Глава 2. Сибирь и Дальний Восток в судьбе и на карте России. Проблемы территориальных контрастов -- Современная Россия

Со времен М.В. Ломоносова считалось очевидным, что именно восточными землями России должно "прирастать её могущество", а на рубеже тысячелетий стало ясно, что Сибирь и Дальний Восток -не только "могущество", но и сама судьба России. От того, в каком направлении будут развиваться на этих территориях федеративные, экономические, общественно-политические, социальные, демографические и этно-национальные процессы, станет все в большей мере зависеть внутренняя и внешняя, экономическая и оборонная политика всего государства. Крайне важно и следующее обстоятельство: истинные причины и последствия перемен в жизни Сибири и Дальнего Востока за последнее десятилетие еще только начинают осознаваться как проявления объективного феномена всеобщего реформирования, исключающего одномерные конструкции, однозначные выводы и упрощенные оценки "хорошо"-"плохо".

Интуитивно ощущаемая, фрагментарно подтверждаемая и преимущественно спонтанная нынешняя смена модели "освоения" Сибири и Дальнего Востока должна найти конструктивное отражение в государственной региональной политике. Однако для этого необходимы как уточнение многих исходных положений, так и осознание объективного характера и необратимости начавшихся трансформационных процессов в России и в мире, самым непосредственным образом воздействующих на экономические, социальные и политические ориентиры развития регионов Сибири и Дальнего Востока, на их внутрироссийскую и международную интеграцию.

Следует иметь в виду, что понятие "освоение новых территорий" в ходе исторического развития постоянно эволюционировало по форме и содержанию. Первоначальный этап освоения Сибири и Дальнего Востока - период военного захвата и обложения данью покоренных народов - занял относительно небольшой исторический срок. Он начался с конца XVI века, а к началу XVIII с выходом к Ледовитому и Тихому океанам практически завершилось присоединением к России этой обширной территории. Этот временной отрезок как в Западной, так и Восточной Сибири характеризуется возведением преимущественно в северных таежных зонах острогов и городов (Тюмень, Тобольск, Березов, Сургут, Верхотурье, Нарым, Красноярск, Братск, Якутск и др.), которые стали опорными укрепленными пунктами обеспечивавшими военную и фискальную (сбор ясака - "мягкой рухляди" с местного населения) функции.

Создание системы опорных поселений позволило перейти к следующему этапу - к хозяйственному освоению южных территорий, благоприятных для земледелия и развития горнорудного промысла. Переход к хозяйственной деятельности вызвал значительный приток населения из Европейской части России. Если в первой четверти XVIII века мужское население Сибири составляло 241 тыс. человек (в том числе русских - 169 тыс. человек), то к концу этого века там проживало уже 595 тыс. человек, из них русских - 412 тыс. человек. Но даже несмотря на столь существенный рост, доля Сибири в населении России составляла не более 4 процентов.

Важной особенностью формирования производства и расселения стала организация в Сибири районов горнодобывающей промышленности. Каждый из заводов и рудников служил ядром, вокруг которого формировалось городское поселение. Возникла система иерархических поселений во главе с наиболее крупными административными центрами. В середине XIX века за Уралом было шесть городов, которые имели население свыше 10 тыс. жителей (Омск - 18,4, Тобольск - 15,9, Томск - 14,1, Барнаул - 11,7, Тюмень - 10,3, Иркутск - 28 тыс. человек).

Если первоначальный выбор места для будущего города-острога определялся положением на крупных реках, то впоследствии особую роль в развитии города стали играть его примыкание сначала к Главному Сибирскому тракту, а затем к Великой Сибирской железнодорожной магистрали (во многом повторившей трассу этого тракта). Прокладка в 90-х годах XIX в. железнодорожной магистрали способствовала росту расположенной на ней большой группы городов, при одновременном упадке других, не попавших на магистраль. В короткое время после постройки железной дороги население сибирских городов выросло: Томска, Иркутска, Красноярска - в 2 раза, Омска - в 3 раза, Читы - в 6,5 раза, Хабаровска - в 3,2 раза, Владивостока - в 4 раза. Благодаря строительству дороги и моста через Обь быстро сформировался один из новых центров Сибири - г. Новониколаевск. За десять лет с 1893 по 1903 гг. его население выросло до 83 тыс. человек, и он стал третьим по величине городом Сибири.

Строительство дороги оказало революционное по своим экономическим последствиям влияние на преобразование хозяйственного облика этого края. При этом не промышленный, а торговый капитал превратил города в центры экономического господства над обширными районами Западной Сибири. Слабое развитие промышленности здесь предопределяли не только ограниченные функции городов, но относительно более низкая доля городского населения. В 1897 г. доля городского населения составила 9,2% (по России - 15%), в 1917 г. - 10,4% (по России - 18%). В качестве градообразующей базы в этот период стала выступать наука и высшее образование. Первый в Сибири университет и технологический институт был создан в конце XIX века в Томске, что во многом определило первое место этого города по численности населения в тот период.

