|
Как и большинство текстов в этом собрании, этот текст написан по случаю, и в связи с конкретным обсуждением. Поэтому постановка вопроса о религиозном выборе для России в плоскости ислам-язычество-православие связан с вполне конкретной ситуацией. Не думаю, что в действительности он стоит именно так. С происхождением текста связан и тот факт, что в нем не дается подробного рассмотрения государственной теории Православия, при том, что она существует и автор имеет на нее вполне определенный взгляд. Но возможно, со временем, у меня будут и возможность и время дать более связанный очерк христианской политологии, а данная работа (прежде всего первая ее часть) останется не более чем первым письменным выражением определенных принципов.
1. Национальная идеология, в отличие от религии и мистики, есть вещь сугубо утилитарная. Ее задачей является ответ на конкретные вопросы: Что , Как и Зачем . Ее функция заключается в организации политической воли нации для получения конкретных и осязаемых результатов: выживания народа, ликвидации его внешних и внутренних врагов и обеспечении процветания. Всякая идеология кладущая в основу другие соображения есть, тем самым, «идеализм и поповщина».
2. Сие не означает, что национальная идеология не может быть религиозной. Но всякая религия должна оцениваться в зависимости от ее реальных возможностей и полезности. Критерий: истинный — ложный здесь не катит. Религия может рассматриваться только в качестве институционализированной единицы, клубы фанатов в рассчет не принимаются.
3. В связи с этим возникает вопрос о конкретных возможностях заполнения Российского идеологического вакуума. Задача назрела, хотя и не ясно: может ли она быть решена путем искусственного генерирования подобной идеологии. Очевидно, что подобная идеология может возникнуть только как регулятивный принцип массового общества и с необходимостью должна отвечать предъявляемым этим обществом требованиям, как бы ни был неприятен последний факт генерирующей эту идеологию элите. 4. Первой задачей любой идеологии является ориентация воли социума на достижение определенного Порядка. Первой задачей национальной идеологии является ориентация воли нации на достижение общественного блага.
Некоторые дефиниции
а). Под социумом разумеется та или иная общность людей и используемых ими вещей, объединенная тем или иным признаком, дифферинцирующим их от других общностей. В нашем случае таким признаком является государственность, то есть управленческое и политическое единство, отделяющее эту группу людей от других подобных политических единств.
б). Нацией мы именуем общность людей, связанных определенными поведенческими и культурными стереотипами и осуществляющих это политическое единство. Тем самым определяется граница русской нации (в отличие от народа) — она проходит между теми народами, которые претендуют на полезное участие в жизни России как целостного политического организма и теми, чьи интересы лежат исключительно в политической организации своих народностей на их территориях. Эти лица могкт рассматриваться только как «подданные», но никак не как граждане России. Их идеологическую установку, в отличие от национализма, можно назвать «народничеством».
б`). Имеет смысл уточнить и определение народа . Определение его как «группы людей обьединенных культурой и языком и имеющих общее прошлое» годится скорее для банды уголовников, которых действительно повязывает общее прошлое. Народ связывае не столько прошлое, сколько настоящее и будущее. Предполагать длительное совместное проживание и взаимодействие для достижения общих целей и значит для большой группы людей быть народом
в). Порядком мы именуем такое положение, при котором максимально полная самореализация членов социума и максимально эффективное использование принадлежащих к этому социуму вещей ведет к укреплению внутренних связей этого социума и упрочняет его как целое.
г). Если Порядок устроен так, что полное осуществление жизненных задач одним членом социума тем самым облегчает такое же осуществление и для всех других его членов, доставляя им требующееся удовлетворение, то имеет смысл называть такой порядок Общественным Благом .
д). Под Волей разумеется возможность осуществления социумом согласованных, целенаправленных и ответственных действий и желание осуществить подобные действия.
