|
Китайский фактор внутренней и внешней политики России
Какое будущее ожидает Россию? Чем она станет? Обществом и государством, в которых встречаются, переплетаются и взаимодействуют культурно разные начала Востока и Запада, обществом и государством, зацикленными на собственную самобытность и отвергающими и Восток, и Запад? Но, быть может, полем битвы? Вот вопросы, которые в последние годы вызывают размышления многих россиян.
Китай - самый крупный сосед России. Судьбы двух стран ныне связаны, как никогда в прошлом. Многие политики и аналитики признают, что как бы ни изменялись наши страны, что бы в них ни произошло, судьбы наших государств и народов остаются неразделимыми. Это утверждение порой воспринимается как по меньшей мере дискуссионное. Те, кто с ним согласен, во все большей степени осознают, что смотреть на эту проблему надо, полностью отдавая себе отчет в ее многогранности, в ее особом историческом значении. Есть, однако, немало политиков и аналитиков, для которых воздействие Востока и Запада на нашу страну, во-первых, не столь очевидно, а во-вторых, пагубно для России. Есть немало политологов, для которых переплетение судеб России и Китая является результатом чуть ли не беспочвенных и опасных умозаключений. Часть из них склонна рассматривать историческое движение России как проявление уникальной самобытности. Другие, задумываясь о будущем, связывают судьбы России только с Западом.
Говоря о Китае, мы вынуждены размышлять на две близкие, но все же разные темы. Одна из них - проблема Китая, т. е. его развития как самобытной цивилизации, особого общества и государства. Другая - китайский вопрос России. В этом случае речь идет о межгосударственных взаимоотношениях России и Китая. Надо признать, что китайский вопрос - объективная реальность для России и что он имеет свою специфику по сравнению, скажем, с китайским вопросом Японии, США, других стран.
Китайский вопрос России к настоящему времени превратился в составную часть внутренней и внешней политики государства, он занял заметное место в общественной жизни страны, хотя не все это осознали. От людей теперь может зависеть только его характер. Китайский вопрос России будет существовать всегда, вне зависимости от желания кого бы то ни было. То же можно сказать и о российском вопросе КНР. Другое дело, что эти обстоятельства, мягко говоря, еще не в полном объеме признаны и осмыслены в нашей стране. Есть предположение, что они не осознаны и в КНР. По сути это и есть главная тема наших размышлений.
* * *
В 1989-1999 гг. в отношениях России и Китая произошла крупнейшая историческая перемена: за короткий по историческим меркам срок наши страны сначала, пользуясь словами Дэн Сяопина, "поставили точку на прошлом", а затем декларировали переход к "равноправному доверительному партнерству, направленному на стратегическое взаимодействие в XXI веке" [1]. С полным основанием можно сказать, что произошел исторический прорыв в отношениях двух стран.
Нельзя не обратить внимание на прогностический характер новой формулы взаимоотношений двух стран. Она определяет, с одной стороны, цель их развития на дальнюю перспективу, т. е. создать "стратегическое взаимодействие в XXI веке", а с другой - способ ее достижения, т. е. "равноправное доверительное партнерство". Тем самым возник шанс на общее будущее двух народов и стран. Однако необходимо видеть и вызовы, с которыми сталкиваются наши страны на этом пути, так как равноправное доверительное партнерство не является исторически сложившейся данностью. Ему еще предстоит сформироваться в качестве устойчивого механизма межгосударственного взаимодействия, обрести инерцию собственного движения, стать традицией. Для этого потребуется время.
Главный из шансов и вызовов одновременно заключается в том, что равноправное доверительное партнерство может возникнуть только в результате обоюдных усилий на основе совместного творчества. Равноправное доверительное партнерство - категория не дипломатического протокола только, не статичная, а сугубо динамичная в своем развитии, призванная соответствовать коренным национальным интересам двух стран. Оно предполагает постепенный переход от регулярного согласования интересов и позиций к выработке постоянного механизма взаимодействия, формирования писаных и неписаных правил и норм действий двух сторон, а тем самым соответствующих традиций. Первые важные шаги уже сделаны. Сложилась практика регулярных встреч на высшем уровне, прошли многочисленные переговоры на уровне глав различных министерств и ведомств, рабочих групп. В ходе уже состоявшихся контактов создаются и формулируются правовые нормы и правила отношений, конкретные проекты сотрудничества двух государств в самых разных областях, отрабатывается практика взаимных консультаций и согласования позиций, формируется традиция поиска и нахождения консенсуса.
Есть и иная сторона формирования доверительного партнерства - оно складывается на базе не только национальных интересов, но также в условиях динамично изменяющихся международных отношений. Россия и КНР заявили, что их доверительное партнерство не направлено против третьих стран, однако нельзя не видеть, что эта формулировка не совсем точна. Новая формула их отношений - явление международное и как таковое не может не быть обращено к мировому сообществу. Оно сразу же получило международный резонанс, да и развитие доверительного партнерства стало испытывать на себе влияние разного рода международных процессов и событий.
О партнерстве говорят теперь многие страны. Все международные экономические и политические союзы и объединения стран основаны на определенном доверии и сотрудничестве. На условиях партнерства строятся отношения КНР и США. В чем же, спрашивается, заключаются особые черты равноправного доверительного партнерства России и КНР, да и существуют ли они вообще? Сейчас еще рано давать ответ на этот вопрос - прошло слишком мало времени с того дня, когда две страны взяли на вооружение или, точнее говоря, провозгласили этот принцип формирования своих отношений.
Возникает кардинальный вопрос: сколь серьезен потенциал равноправного доверительного партнерства? В этой связи заслуживают внимания его геоидеологическая, геополитическая, геоэкономическая и в перспективе геоэкологическая и геодемографическая стороны или грани. Некоторые из них есть смысл рассмотреть, выделив наиболее важные вопросы.
Геоидеологическая сторона доверительного партнерства. Обе стороны, условившись о новой формуле взаимоотношений, с удовлетворением отмечают, что в отличие от прошлого она лишена идеологической доминанты. Это действительно так, но игнорировать идеологическое наследие прошлого было бы непростительной ошибкой. Его влияние сказывается на всех сторонах наших отношений.
Есть немало геоидеологических вопросов, касающихся положения России и Китая на международной арене. Это большая самостоятельная тема, требующая специального рассмотрения. Достаточно, однако, сказать о том, что декларированный нашими странами отказ от классового подхода к анализу международной обстановки, оценка ее сквозь призму национальных интересов на практике сопряжены с необходимостью преодоления стереотипов прошлого. А они характерны не только для наших двух стран. Мышление в духе категорий "холодной войны", конфронтации и столкновения двух систем - социализма и капитализма - то и дело дает о себе знать во многих странах мира.
Если опустить частности, то в России участников дискуссий о сущности внешней политики страны можно разделить на четыре большие группы [2]. Одни указывают на Запад как на потенциального врага России и высказываются за добрососедские отношения с Китаем как гарантию мирного тыла. Часть из них призывают к союзу с Китаем для борьбы с США, иные - к самым тесным отношениям с Китаем, но при этом непременно предупреждают о его коварстве. Другие утверждают, что наибольшую опасность для России представляет Китай и ратуют за теснейшее партнерство с Западом. Третьи настаивают на том, что и США, и Китай являются двумя главными врагами России. Четвертые убеждены, что Россия и впредь должна следовать традиции "собирания земель", что у нее никогда не было и не будет ни постоянных друзей, ни вечных врагов.