К концу XIX века в Сибири образовались 6 относительно выраженных сгустков населения примерно по 200-300 тыс. человек. В Западной Сибири - в зоне первоначального заселения - Тюмень - Тобольск, в южном горнопромышленном районе Алтая; в Восточной Сибири - вдоль Московского тракта от Ачинска; в районе Иркутска, в бассейне р. Селенги и восточнее Забайкальска. Затем последовал более чем 70-летний период "советского" - на принципиально иных, не имеющих аналогов в мировой истории, началах - освоения Сибири и Дальнего Востока, которые стали ареалом наибольшей концентрации различных проявлений социалистической системы хозяйствования и соответствующего образа жизни. Именно здесь:

Постоянно росло городское население и сокращалось сельское. Если в целом по России доля городского населения за период с 1917 по 1990 гг. выросла с 17% до 74%, то в восточных районах она увеличилась с 14% до 73,5%, при этом наиболее высокой доля городских жителей в 1990 г. была в Дальневосточном районе - 76,3%, в то время как в двух других экономических районах эта доля составляла 73 процента. В течение рассматриваемого периода (с 1926 г. по 1990 г.) городское население РСФСР увеличилось с 16,4 до 109,2 млн. человек. Общее число городов возросло с 461 до 1045, поселков городского типа (пгт) - с 702 до 2203. Но процесс образования новых городских поселений в восточных районах шел более высокими темпами, чем в европейских районах и на Урале. Так, например, за 15-летний период с 1959 по 1974 гг. в России было образовано 118 городов и 636 пгт, из них в восточных районах - 25 городов и 181 пгт (то есть каждый пятый город и каждый третий пгт создавались в восточных районах).

Если для европейских районов страны была характерна развитая сеть городских поселений (высокий уровень насыщенности территорий городскими поселениями относительно "зрелая" структура городских поселений, в которой были полнее представлены поселения всех рангов), то в восточных районах формирование сети городских поселений находилось на более ранней стадии, для которой характерно "выпадение" отдельных звеньев структуры городских поселений, неравномерность их размещения, отражающая своеобразие типа хозяйственного освоения территорий, обусловившего более высокую долю городских поселений, связанных с добычей природных ресурсов. В связи с этим доля малых и средних городов и особенно поселков городского типа за Уралом существенно выше не только средних показателей по России, но и по большинству европейских регионов. К этому следует добавить, что в восточных регионах более высокая доля и сельских поселений, развитие которых определялось несельскохозяйственными видами деятельности, прежде всего, связанных с лесозаготовкой и деревообработкой.

Из 230 ныне существующих городов Сибири и Дальнего Востока 182 города или почти 80% возникли и получили городской статус в послереволюционный период. При этом, в довоенный период, особенно в годы первых пятилеток, такой статус получил 51 город, в годы войны - 12 городов, а в последующие 45 лет - 107 городов. И, наконец, в 1992-2000 гг., когда в стране резко замедлился процесс образования новых городских поселений, в восточных районах появилось еще 12 городов.

Среди городов, возникших в начальный период колонизации (освоения) Сибири и Дальнего Востока, и сыгравших особую роль в формировании основы будущего городского расселения принадлежит нынешним административно-хозяйственным центрам - Томску, Тюмени, Иркутску, Якутску (16-17 век), Барнаулу, Омску, Красноярску, Улан-Удэ (18 век), Чите, Владивостоку, Хабаровску, Петропавловску-Камчатскому (19 век). Однако, самый крупный центр Сибири - Новосибирск - возник значительно позже на рубеже 19-20 веков и благодаря своему выдающемуся экономико-географическому положению обошел по темпам роста другие центры восточных регионов.

В первые годы советской власти статус города получили: Кемерово, Рубцовск, Петров-Забайкальский, Бодайбо и другие города. В годы первых пятилеток в связи с формированием Урало-Кузнецкого комбината и расширением угледобычи и металлургии в Кузбассе возникла большая группа городов и поселков городского типа, среди них: Анжеро-Судженск, Киселевск, Новокузнецк, Прокопьевск, Белово. В этот же период возникли: Комсомольск-на-Амуре (1923 г.), Салехард, Игарка и непосредственно перед войной в 1939 г. - Магадан и Алдан.

В годы войны возникли города Советская Гавань, Салаир, Тогучин и Болотное. В 1946-1960 гг. среди 50 новых городов следует отметить Норильск (1953 г.), Братск (1955 г.), Находку (1950 г.), Дудинку (1951 г.), Мирный (1959 г.). В 1946-47 гг. на Сахалине получили статус 16 городов. В 1956 г. статус города получил Северск (Томская область) - один из большой группы особостатусных закрытых городов.

