|
В декабре 1994 г. власти России впервые предприняли попытку военным путем подавить чеченский сепаратизм, однако после двух лет кровопролитных боев армия была вынуждена уйти из Чеченской Республики. Упорство российских властей, взявших курс на военную победу в Чечне, привела к гибели как минимум 30 тыс. чеченцев и 4,3 тыс. российских солдат [1]. Эта война, экономический ущерб от которой оценивается в 5,5 млрд долл. [2], в немалой мере обусловила общероссийский экономический кризис августа 1998 г., когда государство оказалось неспособно отвечать по своим непомерным долгам.
Казалось, после войны 1994-1996 гг. российское общество и федеральная власть осознали неэффективность колониальных средств решения этнополитических проблем, поняли принципиальную невозможность насильственно навязать свою волю даже небольшой этнической общности, если значительная ее часть готова с оружием в руках защищать собственные интересы.
В 1997 г. А. Масхадов, незадолго до этого избранный и признанный официальными лицами России президент Чеченской Республики, прибыл в Москву и подписал с президентом России Б. Ельциным договор, по которому обе стороны обязались решать все спорные вопросы, возникающие между Федерацией и Чечней, только мирными средствами.
Но в октябре 1999 г. снова начались военные действия в Чечне, которые российские власти назвали операцией по подавлению терроризма, а публицисты окрестили второй чеченской войной.
Ряд побед российских войск в Чечне, одержанных в конце 1999 - начале 2000 г., возможно, укрепили веру сторонников избранного правительством В. Путина курса на сугубо военное решение чеченской проблемы в конечную эффективность второй военной кампании. Я, однако, полагаю, что достижения российских войск в рассматриваемое время (на конец апреля 2000 г.) принципиально не отличают вторую чеченскую кампанию от первой, поэтому, как и в прошлый раз, считаю маловероятным осуществление поставленных перед российской армией задач полного уничтожения вооруженного сопротивления и удержания Чечни в составе России. Полагаю также, что при любом развитии событий в Чечне могут возникнуть новые угрозы как для этой республики, так и для всей Российской Федерации.
По сути дела, данная статья - изложение авторской гипотезы о некоторых причинах, подстегнувших российские власти к возобновлению военных действий, а также о возможных последствиях этих действий.
От первой чеченской войны ко второй
Отношение всего российского общества к войне в Чечне поразительно быстро изменилось. Всего лишь в июне 1999 г. коммунисты и большинство других фракций Госдумы ожесточенно требовали отстранения Б. Ельцина от должности главным образом за то, что он "развязал войну в Чечне". Но уже в ноябре большинство парламентариев почти единодушно (исключение составила лишь фракция "Яблока") поддержали развязывание новой войны.
Разительные перемены произошли в настроениях даже так называемых либеральных политиков. Один из их самых уважаемых лидеров Е. Гайдар в декабре 1994 г. организовал на Пушкинской площади в Москве первый митинг против войны в Чечне, а Б. Немцов в 1996 г., будучи губернатором Нижегородской области, собрал миллион подписей за прекращение войны. Помогал ему в этом С. Киреенко. Сегодня все эти деятели, став лидерами Союза правых сил, в целом поддерживают военные действия в Чечне, заявляя об этом публично.
Пресса в 1994 г. встретила в штыки уже сам ввод войск в Чечню, а начало бомбардировок вызвало протесты такой силы, что президенту пришлось публично заявить, что он распорядился их прекратить. Ныне ситуация иная: в прессе не заметно никаких страстей по поводу погибших мирных жителей, преобладают официальные сводки и сухие репортажи о победоносных действиях армии. Войне намеренно придают будничный характер за счет использования в сообщениях профессионального военного жаргона. Так, авиация в Чечне не бомбит, а артиллерия не обстреливает поселения - они, в изложении журналистов, "работают по поселениям", вместо болезненных для восприятия россиян слов "штурм Грозного" используется термин "специальная операция". Совершенно изменилось отношение прессы к фактам очевидной лжи политиков и военных при комментировании событий войны. Например, заявления о том, что российская армия не бомбила приграничные районы Грузии и не обстреливала грозненский рынок, что российские солдаты не убивали продавщицу магазинчика в Ингушетии и не участвовали в мародерстве в селении Алхан-Юрт, были быстро опровергнуты, однако, в отличие от прошлой войны, они не стали предметом журналистских разоблачений и морализаторских обобщений.
Лишь случай с журналистом радиостанции "Свобода" А. Бабицким, которого российские военные якобы обменяли у чеченских боевиков на нескольких военнопленных, вызвал осуждение значительной части журналистов, однако и он пока не изменил в целом позитивное отношение российской прессы к чеченской войне.
Не могут не удивлять масштаб и быстрота перемен в общественном мнении по отношению к войне в Чечне, отражающий процесс милитаризации массового сознания (табл. 33). Соотношение тех, кто поддерживал сохранение целостности России военным путем, и тех, кто выступал против этого, зеркально изменилось: если в 1995 г. подавляющее большинство (две трети) было против военного решения проблемы, то сейчас примерно столько же его поддерживают. Эти перемены могут показаться особенно удивительными, если учесть основную тенденцию изменения общественного мнения до второй войны. Опросы социологической службы Независимого исследовательского центра "Российское общественное мнение и исследование рынка" (РОМИР) показывают, что год от года росла доля людей, готовых приветствовать отделение Чечни от России (или смириться с ним), и в июле 1998 г., буквально за пару месяцев до начала военных действий, эта доля составляла 82%. Таким образом, переворот в общественном сознании произошел с головокружительной быстротой. О его масштабе можно судить и по огромному (почти двадцатикратному) росту доли тех, кто выступает за боевые действия до полного уничтожения чеченских боевиков.
Случилось это по нескольким причинам. Первая заключается в том, что уставшее от экономических, политических, военных неудач общество жаждало побед, и когда из Дагестана поступили известия о победе над бандитами, вторгшимися из Чечни, это буквально перевернуло общественные настроения. Люди поверили: можно и чеченскую проблему решить силой и во всей стране навести порядок "железной рукой", образ которой неожиданно воплотил в себе В. Путин. При этом если на начальной стадии войны военные успехи повышали политический рейтинг В. Путина, то затем он стал использовать свой быстро приобретенный авторитет для поддержания слабевшей общественной поддержки войны.
Вторая причина - полное разочарование российского общества в результатах "чеченской революции", когда вместо "борцов за национальное самоопределение" россияне узрели страшный облик чеченских террористов, похищающих людей и взрывающих жилые дома.