Особенность дискуссии о выборе внешней политики России заключается также в том, что многие ее участники теперь говорят о геополитике, геоэкономике и других современных, порой модных категориях, но существо их соображений остается прежним. Большинство ныне рассуждает не о мировой революции и классовых интересах, а о всемирных интеграционных процессах, сближении, сотрудничестве государств, об общечеловеческих ценностях. Если раньше врагом открыто объявлялись американский империализм или китайские отступники от марксизма-ленинизма либо в другие времена - китайские оппортунисты, вступившие в союз с США, то теперь говорят о потенциальной угрозе, вероятной опасности, геополитических вызовах и т. п. Изменились слова, но идеологическая основа многих точек зрения осталась по сути неизменной.
В этом плане целесообразно подробнее рассмотреть один вопрос, непосредственно касающийся только России и Китая. Приходится по меньшей мере учитывать следующее обстоятельство: китайский вопрос России возник в прошлом в результате действий властей предержащих, правивших страной в XIX-XX вв. Неравноправные договоры с Китаем, попытки завоевания Маньчжурии, строительство КВЖД, участие в подавлении боксерского восстания, русско-японская война - таковы только отдельные вехи захватнической, империалистической политики царского правительства. А что говорить об авантюристических проектах и планах П. Батмаева [3], Г. Цыбикова [4], толкавших царское правительство на раздел Китая, отделение от него Маньчжурии, Монголии, Синьцзяна и Тибета? Отголоски их идей можно усмотреть и в действиях советского правительства. В том же ряду находятся и высказывания некоторых современных политиков. Так, "желтая опасность", о которой не просто поговаривают, а насаждают в качестве нормы обыденного сознания, например, в Приморском крае, исторически уходит корнями в представления царских времен [5].
Нельзя не обратить внимание на то, что в России царской и советской были проигнорированы прямо противоположные взгляды Д. Менделеева, К. Леонтьева, Н. Данилевского, В. Розанова и других выдающихся ученых и мыслителей. Еще М. Ломоносов, как бы предвидя будущие захватнические устремления царской России, призывал не к приобретению новых территорий, а к реальному заселению и освоению Сибири, как источнику богатств страны. Д. Менделеев писал: "Войны я не одобрял и не одобряю, захвата Китая не вызывал и осуждать не переставал, посылку нашего флота к Цусиме считал и продолжаю считать совершенным недоразумением...", он призывал "сперва все же свой домашний быт устроить" [6].
В Китае тоже сложились свои идейные стереотипы. Когда в 1964 г. Мао Цзэдун в беседе с японскими социалистами заявил о территориальных претензиях к Советскому Союзу, в мире заговорили о возможности, даже о неизбежности военного конфликта между двумя странами. Спустя 20 с лишним лет Дэн Сяопин снова поднял вопрос о территориальных претензиях КНР к СССР. Призвав во время встречи с М. Горбачевым "поставить точку на прошлом и открыть двери в будущее", он отметил: "Однако полностью обойти молчанием события прошлого было бы, пожалуй, тоже неразумно" [7]. И далее: "Другой (помимо Японии. - В. Г.) страной, извлекшей наибольшую выгоду в Китае, была царская Россия, а впоследствии Советский Союз. В результате заключения неравноправных договоров она захватила 1,5 миллиона кв. км китайской территории. Случаи посягательства на Китай были и после Октябрьской революции..." [8]. Подводя итог, он сказал: "Мои пространные рассуждения насчет того, чтобы “поставить точку на прошлом”, преследуют цель дать возможность советским товарищам представить себе, как мы понимаем это “прошлое” и что имеем в виду. Исторические счеты предъявлены, и все эти проблемы канули в небытие... Об этом было сказано, и с этим покончено - на прошлом поставлена точка" [9].
Во многом благодаря позиции Дэн Сяопина спустя шесть лет был сделан важный, имеющий историческое значение шаг в отношениях двух стран: практически завершена демаркация восточного участка границы. На западном участке спорных вопросов нет, там осталась только проблема технической демаркации границы. Таким образом, официально территориальный вопрос перестал отягощать отношения двух стран. Однако в реальной жизни он, похоже, совсем не канул "в небытие". Об этом свидетельствуют публикации в китайской печати, в частности пространная статья Чжэн Шицюя, опубликованная в 1997 г. В ней, говоря об основах внешней политики Китая, автор снова поднял вопрос о территориальных претензиях на сей раз к России, как будто не прошло девять лет после упомянутых высказываний Дэн Сяопина [10]. Чжао Хуашэн рассматривает территориальный вопрос среди проблем российско-китайских отношений, требующих неотложного решения. По мнению этого автора, территориальный вопрос не решен. Он может обостриться под воздействием, с одной стороны, органов власти приграничных районов России, недовольных согласованным прохождением границы, а с другой - в результате смены власти в Кремле. С его точки зрения, все проблемы в отношениях двух стран порождены и сохраняются исключительно Россией [11].
Действительно ли на прошлом поставлена точка? На этот вопрос трудно ответить, так как среди приоритетов развития КНР на одно из первых мест поставлено национальное возрождение, предусматривающее, в частности, возвращение в лоно матери-родины всех отторгнутых от нее в прошлом территорий. Характерно, что воссоединение Сянгана (Гонконга) с КНР отпраздновано как победа не социализма, а нации Китая. Не менее примечательно и то, что при этом в КНР используется понятие не "ханьцзу", т. е. собственно китайской нации, а "чжунхуа миньцзу", то есть нации Китая. В последнем случае имеется в виду единая национальная общность, состоящая из китайцев и других национальных сообществ, часть которых проживает в Китае, часть в сопредельных странах, например, в России и республиках Центральной Азии. Спрашивается, в каком духе воспитываются китайская молодежь - добрососедства или грядущего национального реванша? С какими настроениями прибывают и живут в России китайцы?
Идеологические построения и взгляды имеют свою логику развития, часто совершенно отличную от реальных проблем и потребностей развития общества и государства. От того, какие представления будут господствовать в настроениях нынешних и грядущих поколений россиян и китайцев, будет многое зависеть в отношениях двух стран. Поставить окончательную "точку на прошлом" необходимо и в России, и в Китае. Надо, однако, быть реалистами: чтобы на деле "открыть двери в будущее", потребуются время и немалые усилия.
Геополитическая сторона доверительного партнерства. Россия и КНР официально стремятся к развитию международных отношений на основе многополярности, выступают против однополярного мира. При этом в обеих странах правительства отдают себе отчет в том, что США по-прежнему доминируют на мировой арене, что возможности двух стран в минимизации воздействия США на международную обстановку являются довольно слабыми.
История последнего десятилетия - это демонстрация того, что при всей своей мощи Соединенные Штаты начинают осознавать и ограниченность собственного международного потенциала. В США при крутых поворотах в обстановке на мировой арене или в отдельных регионах планеты чем дальше, тем чаще приходят к пониманию невозможности действий в одиночку. Им приходится для реализации желательных для них акций искать союзников и партнеров. И тем не менее окончательного перехода к многополярному миру еще не произошло. Это предпочтительное будущее, но не реальность сегодняшнего дня.
Россия и Китай не просто объявили о желательности для них многополюсного мира, обе страны пытаются наладить партнерские отношения с США, укрепляя тем самым стабильность во всем мире. Вместе с тем, анализируя всю совокупность действий правительств наших двух стран, приходится констатировать, что они как бы стоят спиной друг к другу, концентрируя усилия на развитии отношений прежде всего со странами Запада, а не друг с другом. Особенно ярко это проявляется в сферах экономики, внешнеэкономических связей, экологии и культуры.