В 60-80-х годах появление новых городов было в значительной мере обусловлено освоением нефтегазовых месторождений, прежде всего, в Западной Сибири. В этот период возникли города Нижневартовск, Сургут, Нефтеюганск, Нягань, Когалым, Лангепас, Мегион, Надым, Новый Уренгой, Стрежевой. С расширением добычи угля было связано появление городов Шарыпово, Нерюнгри, а с развитием транспорта и энергетики - Тынды, Певека, Усть-Илимска. В последние годы городской статус получили 12 городов. Из них 4 города в Ханты-Мансийском автономном округе: Покачи, Югорск, Советский, Лянтор и один в Ямало-Ненецком автономном округе - Губкинский, в Приморском крае - Фокино, в Камчатской области - Вилючинск, а в Республике Саха (Якутия) - Нюрба и Покровск.

Работать в Сибири и на Дальнем Востоке, в том числе на севере этой территории в советский период было выгодно и престижно. Уровень жизни населения в Сибири и на Дальнем Востоке до 80-х годов был существенно выше, чем в европейской части России (если не считать города Москву, Ленинград и отдельные центры с преимущественным развитием ВПК). Эти регионы отличались мощной очаговой концентрацией "советской интеллигенции" (крупнейший "наукоград" был создан в новосибирском Академгородке). На 10 тыс. человек населения число людей с высшим образованием здесь уже к 70-м годам было больше, чем в европейской части России; на них приходилось наибольшее число выписываемых газет и журналов (и минимальное, кстати сказать, количество действующих церквей и других культовых сооружений).

Охарактеризованный этап "освоения" Сибири и Дальнего Востока завершился вместе с распадом СССР и социалистической системы хозяйства, а также с глобальными общемировыми переменами, прямо или косвенно с этим распадом связанными. Произошла очередная смена условий, предпосылок и мотиваций регионального развития, что согласно законам исторической детерминированности, предопределяет объективную необходимость качественного обновления модели "освоения".

Геополитические перемены 90-х годов ХХ в. отразились на социально-экономическом развитии этих территорий самым непосредственным образом. Это связано, во-первых, с изменением, а точнее, со стремительным падением мирохозяйственной и мирополитической роли России (как правопреемницы распавшегося СССР). Отсюда вытеснение многих сибирских и дальневосточных производителей с соответствующих товарных рынков, а также более агрессивное поведение соседних государств (Японии, Кореи, Китая) в плане незаконного использования ресурсов в российских территориальных водах, нарушений пограничного режима и усиления территориальных притязаний.

Во-вторых, - распадСЭВ и исчезновение "единого рынка" стран социалистического содружества и государств-союзников означало для Сибири и Дальнего Востока утрату весьма емкого рынка вооружений (точнее потерю государственного заказа на производство оружия), резкое сокращение экспорта в отмеченные страны продукции сибирских и дальневосточных предприятий металлургии, машиностроения, химии и др., равно как и прекращение масштабных встречных поставок в регион дешевой и качественной агропродукции (в первую очередь, консервированных овощей и фруктов). В-третьих, - формирование на пространстве бывшего СССР новых государств с деградирующей экономикой привело не только к появлению в Сибири новых государственных границ, но и к разрушению производственно-технологических, экономических и финансовых связей между предприятиями некогда единого народнохозяйственного комплекса.

В-четвертых, -потеря Россией основных выходов в бассейны Балтийского и Черного морей привела к существенному возрастанию роли тихоокеанских портов и послужила дополнительным стимулом к перенацеливанию экономических интересов региональных властей и бизнеса Сибири и Дальнего Востока на Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР).

Эти интересы (на которые следует обратить особое внимание) многочисленны и разносторонни, но главным среди них является стремление к использованию крепнущих экономических связей в данном регионе, его огромных инвестиционных ресурсов и емкого рынка в целях стимулирования социально-экономического развития Сибири и Дальнего Востока. Взаимодействие России со странами АТР и его региональными межгосударственными организациями, как в экономической сфере, так и в политической области, является для азиатской части страны крайне необходимым. Этот императив все отчетливее осознается высшим руководством России.

Об этом свидетельствует активная деятельность ее президента на восточном направлении. Визиты главы российского государства в Китай, Японию, Индию, Вьетнам, Монголию, КНДР, Корею и его многочисленные контакты с лидерами стран АТР, превращение "Шанхайской пятерки" в Шанхайскую организацию сотрудничества - все это способствует расширению взаимопонимания и сближению позиций России и ее восточных соседей по важным вопросам регионального сотрудничества, вносят существенный вклад в позитивное развитие отношений нашей страны с государствами АТР, укрепляют евразийскую идентичность России и придают её политике стабильность и предсказуемость.