5. Ранее уже было высказано в другой связи предположение, не вызвашее никаких протестов, что наличествующей особенностью идеологического мышления российского общества является следования императивам типа: «Надо!», то есть осознанию необходимости и единственной возможности определенного Порядка. Если этого положения вещей не имеется, то оно должно быть достигнуто. В противном случае все мироустройство становится под угрозу. Этот императив противоположен другому императиву: «Возможно» или «Выгодно», предполагающему, что требуемый порядок не «единственно возможен», но просто наиболее выгоден и наилучшим образом всех устраивает. Этот императив с разной степенью успешности прививается российскому обществу, но до его успешного внедрения еще далеко.
6. Вышеназванные императивы могут быть определены как «футуристические», ибо они нацалены на осуществление еще не существующего порядка. Им противоположна другая группа императивов, которые можно назвать «охранительными»: «Не надо!» и «Уже есть». Первый полагает существующий ныне порядок вещей либо наилучшим, либо наиболее подходящим для существования общественной группы вне зависимости от его выгодности и необходимости. В современных российских условиях он попросту абсурден, ибо равнозначен фиксации анархии и самоликвидации социума. Хотя он выгоден многим влиятельным группам населения и его силу не стоит недооценивать. Второй императив предполагает, что желаемый порядок уже существует где-то «вне» и от данного социума требуется только в него войти. В современных российских условиях он равнозначен утрате национальной и политической идентичности и растворению в другом социуме.
7. Итак, за вычетом последних императивов, которые в современных условиях в России ведут к национальному самоубийству, остается выбор между двумя первыми. Только на одном из двух «футуристических» императивов и может быть построена национальная идеология России. Поскольку настоящего у России практически нет, ей остается та или иная форма будущего.
8. При ближайшем рассмотрении, однако, выясняется тот факт, что императив «Возможно» или «Выгодно» на сегодняшний день так же равен национальному самоубийству. «Выгодным» является достижение наибольшего удовлетворения своих запросов при наименьшем количестве усилий. Императив «Выгодно» предполагает, что выгода самого социума совпадает с выгодой каждого из его членов в отдельности. Сегодня же в этом смысле выгодным является следование именно императиву «Уже есть», т.е. превращение России в ту или иную форму западной колонии. Совершенно несомненно, что подобная добровольная колонизация может принести наибольшую выгоду каждому россиянину в отдельности, причем не только материальную, но и, так сказать, более возвышенную, поскольку западная рыночная цивилизация предоставляет наибольшие возможности для потребления тех или иных «духовных продуктов».
9. Возникает резонный вопрос: так, может быть, стоит самоколонизоваться? Это дело личного выбора каждого, и каждый может его осуществить в индивидуальном порядке, например, путем эмиграции. Однако очевидно, что раз мы здесь рассматриваем возможность той или иной национальной идеологии, то понятно, что она не может строиться на проповеди национального самоубийства. К тому же, несмотря на все радужные перспективы получения великих выгод, большинству российской нации перспектива самоколонизации претит.
10. Остается императив «Надо!». Только на нем и может быть выстроена национальная идеология. Тем более, как уже было отмечено, она в наибольшей степени соответствует традиционному российскому менталитету. Суть его не в достижении какой-то «великой цели», а в положении, что конечное благо социума станет благом и для всех его членов и это благо единственно возможно. Это совсем не обязательно означает, что данный императив обязательно тоталитарен. Его осуществление возможно и в рамках достаточно индивидуалистического миропонимания, когда индивиды принимают этот императив как свой личный.
11. Что это может быть за «Надо!». Это либо некий социальный порядок, либо религиозное учение. Все, в конечном счете, сводится именно к этой альтернативе, поскольку новая экономическая модель может «сыграть» как идеология только если будет моделью социальной, новая Культура — только если она будет в то же время и Религией. Строго говоря, идеальным было бы сочетание социального и религиозного Порядков, поскольку императив «Надо!» предполагает достаточно высокую степень трансцендирования (то есть идеального обоснования) Порядка. Порядок должен мыслиться как Божественный, или же он должен будет стать сам объектом религиозного поклонения.
Какие конкретно задачи должна ставить для себя национальная идеология?
1. Ясная цель для нации.
2. Мобилизуюший стимул для увлечения всех к этой цели
3. Обоснование необходимости крепкого государства.