Третья причина -влияние военных действий Запада в Косово. "Если НАТО позволено во имя политических целей бомбить гражданские объекты и убивать мирных жителей в чужой стране, то нам сам бог велел делать то же самое в своей собственной", - так думали многие. При этом западная критика чеченской войны с позиций защиты прав человека воспринимается в российском обществе как лицемерие.
Однако не только объективные причины обусловили радикальную милитаризацию массового сознания, в немалой мере она стала следствием специальных пропагандистских усилий властей [3].
Манипуляция массовым сознанием
После первой чеченской войны федеральные власти сочли, что их главным просчетом было поражение в информационной войне. Поэтому в качестве главной задачи в борьбе с чеченским сепаратизмом российские стратеги выдвинули перепрограммирование массового сознания - устранение общественной апатии к задаче удержания Чечни в составе России и обеспечение поддержки радикальных (в том числе и силовых) действий против чеченских сепаратистов. Об этом недавно откровенно заявил бывший вице-премьер, курировавший в правительстве В. Черномырдина все силовые министерства, генерал А. Куликов [4]. Думаю, что информационный проигрыш действительно был, но не столько чеченским сепаратистам, сколько российской прессе, которая ту войну не приняла.
На сей раз пропагандистская подготовка была более основательной. Примером продуманности информационного прикрытия войны может служить хотя бы последовательная и незаметная смена деклараций о целях военных действий. В августе это было отражение чеченской агрессии в Дагестане, что, естественно, было поддержано всем российским обществом. В октябре целью уже стало создание "санитарного кордона" между Россией и Чечней по Тереку, что также поддержало подавляющее большинство россиян. В ноябре прозвучал лозунг "полного уничтожения террористов". Тут уже некоторые политические силы (например, "Яблоко") начали высказывать сомнения, но остальные подмены целей не заметили. И лишь 1 января 2000 г. во время новогоднего визита в Чечню В. Путин заявил, что война в Чечне идет за целостность России, точнее, за удержание Чечни в составе России. Таким образом, провозглашалась та же цель, что и в первую кампанию, та цель, которую еще в июле 1999 г. не поддерживали свыше 80% опрошенных, но в ходе войны не задумываясь приняли.
Российское общество, желавшее быть "приятно обманутым", легко усвоило несколько пропагандистских мифов о новом характере войны, отличающем ее от "плохой" войны 1994-1996 гг.
Миф первый: "На нас напали". Настоящий переворот в общественном сознании россиян произошел после вторжения отряда Ш. Басаева в Дагестан в августе 1999 г. и серии взрывов жилых домов в Москве и в других городах России в сентябре 1999 г., приписываемых чеченским террористам. Все это трактовалось как чеченская агрессия, которая якобы побудила российские власти ввести войска в Чечню.
Между тем в январе 2000 г. бывший премьер С. Степашин признался, что задолго до того, как "чеченцы на нас напали", еще в марте 1999 г. федеральные органы власти планировали активные действия в Чеченской Республике. "И мы планировали, - пишет С. Степашин, - выйти к Тереку в августе - сентябре"[5]. Следовательно, планы ввода войск в Чечню были до агрессии в Дагестане, и сама она могла быть не причиной, а лишь удобным поводом для начала второй попытки усмирения Чечни. К тому же до сих пор остается загадкой, как мог отряд Ш. Басаева, насчитывавший до 2 тыс. человек, рассчитывать захватить Дагестан или хоть какой-то из его районов, противостоя всей российской армии. Возможно, Ш. Басаева просто заманили на территорию Дагестана, подобно тому, как в 20-х годах контрразведка ОГПУ в ходе операции "Трест" заманила в Россию Б. Савинкова и диверсионные группы генерала А. Кутепова.
Совершенно непонятно, зачем было чеченским сепаратистам взрывать жилые дома. В то же время взрывы оказались как нельзя более кстати для тех, кому нужны были дополнительные аргументы, чтобы убедить Б. Ельцина в необходимости одобрить военную операцию в Чечне.
До середины сентября никто не осмелился бы представить ему на подпись план ввода войск в Чечню - слишком болезненно переживал президент провал первой кампании. К тому же еще в первых числах сентября он не был до конца уверен, что генералы не подведут его в Дагестане и одолеют Ш. Басаева. Тогда он публично выражал недовольство военными, которые, по его словам, "прозевали захват целого района". И тут как раз подоспели взрывы жилых домов (4 сентября в Буйнакске, 9 и 14 сентября в Москве), подтолкнувшие и президента, и общественное мнение к одобрению военного похода на Чечню.
Я вовсе не утверждаю, что к нападению банд Ш. Басаева на Дагестан и к взрывам жилых домов причастны российские спецслужбы, - для обвинения в таком страшном преступлении одних подозрений недостаточно. Но и навязываемое общественности представление, что "чеченцы на нас напали", тоже нельзя назвать бесспорным.
Среди тех, кого подозревают во взрывах домов, не значится ни один этнический чеченец. В отряде Ш. Басаева боле двух третей составляли дагестанцы. И нет ровным счетом никаких доказательств того, что к действиям Ш. Басаева в Дагестане и к взрывам домов причастны официальные власти Чеченской Республики.
Президент А. Масхадов сразу после этих взрывов выразил свои сожаления и соболезнования россиянам, он отмежевался от террористических действий Ш. Басаева в Дагестане. Можно упрекать его в том, что он не выступил открыто против Ш. Басаева и не пытался выдать подозреваемых в терроризме российскому правосудию. Однако президент Чечни, по словам его специального представителя в Москве М. Вачагаева, руководствовался примером России, которая ни разу не брала на себя ответственность за действия своих граждан, оказывавших вооруженную поддержку сепаратистским силам, например, на территории Грузии (в Абхазии и Южной Осетии). Российские власти не предпринимали попыток выдать правосудию Молдавии генерала А. Лебедя, который по собственной инициативе принял в июле 1992 г. решение поддержать приднестровских сепаратистов силами российской 10-й армии и руководил ее действиями против регулярных вооруженных сил суверенного государства - члена СНГ [6]. Напротив, А. Лебедь был назначен со временем на один из высших государственных постов России.
Миф второй: "Мы лучше воюем". Те, кто отвечает за информационное обеспечение второй чеченской войны, могут поставить себе в заслугу внедрение в массовое сознание представлений о том, что вторая кампания не похожа на первую: армия лучше подготовлена, у нее меньше потерь и больше надежд на победу. Однако этот образ в значительной мере иллюзорен.