И все же роль и влияние любого государства в международных отношениях определяется, в первую очередь, его реальным экономическим и военным потенциалами, а также наличием ресурсов (природных, людских, интеллектуальных и т.п.). В России же и, прежде всего, в её сибирско-дальневосточных регионах произошло резкое снижение производства продукции средних и высоких технологий, включая продукцию военного назначения, усилилась ориентация на экспорт сырьевых ресурсов, прежде всего, энергоносителей, что сильно сужает деловые внешнеэкономические связи с государствами АТР, где спрос на российские товары ранее был относительно высоким. Откровенно западный акцент во внешнеэкономических связях России и её бизнесе с начала 90-х годов уже привел к утрате важнейших рыночных ниш России в Китае, Индии, Японии, Вьетнаме, Монголии, КНДР, странах АСЕАН. В результате сибирско-дальневосточные регионы очень слабо и односторонне участвуют в интеграционных процессах, развертывающихся в этом регионе, становятся недостаточно привлекательными партнерами во внешнеэкономических связях, а потому несут убытки и утрачивают важный источник средств для своего экономического возрождения.

Следствием слабости экономики России явилось резкое снижение общего боевого потенциала её Вооруженных Сил и в особенности на Дальнем Востоке. Сегодня в АТР Россию по величине военного бюджета превосходят: Япония (в 5 раз), Китай (почти в 3 раза), Республика Корея (в 2 раза). Наш военный бюджет меньше тайваньского. Вооруженные силы указанных государств растут по отношению к российским и уже начинают превосходить нашу военную группировку на Дальнем Востоке. Это влечет нарастание угрозы обороноспособности и безопасности страны.

В этом контексте, например, хорошо известна усилившаяся активность Японии по поводу пресловутого вопроса "о северных территориях", но остаются пока в тени общественного внимания участившиеся случаи ареста американской береговой охраной российских рыболовных судов в Беринговом море или нарастающие притязания США на архипелаг Врангеля. Истоки ныне обостряющихся дальневосточных противоречий с США лежат в истории отношений двух государств в XIX в. Мало кто (помимо узких специалистов) знает, что Договором об уступке Аляски 1867 г. были обозначены точки линии, которые отграничивали территориальные владения (в том числе островные) России от таких владений США. Эта договорная линия (которая признавалась длительное время) в своей северной части (от точки в Беринговом проливе, находящейся на равном отстоянии между островами Крузенштерна и Ратманова, через Чукотское море и "по прямой линии безгранично к северу, доколе она совсем не теряется в Ледовитом океане") вполне соответствовала интересам обоих государств не только для обозначенных, но и иных целей - разграничения континентальных шельфов и исключительных экономических зон.

Однако к югу от этой точки, в Беринговом море использование линии Договора 1867 г. для целей такого разграничения было очевидно выгодно США и приводило к потерям Союза ССР. Тем не менее МИДом СССР в конце 80-х гг. была подготовлена позиция о согласии с разграничением в Беринговом море по линии Договора 1867 г., как и предлагалось Соединенными Штатами Америки. МИД СССР лишь изображал бурную борьбу в вопросе о том, как эту линию проводить - по локсодромии (линия на земной сфере, пересекающая меридианы под постоянным углом) или по ортодромии (кратчайшая линия между двумя точками на сфере). Компромисс по этому второстепенному вопросу был найден, и разграничение с США в Беринговом море было осуществлено не с учетом современных международно-правовых принципов делимитации экономической зоны, континентального шельфа, а на основе искусственно притянутых положений Договора 1867 г. об уступке Аляски (договора, в период заключения которого международное право не содержало ни института экономической зоны, ни института континентального шельфа).

Соглашением между СССР и США о линии разграничения морских пространств от 1 июня 1990 г. было предусмотрено, что оно "подлежит ратификации и вступлению в силу в день обмена ратификационными грамотами". Конгресс США молниеносно ратифицировал Соглашение. И это неудивительно: в официальном отчете о слушаниях в Конгрессе США вопроса о ратификации данного Соглашения было отмечено, что "настоящее соглашение подводит под юрисдикцию США около 70% площади Берингова моря и дает Соединенным Штатам дополнительно 13200 квадратных морских миль - т.е. район, равный общей площади Нью-Хемпшир и Вермонта - по сравнению с самым благоприятным (для США - авторы) вариантом разграничения по линии равного отстояния" (!!!).

Однако Государственная Дума РФ отказала Президенту РФ Б. Ельцину в ратификации Соглашения 1990 г., при редчайшем единогласии депутатов разных политических убеждений. Конфликт по этому вопросу между исполнительной и законодательной ветвями власти не исчерпан и сегодня. Это не означает, однако, что Соглашение 1990 г. не действует и арест американцами российских судов в районе линии разграничения в Беринговом море абсолютно беззаконен. То есть Россия в силу отсутствия противодействия фактическому распространению США юрисдикции на морские районы в соответствии с Соглашением 1990 г., до его ратификации, утрачивает возможность защищать свои договорные права на какие-либо из этих районов, поскольку США действовали сообразно такому согласию России.

