Какой быть России после исчезновения с политической карты мира супердержавы — Советского Союза? В официально действующей на сегодняшний день Конституции она именуется Российской Федерацией. Но так ли это по существу? Имеем ли мы в лице РФ дело действительно с федеративным государством или же, как это было со всеми советскими конституциями, вещи здесь тоже названы не своими именами и в Основном Законе до сих пор присутствует некое политическое плутовство, которое загоняет национальный и, в частности, русский вопрос вглубь, открывая новое, доселе неведомое поле жестких противоречий, борьба которых делает вполне вероятным распад России?
Чтобы хоть сколь-нибудь прояснить этот сложный вопрос, попробуем взглянуть на него через призму исторического формирования российского государства, учитывая при этом, что всякая государственная форма, кроме, естественно, навязанной в результате завоевания, достаточно органически вырастает из жизни каждого народа и господствующего в данном людском сообществе естественного права. Как правило, она обусловлена многими уникальными особенностями: характером этноса или сосуществующих этносов, религиозной верой, правосознанием, моралью и комплексом внешних факторов — от ландшафта, климата и размеров занимаемой территории до исторического окружения. Естественно, мы называем далеко не все моменты, влияющие на характер возникающей государственности, но перечисленные являются важнейшими и объективно необходимыми.
Для прояснения исходных позиций — несколько слов об основных признаках федеративного государства. Латинское «fedus» означает «договор» и «союз», а также «порядок» и «закон». В точном смысле этого слова в современной юридической науке федерацией называется такой союз государств, который основан на договоре и предполагает законное, упорядоченное Конституцией единение его членов. Отсюда ясно, что федерация возможна лишь там, где речь идет об объединении двух или более самостоятельных государств. Объединении, как правило, основанном на прочной интеграции без права «выхода» из федерации. Самостоятельность субъектов союзного государства гарантируется во всем, что не опасно для его единства. Именно по такому принципу формировалось большинство ныне существующих федеративных государств — США, Швейцария, Канада, Германия.
Правда, ряд государств, например, Аргентина, Бразилия, Мексика, Венесуэла, Индия, Испания и некоторые другие, так же именуют себя федерациями. Однако по сути своей внутренней организации они являются унитарными государствами с известной автономией провинций. В классическом понимании это — псевдофедерации, уделом которых являются постоянные внутренние коллизии и известная государственная слабость. Мировой опыт показывает, что прочное федеральное государство возможно лишь там, где оно образуется самостоятельными государствами, заинтересованными в объединении в силу различных жизненно важных причин. Попытки создать федерацию из неоформленных национальных и территориальных образований уже в ближайшей исторической перспективе с необходимостью порождают нестабильность и разлад, что быстро приводит либо к распаду государственных новообразований, либо к формированию унитарного государства с предоставлением более или менее широких прав местного самоуправления отдельным народам или территориям.
Здесь мы сознательно обходим вопрос о конфедерации, ставший ныне весьма политически модным и едва ли не программным у многих политических партий и течений, полагающих, что в свое время следовало реорганизовать СССР на конфедеративных началах и таким образом спасти его от распада. Сегодня подобный рецепт они пытаются выписать и России.
Такие предложения обычно рождаются либо по неведению, либо по злому умыслу — третьего тут не дано. Конфедерация — суть временное, переходное образование, которое не может существовать сколь-нибудь продолжительное историческое время. Она либо перерастает в полнокровную федерацию (США, Швейцария), либо в унитарное государство (Чили), либо распадается.
Ясно, что формальное именование государства «конфедерацией» может сохраниться, но это не меняет сути дела.
Советский Союз был федерацией лишь по декларированной в Конституции форме, а по сути своей он представлял типичную псевдофедерацию. В 1992 г. был, как известно, заключен договор между рядом республик. Однако в точном юридически правовом смысле слова ни один из договаривавшихся о союзе субъектов государством не являлся. И Украина, и Белоруссия, и Грузия, и Армения, и Азербайджан оставались регионами огромной Российской империи с известной степенью автономии. Процесс и государственного становления был в тот момент делом будущего. А что же касается Казахстана и Средней Азии, то они даже формально не были государствами, когда становились членами Союза ССР. Как это ни покажется сегодня парадоксальным, но лишь вступление в состав СССР Литвы, Латвии и Эстонии (если признать эти акты безупречными в правовом отношении) отвечало базисным правовым принципам образования федерации.
Что же касается РСФСР как одной из договаривающихся сторон при создании СССР, то она с самого начала также представляла собой псевдофедерацию — и по форме, и по внутреннему содержанию. Это не требует каких-то особых доказательств, поскольку при создании Российской федерации договаривающиеся стороны вообще отсутствовали как таковые.