Начну с главной из декларируемых задач военной операции - нейтрализации террористов. Как раз те, кто больше всего соответствует принятому в международной практике определению террористов, как уходили от преследования в прошлую войну, так и уходят сейчас. Ш. Басаев ушел не только из "намертво заблокированных" Ботлихского и Ново-Лакского районов Дагестана, но и из Грозного. Целы и невредимы наиболее известные политические и военные лидеры Ичкерии - А. Масхадов, В. Арсанов, М. Удугов, А. Закаев, Р. Гелаев и др.
О потерях. За два года прошлой войны общие потери российских войск (по официальным данным на 1997 г.) составили 4,3 тыс. человек убитыми, а за полгода в нынешнюю кампанию - почти 2,2 тыс., в том числе на чеченской территории - около 2 тыс. [7] Нетрудно подсчитать, что удельные потери федеральных сил в нынешнюю кампанию даже выше, чем в первую. Значит, применяемые сейчас новшества - увеличение роли авиации и артиллерии при снижении роли бронетехники - не принесли желаемого результата в борьбе с мобильными, по сути партизанскими соединениями. Зато значительно увеличился масштаб разрушений гражданских объектов и скорее всего возросло число жертв среди мирного населения.
График военных действий нынешней кампании следует за графиком прошлой, что свидетельствует о почти полном воспроизведении и прежнего плана действий. Впрочем, и полководцы те же, и вряд ли от них можно было ожидать особых стратегических новшеств.
К концу декабря в прошлый раз были взяты северные районы и окружен Грозный. На этот раз сделано то же, но с несколько бульшими затратами времени, сил и средств. В феврале Грозный был отбит федеральными силами тогда и сейчас; потери в войсках в обоих случаях сопоставимы. В первую кампанию к апрелю 1995 г. были взяты "под контроль" федеральных сил свыше 90% территории республики. бульшая часть населенных пунктов, по крайней мере все районные центры, в том числе и в горных районах.
То же и в те же сроки происходит в нынешнюю кампанию. Армия и российские власти после установления формального контроля над всей территорией республики в обоих случаях столкнулись с одной и той же непреодолимой проблемой - партизанским движением. Как и в прошлый раз, после больших и малых поражений в правящих кругах России усиливаются голоса сторонников тех или иных форм переговоров с комбатантами, а российские генералы называют эти настроения предательскими и обещают нанести последнее и решительное поражение чеченским боевикам.
Возможно, российская армия сегодня лучше подготовлена и имеет более высокий боевой дух, чем в первую кампанию, однако этого недостаточно для победы в партизанской войне, что доказывают многочисленные исторические примеры. Взять хотя бы израильскую армию - вот уж кому не занимать ни выучки, ни сплоченности, ни боевого духа, но ей так и не удалось победить палестинское сопротивление на крошечной территории, значительно меньшей, чем Чеченская Республика.
В войне, основную ткань которой составляют локальные столкновения, не столь существенной становится разница в вооружении и численности воющих сторон. Решающую роль играет поддержка населения.
Миф третий: "Чеченцы хотят, чтобы их освободили". Официальная пропаганда пытается убедить россиян, что чеченцы, уставшие от неустроенности жизни в фактически независимой Чеченской Республике, буквально ждут, когда российская армия их освободит. В реальности ситуация совершенно иная.
Несмотря на то, что жизнь в "независимой Чечне" не улучшается, жители республики страдают от своих бандитов даже больше, чем соседние регионы России, а популярность А. Масхадова падает, все же социальный климат в Чечне накануне первой войны был намного хуже, чем сейчас. Вспомним массовые демонстрации на улицах Грозного, особенно после разгона местного парламента и Конституционного суда, расстрел демонстрации и появление у Д. Дудаева десятков "кровников", несколько покушений на него. Однако когда в Чечню пришли российские войска, большинство политических противников забыли или на время оставили распри и объединились против общего врага.
За девять лет фактически независимого существования Чечни выросло целое поколение людей, для которых немыслима сама идея подчинения России. Они воспринимают приход российской армии в Чечню для борьбы с террористами примерно так же, как москвичи восприняли бы приход армии Ичкерии для борьбы с солнцевской мафией ("лучше свои бандиты, чем чужие освободители").
Российские власти считают террористами не только тех, кто совершал набеги на российские регионы, захватывал заложников и взрывал дома (таких, судя по заведенным на них уголовным делам, менее 2 тыс.), но и всех сопротивляющихся насильственному удержанию Чечни в составе Федерации. При такой установке они неизбежно столкнутся с противодействием большинства чеченцев.
Как бы ни был плох режим А. Масхадова, при нем была частично восстановлена индустрия нефтепереработки, обеспечивавшая занятость и доход немалой части горожан, а ныне полностью разгромленная российской армией. Возможно, этот режим не помогал развитию сельского хозяйства, но уничтожается оно именно сейчас. Из-за военных действий засеяно лишь 20 тыс. га пашни из 280 тыс. (т. е. менее 10%), кроме того, бронетехника уничтожила многие гектары озимых посевов. Поскольку упущенного времени уже не наверстать, республика неизбежно будет ощущать к осени нехватку 300-350 тыс. т хлеба - практически всего требующегося на год количества. Военные оставляют после себя одни руины. Например, межрайонное объединение "Сельхозтехника", расположенное на окраине Аргуна, было в рабочем состоянии до прихода российских войск. Это огромное предприятие, где ремонтировались автотранспорт, трактора и другое оборудование со всей республики. Сейчас там не осталось ни одного гвоздя [8]. Практически уничтожено и животноводство: осталось, например, всего 1200 коров, а до войны 1994-1996 их было свыше 200 тыс.
Сейчас в республике рядовым гражданам не только нельзя передвигаться на дальние расстояния, но опасно пройти в соседний подъезд во время комендантского часа. Это обстоятельство само по себе приводит к уничтожению такой отрасли сельского хозяйства, как пчеловодство, поскольку ульи нужно посезонно перевозить из одного места в другое, в том числе и на расстояние 80-100 км. Между тем за счет пчеловодства уже многие годы жили сотни семей, лишившихся работы еще после первой войны [9].
С каждым днем войны, с новыми жертвами убывает в Чечне число тех, кто рассчитывал с помощью российских войск изгнать из республики бандитов. Слишком высокой оказалась цена освобождения от бандитизма, да и веры в то, что в результате военных действий наказание понесут именно бандиты, а не мирные жители, становится все меньше.