Официальные документы Конгресса США свидетельствуют о том, что и вопрос о правовом статусе острова Врангеля и других находящихся рядом четырех (меньших по размеру) островов, которые входят в территорию Чукотского автономного округа, американские власти вовсе не считают бесспорно решенным в пользу России.

Перечисленные и другие последствия новой геополитической ситуации должны были бы в значительной мере усилить складывавшиеся веками экономические связи Сибири и Дальнего Востока с европейской частью России. Однако произошло нечто противоположное: эти связи резко ослабли, а существенная часть оставшегося потенциала предприятий азиатской территории РФ оказалась, стоит повторить, направленной на рынки АТР. И это объективное обстоятельство не только следует учитывать, но и активно использовать как в общенациональных интересах России, так и в интересах социально-экономического развития сибирско-дальневосточных регионов. И в этом стремлении весьма важно обеспечить согласованность действий федерального "центра" и регионов в осуществлении уже выработанных и утвержденных государственных концепций и доктрин безопасности страны, её внешней политики, а также разрабатываемых ныне долгосрочных программ социально-экономического возрождения Сибири и Дальнего Востока.

При всей своей глубине и масштабности описанные изменения в мировой экономической и политической системе несопоставимы, однако, с кардинальностью перемен в самой нашей стране. Как известно, в последнее десятилетие ХХ в. огромное государство - СССР - распалось на ряд независимых государств, возникших на базе искусственно установленных в советское время границ; РСФСР превратилась в суверенную Россию, отделенную от бывших социалистических республик множеством политических, экономических и социальных барьеров. На ее территории за этот период диаметрально изменились господствующая идеология, государственно-политические и экономические основы, административно-территориальное устройство, социальная, национальная, внешняя и оборонная политика.

В рассматриваемой части России как позитивные, так и негативные следствия всеобщих реформ проявились наиболее остро. С одной стороны, максимально востребованной оказалась продукция крупнейших сибирских и дальневосточных предприятий, построенных в советское время с использованием экономического и научно-технического потенциала всего СССР. Речь идет о предприятиях нефтяной и газовой индустрии, нефтепереработки, цветной и черной металлургии, химической промышленности и электроэнергетики. Именно эти мощные производственно-хозяйственные единицы были приватизированы в первую очередь и в кратчайшие сроки, именно они сумели адаптироваться к рыночным реальностям в России и за рубежом.

С другой стороны, такие традиционные для Сибири и Дальнего Востока отрасли, как лесная, целлюлозно-бумажная, рыболовство и ряд других оказались в глубоком упадке. Огромной депрессивной территорией стала зона БАМ - средоточие нереализованных проектов, первоначально суливших исключительные выгоды. Одна из "самых сибирских" отраслей - угольная - в течение последних десяти лет находится в состоянии перманентного реструктурирования, связанного с закрытием большого числа шахт и разрезов. Исключительно негативно сказалась на экономике и социальной ситуации Сибири и Дальнего Востока либерализация цен и тарифов (это прежде всего касается тепло- и энергоснабжения городов и поселков, а также транспортного обслуживания предприятий и населения). Рост цен и тарифов продолжается. Из 10 регионов, где в 2000 г. тарифы на грузовые перевозки выросли в наибольшей степени, половина - сибирских и дальневосточных.

В ряду радикальных реформ особо следует отметить ту из них, которая, с одной стороны, мощно воздействует на финансово-экономическое и социальное положение всех регионов России и особенно Сибири и Дальнего Востока, а с другой стороны, почти не обсуждается, будучи скрытой от внимания общественности в тени тотальной приватизации. Речь идет о муниципализации социальных объектов приватизированных предприятий, о массовой и еще далеко не завершенной передаче ведомственного жилья, детских садов, медицинских учреждений и т.п. местным органам власти, которые сегодня в подавляющем большинстве случаев не располагают финансовыми возможностями даже для содержания уже имевшейся у них социальной сферы.

В целом по России муниципальный фонд социальных объектов возрос на две трети, а в отдельных городах Сибири и Дальнего Востока - в десятки (!) раз без какого-либо увеличения собственных доходов местных бюджетов. В ведомственном жилом фонде городов и поселков городского типа Сибири и Дальнего Востока проживало более 10 млн. человек, ведомственные детские сады и ясли ежегодно посещали более 1 млн. детей; около 12 млн. человек пользовались ведомственными больницами и поликлиниками; функционировали тысячи ведомственных детских оздоровительных лагерей; крупные предприятия традиционно были "шефами" школ, баз отдыха; и т.п.

Муниципализация социальных объектов предприятий стала вторым по значимости (после спада производства) фактором роста дотационности местных бюджетов практически всех регионов Сибири и Дальнего Востока и нарастания финансовых потоков между уровнями бюджетной системы. Дополнительные расходы федерального бюджета только в этой связи ежегодно возрастали на 12-15 млрд. деноминированных рублей, и уже к 1997 г. их объем стал сопоставимым с общим объемом трансфертов.