4. Стимулирование укрепления военной мощи этого государства.
5. Создание ясных внешнеполитических перспектив.
6. Разрешение социального вопроса.
7. Оправдание богатства как основы экономики.
8. Укрепление внутреннего порядка.
9. Стимулирование научного и технического развития.
10. Формирование Культуры.
12. Чем плоха исламизация? Тем, что она ничем не хороша. Большая часть ее преимуществ рассеивается как дым при ближайшем рассмотрении. Начнем с частностей, чтобы затем перейти к более глобальным соображениям:
а). Единый мир ислама — миф. Он расколот на враждующие части, причем раскол этот куда более фундаментален, чем может показаться с севера. Ислам нас интересует в качестве боевой интегрирующей и динамичной идеологии. В таком качестве он может быть принят в форме шиитского фундаментализма или ваххабизма. Таким образом, исламизация России немедленно вызовет в ней острейший внутренний конфликт между самими мусульманами. Поскольку абсолютное большинство нынешних российских мусульман — сунниты. Если кому-то охота начинать дело с внутримусульманской резни — вуаля.
б). Внешнеполитическая польза от этого проекта также более чем сомнительна. Если вступаешь в определенную мафиозную группировку, а исламское сообщество именно ею и является, то трудно рассчитывать в ней на первые роли. С очевидностью Россия рискует попасть в зависимость от агрессивных, не очень честных и очень жадных братьев по вере. А ведь от них понадобится уйма помощи — от кредитов, до шейхов, мулл и миссионеров. Исламская Русь окажется повязана узами чуждых ей внешнеполитических интересов.
в). Мобилизующая сила этой идеологии также невелика. Она хоть сколько-то работает только в случае «джихада». Однако находиться в состоянии непрерывного джихада хотя бы с Монголией Россия сейчас вряд ли в состоянии. Конфронтация со всем миром — это слишком дорогое удовольствие в нынешнем положении.
г). Внутренняя консолидирующая сила мусульманской уммы также невелика. С первых столетий, и уж точно со времен падения «истинного» халифата, исламский мир раздираем непрерывными острейшими социальными конфликтами, равных которым не знает ни православный мир (Византия — удивительно тихое место), ни буддизм, с его резней между школами, ни даже Запад, кроме периода религиозных войн. В и без того расколотой стране ислам будет только фактором всеумножающегося дробления.
д). Наконец, Ислам обладает некоторой степенью адаптивности (приспособляемости), но практически нулевой степенью творчества. Он достаточно быстро абсорбирует чужие изобретения и идеи, но свои собственные у него кончились еще в районе 11 века. Даже «блестящая» арабская философия представляет собой комментарий к Аристотелю. Не говорим уж о технике. Сама картина мира ортодоксальной исламской теологии исключает серьезную разработку научного знания. Если сейчас Россия производит танки и ракеты, то после исламизации она их будет покупать. Вывод: большая часть «преимуществ» исламского фундаментализма происходит от взгляда на него западными, расширенными от страха зрачками. Из того, что этот фундаментализм опасен Западу никак не следует, что он хорош и эффективен сам по себе. Муравьи-людоеды тоже опасны, но с танковой армией их не сравнить.
13. Современное неоязычество, ни в его оккультистском, ни в славянском варианте, пока не может претендовать на роль национальной идеологии.
Во-первых, оно на сегодняшний момент совершенно неинституционально, и похоже на то, что этой институционализации не поддается. Оно должно будет ограничиться клубами «любителей», даже если этих любителей будет большинство.
Во-вторых, оно по самой своей природе анархично, в особенности в его славянском варианте. Несмотря на все разговоры о прошлой великой цивилизации русов, о коллективной солидарности предков, сама идея божественности человека как чего-то уже данного, а не заданного, и только нуждающегося в полной реализации, отнимает всякую эффективную возможность совместного действия «дажьбожьих внуков». Социальная идеология славяно-язычества может допустить разве что свободную ассоциацию, но никак не жестко организованный социум. Можно, конечно, считать, что дажьбоговнуковство принадлежит не каждому человеку, а только всей нации в целом, но это уже другая модель.