Юридический парадокс, связанный с этим беспрецедентным в новейшей истории фактом, стал предметом острейшей дискуссии на XII съезде РКП(б). Суть его состояла в том, что не было никакой ясности с субъектами федерации. Именно поэтому представителями автономных республик было предложено организовать отдельную Русскую республику и заключить федеральный договор между этой и уже провозглашенными автономными республиками как реальную основу РСФСР. Тогда это предложение не было поддержано, поскольку представлялось трудноразрешимым в силу демографических факторов и явного преобладания русских в столицах и городах национальных автономий.
Сегодня, заключив Федеративный договор, политики новой волны, казалось бы, разрешили проблему. Но с кем же заключили договор субъекты Федерации? Оказывается, — с федеральными государственными структурами! Если предположить, что они представляют целое, то есть единое государство, то выходит, что самый многочисленный народ этого государства русские, составляющие более 80% населения, оказываются расчлененными по субъектам Федерации настолько, что об их собственной государственности не приходится и говорить. При этом, если учесть, что Татарстан, Чеченская Республика не подписали Федеративный договор, а позиция ряда республик и регионов в разделении компетенции угрожает единству Российской Федерации, то справедливо спросить — не является ли обновляемая Россия ухудшенным вариантом все той же старой псевдофедерации, со всеми вытекающими отсюда последствиями? И не встает ли следом во весь свой драматический масштаб вопрос, а есть ли вообще такое государство?
Глядя в глаза, приходится ответить, что русские, начиная от распада СССР, постепенно утрачивают свою государственность. Что же касается «России» как таковой, она стала мифом уже после краха Российской Империи.
Коренным вопросом развития нашего сообщества в настоящее время является вопрос о том, может ли Россия, с учетом всего вышеизложенного, стать подлинно федеративным государством?
В истории России не единожды предпринимались попытки установить федеративное единение территорий. Они неоднократно имели место в Киевский период, вплоть до самого Ордынского нашествия (X — сер.XIII вв.), В Суздальско-Московский период (XIII — XV вв.), в эпоху Смуты (начало XVII в.), в 1917 г., сразу после Февральской революции.
По мнению И.Ильина, опирающегося на работы Н.Карамзина, С.Соловьева, И.Забелина, В.Ключевского, Н.Костомарова, С.Платонова, все эти попытки оказались тщетными и лишь подтвердили «неспособность русского народа к федерации» (см. И.А.Ильин. — Наши задачи; Париж — Москва, 1992, с.198).
Владимир Мономах надеялся на договорное объединение Руси. Но уже внуки его, Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо, утратили эту надежду из-за непрекращающихся междоусобиц. Они ищут спасение в единодержавии. Их поддерживает в этом простой народ и духовенство, а бояре и купечество примыкают к «партии распада». Таким образом, популярные в народе Мономаховичи впервые выговорили новое политическое кредо: договорное начало не по силам Руси, в федерации спасения быть не может, следует искать его в единодержавии.
В Суздальско-Московский период договорное единство вторично не удалось русским: князья по-прежнему дробили уделы, враждовали, доносили друг на друга в Золотую Орду, обессиливали Русь. Национальное единство угасало. В продолжении 234 лет (1228—1462) северная Русь вынесла 90 внутренних усобиц и «все влиятельное, мыслящее и благонамеренное в русском обществе» научилось ценить единодержавие московского князя. Александр Невский и его сын Даниил начинают единодержавное собирание Руси от лица Москвы. Именно на этом пути Россия была освобождена от ордынского ига, объединена, замирена и возвеличена — не федеративной, а унитарной и авторитарной государственностью.
В Смутное время, когда страна распалась в анархии, предопределенной спонтанными реформами Ивана Грозного, стратегическое объединение во имя спасения России было начато периферийными силами. Однако они взяли на себя бремя политического лидерства не для того, чтобы погасить московское единодержавие и заменить его федерацией, а напротив — для того, чтобы возродить единство распадавшейся страны с помощью авторитарной и унитарной монархии.
В период Временного правительства анархия в четвертый раз погубила федеративное начало в истории России (И.А.Ильин, там же, с. 196—198).
Общий вывод И.Ильина состоит в том, что федерация в ее классическом виде губительна для России. Задача состоит в том, чтобы совместить преимущества авторитарного строя с преимуществами демократии, устраняя опасности первого и недостатки второй. Государственный строй новой России должен быть по форме унитарным, а по духу федеративным. Единство державы и центральной власти не может зависеть от согласия многих отдельных самостоятельных государств (областных или национальных) — это развалит Россию. Но единая и сильная центральная власть должна выделить сферы областной и национальной самостоятельности и насытить всенародное единение духом братской солидарности (И.А.Ильин, там же, с. 321).