Десятилетие реформ и кризиса оказало сильное воздействие на демографическую ситуацию и систему расселения в Сибири и на Дальнем Востоке. Если численность населения России за 1990-2000 гг. сократилась на 1,4%, то в азиатской ее части на 3,4%, при этом на Дальнем Востоке на - 10,6%, в Восточной Сибири - на 2,5%, при неизменной численности в Западной Сибири. Наибольшие потери населения понесли Чукотский автономный округ - на 53,9%, Магаданская область - на 39,2%, Камчатская область - на 18,5%, Сахалинская область - на 16,1%. В меньших размерах снизилась численность населения в Читинской области - почти на 5%, в Кемеровской области - на 6,7%, в Красноярском крае - на 3,5%, но при этом входящие в его состав Таймырский и Эвенкийский автономные округа потеряли соответственно 22% и 28% своего населения. Численность населения в восточных регионах за десять лет снизилась намного больше, чем в европейской части страны, что привело к некоторому снижению доля Сибири и Дальнего Востока в общей численности населения России (с 21,8% в 1990 г. до 21,4% в 2000г.).

Если к началу реформ Российская Федерация среди других стран выделялась стабильным ростом городского населения, то с начала 90-х годов ситуация изменилась не только количественно, но и качественно. За 1991-2000 гг. городское население России сократилось на 3,3 млн. человек, при этом его доля в общей численности снизилась с 73,9% до 73%. Важно также отметить, что впервые за многие десятилетия сокращение городского населения опережало соответствующие показатели по всему населению (все население сократилось на 1,2%, а городское - на 3%).

Для различных категорий городских поселений масштабы сокращения их численности были неодинаковы. Наибольшие потери понесли, с одной стороны, самые крупные города, с другой - наиболее мелкие городские поселения - поселки городского типа. Эти тенденции в динамике городского расселения в полной мере характерны и для Сибири, и Дальнего Востока, хотя применительно к отдельным районам и входящим в их состав субъектам Российской Федерации они существенно различаются.

По сравнению со средними данными по Российской Федерации, в Восточно-Сибирском районе и особенно в Дальневосточном - более высокая доля населения, проживающего в малых городах. В этих же районах велика доля населения, проживающего в городах с числом жителей от 100 до 250 тыс. человек. Однако, на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири по-прежнему нет городов-миллионников. Сохраняется высокая доля населения, проживающего в поселках городского типа. В восточных регионах страны в 2000 г. была расположена треть пгт (570 из 1875), в которых проживает 3,4 млн. человек или 11% населения Сибири и Дальнего Востока. В европейской же части в пгт проживает менее 7%. Высокая доля малых городов и пгт в восточных районах (и большое число сельских поселений, преимущественно при лесозаготовительных предприятиях) является, прежде всего, отражением особенностей структуры хозяйства Сибири и Дальнего Востока, которое ориентировано на разработку минеральных и других природных ресурсов. Не случайно, что в общероссийском перечне городов и населенных пунктов с монопрофильной структурой экономики и высоким уровнем безработицы из 330 поселений --более половины приходится на восточные регионы страны.

В последние годы и, прежде всего, в северной зоне Сибири и Дальнего Востока происходит быстрая и в значительной степени стихийная ликвидация поселков городского типа и других небольших поселений.

Фундаментальным изменением за годы реформ стало явное усиление политического и экономического влияния "первых лиц" Сибири и Дальнего Востока. В структуре "региональной элиты" современной России лидеры сибирских и дальневосточных регионов проявляют себя исключительно активными и инициативными политиками и хозяйственниками. Эти регионы перешли в совершенно иное, нежели десять лет назад, социально-экономическое и общественно-политическое качество. В сочетании с уникальным набором социальных, экономических, транспортно-энергетических и других специфически сибирских проблем (рассматриваемых ниже), это определяет не просто желательность, а безальтернативную необходимость смены модели "освоения" Сибири и Дальнего Востока. Ведущими компонентами этого процесса призваны стать сбалансированная внутрирегиональная, общероссийская и международная интеграция, а также преодоление аномально высокой межрегиональной и внутрирегиональной территориальной дифференциации.

Корректная оценка современной ситуации и её стратегического развития на территории Сибири и Дальнего Востока требует учета огромных территориальных различий отдельных частей этого региона, а также преодоления множества укоренившихся стереотипных взглядов. Новый этап "освоения" Сибири и Дальнего Востока должен в первую очередь начаться с переосмысления господствующих представлений о них как о некоем гомогенном социально-экономическом и геополитическом пространстве, для которого характерны единые интересы и единая степень экономической зависимости от "центра", одинаковая острота социальной ситуации и само собой разумеющееся общее стремление к политическому дистанцированию от европейской части страны.