В-третьих, идея «гармонии с природой» автоматически отбрасывает принявшую ее цивилизацию в самый хвост технологического прогресса. Надо смотреть правде в глаза: на сегодняшний момент - и вряд ли эта ситуация скоро изменится - как военная мощь, являющаяся необходимой составной частью всякого национального интереса, так и высокий уровень экономического развития, неразрывно связаны с той или иной формой технологического насилия над природой. Так называемые «экологически чистые» технологии есть не более чем способ уменьшить количество стружки, но дереву все равно суждено превратиться в доску.
В-четвертых, даже идея Справедливости как основы национальной идеологии менее всего удачна. Всякая уважающая себя национальная идеология исходит из предельной несправедливости основной посылки - понятия «национального интереса». Национальный интерес же не может быть справедлив, поскольку своя нация в любом случае предпочитается чужой, и весь вопрос заключается только в том, как наиболее эффективно создать ситуацию предельной несправедливости, то есть превосходства своей нации над другими. Может возникнуть возражение, что национальный интерес не обязательно связан с идеей превосходства, и можно отстаивать только то, что данной нации принадлежит «по праву», и не больше. Однако понятие этого «права» столь же растяжимо. Скажем, с точки зрения одних, правом русских является мировое господство. С точки зрения других - богатая жизнь в качестве тихой капиталистической страны. С точки зрения третьих, правом русских является возможность вылизывать пятки разнообразным «развитым нациям». На наш взгляд, любая здравая национальная идеология должна настаивать на таком понимании права своей собственной нации, которое, с одной стороны, максимально расширительно, а с другой при этом - не угрожает гибельными последствиями «эффекта раздувающейся лягушки». Итак, в силу вышеперечисленных фактов, и не только, конечно, их (нами взяты только некоторые, наиболее часто обсуждавшиеся аспекты), язычество в наличном виде не может быть принято в качестве национальной идеологии.
14. Вышесказанное не означает, что язычество не имеет в этой области никаких перспектив. Скажем, то же поклонение Роду с установкой на максимальное воспроизведение человеческих особей и с почти религиозным поклонением «факу», имеет определенные перспективы при своем логическом доведении до конца.
На пути этого самого размножения мы рано или поздно столкнемся с неумолимым пресловутым законом Мальтуса: численность популяции ограничена количеством доступных для использования ею ресурсов. Ресурсы же ограничены. Это первый постулат любой экономической, социальной и геополитической теории. Стало быть, встанет вопрос выживания тех или иных популяций. И здесь единственным критерием может быть только сознательное ценностное предпочтение одних другим (ибо критерий «полезности» в этой области сугубо субъективен).
Тут-то и пойдет в ход национальный фактор: размножаться должна именно наша нация, она остро нуждается в Lebensraum, наша задача этот Lebensraum взять. Понятно, что эта идея обладает достаточным количеством мобилизующей энергии, она вполне способна повести людей в бой, заставить строить заводы, воздвигать города, бурить шельф и даже писать поэмы. Но она нуждается в своем идеально-трансцендентном обосновании. Здесь нам вновь необходимы будут ресурсы языческого религиозного сознания.
Требуется осуществление проекта «Русской веры». Сама нация должна быть объявлена универсальной религиозной ценностью, воплощением космического порядка. Русь (как ранее Рим [Dea Roma]) должна быть осознана в качестве единственно возможной формы организации мироздания, русские как избранный богами народ, либо как новое поколение становящихся богов. Русскость = божественности. Выдающиеся русские люди прошлого, в соответствии с эвгемеристической традицией, должны быть объявлены уже богами, покровителями нации (Бог войны — Суворов, бог поэзии — Пушкин, бог музыки — Глинка и т. д. Это, кстати, вполне серьезно, хотя и отнюдь не обязательно.). Необходим будет официальный русский культ, участие в котором строго обязательно, система жречества, наделение властных структур сакральными функциями и священным статусом. Это, конечно, не чаемая нынешними язычниками бескраяняя свобода и духовная солидарность, а жесткая система, но достижение Порядка и Общественного Блага требует именно этого. Россия слишком подорвана и разгромлена, чтобы позволить себе мечтать о бескрайней свободе, хватит с нее и гражданских свобод.