Бомбардировки и "зачистки" селений, разруха и голод, а также народная молва, разносящая слухи об этом и неизбежно преувеличивающая ужасы и того, и другого, - таковы главные "агитаторы" за пополнение рядов сопротивления и роста партизанского движения. Фильтрационные лагеря, которые устроены российскими властями для интернирования подозреваемых в участии в "бандитских формированиях", реально выполняют совершенно иную функцию - центров вербовки новых боевиков.
Запугать войной можно только стариков, для чеченской молодежи война, опасности - это адреналин в кровь, только усиливающий боевой дух. Об этом же свидетельствуют и примеры фанатичного самопожертвования тех боевиков, которые сознательно пошли на минные поля, прокладывая дорогу основной части ичкерийских сил, выбиравшихся из Грозного.
В Чечне, сохранившей следы родовой демократии и с почтением относящейся к процедуре справедливых выборов, не сможет долго управлять человек, пришедший к власти на российских штыках и привезенный в Грозный на российском танке. Незавидная судьба правителей военного времени 1994-1996 гг. это доказывает. Но если в прошлую кампанию Москва создала хотя бы видимость альтернативного Д. Дудаеву правительства из известных чеченских лидеров, то сегодня российским властям либо вовсе не удалось найти таковых, либо они не считают нужным заниматься камуфляжем прямого колониального правления. Вся административная власть в республике возложена на военного коменданта генерал-лейтенанта И. Бабичева, в районах руководят генерал-майоры. Связь с федеральным правительством осуществляет Н. Кошман, чеченским МВД руководит генерал Новиков, прокурор - Киселев; руководитель дирекции по восстановлению Чечни - Любимцев. Это обилие русских фамилий - нарушение даже колониальных канонов управления национальными окраинами.
Идея независимости в Чечне никогда не была связана с желанием жить богаче после отделения от России. Для чеченцев независимость - это защита от бомбардировщиков. Если не каждая семья, то уж безусловно каждый род поминает погибших в первую войну. Разумеется, останутся в памяти и новые потери и новые унижения, например, те, которые испытали уже в эту кампанию более 200 тыс. беженцев.
Знают в Чечне и о небывалом росте этнических предубеждений в современном российском обществе и платят россиянам той же монетой.
Вряд ли после всего этого можно рассчитывать на лояльность населения республики к российским военным комендантам и гражданским начальникам. Поэтому неизбежным следствием "антитеррористической операции" будет разрастание партизанской войны.
Возможные пути развития событий
Вариации дальнейшего развития в основном определяются вероятностью военных побед каждой из сторон, а также такими следствиями военных действий, как изменение масштаба территорий, находящихся под контролем российских властей и чеченских партизан, интенсивность и направления миграционных потоков, размах диверсионно-террористической деятельности и др.
Вариант 1. "Усмирение Чечни". Он отражает основной стратегический план нынешней военной кампании (рис. 37). Несмотря на то что этот план в целом никогда и никем публично не оглашался, его основные составляющие не раз озвучивались российскими официальными лицами. Они включают в себя, во-первых, быстрый, уже к лету 2000 г., разгром основной части чеченского вооруженного сопротивления, численность которого российские военные оценивают в 2-3 тыс. человек, во-вторых, привлечение на сторону федеральной власти гражданского населения за счет создания в республике более привлекательных, чем во времена правления А. Масхадова, условий жизни.
Обе составляющих этого плана представляются мне неосуществимыми. Начну с военной компоненты. В возможность быстрого разгрома основной части боевиков не верят даже те военные специалисты, которые в целом разделяют официальную стратегию второй чеченской кампании [10]. Я же полагаю, что даже при самом оптимистическом для российских войск реальном развитии военных действий чеченскую вооруженную оппозицию не удастся уничтожить в течение нескольких лет.
Опыт прошлой и ход нынешней войн указывают на высокую вероятность того, что основные силы боевиков будут небольшими группами просачиваться сквозь заградительные кордоны, как вода сквозь пальцы. В прошлый раз федералам приходилось по два-три раза отбивать одни и те же населенные пункты, и сейчас уже дважды федеральные силы освобождали Аргун и Гудермес. Даже сквозь нынешнюю непроницаемую военную цензуру проскальзывают сообщения о боях за селения, находящиеся в тылу основной части войск. Так, в марте около двух недель шли упорные бои за селение Комсомольское, находящееся всего в 5 км от Урус-Мартана, т. е. в центральной части Чечни. Весной постоянно возникали стычки между федералами и комбатантами в Грозном и на его окраинах.
По мнению российских военачальников, базы боевиков находятся вне зоны боев в Грузии, Ингушетии и некоторых других прилегающих к Чечне регионах, что позволяет после отдыха бросать в бой свежие силы. Именно поэтому прошлую войну характеризовал прерывистый (с периодами относительного затишья) ритм военных действий. Скорее всего, и на этот раз после временного весеннего затишья может начаться новый всплеск партизанской активности.
Расчет федералов хотя бы на лояльность местного населения в прошлую войну не оправдался, и крайне мала вероятность, что он оправдается сейчас. Бульшая часть потерь российских войск в прошлую войну пришлась как раз на период после взятия Грозного, когда войска рассредоточились по завоеванной территории, - напасть на блокпост, который охраняет небольшой отряд, боевикам гораздо легче, чем воевать с массой войск, действующих под прикрытием авиации.
По рассматриваемому варианту зона партизанской активности может охватить почти всю центральную часть республики от Ведено и Урус-Мартана на юге до Грозного на севере, от Сунженского района на западе до Гудермеса и Ножай-Юрта на востоке, возможно, даже включая чеченские селения Хасавюртовского района Дагестана. В зоне возможной партизанской активности сейчас проживает 65-70% населения республики - 260-280 тыс. человек.
Вне активного партизанского движения могут оставаться три северных района (Надтеречный, Наурский и Шелковский) и южный предгорный Шатойский район. Первые - поскольку исторически больше тяготели к России, последний - в силу малой заселенности, хотя и здесь могут быть отдельные партизанские анклавы, например, в Аргунском ущелье [11].
Эти четыре района, опоясывая зону партизанского движения, также не могут считаться абсолютно спокойными. Здесь неизбежно будут проходить военные операции, связанные с поиском партизан ("зачистки"), следовательно, возможны периодические или эпизодические стычки федеральных сил с партизанами.
Диверсионные и террористические действия в основном будут локализаваны в Чечне и на прилегающих к ней территориях, как это было в первую войну. Зонами наивысшей опасности являются территории, где расположены военные объекты, - это Моздок, Буденовск и почти вся приграничная часть Дагестана.