В связи с этим представляется крайне важным уяснить следующее. Во-первых, внутрирегиональная дифференциация в Сибири и на Дальнем Востоке не только исторически обусловлена, но и определяется сутью начатых экономических реформ, существенно корректирующих исходные социально-экономические условия.

Во-вторых, только специализация промышленности значительной части сибирских и ряда дальневосточных регионов на добыче и переработке природных ресурсов привели к тому, что спад производства в рассматриваемом ареале был менее значительным, чем в целом по России. Однако заметно меньшим оказывается и послекризисный экономический рост.

В-третьих, транспортные и энергетические проблемы Сибири и Дальнего Востока, материально опосредующие процессы территориальной дезинтеграции и дифференциации, порождены не внутриотраслевыми причинами, а общероссийскими и специфическими для этих регионов явлениями системного характера. В-четвертых, социальная ситуация в Сибири и на Дальнем Востоке не общекатастрофична, а предельно дифференцирована; если во многих населенных пунктах эта ситуация вполне сопоставима, а часто и лучше, чем в типичных областях европейской части России, то в ряде республик и автономных округов она находится на социально допустимой нижней грани, причем хуже всего положение в местах жизнедеятельности коренных малочисленных народов Севера.

Сибирь и Дальний Восток - территория географических, социально-экономических и этно-национальных контрастов. Занимая три четверти территории России (около 13 млн. кв. км), где проживает 32,1 млн. человек (перепись 1989 г.) или 22% населения государства, Сибирь и Дальний Восток включают обширные зоны арктических льдов, тундры, тайги, высокогорий, степей, материковые и островные территории. Представления об исключительной безлюдности Сибири и Дальнего Востока сильно преувеличены. Здесь расположены самые крупные для этих широт города, сосредоточено больше, чем в других северных странах, средних городских поселений. При наличии огромной арктической зоны и других районов дискомфортного проживания средняя плотность населения тут превосходит, к примеру, уровень Канады или Австралии. При этом, как и в названных странах, плотность населения в отдельных зонах различается более чем в сто раз.

На просторах Сибири и Дальнего Востока крайне неравномерно рассредоточены самые разнообразные виды ресурсов, обеспечивающих экономическое и социальное благосостояние: все виды полезных ископаемых (причем в уникальных сочетаниях и объемах) и природных ресурсов (леса, пресные воды, биоресурсы лесов, рек и морей, плодородные почвы, экологически чистые зоны), значительный промышленный потенциал, огромные энергоресурсы и энергомощности, современная транспортная инфраструктура и высококвалифицированные специалисты во всех отраслях производства, сельского хозяйства, транспорта, высшей школы и науки. По этим причинам Сибирь и Дальний Восток представляют собой "мозаику" территорий, резко дифференцированных по профилю хозяйственной специализации. Ресурсные и промышленные потенциалы некоторых из них различаются в десятки и сотни раз. Так, 95% нефти и почти 99% газа, добытых в Сибири и на Дальнем Востоке, приходятся на Тюменскую область.

Существенно различен и административный статус отдельных территорий: с пятью государственными образованиями (республиками), из которых Якутия занимает около 25% азиатской части России, соседствуют двенадцать областей, четыре края, шесть национальных автономных округов (некоторые из них входят в состав областей) и единственная в стране автономная область (Еврейская). Отнюдь не гомогенно и социально-экономическое пространство Сибири и Дальнего Востока. Здесь имеются как полюса абсолютного неблагополучия (Республика Тыва, Корякский и Агинско-Бурятский автономные округа, многие населенные пункты зоны БАМ), так и очаги относительного по российским меркам благополучия (нефтегазовые города, населенные пункты Новосибирской и Омской областей, Приморского края и др.). Параметры жизни населения на отдельных территориях различаются в десятки раз.

Указанные внутрирегиональные различия делают весьма проблематичными любые попытки принятия конструктивных решений, стратегий и программ по широкому кругу вопросов в масштабах всего пространства Сибири и Дальнего Востока. Исключение составляют проблемы геополитики, внешней и оборонной политики, но и здесь очевидна необходимость учета индивидуальных территориальных особенностей.

Уже поэтому стереотипные представления о "полуколониальном" статусе Сибири и Дальнего Востока (из которых якобы вывозятся ресурсы в "метрополию"), об их экономической неразвитости в сравнению с европейской частью неверны. "Сырьевые" восточные регионы по многим экономическим показателям не только сопоставимы, но и опережают западные регионы страны. Так, в десятку субъектов Российской Федерации, лидирующих по величине валового регионального продукта на душу населения (с учетом региональных различий в уровнях прожиточного минимума), входят четыре сибирско-дальневосточных региона. При этом два из них - Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа - занимают первые строчки этого списка; значения указанного показателя у них превышают среднероссийский уровень соответственно в четыре и три раза (Красноярский край находится на пятом месте, Якутия - на десятом). Еще четыре азиатских региона (Иркутская, Сахалинская и Томская области, а также Хабаровский край) по этому показателю входят во вторую десятку субъектов Российской Федерации.