Однако, вышеописанная система русского язычества имеет и ряд крупных недостатков, ставящих под сомнение ее пригодность.
1). Она, строго говоря, НЕ РЕЛИГИОЗНА. Она не предоставляет человеку собственно духовно-мистических перспектив. Для удовлетворения собственно религиозных потребностей ей необходимо будет терпеть рядом с собою, на условии лояльности, целый ряд дргуих религий, собственно мистического характера. Тем самым в систему будет внесен элемент релятивизма, который ее и разрушит.
2). Система эта слишком конкретна связана с политической практикой. Политический неуспех ее погубит, а полный успех сделает ненужной. Внесение же в нее скрыто-мессианских мотивах (даже когда мы страдаем, мы — соль земли) ее совершенно переродит. Тогда уж лучше прямо объявить Россию «Истинным Израилем» со всеми последствиями.
3). Социальный смысл этой идеологии также не определен, она не предполагает никакого разрешения социальных и экономических вопросов. Единственной вытекающей из него догмой будет предположение, что русские должны хорошо жить за счет других. Однако длительное эффективное существование народов-паразитов невозможно. Довольно скоро у них начинаются крупные неприятности. Об экономических перспективах «русского социализма» даже как-то боязно говорить.
4). Система ставит Россию в автоматическую конфронтацию со всем миром и русских с другими народами внутри, поскольку понятно, что принятие ее кем либо кроме русских исключено. Это равносильно геополитической изоляции и гражданской войне внутри.
5). Научный прогресс при этой системе вполне возможен и даже стимулируется ею. Это может пойти в плюсы. Итог. Система политически и духовно возможная, но неустойчивая. Причем, чем больше размышляешь, тем больше находишь аргументов против.
15. Православие
Сразу надо подчеркнуть, что речь идет именно о «реставрации» и «возрождении». Нынешнее «православие» не может считаться политической силой и уж тем более идеологией будущего. Conditio sine qua non возникновения здравой православной идеологии является ликвидация Московской Патриархии — криминально-паразитического образования, разрушающего как традиционные нравственные ценности(через моральное потакание), так и христианское вероучение (через экуменизм и многое другое) и являющегося послушным орудием в руках нынешних и каких угодно властей, причем не только нна практике, но и в теории (сергианство). Только возрождение независимой от государства сильной и строго православной Церкви откроет здесь большие перспективы (будет ли это РПСЦ или какое-то синтетическое образование из несвихнувшихся элементов Патриархии, зарубежников и катакомбников — неважно). В любом случае, противникам Христианства рекомендуется ежедневно заказывать молебны о здравии МП.
16. Итак, какие же перспективы открывает Православие?
1) Многократно уже критиковавшаяся его институциональность с утилитарной точки зрения является не слабостью, а огромной силой, если, конечно, под «институтом» иметь в виду стройную развитую организацию, а не неповоротливого бюрократического монстра. Понятно, что религиозная организация, обладающая высоким авторитетом и стремящаяся оказывать универсальное влияние на жизнь человека, способна быстро мобилизовать народ на выполнение определенной задачи. Конечно, и в Православной Церкви воможны ереси и расколы, но в отличие, скажем, от ислама они довольно редко отливаются в социально-политически значимые институциональные формы.
2) Православие обладает достаточно четким политическим учением; сформулировано оно и в Писании, и в святоотеческой литературе, и в богослужебных текстах. Суть этой идеологии может быть сведена к следующему: Церковь может существовать в любых политических условиях, но идеальной и единственно приветствуемой ею политической структурой может быть только универсальная самодержавная Империя. Все остальные политические формы признаются только терпимыми. Взаимодополнительный параллелизм Империи и Церкви подчеркнут даже в кондаке праздника Рождества: «Августу единоначальствующу на земли многоначалие человеков преста. И тебе, вочеловечшуся от Чистыя, многобожие идолов упразднися. Под единем царством мирским грады быша и во едино владычество божества языцы вероваша».