Для России принципиально важно, что КНР вступила в 80-90-е годы в совершенно новую фазу развития, когда социально-экономическая ситуация в стране стала фактором, способным серьезно воздействовать на положение в России. Если КНР будет и далее развиваться столь же мощными темпами, как в 80-90-е годы, то при сохранении незначительных торгово-экономических и культурных отношений между нашими странами на самой протяженной границе России окончательно сложится держава, минимально связанная с Россией, но максимально - с другими государствами мира. Подобная ситуация крайне нежелательна для России. Если КНР постигнут крупные неудачи в социально-экономическом развитии, то ее проблемы могут прямо и непосредственно сказаться на внутреннем положении России. В этом случае встанет вопрос ее национальной безопасности.
В России стали уделять все более пристальное внимание растущему экономическому потенциалу КНР. Предприняты попытки его сопоставительных оценок. По одним расчетам экономические потенциалы России и КНР являются примерно равными, по другим российский потенциал ныне стал составлять одну треть, одну шестую, даже одну восьмую экономического потенциала КНР. И хотя по показателю ВВП в расчете на душу населения Россия согласно большинству расчетов пока еще опережает КНР, многие аналитики предсказывают скорое изменение в соотношении потенциалов и по этому показателю.
Различные результаты расчетов во многом являются следствием разных идейно-политических взглядов авторов и несут соответствующую смысловую нагрузку. Не будем разбирать избранные ими методы. Отметим главное: в России стал, наконец, осознаваться гигантский шаг в экономическом развитии, сделанный КНР за последние 19 лет. КНР не является более экономически отсталым государством - вот решающий вывод российских аналитиков. И он верен.
Из проведенных расчетов делаются соответствующие геополитические выводы. Вот как, например, их сформулировал А. Арбатов, депутат Государственной думы (фракция "Яблоко"), заместитель председателя Комитета по международным делам, видный специалист по международным отношениям. Первый: "следующий век не станет эрой американской монополюсности в мире". Второй: "новая глобальная двухполюсность вряд ли наступит, поскольку объединение всех крупных государств западной части Тихого океана крайне маловероятна, равно как и экономическая интеграция НАФТА и ЕС". Третий: "Даже в условиях многополярности, которая будет самой выгодной международной системой для России, ей через 20 лет отнюдь не гарантирована сколько-нибудь значительная роль в мире..." [12].
Конкретизируя эти выводы применительно к внешней политике России, А. Арбатов отверг предложения некоторых российских авторов о целесообразности союза России и Китая: "Характер взаимоотношений таких союзников ни у кого не должен вызывать сомнений, особенно учитывая политический характер строя Китая, его быстро растущую военную мощь и острый дефицит природных ресурсов и территории по отношению к населению и хозяйственному потенциалу. Торговля, взаимная безопасность и развитие политических отношений с Китаем составляют важнейший российский интерес, однако полномасштабная интеграция просто-напросто поглотила бы Россию без остатка или как минимум оттеснила бы ее на запад от Урала" [13]. А. Арбатов продолжает: "Что же остается: уйти через двадцать лет в небытие как великой или даже просто крупной державе XXI века, вернуться в союзе ли с Китаем или самостоятельно к масштабам Московии пятисотлетней давности? Нет, представляется, что есть еще один, гораздо лучший путь. Он состоит в постепенном, долгосрочном, тщательно продуманном и согласующимся с российской действительностью объединении России с Большой Европой. Или, если угодно, в возвращении в Европу, неотъемлемой частью которой Русь была тысячу лет назад" [14].
Можно привести соображения других авторов на ту же тему, одинаково отталкивающихся от сравнения экономических потенциалов России и Китая. Среди них предложения и о союзе России с Китаем, и о союзе с Китаем и Индией, и об оси Берлин - Москва - Токио, и т. д. и т. п. Бесперспективно разбирать надуманные построения, так как никто из объявленных партнеров отнюдь не высказывает соответствующих желаний. Суть дела заключается в другом - авторы такого рода соображений о будущей внешней политике России не ставят вопрос о путях ее собственного социально-экономического развития.
Необходимо сказать и о новой проблеме геополитического масштаба. Она еще не стала предметом детального анализа. Речь идет об энергетике, особенно о путях обеспечения потребностей Японии, Китая, ряда других стран АТР в бесперебойных поставках нефти и газа. Она становятся одной из ключевых геополитических и геоэкономических проблем XXI в. Для КНР, превратившейся в чистого импортера нефти, не имеющей собственных достаточно крупных месторождений нефти и газа, эта проблема - неотъемлемая составная часть ее системы национальной безопасности. Существующие проекты поставок нефти и газа в КНР, Японию, Корею из Центральной Азии, Западной Сибири, Иркутской области и, возможно, из Якутии в случае их реализации способны не просто расширить АТР в качестве геополитического пространства, а поставить Россию, КНР, Японию, Республику Корею в совершенно новые условия геостратегических отношений. Сфера жизненных интересов Китая, Японии, Кореи расширится и захватит значительные регионы России. Проблема равноправного доверительного партнерства между нашими странами, между Россией и Японией, Россией и Кореей превращается в центральную для всей системы международных отношений в этом регионе. Данная тема столь важна и многогранна, что требует специального рассмотрения.
Геоэкономическая сторона доверительного партнерства. В России и КНР произошло осознание глобальных закономерностей и тенденций в мирохозяйственных связях. В обеих странах проводятся реформы, направленные на создание рыночной экономики, немало сделано и для включения народного хозяйства в международное разделение труда.
Именно в этой области у России и КНР есть обширное поле для плодотворного сотрудничества.
В настоящее время стратегия социально-экономического развития Китая ориентирована в первую очередь на подъем приморских провинций Востока и Юга страны, чтобы затем по принципу "бегущей волны" поднять экономику центральных и западных регионов. На этом пути достигнуты впечатляющие успехи. Приморские провинции, в первую очередь Гуандун, действительно нарастили свой экономический потенциал. В итоге сложился заметный дисбаланс в уровне социально-экономического развития приморских и внутренних провинций. В 1995 г. на долю провинций Цинхай, Гуйчжоу, Ганьсу, Хайнань, Тибетского, Нинся-Хуэйского, Синьцзян-Уйгурского автономных районов, занимающих большую часть территории страны, пришлось около 7% ВВП страны, в то время как на долю провинций Чжэцзян, Хэнань, Сычуань, Цзянсу, Шаньдун и Гуандун - свыше 44% [15]. Иными словами, избранная стратегия дала не только положительные результаты, ее реализация сопровождается и серьезными издержками, которые приобрели уже политический характер. Это обстоятельство было признано последними XIV (1992 г.) и XV (1997 г.) съездами Компартии Китая.
В определенной степени в КНР повторяется стратегия развития, реализованная в СССР, когда в качестве центра экономического подъема была определена европейская часть страны. Последствия известны. Восточная Сибирь и Дальний Восток России оказались самыми слаборазвитыми регионами страны.
Нельзя не обратить внимание на то, что большая часть слаборазвитых и отстающих в своем развитии регионов КНР соседствует как со слаборазвитыми (Восточная Сибирь и Дальний Восток), так и с более развитыми регионами России (Западная Сибирь). Казалось бы, в объединении сил двух стран и таятся реальные резервы взаимовыгодного подъема окраин. Однако, по крайней мере пока, до этого дело не дошло.
