благ логически приобретает политическое оформление в виде создания региональных блоков и ассоциаций.
Первоначально такие объединения имели своей целью восполнить недополучаемые от центрального распределительного механизма ресурсы, необходимые для поддержания производства, а также обеспечить сбыт товаров. Именно в соответствии с этим и подбирались партнеры, каждый из которых представлял свой особенный экономический профиль: сырьевой, обрабатывающий, промышленно-производящий, аграрный и т.п. Уже в одном этом просматривается стремление регионов к самодостаточности, хотя едва ли эта самодостаточность может быть полноценной с государственной точки зрения.
Мнимое ощущение экономической самодостаточности закономерно рождает вполне зримые политические устремления:
- необходимость защиты собственных экономических интересов так или иначе ставит под сомнение федеральную законодательную практику, а в перспективе предопределит непреложность местных правил и распоряжений;
- экономический признак объединения не может служить препятствием для вступления республик в ассоциации с их собственными императивами, включающими претензии на государственную независимость;
- русские края и области, объединившись, сразу же почувствовали себя силой, способной участвовать в борьбе за власть, если уж не в единоборстве с Центром, то по крайней мере косвенно, на периферии;
- стремление к самодостаточности не может обойти вопрос о государственном монополизме над сырьевыми ресурсами — а это уже непосредственная предпосылка к участию в геополитике.
Все эти черты есть не что иное, как тенденции к образованию собственной государственности. И хотя данный «сепаратизм» по сути выражает сопротивление дезинтеграции, идущей сверху, для России как государства это все равно означает распад.
Как видим, по всем направлениям государственной жизни либеральное реформирование в России терпит крах. Это и неудивительно, так как весь тысячелетний опыт Российского государства — это опыт жестко централизованных форм управления; идея государственности стержнем проходила через всю социальную и этническую жизнь русского народа, вокруг которого и, чаще всего, под защиту которого собирались другие народы.
Либерализация, приведшая к распаду вертикальной структуры управления, подорвала и самые основы федерализма в правовой, политической и экономической сферах. Сегодня Москве противопоставляют себя не только национальные республики, округа и районы, желающие окончательно оформить свою независимость, но и природно-русские территории начинают тяготиться идущими из Центра законами и политикой, подозревая под ними небескорыстный интерес и не вполне государственные мотивы.
К политическому кризису федерализма добавляется идейный кризис, и остается лишь единственный элемент, пока еще связующий территорию России, — это русский народ.
Федеративный договор:
«за» и «против»
31 марта 1992 г. в Кремле полномочными представителями федеральных органов государственной власти Российской Федерации и органов власти суверенных республик, краев, областей, городов Москвы и Санкт-Петербурга, автономных областей и округов в составе Российской Федерации были подписаны три договора. Суть их состояла в разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами власти республик, краев, областей, автономных областей и округов, городов федерального значения.
Разработка Федеративного Договора потребовала переосмысления прежних подходов к анализу федеративного устройства России. Наряду с позитивными процессами национального возрождения возникли и негативные тенденции, выразившиеся в стремлении некоторых субъектов Федерации к политико-экономическому обособлению. Важно в этой связи использовать возможности Федеративного Договора для реализации как общих интересов, так и законных требований субъектов Федерации.
В предисловии к Федеративному Договору тогдашний Председатель Совета Национальностей Верховного Совета Российской Федерации Р.Абдулатипов писал: «Сегодня, когда вступил в силу первый в многовековой истории российских народов Федеративный Договор, хочется верить, что снята эта зловещая угроза развала и дезинтеграции. Есть все основания для такой веры. Договор содержит необходимые предпосылки, которые при условии их тщательного учета и реализации практически гарантируют от гибельного для всех народов распада России. И дело здесь не только в строгих юридических положениях Договора, закрепляющего целостность России как демократической Федерации, свободы республик и регионов, их реальные права и обязанности перед своим народом, своей страной, перед всем миром. Дело в том гражданском чувстве единства, которое было продемонстрировано на съезде, когда голосовался Федеративный Договор. Действительно, съезд, на котором вовсю кипели страсти, сталкивались позиции множества порой чересчур непримиримых фракций, одобрил Договор прямо-таки «оглушительным» большинством: 848 голосов «за» и лишь 10 — «против».
Ведь все помнят, что начавшийся «парад суверенитетов» привел к резкому всплеску межнациональных конфликтов, повлекших различные негативные последствия, в том числе и многочисленные человеческие жертвы. Руководящие круги некоторых автономий противопоставили свою власть государственной власти российских федеральных органов. При этом игнорировали тот факт, что большинство автономий никогда не были мононациональными образованиями, либо давно перестали ими быть.
Был ли вызван «парад суверенитетов» объективными факторами? Или же в его основе были субъективные факторы? И прежде всего личные амбиции некоторых руководителей органов власти? При ответе на такой вопрос следует руководствоваться конкретными историческими условиями и факторами.
"Духовное наследие"
01.08.2000
|
Власть