3) Очевидно, что такой идеологический фундамент идеален для России, которая не является моноэтнической страной, а, стало быть, православный универсализм служит оправданием для, с одной стороны, преодоления местных «национализмов», а с другой, санкцией на возможное дальнейшее расширение государства. Подобное расширение в этой системе оправдывается естественными миссионерскими задачами. Чем более обширной и мощной будет Держава, тем сильнее влияние Церкви.
4) Это отнюдь не исключает русского национализма. Хотя и вводит его в разумные рамки. Скажем, в Византии народу ромеев (греки и грекоязычные) отдавалось явное предпочтение. Другое дело, что критерием «русскости» будут являться не кровь, а вера, язык, культура и, главное, идеологическая убежденность.
5) Монархия является наиболее естественной формой управления подобной империей. Это, однако, не предрешает конкретной формы монархии: будет ли она военной или же династической. И то и другое имеет свои плюсы и минусы.
6) Уже многократно было сказано и будет повторено еще раз, что Православие не отрицает войны как формы человеческой деятельности. Возможны и войны за веру (например, защита единоверцев в других странах - помимо, всего прочего, весьма эффективный инструмент внешней политики), и защита отечества (причем защита понимается не только в смысле чистой самообороны), и войны за справедливость, то есть пресечение существования явно античеловеческих политических режимов. Все эти грани проблемы многократно были развиты и обоснованы в православном богословии, и не случайно, что единственный аспект, в котором Церковью осуждалась «война-как-таковая» — это аспект ритуальной нечистоты убивавших солдат. В Древней Церкви среди крайне ригористических Правил Василия Великого находим следующее, 13-е: «Убиение на брани отцы наши не вменяли за убийство, извиняя, как мнится мне, поборников целомудрия и благочестия. Но может добро было бы советовати, чтобы они, как имеющие нечитсые руки, три года воздерживались только от приобщения святых тайн». Для сравнения: полное отлучение (а не воздержание!) убийцы продолжалось двадцать лет. И это — самая «антивоенная» часть церковного Предания! Шестым же Вселенским Собором утверждено следующее: «В различных случаях жизни обретаем различие, бывающее по обстоятельствам, например: не позволительно убивать, но убивать врагов на брани и законно и похвалы достйно. Так и великих почестей сподобляются доблестные во брани, и воздвигаются им памятники, возвещающие их превосходные деяния...».
7). Однако, тот факт, что, в отличие от ислама и агрессивных форм язычества, Православие не считает религиознойю войну, да и просто войну, «обязательной» служит так же на пользу. Страна отнюдь не будет вынуждена превращаться в военный лагерь, а все поголовно превращаться в солдат. Страна, обреченная своей идеологией на постоянную конфронтацию со всеми — несчастная страна.
8). В этой связи очень важен и геополитический аспект. С одной стороны, страна не будет привязана к «друзьям», которые хуже врагов. Только Сербия, Болгария и Греция могут быть, с некоторыми натяжками, названы православными странами, а среди них хоть сколько-нибудьсосоставимой с Россией силы нет. Россия обречена быть лидером. При этом, православные есть во всем мире: США, Франции, Аргентине, Австралии, Ямайке... Принятие Православия теми или иными союзниками России вполне возможно и технически осуществимо, а это еще теснее привяжет их к России.
9). Существенно, что Православие имеет вполне разработанную социальную доктрину. Эта доктрина позволяет создать высокоэффективную социально-экономическую систему на основе частнопредпринимательской экономики. Православное учение, что существенно, не отрицает ни частной собственности, ни богатства, оно только указывает на их относительность, по сравнению с абсолютными духовными ценностями. Само богатство мыслится как дарованное Богом, а посему принадлежащее не только владельцам, но и всем людям. Даже богатство «неправедное» считается праведным, если направлено на служение обществу, бедным и слабым. По словам апостола Павла: «Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на Бога живаго, дающего нам все обильно для наслаждения; чтобы они благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны ».