К сожалению, в России еще не разработана долгосрочная стратегия социально-экономического развития, особенно ее пространственные аспекты. Хотя созданы многочисленные федеральные программы развития, в частности Восточной Сибири и Дальнего Востока, они носят фрагментарный характер, не объединены единой идеей. Насколько известно, и в КНР не существует специальной программы социально-экономического развития регионов Запада и Центра. А ведь именно совместными усилиями возможно максимально эффективными методами поднять экономику сопредельных территорий.
Приведу в этой связи только один пример. В КНР развернулась грандиозная программа по созданию гидроузла "Санься" ("Три ущелья"). Она не только требует гигантских расходов. Ее реализация приведет к затоплению больших территорий, переселению миллионов семей. Многие ученые предсказывают крупные отрицательные экологические последствия в результате строительства гидроузла, которые могут сказаться и на положении в России. Как известно, наши производители попытались было участвовать в реализации проекта "Санься", но потерпели неудачу. Между тем был совершенно иной путь. Обеспечить электроэнергией данный регион КНР было возможно более экономным и экологически выгодным способом: путем создания энергомоста из Западной Сибири. Этот вариант даже не обсуждался. Причина - отсутствие взаимного доверия. Без него равноправное доверительное партнерство остается декларацией, лишенной реального содержания.
Необходимо затронуть и иную тему, непосредственно связанную с рассмотрением внешнеэкономических связей России, Восточной Сибири и ее Дальнего Востока с КНР. Она особенно интересна в связи с выдвинутой на Дальнем Востоке точкой зрения, учитывающей узость внутреннего рынка в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке и предусматривающей первоочередное направление внешнеэкономических устремлений России на китайский рынок в качестве важного условия подъема обрабатывающих отраслей промышленности в этом регионе России. Этот вопрос настолько важен, что заслуживает подробного рассмотрения. В этой связи придется выйти за рамки обозначенной темы.
Китай интересен для нас потому, что он стал неотъемлемой частью мирового хозяйства, почти глобальной обрабатывающей фабрикой, потенциал расширения которой будет, можно сказать, неисчерпаемым на протяжении всего XXI в. Далее, КНР - это не просто наш ближайший и самый крупный сосед, это четверть населения земного шара, потенциально самый грандиозный рынок мира. Поэтому действительно масштабный выход России на рынок КНР в известном смысле может стать одним из важнейших этапов (если не решающим) интеграции нашей страны в мировую экономику. Сегодняшние неполные 7 млрд долл. нашего товарооборота с КНР и намеченные 20 млрд на перспективу - мизерные суммы для КНР, не говоря уже о мировых объемах внешнеторгового оборота. В 1995 г. внешнеторговый оборот КНР достиг 281 млрд долл. [16], в 1996 г. - почти 290 млрд [17], в 1997 г. - 325 млрд долл. [18]
Наиболее важным для рассматриваемой темы является то, что в АТР развернулся процесс формирования "Большого Китая". Оговорюсь: "Большой Китай" - условное наименование экономической общности, складывающейся благодаря интеграционным процессам, охватившим КНР, Тайвань, Сянган (Гонконг), Макао, Сингапур, т. е. территории с "чисто" китайским населением, а также Индонезию, Малайзию, Филиппины, Таиланд, где китайский капитал занимает господствующие позиции.
Согласно исследованию, проведенному под эгидой австралийского правительства, на долю зарубежных китайцев (хуацяо) приходится менее 10% населения Юго-Восточной Азии (ЮВА), но 86% ее миллиардеров. Они контролируют бульшую часть капитала стран региона (не считая земли) и розничных продаж, являются основными "держателями акций" в их экономике.
Китайцы в Индонезии (3,5% населения), по подсчетам, контролируют приблизительно 73% капиталов листинговых компаний страны, 68% из 300 наиболее крупных конгломератов, 9 из 10 крупнейших финансово-промышленных групп [19]. Если же судить не по числу компаний, а по их активам, то доля хуацяо еще больше. В 1988 г. они контролировали около 75% активов 300 крупнейших компаний страны, к 1993 г. их доля превысила 80% [20].
В Малайзии хуацяо (приблизительно 29% населения), согласно оценкам, контролируют до 61% капитала малазийских компаний, зарегистрированных на рынке акций. Китайцы составляют около двух третей управляющих и менеджеров в стране [21]. На Филиппинах 1,2 млн хуацяо контролируют 50-60% акций, котирующихся на бирже, примерно 35% объема продаж торговых предприятий [22]. В Таиланде, где процесс ассимиляции хуацяо получил наибольшее развитие, они, по оценкам, контролируют 81% капитала листинговых компаний [23].
Существенны экономические позиции хуацяо Австралии, Бирме, Лаосе, Вьетнаме. В упомянутом австралийском исследовании, в частности, отмечается, что для контролируемых китайцами компаний, особенно в ЮВА, характерна усиливающаяся тенденция сближаться друг с другом в попытках завоевать господство на рынках. Это происходит на международном уровне: высокопоставленные китайские бизнесмены зачастую рассматривают весь регион как единый рынок, не имеющий национальных границ [24].
Хуацяо сыграли гигантскую роль в экономическом развитии КНР. Сразу же после перехода Пекина к политике реформ и открытости, создания первых свободных экономических зон зарубежный китайский капитал хлынул в страну. О его роли можно достаточно рельефно судить по данным о масштабах освоенных иностранных инвестиций в КНР за последнее десятилетие - 1986-1995 гг. (табл. 14).
На основе официальной китайской статистики страны - доноры КНР распределены нами на несколько групп, чтобы было возможно анализировать не только динамику и масштабы реальных иностранных капиталовложений в экономику КНР, но и интеграционные процессы в АТР.
В 1986-1990 гг. значительные средства КНР выделили международные финансовые организации (табл. 15). С их учетом на долю перечисленных стран пришлось около 80% всех освоенных КНР иностранных капиталовложений и более 77% прямых капиталовложений. В следующее пятилетие их удельный вес в общей сумме освоенных капиталовложений достиг почти 83%, а в прямых капиталовложениях - около 93%.
При рассмотрении представленных данных не могут не поражать масштабы китайских капиталов из ЮВА, направляемых в КНР. Их отличительная особенность - преобладание прямых капиталовложений над всеми остальными формами перевода капитала. Можно также констатировать, что предприниматели и финансовые организации Японии, Республики Корея, Великобритании, Германии, Франции, Италии, равно как США, Канады и Австралии предпочитали выступать кредиторами КНР, но не инвесторами, особенно в 80-е годы. В 90-е годы положение начало меняться: предприниматели этих стран приступили к увеличению прямых капиталовложений в экономику КНР. В последние несколько лет темпы роста капиталовложений в экономику КНР приобрели нестационарный характер. Например, с 1993 г. инвестиции из Сянгана, Макао, Тайваня, Сингапура, а также из стран ЮВА стали увеличиваться более медленными темпами, чем в предшествующие годы. Снизились темпы и по другим группам стран.
Тем не менее КНР заняла второе после США место по объемам привлечения иностранных инвестиций. В 1996 г. эта страна освоила почти 55,3 млрд долл. иностранных инвестиций, в том числе в форме прямых капиталовложений - 42,35 млрд, что соответственно на 14,2% и 12,2% больше, чем в предыдущем году [25]. В 1997 г. эти показатели составили соответственно 64,4 и 45,2 млрд долл., что на 17,5% и 8,5% больше, чем в 1996 г. [26] Однако в 1998 г. под влиянием финансового кризиса в ЮВА произошло сокращение прилива иностранного капитала в китайскую экономику.