Так подробно остановаться на взглядах И.Ильина заставляет то, что никто лучше его не проникся пониманием русского национального самосознания, роли русской идеи, сильных и слабых сторон русского правосознания в формировании российской государственности. Метод его анализа сочетания федерации и унитаризма в истории России мог бы быть распространен и на послеоктябрьский период. Но его политические взгляды — агрессивный антикоммунизм и антисоветизм, не позволили сделать ему закономерный вывод о том, что большевики, собственно, продолжили практику прежних российских правителей-унитаристов, презрев федерацию ради державности, разумеется, осуществив это своими специфическими методами. А уже в наше время игнорирование особенностей российского народа, связанных с его мировосприятием и правосознанием, ослабление, а затем и полное устранение авторитарных начал власти привели к обвальному распаду союзного государства.
Многие предложения И.Ильина относительно устройства России, принципов самоуправления почти целиком могли бы лечь в основу современной российской Конституции — так точно и тонко учтено в них присущее русской нации естественное право. В то же время в русской исторической традиции, начиная с Н.Карамзина, господствовал односторонний подход к вопросу федерации, она связывалась главным образом с русской идеей и русским самосознанием. Иного пути, кроме создания унитарного государства, если говорить только о русских, действительно не было.
Но безупречный вывод о том, что русским присущи толерантное отношение к другим народам, чувство добрососедства и восприимчивость к иным национальным традициям и верованиям — то, что И.Ильин называет «федерацией по духу», — не был завершен анализом федеративных взаимоотношений с народами, жившими по соседству с Русью, а затем входившими в состав Российской Империи.
Трудами теоретиков евразийства, в наше время особенно Л.Гумилевым, было достаточно убедительно доказано, что не столько вражда с соседями, сколько частые договорные союзы характеризовали их отношения с ближним окружением. Они имели место, начиная от взаимоотношений Киевской Руси с Хазарией и Золотой Ордой. Даже Российская Империя не была строго централизованным государством. Особые отношения, причем отнюдь не в сторону ущемления, центральная власть всегда имела с неправославными народами. На них не распространялось крепостное право, мусульмане не призывались на военную службу. Весьма дифференцированным был подход к различным губерниям и регионам. Формы местного самоуправления, скажем, в Тифлисской, Эриванской, Елисаветпольской, Казанской губерниях были иными, чем в Нижегородской или Симбирской. Казачество жило по-своему, Туркестан иначе, чем Бессарабия. Финляндия и Польша имели свои конституции, денежные знаки и даже военные формирования. П.Столыпин готовил еще более глубокую реформу местного самоуправления. То есть традиции федерализма не в классической, правда, форме развивались и совершенствовались.
Жить в одном государстве — наша судьба.
Сегодня можно спорить о том, оправданным ли было создание национальных государств. Но это предмет спора только для тех, кто не уважает другие народы, не улавливает глубинной логики развития этносов. Ни в Казани, ни в Уфе, ни в Грозном такие споры не будут поняты. Можно, конечно, сегодня винить Советскую власть за то, что она не все учла при образовании суверенных республик. Но главное состоит в том, что именно благодаря ей многие народы впервые обрели или восстановили свою государственность.
Исторически преходящие политические издержки этого масштабного процесса состоят в том, что по вине политиков, часто чуждых интересам своих наций, народы, которые хотят жить вместе, чуть ли не насильно или по неразумению разъединяются.
Тяга к интеграции, единству народов России, как и бывшего СССР, рождена многими факторами. Территория, на которой они проживают, является единым континентом — это Евразия. За время многовекового существования эти народы не раз объединялись в государственные образования и выработали уникальную культуру, свою цивилизацию.
Евразия для них — «континент-родина», судьба которой неотделима от судьбы каждого из ее народов. Опыт показывает, что в случаях, когда народы Евразии не достигали согласия, их земли становились легкой добычей агрессоров. Борьба за передел Евразии может нарушить мировой геополитический баланс и стать причиной глобальной катастрофы.
Связующей нитью народов России, в целом Евразии, выступают экономический и исторический факторы, высокая степень полиэтничности всех новообразованных государств. Последнее имеет особое значение. Сегодня, например, 5 млн. татар живут вне Татарии, более 25 млн. русских вне Российской Федерации. Перепись 1989 г. свидетельствует, что только 6 из множества российских народов насчитывают в своих республиках свыше 50% (чуваши — 69%, тувинцы — 64%, коми-пермяки — 60%, чеченцы — 58%, буряты Агинского Бурятского автономного округа — 55%, осетины — 53%). В республиках Российской Федерации, вместе взятых, «коренное население» составляет 32%, а в автономных округах и того меньше — 10,5%. Разделить все это на некие государственные образования просто невозможно. Заключение, которое напрашивается при анализе этих показателей, может быть только одним: народам России предназначено жить в одном государстве — федеративном по духу и форме.