В условиях войны мала вероятность захвата чеченскими боевиками людей в заложники для получения выкупа, возможен лишь захват военнопленных для обмена на чеченцев, попавших в российские тюрьмы и так называемые фильтрационные лагеря.
Что касается миграции, то ее основные направления уже сложились, и маловероятно, что они могут радикально измениться в рамках рассматриваемого сценария. Сейчас, как и в прошлую войну, преобладает "круговая" форма миграции: когда солдаты приходят в селение или бомбят его, жители уходят в соседнее селение или в ближайший район, в крайнем случае в Ингушетию, но в любом случае стараются уйти недалеко, чтобы иметь возможность, когда стихнут бои, вернуться. Это стремление возрастает по мере приближения времени сельскохозяйственных работ. Именно поэтому в лагерях беженцев в Ингушетии наблюдается постоянная смена обитателей (за месяц - до 50 тыс. человек), что затрудняет подсчет общей численности беженцев.
Насколько вероятна победа федеральных сил, понимаемая как прекращение вооруженного сопротивления на большей части территории республики?
В доказательство возможности такой победы российские эксперты чаще всего ссылаются лишь на один пример - подавление в конце 40-х - начале 50-х годов националистических движений в Западной Украине и в Прибалтике. Однако этот опыт трудно воспроизвести в нынешних условиях, даже если бы Россия попыталась стать такой же тоталитарной страной, какой был Советский Союз в те времена, и снова отгородилась от мира "железным занавесом". Дело в том, что "успех" советских карательных органов в названных регионах был достигнут не столько за счет разгрома партизан, сколько за счет "замены населения": тысячи семей были депортированы в Сибирь, а на их место завозилась рабочая сила из восточной Украины и России [12]. В нынешних условиях подобная акция маловероятна: во-первых, на официальную депортацию чеченцев российские власти не пойдут, а все другие формы их изгнания трудно осуществить (см. вариант 2). Во-вторых, приток русских или представителей других национальностей в Чечню в нынешних условиях просто исключен. Напротив, каждая военная кампания уменьшает долю русских в Чечне, республика становится все более этнически однородной, и все опросы показывают, что русские не намерены сюда возвращаться, по крайней мере в ближайшие годы.
Правда, и численность чеченцев в результате двух войн сократилась более чем в двое. Тем не менее на территории республики и сегодня проживают около 400 тыс. человек, а это значит, что в этом составе насчитывается свыше 100 тыс. мужчин в военно-способном возрасте, а ведь среди боевиков немало и женщин. Далее, вокруг Чечни на Северном Кавказе проживают не менее 300 тыс. чеченцев, часть которых тоже может рассматриваться как демографический резерв партизанского движения.
Во времена усмирения Западной Украины и Прибалтики советские солдаты получали деньги только на папиросы. А сегодня лишь на денежное довольствие для армии уходит свыше 100 тыс. долл. в месяц. К этому нужно добавить оплату труда десятков тысяч гражданских лиц, содействующих армии, возросшую стоимость горючего, боеприпасов, ремонта и замены техники. Только прямые затраты на войну ("антитеррористическую операцию") обходятся федеральному бюджету, по словам премьера М. Касьянова, в 2,5 млрд руб. (т. е. примерно 90 млн долл.) ежемесячно [13]. Таким образом, чисто военные расходы на Чечню вдвое превышают ежемесячные затраты федерального бюджета на российское здравоохранение. Кроме того, немалые суммы идут через МЧС и Федеральную миграционную службу на обеспечение чеченских беженцев, есть и другие расходы, которые, как правило, официальные лица не оглашают, поэтому реальные расходы, непосредственно связанные с военными действиями, могут быть выше названных. По оценкам известного экономиста академика Н. Петракова они исчисляются в 160 млн долл. в месяц [14]. Но все это покажется мелочью в сравнении со средствами, которые потребуется затратить на восстановление разрушенной промышленности и разбомбленных городов и сел. По самым скромным расчетам в первые три года на это придется затратить не менее 2 млрд долл. (60 млрд руб.). Россия даже при отсрочке своих внешних долгов и других благоприятных обстоятельствах не сможет себе позволить таких затрат еще долгое время.
По численности российские вооруженные силы на порядок меньше тех, что были в сталинские времена. Кроме того, сейчас нельзя долго держать армию в зоне боевых действий, необходима более частая замена частей, а где взять свежие и боеспособные силы, если и те, что сейчас находятся в Чечне, собирались "с бору по сосенке"? Трудно сказать, чем поможет чеченскому фронту массовый призыв резервистов (небывалый с времен афганской войны), зато известно, что он уже подстегнул "утечку умов", и без того опустошающую российскую экономику, особенно сферу высоких технологий.
В былые времена война на окраинах империи практически не задевала жизни в метрополии. Сейчас совершенно иная ситуация - чеченская война тяжелым бременем ложится практически на все сферы жизнедеятельности страны, которая и без того пока не выбралась из глубокого кризиса. У России для чеченской войны сегодня нет в запасе не только пятидесяти лет, как в XIX в., но и пяти.
Учитывая все изложенное, я полагаю маловероятной в ближайшие полтора-два года победу федеральных сил в Чечне, по крайней мере при сохранении нынешних тенденций развития событий. Однако ее вероятность может возрасти при изменении характера военных действий.
Вариант 2. "Война на уничтожение" (рис. 38). Главный фактор всякой партизанской войны, определяющий в конечном счете ее исход, - это резервы поддержки населения. При этом имеются в виду как психологическая готовность оказывать помощь партизанам, не боясь наказания властей, так и демографический ресурс (численность гражданского населения). В первую чеченскую войну уровень поддержки населением партизан и демографические резервы для замены выбывших боевиков и участия в подпольной деятельности были достаточно высоки, что и определило поражение российских войск.
В нынешнюю кампанию уровень партизанского движения, судя даже по весьма скудной информации российской и зарубежной прессы, примерно такой же, что и в прошлую войну.
Поскольку российские власти сегодня не могут повторить советский опыт депортации населения из Чечни, это может подтолкнуть армию к войне на истребление населения. Следует подчеркнуть: это чисто теоретическое предположение. Пока в действиях российских военных не было никаких признаков целенаправленного уничтожения мирных жителей, напротив, федеральные власти не отказались пока от попыток привлечь население республики на свою сторону. Действия российских войск могут быть квалифицированы как неадекватное применение силы, но это еще не геноцид и не этнические чистки.