Когда речь заходит о темпах роста китайской экономики, непременно говорят о грандиозности иностранных инвестиций и их роли в промышленном подъеме КНР. И, соответственно, когда аналогичные рассуждения касаются России, раздаются сетования о ничтожном росте и мизерности размеров зарубежных капиталовложений. При этом одни убеждены, что без масштабного привлечения иностранного капитала России невозможно решить задачи подъема экономики, другие склонны вообще игнорировать иностранный капитал, будучи уверенными в необходимости опоры исключительно на собственные силы. Третьи считают, что на самом деле проблема заключается не в привлечении иностранного капитала, а в создании условий для возвращения в страну капиталов, по разным причинам оказавшихся за пределами России, равно как для предотвращения "бегства" капиталов и их реинвестирования в реальное производство внутри страны. Справедливость последней точки зрения вряд ли нуждается в доказательстве. А как быть с иностранными капиталовложениями? Попробуем разобраться (табл. 16).
Всего за 1979-1996 гг. в КНР были использованы иностранные капиталовложения на сумму около 284 млрд долл. [27] Предприниматели Сянгана, Тайваня, США и Японии создали за истекшие годы более 80% всех учрежденных в КНР предприятий с иностранным капиталом. После 1992 г. приток прямых инвестиций из США и Японии, как и из других стран "большой семерки", стал нарастать, но остается существенно менее полноводным, нежели из китайской ойкумены. Попутно можно отметить, что россияне образовали в КНР за указанный период 693 предприятия, в том числе 158 в 1994 г. На долю последних пришлось менее 2% общего объема капитальных вложений, всего 0,2% уставного капитала, в том числе 0,16% общей суммы иностранного капитала, вложенного в предприятия на территории КНР [28].
Следующие несколько обстоятельств объясняют преимущественный приток капиталов от зарубежных китайцев. Во-первых, нужно сказать о чрезвычайно тесных кровно-родственных, земляческих, клановых связях, присущих китайской цивилизации и о преимущественно семейном характере бизнеса китайцев. Характерно в этой связи, что преобладающая часть их средств направлялась все истекшие годы в провинции Гуандун и Фуцзянь, исторически являвшиеся главными центрами китайской иммиграции. Приток капиталов в эти провинции имел место даже в самые неблагоприятные с политической точки зрения периоды существования КНР. Средства из-за рубежа поступали, невзирая на все политические риски. Родственникам необходима помощь - вот один из важнейших мотив действий китайцев за рубежами КНР до перехода этой страны к политике реформ и открытости. Кровно-родственных, земляческих, клановых связей, подобных китайским, в культуре России не существует.
Во-вторых, после 1978 г. именно китайцам, проживающим за пределами страны, в КНР созданы наиболее благоприятные условия для инвестирования капиталов. Особенно они опекаются и стимулируются в провинциях Гуандун и Фуцзянь. Среди комплекса предоставленных им льгот, если не считать политических, на первое место надо поставить налоговые льготы и сравнительно низкую цену на землю, арендуемую для хозяйственных нужд. Ничего подобного в России также нет. Характерно, что наиболее крупным центром притяжения иностранного капитала является Москва, самый развитый промышленный, финансовый и культурный регион страны.
В-третьих, китайская ойкумена выжила, сохранилась и развилась в условиях максимального приспособления к рыночным условиям и подчинения своей деятельности требованиям национальных и мирового рынков. В предшествующие годы уровень жизни населения Сянгана, Тайваня и других районов компактного проживания китайцев в странах АТР существенно повысился, что сказалось на снижении конкурентоспособности их товаров на мировом рынке. Низкая стоимость рабочей силы на материке явилась поэтому одним из важнейших импульсов для капиталовложений зарубежных китайцев в КНР. Принципиально важно, что уже наметилась тенденция постепенного "освоения" ими не только приморских, но и внутренних районов страны. Если же учитывать размеры ее населения и территории, то нельзя не прийти в выводу, что фактор низкой стоимости рабочей силы будет обладать притягательной силой на протяжении многих лет.
Вместе с тем рабочая сила КНР имеет одну важную черту: в ее составе, особенно в сельских районах, чрезвычайно велик удельный вес малограмотных и неквалифицированных работников. Это обстоятельство создает определенный простор для развития трудоемких и конвейерных производств сравнительно простых видов продукции, не требующих длительной профессиональной подготовки и высокой индивидуальной квалификации персонала. Именно производства таких типов и получили наибольшее распространение в стране на предприятиях с иностранным капиталом.
Примечательна в этой связи система "тело дракона", широко используемая зарубежными китайцами в КНР. Ее суть заключается в том, что "голова дракона" (головной офис, головные предприятия, финансирование, маркетинг и т. д.) находится вне КНР, а "туловище и хвост дракона" (сборочные, перерабатывающие предприятия, гостиницы и т. д.) размещаются в КНР. При этом по мере роста уровня жизни в городах "хвост дракона" все чаще располагается в деревнях, где сохраняется существенно более низкий по сравнению с городами уровень жизни и чрезвычайно высокий уровень аграрного перенаселения.
Политика Пекина, направленная на развитие экспортной ориентации экономики страны, способствует сочетанию интересов местных и зарубежных производителей. Примечательна в этой связи отраслевая структура приложения иностранного капитала в КНР: бульшая его часть вложена в промышленность, сферу торговли, обслуживание и недвижимость. И еще: в последние годы зарубежные инвесторы все активнее обращают внимание на учреждение не смешанных предприятий, а предприятий с исключительно иностранным капиталом. В 1994 г. на долю последних приходилось 22,5% всех предприятий с иностранным капиталом, аккумулировавших 16,3% общего объема капиталовложений и более 17% уставного капитала всех предприятий с иностранным капиталом [29].
Ситуация в России во всех отношениях отлична от китайской. Стоимость рабочей силы россиян намного превышает таковую в КНР. Нет у России 50-60-миллионной этнической диаспоры и экспортной ориентации в ее предпринимательской деятельности.
В отличие от КНР Россия, особенно Восточная Сибирь и Дальний Восток, представляет интерес для иностранных вкладчиков капитала главным образом в двух сферах - как страна, располагающая огромными природными ресурсами, в первую очередь нефтью, газом, лесом, и как поставщик высоких технологий, созданных в целом ряде областей человеческой деятельности. Иначе говоря, Россия никак не может интересовать иностранных инвесторов в качестве возможного производителя дешевых товаров массового спроса для мирового рынка. Гигантский потенциал КНР в этом плане уже неоспорим. Следовательно, по сути только технологическое превосходство России способно открыть путь для ее стабильного и все расширяющегося выхода на китайский рынок.
Особенности КНР начинают учитываться иностранными вкладчиками капитала все более полно и обстоятельно. Об этом свидетельствует возникновение новых тенденций в притоке иностранного капитала в КНР. Главная из них - в экономику КНР пошли транснациональные корпорации (ТНК) (табл. 17).
Обладая существенно более высокой эффективностью производства, предприятия с иностранным капиталом, будучи изначально ориентированными на внешний рынок, стали главной движущей силой внешнеторговых связей КНР.
КНР стала превращаться во всемирную перерабатывающую и сборочную фабрику, обретая ярко выраженную экспортную ориентацию народного хозяйства. Об этом, в частности, может свидетельствовать стабильное превышение темпов роста импорта над экспортом. Так, в 1995 г. заметную часть китайского экспорта составляла продукция легкой промышленности. 21,5% ее было произведено из импортированных сырья и материалов. Более 52% всего производства персональных компьютеров было обеспечено за счет импорта необходимых компонентов [30].