В святоотеческой традиции были даже сформулированы две альтернативных социальных доктрины, представленные именами свт. Иоанна Златоуста и свт. Василия Великого. Златоуст отдавал предпочтение личному аспекту благотворительности. Он увещевал богатых (и они его слушались) самолично жертвовать значительные суммы бедным, поддерживать слабых, со рвением учавствовать во всяком добром деле. Василий Великий предпочитал саму Церковь сделать организатором социального действия. В подведомственной ему отдельно взятой Каппадокии он осуществил как бы полномасштабный социальный проект: посреди города возвышался великолепный храм, рядом с ним — странноприимный дом, имевший все необходимое для путешественников: больницу, врачей, проводников, лошадей. Построены были дома для бедных, рабочие дома со всевозможными мастерскими, больницы и лепрозории. Подчиненные Василию епископы устраивали богадельни на местах. Епископ считал своим долгом ходатайствовать за всех обиженных и несчастных, особенно он заботился о справедливом распределении налогов и стремился освободить свою паству от непереносимого налогового бремени.
10). Представляется, что в российских условиях вариант Василия предпочтителен. Что он даст? Прежде всего возможность полной ликвидации социальных статей расходной части государственного бюджета и, тем самым, существенное снижение налогового бремени. Все социальные учреждения: бесплатная медицина, социальная помощь, детские дома, дома престарелых, школьное образование (с вузами не то — это уже не социальное учреждение), м. б. даже пенсии вполне могут быть переданы на полный баланс Церкви. Она должна их содержать и развивать. Ей куда проще будет организовать добровольный сбор средств на ту же социальную помощь, чем государству сбор принудительных налогов. Это как естественный рефлекс: когда отнимают, вцепляешся зубами даже в ненужную вещь. Понятно, что Церковь должна быть поставлена в этой своей деятельности в достаточно четкие законодательные границы:
а). Она не может давать меньше определенного уровня. Больше — сколько угодно.
б). Она не может, даже если у кого-то и очень чешутся руки, использовать эту помощь как инструмент религиозного или политического давления. Она должна подаваться абсолютно ВСЕМ нуждающимся. Нам представляется, что подобное разрешение социального вопроса является единственной возможной альтернативой удушающим экономику всевозможным формам социализма, проглотившим уже весь западный мир начиная от Швеции и кончая США и Германией. Питающая этот социализм эконмическая теория кейнсианства представляет, на наш взгляд, бег наперегонки со смертью.
11). Традиционное нравственное учение Православия позволяет надеяться на достаточно высокий уровень внутреннего порядка в стране. При этом, что важно, Православие допускает самые жесткие меры наведения порядка. Вообще порядок мирской Церковью приветствуется и благословляется, а власть, если она исполняет свои функции (в противном случае она не власть), считается богоданной. «Начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое»(Рим. 13, 3). В то же время, Православие ставит задачей Церкви компенсировать казенную справедливость милосердием и заступничеством за неправедно обидимых. По словам Златоуста "Посредством того и другого Бог устрояет наше спасение. Он и начальников вооружил, чтобы устрашали дерзких. И священников рукоположил, чтобы утешали скорбящих. Судии устрашают, — так пусть утешают священники. Начальники угрожают, — так пусть ободряет Церковь".
12). Вопреки неизвестно откуда взявшемуся предрассудку Церковь всегда всячески приветствовала науку. Трудно будет даже перечислить всех церковных деятелей, от древности и до последних лет, которые с похвалою и одобрением высказывались об учености. В основе христианского учения лежит тезис о познаваемости мира, его разумном и рациональном устройстве, доступности для человеческого разума всей совокупности знаний о мире. Только Бог и человек непостижимы для разума. Мало того, Писание дает твердое основание для построения математической модели мира: «Бог расположил все мерою, весом и числом» (Прем. 11, 20). Человек, для Христианства, более универсальная и значимая ценность чем природа, а потому его прогресс, даже если он в чем-то входит с этой природой в противоречие, есть дело благое. Лишь бы он не вел к нравственному разрушению самого человека. Таким образом и экономический рост и развитие науки и даже оборонные технологии будут приветствоваться Церковью, лишь бы они вели ко благу человека, а не к его нравственному саморазрушению.