Только в случае перехода определенной грани можно будет говорить о развитии событий по данному варианту. Он предполагает значительное расширение зоны столкновений с партизанами, поскольку в этом случае чистке должны подвергнуться не только все районы республики к югу от Грозного, но и чеченские селения в Ингушетии и Дагестане, в которых, возможно, укрываются боевики. Не исключены также "случайные" бомбардировки чеченских селений в Грузии [15].
При таком развитии чеченского конфликта может несколько возрасти (по сравнению с ситуацией на апрель 2000 г.) масштаб вынужденных миграций и измениться их направленность.
Что касается масштаба миграций, то он вряд ли будет больше, чем в декабре 1999 г., когда после массированных бомбардировок основных чеченских городов мигрировало свыше 200 тыс. чеченцев, при этом более половины - из Грозного. Сегодня этот миграционный потенциал исчерпан, и в качестве вынужденных мигрантов могут выступать преимущественно сельские жители, общая мобильность которых ниже, чем горожан.
Это значит, что направления миграции будут ограничены следующими особенностями оставшегося в Чечне населения:
- слабой профессиональной адаптивностью (отсюда неизбежная предпочтительность временной миграции, особенно в такие места, откуда можно быстро добраться до дома);
- высокой религиозностью и традиционностью сознания, требующих, в частности, обязательного захоронения в родной земле;
- низким уровнем материального обеспечения, также сильно ограничивающим ареал миграции;
- незнанием других языков, кроме чеченского и русского, что обусловливает ориентацию на проживание в привычной языковой среде.
Главное же, что по сути определяет направление миграции, - это ориентация на жизнь только в чеченской среде. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что ареалы и пропорции миграционных потоков будут соответствовать уже сложившимся, нынешним ареалам и пропорциям расселения чеченцев за пределами республики.
Так, свыше 60% всей чеченской диаспоры сосредоточено в прилегающих к Чечне регионах юга России (до Волгоградской области включительно), и такая же доля мигрантов может осесть в этих местах даже при самом худшем для чеченцев варианте развития событий. Еще 30% диаспоры проживает в других районах России, и не менее трети мигрантов окажется там. Следующими по величине диаспоры и привлекательности для чеченских мигрантов являются Казахстан и Украина. В обоих государствах уже сейчас живет свыше 50 тыс. чеченцев, граница открыта (через Астраханскую область в Казахстан и через Ростовскую - на Украину), преобладает русская речь и сохраняется привычный чеченцам советский образ жизни, а главное - не очень далеко от родных мест. Еще по 10 тыс. беженцев (включая тех, кто уже сейчас там обосновался), в том числе и участников вооруженного сопротивления, может оказаться в Грузии и Азербайджане. В случае массового исхода чеченцев по 2-3 тыс. беженцев смогут найти пристанище в чеченских общинах Киргизии, Узбекистана и других республик Центральной Азии. За пределами этой зоны чеченская миграция будет невелика.
Например, в Турции .даже при самых высоких масштабах оттока чеченцев из своей республики, не сможет оказаться более 5-6 тыс. беженцев (уверен, что и эта цифра сильно преувеличена). Дело в том, что для боевиков Турция непривлекательна (если не иметь в виду несколько сот человек, нуждающихся в лечении или ищущих спонсоров для финансирования дальнейшей борьбы). Остальные заинтересованы в том, чтобы находиться как можно ближе к Чечне и участвовать в партизанском движении [16]. Что касается беженцев из числа гражданского населения, то подавляющее их большинство просто не располагает средствами, чтобы нелегально пробраться в Турцию. Эта страна крайне неохотно открывает границы беженцам из зон этнических конфликтов. Исключения не были сделаны даже для турок из Ферганской долины, которые после устроенных узбеками погромов в 1989 г. вынуждены были расселиться в разных регионах России и Азербайджана, но так и не смогли проникнуть в Турцию.
Так или иначе, война на уничтожение, обусловливая большее, чем при нынешнем характере боевых действий, число жертв среди чеченцев и больший их отток за пределы Чечни, уменьшает демографический потенциал партизанского движения, следовательно, повышает вероятность военной победы федеральных сил. Однако такая победа может быть сравнительно недолговечной: подрастут новые поколения, и за обиды отцов и дедов могут мстить их дети и внуки. Именно поэтому этнополитические конфликты, подобные чеченскому, иногда длятся на протяжении жизни нескольких поколений.
Ситуация могла бы приобрести позитивное для Москвы развитие, если бы после войны удалось обеспечить экономический подъем Чечни и рост благосостояния ее населения. Но в утопичности идеи восстановления Чечни за счет российских налогоплательщиков сомнений не возникает.
Бросаются в глаза три проблемы, каждая из которых весьма сложна, а в совокупности они просто неразрешимы. На какие средства рассчитывает российская власть восстанавливать Чечню, если бюджет предусматривает менее 10% суммы, запрашиваемой Н. Кошманом? Если эти средства все же удастся найти, как уберечь их от разворовывания? Где будут создаваться новые рабочие места, если известно, что основная их часть всегда была сосредоточена в Грозном (нефтепереработка), а сейчас город полностью разрушен и возрождать его федеральные власти пока не собираются? Как можно обеспечить занятость жителям Чечни, если это не удается сделать в других республиках Северного Кавказа, где не было ни партизан, ни бомбардировок?
Итак, положительные результаты истребительной войны для Москвы не очевидны, а недостатки бесспорны.
Подобный характер войны резко усилит негативное отношение к ней со стороны мирового общественного мнения. Это может вызвать экономические санкции против России, самыми страшными из которых могли бы стать отказ или ограничения в закупке российской нефти и другого сырья.
Неизбежным ответом на ужесточение военных действий со стороны федеральных сил может стать рост масштабов террористических акций. Не исключено, что к их участию подключатся не только специально обученные диверсанты из Чечни, но и представители многочисленных чеченских общин, разбросанных по России, как это уже было, например, в Астраханской области осенью 1999 г.
Нарастание экономических и политических проблем, связанных с войной, может вызвать у россиян чувство усталости от нее и вновь реанимировать изоляционистские настроения: "Лучше уж отделиться от этой строптивой Чечни".
Вариант 3. "Компромисс" (рис. 39). Речь идет о повторении в той или иной форме конечного результата прошлой войны. Тогда, в 1996 г., после нарастания неудач - растущих потерь в армии (притом что ее разгрома, конечно, не было), увеличивающихся материальных издержек, усиливающегося внешнеполитического давления, в том числе на встречах глав восьми крупнейших держав мира, а главное, в условиях роста недовольства войной российской общественности в канун президентских выборов - федеральная власть была вынуждена искать невоенное решение "чеченской проблемы" и заключила Хасавюртовские соглашения с А. Масхадовым.