Характерно, что именно в 90-е годы, когда преимущества освоения китайского рынка капиталом хуацяо стали неоспоримыми, на КНР обратили пристальное внимание транснациональные корпорации. В штаб-квартирах многих ТНК по достоинству оценили грандиозные возможности повышения конкурентоспособности продукции, предоставляемые условиями КНР. При безработице и неполной занятости 100-200 млн человек - точных данных не знает никто - правительство КНР кровно заинтересовано в максимально возможном увеличении количества рабочих мест и не в состоянии обеспечить такой темп повышения уровня и качества жизни, который был бы способен быстро и существенно поднять стоимость рабочей силы. Она останется намного ниже, чем в Сянгане, на Тайване, в Южной Корее и многих других странах АТР, на протяжении длительного времени. Одновременно с ТНК на КНР обратили внимание и крупнейшие банки и страховые компании.
Следовательно, во внешнеполитических стратегиях основных субъектов мирового рынка КНР стала и, вполне возможно, еще долго будет привлекательной базой производства сравнительно несложных массовых видов промышленной продукции, необходимой для завоевания мировых рынков сбыта и удержания их под контролем.
Забегая вперед, можно сразу же отметить, что Россия в силу значительно более высокого уровня и качества жизни населения не может соревноваться с КНР. Поэтому с точки зрения организации экспортного производства привлекательность России для иностранного капитала существенно уступает КНР. Точнее, в этом смысле Россия для иностранного вкладчика капиталов вообще не представляет интереса.
По мере роста иностранных капиталовложений экономика КНР все обстоятельней интегрировалась во всемирные народнохозяйственные связи. Одним из важнейших показателей этого процесса явился рост внешнеторгового оборота КНР с другими странами, особенно со странами АТР.
Примечательно, что во второе пятилетие 80-х годов на указанные группы стран пришелся прирост в 41 млрд долл. из 45,8 млрд внешнеторгового оборота КНР, или почти 90%. В первое пятилетие 90-х годов на их долю выпало 53% прироста внешнеторгового оборота КНР - более 87 млрд долл. из 165,4 млрд. Следовательно, КНР расширяет географию своих внешнеторговых связей. Тем не менее легко заметить, что львиная их доля приходится во все рассматриваемые годы именно на страны АТР. Это ли не свидетельство растущих интеграционных процессов в этом регионе, а одновременно и обострения конкурентной борьбы?
1996 г. отмечен весьма знаменательным явлением: существенным сокращением темпов роста экспорта во всех странах формирующегося "Большого Китая". В КНР в 1995 г. он вырос почти на 23%, но в 1996 г. - только на 1,5%, в Тайване - на 3,9% против 20% в предшествующие два года, в Сянгане - на 4,3% против почти 15% в 1995 г., в Сингапуре - на 6,7% против почти 23% и в Республике Корея - соответственно на 3,8% против 30,3% в 1995 г. [31] В 1997 г. рост экспорта снова начал было обретать высокие темпы, но на взлете разразился финансовый кризис, потрясший все страны региона.
Здесь нет необходимости детально анализировать причины и последствия финансового кризиса. Что это - свидетельство временного изменения конъюнктуры на мировом рынке или проявление совершенно новых процессов, связанных с исчерпанием потенциала роста трудоемких производств, столь широко распространенных в этом регионе, и структурной перестройки мировой экономики на базе развития наукоемких производств либо совокупного влияния разных факторов? Ответ на этот вопрос с полной уверенностью можно будет дать только по прошествии определенного времени. Важно, однако, уже сейчас учитывать: если резкое изменение экономической ситуации в АТР, особенно в странах "Большого Китая", является временным, обусловленным стечением случайных обстоятельств, то в стратегиях развития партнеров по "Большому Китаю" крупных изменений ожидать трудно. Если же в мировой экономике резко возрос спрос на продукцию отраслей высоких технологий, то неизбежны изменения и в стратегиях развития, и в существе интеграционных процессов в АТР. Можно быть уверенными: подобное изменение ситуации на мировом рынке рано или поздно все равно произойдет. В этом случае перед Россией могут открыться новые важные перспективы выхода на рынки АТР и КНР. К такой ситуации надо подготовиться.
КНР в силу огромной массы малограмотного населения, трудностей в овладении иероглификой, недостаточности финансовых и кадровых ресурсов, способных в обозримый период поднять культурно-технический уровень народа, будет особенно трудно пересматривать стратегию развития. Уже сейчас попытки интенсифицировать производство, повысить его эффективность сталкиваются с заметными социально-экономическими и социально-психологическими ограничителями.
КНР располагает еще одним мощнейшим магнитом, притягивающим иностранный капитал, - крупными масштабами внутреннего рынка, непрерывно развивающегося по мере индустриализации страны. Россия в целом также располагает достаточно внушительным внутренним рынком. Однако две страны существенно различаются по основам внешней политики: Россия намного более открыта для внешнего мира, чем КНР. Для использования внутреннего рынка России в своих интересах зарубежным инвесторам (если отвлекаться от особенностей отдельных отраслей) нет большого смысла создавать на ее территории свои предприятия, достаточно наращивать мощности имеющихся заводов и фабрик в Европе и использовать товарные марки авторитетных фирм для производства продукции в КНР и последующей ее поставки в Россию. В то же время уже сейчас немало продающихся в Москве товаров известных фирм Германии, Франции, Италии и других стран произведены в КНР.
В КНР, наоборот, из-за существующих таможенных пошлин и квот, больших расстояний, необходимых для поставок товаров из других стран, ситуация иная: есть экономический смысл создавать производство товаров для внутреннего рынка непосредственно на территории этой страны. Вследствие этого предприятия с иностранным капиталом за истекшие годы успели захватить довольно крупные сегменты внутреннего рынка КНР. Например, на их долю приходится более 34% внутреннего рынка женского белья, более 60% - лифтов, более одной трети производства электротехники, почти все производство кондиционеров, основной массы автомашин, 4,2% всего объема производства цемента (но 23% его высококачественных видов) и т. д. [32] В кормовой промышленности предприятия с иностранным капиталом получают 85% общей суммы прибылей отрасли. Существенно более высокая эффективность смешанных китайско-иностранных предприятий и предприятий с чисто иностранным капиталом по сравнению с китайскими государственными и негосударственными предприятиями является надежной экономической основой для их экспансии на внутренние рынки страны. Такого рода шанс Россия не использовала. Сможет ли она использовать его в будущем? Сможет, если грамотно осуществит "инвентаризацию" своих научно-технических достижений, наладит их реализацию на промышленной основе, создаст постоянно действующую систему маркетинга, если займется обстоятельной проработкой всех вопросов, связанных с изучением китайского рынка. Следовательно, идея ориентации внешнеэкономической деятельности Восточной Сибири и Дальнего Востока на китайский рынок заслуживает внимания, но реализация требует серьезной подготовки. На китайском рынке россиян ждет жесткая конкуренция.
Наши страны имеют перспективы дальнейшего обогащения содержания двухсторонних отношений, но у этого процесса есть и объективные ограничители. Достаточно обратить внимание на следующие факторы:
В России сохраняется политическая и социальная напряженность. Большую роль играет незавершенность государственного строительства.
В КНР сохраняется политическая стабильность при росте социальной напряженности. Начался переход от централизованного к федеративному государству. Первая его фаза на основе принципа "одна страна - две системы" связана с воссоединением Сянгана и КНР.
В России сохраняется экономическая стагнация с неясной перспективой роста производства и его технико-технологического обновления.