13). Возникает заклятый вопрос «терпимости». Сразу отметим две вещи:
1). Церковь выступает и не может не выступать за всемерное умножение своих сознательных членов. Если когда-то, кто-то и как-то будет пытаться мешать проповеднической деятельности, то непременно произойдет серьезное столкновение.
2). Церковь не может, из элементарного человеколюбия, допустить свободной деятельности религиозных организаций угрожающих общественному порядку и превращающих человека в робота: типа АУМ СИНРИКЕ, «белого братства», сайентологов, богородичников, мунитов и т. д. Думается что никто не будет приветствовать сифилитика, который будет бегать по улицам и целовать детй. Даже и во имя самой что ни на есть широкой терпимости. Остальные религиозные объединения должны пользоваться всеми правами на общественную деятельность, образование, проповедь, организацию своих мероприятий, привлечение новых членов. Главное, чтобы они не занимались подрывной работой против нации и своими средствами поднимали людей на устроение державы.
14). О Христианстве как о факторе культурном распространяться много не надо. Все попытки доказать ничтожную культурную роль Христианства ограничиваются словоблудием или сознательной ложью. Отметим только, что задачей Церкви в новой России станет не только формирование специфически религиозной культуры (она и без того есть), сколько внушение культуре светской основных моментов национальной идеологии.
17. Итак, на наш взгляд, Православие может стать достаточно динамичной национальной идеологией. Идея о России, как о Православной Империи, котрая является носительницей и защитницей истинной веры носит достаточно мобилизующий характер. Величие России будет являться, тем самым и величием Церкви и зримым проявлением могущества Божия. Империя будет мыслиться как крепость на пути сил Зла, «Удерживающий», котрый препятствует явлению Антихриста. За такую идею многим, очень многим, людям захочется сражаться и нестрашно будет умирать. Тем более, что подвиг на поле брани в борьбе за Веру сопрчитается к добродетелям. В этой идеологии сочетаются трезвый прагматизм, ибо ее осуществление предполагает выполнение вполне конкретных действий в области политики, экономики, оборны, культуры и науки, с идеальным трансцендированием основных задач этой деятельности, восприятие их как части духовной брани с Врагом и явления Божественного величия.
18. Еще раз подчеркиваем, что для превращения Православия в такую идеологическую силу необходима сильная и НЕЗАВИСИМАЯ от государства Церковь, не являющаяся политико-бюрократическим институтом. Собственно от возрождения или же невозрождения этой Церкви зависит, на наш взгляд, и будущее России. Нужно не только избавление от нравственной развращенности теперешних «церковников» и от пут государственной зависимости, но и очищение от характерной для организации, считающейся в современной России единственной представительницей Православия, духовно-практической установки. Установки на псевдоаскетизм, на исключительную заботу о спасении своей собственной души без всякой памяти о ближних. Этот ПСЕВДО-(подчеркнем еще раз) аскетический идеал АБСОЛЮТНО НЕЦЕРКОВЕН. Церковность предполагает именно активное совместное действие для спасения Каждого. Тип человека, форимруемый этим идеалом, также абсолютно нецерковен — это угрюмое, запуганное, изможденное агрессивное существо, бесконечно внутренне напуганное и исполненное столь же бесконечного агрессивного самомнения. Существо это стремится делать все только по четкому «душеполезному» алгоритму, который, помимо всего прочего, оказывается "душеполезным" только на поверхности, подпитывая сотни самых омерзительных страстей... Оно абсолютно пассивно и совершенно бесполезно для общества. Этот идеал никак не связан ни с образом идеального мирянина, ни с образом идеального церковного или общественного деятеля, ни даже с образом идеального монаха. Идеальный монах не таков. Таков, чаще всего, монах-неудачник. И пока псевдоправославие будет вспрозводить архетип этого псевдохристианина оно и вправду будет считаться окружающими за «религию рабов» и будет полностью бесполезно и, мало того, душевредно.
|
Власть