Такой истинный евразийский федерализм объективно противостоит и неоимперским концепциям разного толка.
Какими же представляются пути решения национального и государственного вопроса в России? Сегодня наметились две главные опасности в возможном развитии национальных процессов. Первая — это стихийный взрыв русского национализма как естественная защитная реакция на угрозу расчленения России и оскорбление национального достоинства, проявляющегося в русофобии, характерной для некоторых бывших республик Союза, а также для многих средств массовой информации в самой России. Но путь установления национальной диктатуры бесперспективен. Печальный опыт национальных диктатур и режимов в ряде государств, возникших на территории СССР, — убедительное тому подтверждение. Как правило, платой за торжество «национальных идей» становится территориальный и государственный распад.
Вторая опасность — попытки повернуть Россию к дореволюционному государственному устройству, поделив ее на земли или губернии, иначе говоря, переформирование России в государство великорусского этноса с предоставлением другим народам прав культурно-национальной автономии. На практике это бы означало либо насильственную колонизацию национальных республик, либо вычленение из состава Российской Федерации некоей весьма умозрительной «Русской республики». Эта идея — авантюристична. Те права, которые приобрели нерусские народы, уже не могут быть отняты или умалены без трагических последствий и для них, и для русской нации. Как русский, так и любой иной национализм неизбежно не только приведет к разрушению целостности России, но и сделает химерой государственность самих этих народов.
Любое принижение роли существующих суверенных республик — это политика, разлагающая российское государственное единство. Общий вывод, вытекающий из нашей истории, состоит в том, что самой судьбой нам предназначено жить в одном государстве — федеративном.
Идеальный путь к этому — он возможен только в случае образования отдельной Русской республики — заключение полнокровного федеративного договора между этой и другими суверенными республиками. Как было отмечено, такой подход выдвигался, но был неосуществим уже и в 20-е годы, еще меньше он возможен сегодня. Любая попытка осуществить его обернется трагическими последствиями.
Выход видится в одном: края и области России, как субъекты Федерации, должны быть уравнены в правах с республиками, с возможным формированием в последующем новых интеграционных образований (губерний, земель). Главное в этом случае не столько установление управленческих связей по вертикали, сколько горизонтальные взаимодействия субъектов Федерации. Чем шире будет уровень местного самоуправления, тем прочнее реальная интеграция между субъектами Федерации, в том числе «русских регионов».
Полнота такой интеграции снимет вопрос о возможном «саморасчленении» русской нации в случае возвышения краев и областей до уровня республик. Таким образом, может быть утвержден федерализм, основанный одновременно на национально-государственном, национально-территориальном и территориальном признаках, что наиболее отвечает специфике России. Конституционно должны быть закреплены права национальных групп, гарантии культурной автономии. Так может быть решена проблема превращения каждого народа в субъект общегосударственной жизни, способный к самоорганизации и саморазвитию независимо от того, имеет или не имеет он «собственную» государственность.
Высокий уровень децентрализации власти нисколько не противоречит прочности государственного единства, если разумно распределены компетенция между центральными и местными органами власти и управления. Следуя такой логике, основой государственного устройства России должна быть парламентская республика при сильной общенациональной центральной власти (соединение авторитаризма и самоуправления).
Необходимый авторитаризм мог бы осуществляться исполнительным органом власти и его главой, назначаемыми Верховным Советом (парламентом). Поскольку оба органа власти — и Верховный Совет (парламент), и Правительство — вбирают в себя все своеобразие многонационального государства, и в лице депутатов и членов Правительства в значительной степени как бы персонифицируют субъекты Федерации и их народы — авторитаризм Центра в пределах его полномочий будет восприниматься с пониманием.
Авторитаризм же в форме Президентской республики, когда Президент выступает как высший глава государства, в специфических условиях России может стать источником труднопреодолимых конфликтов, а в критические моменты принятия невыгодных для какого-либо из субъектов решений — еще и источником национального возбуждения, протеста.
Формирование подлинно федеративного Российского государства откроет возможности возрождения во многом утраченных связей с ближним зарубежьем. Время и мера нового сближения народов бывшего СССР в первую очередь зависят от стабильности и благополучия России. Рано или поздно это произойдет, и тогда на евразийском континенте, три четверти века именовавшемся СССР, а ранее в течение нескольких столетий — Российской империей, возникнет новое содружество свободных народов и государств, качественно отличающееся от всех предшествующих прежде всего истинно федеративным началом, положенным в основу его строительства.
"Духовное наследие"
01.08.2000
|
Власть