В КНР продолжается рост производства, однако перспективы его не вполне ясны. У страны огромный потенциал экстенсивного роста при больших социально-экономических ограничителях интенсивного развития. Рынок заполнен товарами, не находящими широкого спроса.
В России сохраняется существенная неравномерность социально-экономического развития регионов, особенно заметно отставание Восточной Сибири и Дальнего Востока.
В КНР углубляется неравномерность социально-экономического развития. Особенно важно тяжелое социально-экономическое положение в регионах, примыкающих к России.
Россия и КНР экономически не ориентируются друг на друга, развивая отношения одна преимущественно со странами Европы, другая - со странами АТР.
Россия, располагая Транссибом и незавершенным БАМом, имеет возможность эффективно соединить АТР с Европой, стать территорией прохождения "Второго трансконтинентального моста" (Ляньюньган - Роттердам).
КНР завершила на своей территории строительство "Второго трансконтинентального моста" (Ляньюньган - Казахстан).
Наличие железной дороги, соединяющей Россию и КНР через территорию Монголии, водных трасс по рекам Амур, Уссури, Или (Казахстан), шоссейных дорог уже сейчас может обеспечить рост экономических связей двух стран, особенно Западной Сибири и Северо-Западного Китая. Однако в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, с одной стороны, и Северо-Восточном Китае - с другой, транспортная инфраструктура недостаточно развита, ограничена пропускная способность пограничных переходов.
Россия располагает сырьевыми ресурсами. Задача состоит в переходе от торговли ими к торговле конечными продуктами их переработки.
КНР ощущает недостаток природных ресурсов. Размеры пахотных площадей, запасы пресной воды и многих полезных ископаемых составляют в расчете на душу населения 30-50% среднемирового уровня. Страна уже превратилась в чистого импортера нефтепродуктов.
Россия располагает новейшими технологиями в ряде отраслей и крупными заделами в фундаментальных исследованиях, базой для капиталоемких и наукоемких производств, являющихся важнейшим фактором ее будущего развития.
КНР располагает богатейшими трудовыми ресурсами, широкой базой для развития трудоемких производств. Достижения в области науки и техники пока не в состоянии обеспечить потребности развития многоотраслевого хозяйства.
Здесь невозможно рассмотреть многие из этих факторов детально, да и сам их перечень можно расширить. Однако и перечисленные позволяют сделать по меньшей мере два важных вывода. Ограничители в развитии экономических отношений наших двух стран существуют, и весьма существенные. Вместе с тем они не могут создать непреодолимых препятствий в экономической и производственной кооперации России и КНР, в том числе Восточной Сибири и Дальнего Востока с Северо-Восточным Китаем и Внутренней Монголией.
В принципе грамотное развитие равноправного доверительного партнерства наших стран способно создать гигантскую, даже самодостаточную экономическую систему с огромным потенциалом производственной кооперации и с не сравнимым ни с каким иным внутренним рынком. Но подобное образование будет возможно только в том случае, если Россия построит стратегию своего развития на базе возрождения фундаментальной науки, эффективного соединения ее с прикладными исследованиями и превратится в своеобразный центр технической и технологической мысли.
Утопия? В нынешней ситуации технологического отставания от стран Запада во многих отраслях, слабости финансовой базы, предельной ограниченности инвестиционных ресурсов сказанное действительно похоже на утопию. Однако России необходима стратегия развития, а таковая всегда вначале выглядит утопией. Первым шагом на пути более тесного экономического сотрудничества наших стран явится рост производства в России, способный увеличить предложение товаров для Китая и спрос на качественную продукцию этой страны.
У России есть свои крупные проблемы развития. Вопреки широко распространенному представлению о том, что России для развития необходимы в первую очередь и главным образом капиталы, предстоит усвоить неприятное, но реальное представление о ситуации - главным тормозом подъема экономики страны в ближайшие годы будет недостаток трудовых ресурсов, а совсем не капиталов.
Перед Россией встает задача привлечения в страну иммигрантов. Сходную проблему в свое время решали Германия, Франция, Великобритания. США были и остаются страной иммигрантов. Потребности России в дополнительном контингенте работающих определяются в 16-18 млн человек. За счет мигрантов из стран СНГ вплоть до 2050 г. удастся, как считает, например, Ж. Зайончковская, покрыть не более половины потребности в трудовых ресурсах [33].
Следовательно, оставшуюся часть можно будет получить только за счет иммигрантов. В этом отношении у китайцев нет серьезных конкурентов. Излишки рабочей силы в КНР грандиозны: они уже в настоящее время превышают численность всего населения России. В период до 2015 г. в КНР войдут в трудоспособный возраст еще почти 160 млн человек, что опять-таки больше, чем все нынешнее население России. Ситуация усложняется тем, что на протяжении нескольких последних лет темпы создания новых рабочих мест в КНР отставали от роста численности трудоспособных. Среднегодовой прирост трудоспособных в КНР в 1991-1995 гг. составлял 12,5 млн человек. Однако в 1996-2010 гг. их число (с учетом высвобождения излишнего персонала в ходе реформы государственных предприятий) возрастет, по подсчетам китайских специалистов, почти до 19 млн [34]. Проблема создания новых рабочих мест на протяжении длительного времени останется одной из самых трудных и масштабных в социально-экономической политике китайского правительства.
У нас сложились четыре принципиально разных подхода к решению проблемы недостающих трудовых ресурсов в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Одни авторы, указывая на возможность масштабной иммиграции из КНР, призывают заблаговременно организовать крупную переселенческую кампанию, стимулируя одновременно рост рождаемости русского населения. Другие призывают ввести "жесткие административные меры в отношении иностранцев", даже поставить на их пути "демографический барьер". Третьи говорят, что стихийный приток китайцев в Россию несравненно меньше их численности в других странах мира, во многих из которых сложились устойчивые китайские общины, и призывают сохранять спокойствие. Наконец, четвертые, руководствуясь девизом "иммиграция для развития" считают, что для решения проблем ускоренного наращивания экономического потенциала России целесообразно привлечь рабочую силу из КНР. С этой целью необходимо разработать и проводить в жизнь активную иммиграционную политику. Я сторонник последней точки зрения.
Можно с достаточно большой долей вероятности предположить, что китайская иммиграция будет играть возрастающую роль в повседневной жизни России, особенно в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Тем большую, чем скорее будет нормализовываться общественная жизнь в России, происходить рост производства и повышение благосостояния населения. Если расчеты демографов окажутся верными, то к середине следующего века численность китайских иммигрантов в России может достичь не менее 7-10 млн человек. В этом случае китайцы составят вторую по численности национальную группу населения России со всеми вытекающими из этого последствиями и проблемами. При этом сам Китай даже "не заметит" отъезда этих людей в Россию и никак не приблизится к решению своих проблем трудоустройства. Однако в случае ухудшения положения в КНР, чего нельзя не учитывать, иммиграционный поток может буквально захлестнуть Россию, поставив ее в тяжелейшее положение, создав реальную угрозу ее национальной безопасности.
В результате на повестку дня в России при разработке стратегии развития выходит вопрос о тщательно продуманной иммиграционной политике. Россия будет нуждаться не вообще в китайских иммигрантах, а в людях грамотных, обладающих определенным научно-техническим уровнем. Придется учитывать, что в кадрах такой подготовки нуждается и в еще большей степени будет нуждаться сам Китай. Но другого выхода, похоже, нет. Ситуация однозначная: Россия оказалась перед дилеммой - либо она продумывает и осуществляет долгосрочную иммиграционную политику, подчиненную интересам реализации стратегии собственного развития, либо она обрекает себя на существование в условиях стихийных иммиграционных потоков. А это почти автоматически означает, что китайская иммиграция будет происходить в соответствии с интересами самих иммигрантов, которые совсем не обязательно будут совпадать с интересами развития России.