Похожие обстоятельства могут сложиться и в канун президентских выборов 2004 г. (возможно, уже за год до них). В этом случае федеральной власти придется согласиться на переговоры о перемирии с кем-либо из лидеров вооруженной чеченской оппозиции, скорее всего, с А. Масхадовым, единственным человеком, легитимность которого признается всеми полевыми командирами. Возможно, на этот раз в отличие от 1996 г. одной из сторон договора о перемирии могли бы стать и представители пророссийских сил Чечни. Период перемирия Россия может использовать для окончательного определения статуса Чечни и для для борьбы с террористами.
Опыт стран, которые десятилетиями пытались справиться с проблемой политического терроризма, показывает, что войсковые операции для лечения этой болезни не годятся и нужен комплекс более изощренных средств. Так, обычно объявляется бессрочный розыск главарей террористических организаций, и их либо со временем уничтожают, как это было сделано с убийцами израильской олимпийской команды, либо рано или поздно отправляют на скамью подсудимых, как это сделали турки с курдским лидером А. Аджаланом. Используются в этой борьбе и авиационные удары, прежде всего для разрушения инфраструктуры противника, но поскольку такая инфраструктура создается не каждый месяц, то и удары наносятся эпизодически. Что касается уничтожения так называемой "живой силы", то как раз ей подобные бомбардировки большого урона не наносят.
Основным направлением борьбы с террористами являются вовсе не военные, а политические операции, например, те, которые обеспечивают раскол террористических движений. Так, израильтянам в конце концов удалось отсечь умеренное крыло палестинского сопротивления от радикального. Турецкие власти нашли общий язык с семьей Барзани, десятилетиями возглавлявшей курдское национальное движение. В результате военная активность этого движения во многом была парализована.
У России было (и сейчас остается) множество возможностей привлечения на свою сторону хотя бы временных попутчиков из числа влиятельных представителей чеченской военной и политической оппозиции, например, антиваххабитских сил. Сегодня большинству здравомыслящих людей очевидно, что ни с А. Масхадовым, ни с любым другим политиком из стана чеченской вооруженной оппозиции по ключевым политическим вопросам быстро договориться не удастся. Но если бы Россия была защищена от бандитских набегов надежным кордоном, никто бы не торопил российских правителей и не подталкивал их к заключению скороспелых, не отвечающих национальным интересам соглашений.
По мнению тех российских политиков, общественных деятелей и ученых, которые размышляют над поисками политического компромисса, наиболее приемлемым может считаться вариант "санитарного кордона". Предлагаю свою трактовку этого понятия.
Главное предназначение "санитарного кордона" вокруг не контролируемых федеральными властями районов Чечни - обеспечение безопасности (военной, экономической и социальной) остальных районов России от деструктивной деятельности наиболее радикальных террористических групп, проповедующих идею создания "Великого исламского имамата от Черного до Каспийского моря".
"Санитарный кордон" должен предусматривать несколько территориальных линий контроля, на которых безопасность России обеспечивается разными методами:
- оборона и пограничный контроль (по границе Чечни с Ингушетией, Терскому хребту, реке Терек, границе Чечни с Дагестаном);
- экономическая безопасность (по границе Ингушетии с Северной Осетией, Чечни со Ставропольским краем, восточнее чеченонаселенных районов Дагестана);
- страховочная линия контроля (по границе Ингушетии с Северной Осетией, Чечни со Ставропольским краем, Дагестана с Калмыкией).
Стратегия "санитарного кордона" в логически завершенном виде предполагает не только вывод федеральных войск на линию пограничного контроля, но и замену наступательных сил частями, обученными для защиты рубежей; создание специальной пограничной инфраструктуры - капитальных долговременных сооружений, следовой полосы, минных полей и т. п.
"Санитарный кордон" способен лучше защитить российские регионы от набегов террористов, чем полный охват Чечни, когда армия "размазывается" на большом пространстве, а контроль над территорией неизбежно принимает "очаговые" формы. Не случайно Ш. Басаев и С. Радуев совершали свои рейды как раз в то время, когда российская армия, казалось, контролировала всю Чечню.
"Санитарный кордон" уменьшит потери российских войск по сравнению с их размещением по всей территории республики. Опыт прошлой войны показал: чем бульшую территорию контролировали российские войска, тем выше становились их потери, поскольку сравнительно небольшие гарнизоны, блокпосты, а также передвигавшиеся военные колонны как раз и становились жертвами нападений партизан. Разумеется, с продвижением армии вглубь республики увеличивается число беженцев и неизбежно растут жертвы среди населения.
Еще перед началом первой чеченской войны у федеральной власти была возможность "спустить с гор" границу Дагестана с Чечней, создать пригодные для защиты от террористов рубежи по Тереку и оказывать на Грозный эффективное давление.
Подобная идея докладывалась мной в сентябре 1994 г. на заседании Экспертного совета при президенте России. Она заключалась в создании в границах трех северных районов Чечни "зоны благоденствия", дающей всему населению республики возможность выбора: жить, как в разоренной дудаевской зоне, - или как в пророссийской, сравнительно хорошо обустроенной. Осуществить эту идею тогда было проще, чем сейчас, поскольку в большей мере можно было опереться на поддержку населения северных районов. Однако этот шанс был упущен.
Возможно, накануне будущих выборов подобный вариант вновь станет предметом заинтересованного обсуждения. В соответствии с ним часть территории Чечни, находящаяся вне прямого контроля федеральных властей, - самая большая. Однако в действительности она не меньше и по другим вариантам, поскольку оккупированные территории лишь кажутся подконтрольными властям. Так, в феврале 1995 г. Грозный был полностью взят под контроль российских войск. Однако в действительности федеральные и местные власти могли чувствовать себя в относительной безопасности только в определенных точках города: в аэропорту "Северный" и в Доме правительства, охранявшемся, как цитадель. Передвигаться между этими "островами российской законности" можно было только на бронетранспортерах, но даже в такой колоне не удавалось полностью защитится от ударов боевиков, пример тому - дерзкое покушение на генерала А. Романова. совершенное летом 1995 г. как раз на этой трассе.
Важно, что в рамках рассматриваемого варианта зона, неподконтрольная федеральным силам, перестает быть территорией партизанского движения. Только в рамках этого варианта численность населения, которое может вернуться в Чечню, будет превышать число мигрантов, продолжающих покидать республику.