Иными словами, настала пора разработки комплексной долгосрочной стратегии развития России. Идеально, если она будет происходить одновременно с разработкой в КНР программы социально-экономического и культурного подъема западных и центральных провинций страны, если эти стратегия и программа будут построены на согласовании совместных проектов, мер, форм организации деятельности правительств и местных администраций. Именно в результате равноправного действительно доверительного партнерства могут быть полностью преодолены идеи и стереотипы сознания прошлого и действительно откроется дверь в будущее.
* * *
Итак, можно сделать несколько выводов. Первый и главный: китайский вопрос - это вопрос дальнейшего существования России. Впервые в истории Россия стала во всех отношениях малой страной по сравнению с Китаем. В связи с этим России еще предстоит в полной мере осознать новую ситуацию и примириться с ней, что сопоставимо с гигантским национальным и социально-психологическим потрясением. Это обстоятельство требует скорейшей разработки и реализации комплексной долговременной стратегии России, особенно Восточной Сибири и Дальнего Востока. Второй: нам предстоит жить бок о бок с Китаем вне зависимости от того, какой там политический и экономический строй, поддерживая и развивая по возможности подлинно добрососедские и взаимовыгодные отношения. Третий: Россия и Китай имеют огромный потенциал сотрудничества. Реализация его - одна из важнейших задач, стоящих перед правительствами двух стран. Для этого необходима политическая воля правительств и России, и КНР, основанная на действительном, а не декларируемом доверии друг к другу. Взаимное доверие предстоит постепенно создавать и развивать. Четвертый: равноправное доверительное сотрудничество должно стать сферой деятельности не только дипломатов и специалистов по внешней торговле, но также ученых, специалистов самого разного профиля, а также предпринимателей. И наконец, последний по счету, но не по значению вывод: только совместным трудом можно будет превратить равноправное доверительное партнерство из декларации в плоть и кровь наших отношений.
Примечания
[1] Совместное российско-китайское заявление // Проблемы Дальнего Востока. - 1997. - # 6. - С. 4.
[2] Подробнее см.: Гельбрас В. Г. Китай в восточной политике России (Суждения и оценки) (I) // Полис. - 1997. - # 4. - С. 166-173; Он же. Китай в восточной политике России (Суждения и оценки) (II) // Там же. - 1997. - # 5. - С. 170-178.
[3] П. Батмаев, тибетский врач и предприниматель, один из богатейших людей царской России. Его план сложился, возможно, к 1893 г. Изложенный в виде записки на имя Александра III, этот план был представлен царю во время аудиенции, на которой присутствовал граф С. Витте, поддержавший П. Батмаева. Предвидя предстоящее падение маньчжурской династии, П. Батмаев предложил организовать специальные отряды для поддержки антицинского восстания. Его план состоял из двух частей: собственно военного завоевания Китая и экономического проникновения в Китай. С этой целью он предусматривал строительство железной дороги. В итоге от Китая должны были быть отторгнуты Монголия, Тибет и Синьцзян (подробнее см.: Самохин А. Китайский круг России. - Frankfurt: Possev-Verlag, 1981. - С. 43-55).
[4] Г. Цыбиков, русский разведчик, в 1899 г. совершил путешествие в Тибет. К 1912 г. относится его план расчленения Китая, во многом повторявший идеи П. Батмаева. Исходя из того, что через 20 или 40 лет Китай может стать угрозой для державы, он предложил создать на его территории ряд независимых, сильных государств, способных с помощью России противостоять попыткам Китая снова включить их в состав империи. Он предложил сначала образовать независимую Монголию (с обязательным включением в нее Внутренней Монголии), затем - независимое государство Тибет, а также уйгурское государство. При этом границы этих государств должны были быть перекроены за счет Китая. Граница собственно Китая должна была проходить по Великой стене. Г. Цыбиков настаивал на том, что г. Ланьчжоу, расположенный в пределах территории, ограниченной Великой стеной, ни в коем случае не должен принадлежать Китаю (подробнее см.: Самохин А. Указ. соч. - С. 56-61).
[5] См.: Желтая опасность. - Владивосток: Изд-во "Ворон", 1996.
[6] Менделеев Д. Дополнение к познанию России. - СПб., 1907. - С. 65-66.
[7] Дэн Сяопин. Избранное. (1982-1992). - Пекин: Изд-во лит. на иностр. яз., 1994. - Т. 3. - С. 367.
[8] Там же. - С. 369.
[9] Там же. - С. 371.
[10] Guangming zibao. - 1997. - 19.08.
[11] Guoji venti lungtai: Intern. Rev. - Shanghai: Shanghai guoji venti yanjiuso, 1997. - # 3. - Р. 62.
[12] Арбатов А. Выбор без выбора: Российская Федерация в XXI веке не будет играть какой-либо существенной роли // НГ-сценарии. - 1998. - # 4. - С. 13.
[13] Там же.
[14] Там же.
[15] 1996 Zhongguo tongji nianjian. China’s Statistical Yearbook, 1996. - Beijing: Zhongguo tongji chubanshe, 1997. - Р. 43.
[16] China Statistical Yearbook, 1996. - Beijing: China statistical publishing house, 1996. - Р. 644.
[17] Zenmin zibao. - 1997. - 5.04.
[18] Zhongguo tungji zhaiyao, 1998. A Statistical Survey of China. - Beijing: Zhongguo tungji chubanshe, 1998. - P. 133.
[19] Оverseas Chinese business networks in Asia // East Asia Analytical unit. DFAT. - 1995. - # 1. - P. 37, 41.
[20] Ibid. - P. 42.
[21] Ibid. - P. 50.
[22] Ibid. - P. 65.
[23] Ibid. - P. 74. Существуют и другие данные, характеризующие экономические позиции хуацяо в странах региона. П. Власов, например, пишет: "Сегодня на Филиппинах (китайское население 1%) заморские китайцы, хуацяо, руководят 67 из 100 крупнейших фирм, в Таиланде им принадлежит 90% частного сектора, в Индонезии 4% китайского населения контролируют 75% национального богатства, а для Малайзии цифра составляет 60% (Эксперт. - 1997. - # 18. - 19 мая).
[24] Оverseas Chinese business networks in Asia. - P 161.
[25] Zenmin zibao. - 1997. - 5.04.
[26] Zhongguo tungji zhaiyao, 1998. - P. 138.
[27] China Statistical Yearbook, 1997. - P. 605.
[28] Zhongguo gung shang singzheng guanli nianjian, 1995. - Beijing: Gung shang chuban she, 1995. - P. 394-400.
[29] Ibid.
[30] China Daily. - 1996. - Apr. 19.
[31] The Free China J. - 1997. - Jan. 31.
[32] China Daily, Business Weekly, 1996. - March 17-23, March 31-Apr. 6, Apr. 21-27; China Daily. - 1996. - April. 19, May, 16; Jingji cankao bao. - 1995. - 28.09; Beijing zibao. - 1996. - 21.03.
[33] Зайончковская Ж. Возможно ли организовать переселение на Дальний Восток // Миграция. - 1997. - # 3 (4). - С. 13-14.
[34] Dai Yuanchen, Chen Dongqi zhubi. Laodung gosheng jingji de jiuye yu shouru. - Shanghai: Shanghai yuandung chubanshe, 1996. - P. 3, 5.
|
Власть