Разумеется, сам по себе "санитарный кордон" не может решить главную проблему - восстановление экономики республики. Однако в рамках взаимоотношений Чечни и России это задача в принципе неразрешима, тут необходимы усилия мирового сообщества, возможные только при наличии у России заинтересованности в таких усилиях.
Сегодня вариант компромисса с чеченскими боевиками многим кажется невероятным. Ни рост жертв, ни возрастающее бремя экономических издержек, связанных с чеченской войной, пока существенно не влияют на российское общественное мнение - доля россиян, выступающих за продолжение военных действий, с начала года застыла на отметке 60%. Среди избирателей В. Путина таких еще больше - 67%; больше всего сторонников войны среди русского населения Северного Кавказа и Дальнего Востока, меньше всего среди жителей Москвы и С.-Петербурга [17]. Что касается внешнеполитического давления на Россию в связи с этой войной, то оно вызывает у большинства россиян лишь негодование. Однако общество не может долго находиться под наркозом иллюзий. Если через год-полтора война не закончится видимой победой федеральных сил, общественные настроения могут круто измениться в сторону давления на власть с целью прекращения военных действий. Тогда появится спрос на серьезное обсуждение мирных форм урегулирования чеченского кризиса.
Заключение
Длительные широкомасштабные боевые действия, разумеется, оказывают дестабилизирующее влияние на ситуацию не только на Северном Кавказе, но и во всем Кавказском регионе. Можно с уверенность сказать, что напряженность сохранится при любом варианте развития событий в Чечне.
Сравнительно меньшие потери как для участников чеченского конфликта, так и для окружающей политической среды может обеспечить третий из рассмотренных вариантов (табл. 34), который характеризует одно из возможных направлений компромисса между федеральной властью и чеченским вооруженным сопротивлением: "Мир в обмен на территорию".
Наихудших последствий следует ожидать от второго варианта, предполагающего целенаправленное уменьшение демографических ресурсов чеченского партизанского движения. Неизбежным следствие осуществления такого варианта станет увеличение числа жертв и беженцев среди мирного населения.
Первый вариант представляет собой экстраполяцию развития чеченской войны и неизбежно должен сопровождаться затяжным этапом борьбы федеральных войск с партизанским движением при незначительных шансах Москвы на успех.
В табл. 34 выделены общие опасные следствия конфликтов (в основном это опасности гуманитарного характера). К ним мы относим лишь возможный рост интенсивности и географических масштабов терроризма. И в этом смысле наибольшую опасность представляет возможное развитие событий по варианту, когда в качестве "мстителей" могут выступить не только диверсанты из Чечни, но и представители чеченской диаспоры, разбросанной по всему югу России.
При любом варианте развития событий в краткосрочной перспективе на Кавказе сохранятся и даже усилятся факторы политической нестабильности и связанная с этим опасность терроризма.
Примечания
[1] Мукомель В. Вооруженные межнациональные и региональные конфликты: людские потери, экономический ущерб и социальные последствия // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах / Под ред. М. Б. Олкотт, В. Тишкова и А. Малашенко; Моск. Центр Карнеги. - М., 1997. - С. 301, 305-306.
[2] Там же. - С. 311.
[3] Пропагандой занимаются несколько правительственных структур, в том числе и созданный постановлением правительства № 1538 в декабре 1999 г. специально для информационного обеспечения чеченской войны Российский информационный центр. Он не только тщательно фильтрует информацию с театра военных действий, но и отбирает для последующего распространения специальные информационные клише.
[4] А. Куликов сделал это заявление, выступая в прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы" 5 января 2000 г.
[5] Степашин С. Блока ОВР могло бы не быть // Независимая газ. - 2000. - 14 янв.
[6] См.: Как делается политика в США и России: Принятие решений об использовании вооруженных сил в региональных конфликтах конца XX в. / Под. ред. Дж. Азраэла, Э. Паина, А. Попова. - М.: Комплекс-Прогресс, 1996. - С. 97-98.
[7] По словам заместителя начальника Генерального штаба В. Манилова, за все время операции на Северном Кавказе потери федеральных войск на апрель 2000 г. составили 2181 человек убитыми и 6388 ранеными (Мир за неделю. - 2000. - 22-29 апр.).
[8] Турпалов Л. Заложники комендантского часа // Независимая газ. - 2000. - 26 апр.
[9] Там же.
[10] Сомнениями на этот счет в беседе со мной делились бывший командующий российской военной группировкой в Чечне (1995 г.) генерал А. Куликов и вице-президент Российской академии военных наук генерал В. Слипченко.
[11] Северные районы до 1956 г. входили в состав Ставропольского края и были в то время заселены преимущественно русскими. Несмотря на то, что численность русских за годы чеченской национальной революции и двух войн сократилась повсеместно более чем в десять раз (в 1989 г. она составляла около 400 тыс. человек, а сейчас едва ли насчитывает 30 тыс.), эти районы оставались более пророссийскими, чем остальные, и поэтому местное население подвергалось репрессиям во времена правления Д. Дудаева (1991-1996 гг.) и А. Масхадова (с 1997 г.). Часть жителей этих районов приветствовала приход федеральных войск, поэтому здесь мала вероятность широкого развития партизанского движения. Шатойский район всегда был слабо заселен, а сейчас прочти полностью обезлюдел, на его обширной территории не наберется и десяти тысяч человек, поэтому здесь просто некому оказывать сопротивление федеральным силам и поддержку партизанам.
[12] Несколько раньше, в 1944 г., депортации подверглись и чеченцы. Они были выселены в степные и полупустынные районы Северного Казахстана и были возвращены на родину только в 1956 г.
[13] Сколько стоит война? // Мир за неделю. - 2000. - 22-29 апр.
[14] Петраков Н. После передышки не пришла бы крышка // Труд. - 11 янв.
[15] В Ахметском районе Грузии издревле живет этнографическая группа чеченцев "кистинцы" (менее 2 тыс. человек). За время войны в чеченских селениях этого района население возросло за счет чеченских беженцев из прилегающих горных районов Чечни более чем вдвое и составляет около 5 тыс. человек.
[16] В этой связи сошлюсь на мнение президента Ингушетии Р. Аушева, который заявил в телевизионном интервью, что после того как федеральные войска займут основные горные базы боевиков, бульшая их часть (из тех, кто останется в живых) постарается вернуться в свои села и вести там партизанские действия против властей (НТВ, передача "Герой дня", 23 февраля 2000 г.).
[17] Попов Н. Нам Европа не указ // Новое время. - 2000. - № 16. - С. 10.
|
Власть