Относительное благополучие зауральских регионов определяется (в отличие от Москвы и Санкт-Петербурга, где доминируют торговля и финансы) состоянием реального сектора экономики. В азиатской части России добываются нефть и газ, производятся никель, медь и алюминий, золото и платина, вырабатываются электроэнергия, причем вся эта продукция экспорто-ориентирована и конкурентоспособна. Если в среднем по российским регионам доля промышленности в валовом региональном продукте составляет менее 40%, то в восьми сибирско-дальневосточных регионах - более 50% (в европейской части России таких субъектов Российской Федерации всего пять). В эту группу входят Республика Саха (Якутия), Республика Хакасия, Красноярский край, Магаданская и Камчатская области, Ханты-Мансийский, Ямало-Ненецкий и Корякский автономные округа. Но наряду с такими индустриальными регионами в Сибири и на Дальнем Востоке есть регионы (это Республика Алтай и еще четыре автономных округа), которые возглавляют список субъектов Российской Федерации, где промышленность играет минимальную (менее 10% ВРП) роль в экономике.

Азиатские регионы дают почти 30% всей промышленной продукции России. Причем один из них - Ханты-Мансийский автономный округ, обеспечивая 9% общероссийского производства, опережает по этому показателю все другие субъекты Российской Федерации. На третьем месте с 5% находится Красноярский край. Помимо названных регионов в двадцатку лидеров входят также Кемеровская и Иркутская области, Республика Саха (Якутия), Хабаровский край и Ямало-Ненецкий автономный округ.

Сибирь и Дальний Восток были и остаются территорией размещения сравнительно новых, мощных и, главное, работающих предприятий. И это относится не только к крупнейшим в мире ГЭС, алюминиевым заводам, Норильскому горно-металлургическому комбинату, нефте- и газодобыче и нефтепереработке, портовым и железнодорожным хозяйствам. Здесь ниже, чем в целом по стране, степень износа основных фондов, особенно в промышленности. Если в среднем по России полностью изношенные промышленные основные фонды составляли почти 20%, то в Западной и Восточной Сибири - около 15%, на Дальнем Востоке - менее 13%.

Динамика производства в сибирских и дальневосточных регионах в немалой степени определялась структурой их промышленности. До августовского кризиса 1998 г. наиболее благополучной ситуация была в нефте- и газодобыче, а также в металлургии. Поэтому если в среднем по России физический объем промышленного производства в 1998 г. составил 46% от уровня 1990 г., то в Западной Сибири (где доля топливной промышленности около 60%) производство сократилось менее чем на половину, в Восточной Сибири (где цветная металлургия составляет более половины промышленного производства) индекс физического объема промышленного производства составил 49%. Гораздо хуже ситуация была на Дальнем Востоке, где этот индекс был равен 39% (цветная металлургия здесь дает лишь треть промышленной продукции, тогда как еще четверть - переживающая серьезные трудности пищевая промышленность). В 1999-2000 гг. ситуация кардинальным образом изменилась: спад производства в России сменился экономическим ростом, и, что немаловажно, за счет отраслей, преимущественно ориентированных на внутренний рынок.

Соответственно, изменилось и соотношение между западной и восточными частями страны. Из 27 субъектов Российской Федерации, где рост промышленного производства за два года превысил 30%, лишь два региона представляли азиатскую часть страны (Республика Алтай и Таймырский автономный округ). Из 23 субъектов Российской Федерации, где темпы промышленного роста были ниже среднероссийских, больше половины составили регионы Сибири и Дальнего Востока. В Чукотском и Агинском Бурятском автономных округах по итогам двух лет вообще продолжался спад производства, тогда как в европейской части России подобная ситуация была только в Калмыкии. Поменялся характер дифференциации регионов и "внутри" сибирско-дальневосточного региона - более динамично стали развиваться субъекты Российской Федерации с высокой долей машиностроения и пищевой промышленности (за исключением рыбной, в которой кризис пока не преодолен). В большинстве субъектов Российской Федерации, расположенных за Уралом, поступление налоговых платежей в бюджеты всех уровней на душу населения (с учетом прожиточного минимума) вполне сопоставимо с ситуацией во многих регионах европейской части страны. При этом значения показателя в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком автономных округах из года в год не менее чем в четыре раза превышают среднероссийский уровень, выше среднего по стране значение этого показателя также в Красноярском крае, Томской области и Таймырском автономном округе.

Экономическая отсталость ряда сибирско-дальневосточных регионов, необходимость компенсации неблагоприятных условий (в т.ч. высоких тарифов на электроэнергию на Дальнем Востоке) приводят к тому, что бюджетам субъектов Российской Федерации в восточной части страны оказывается немалая помощь из федерального бюджета. Объемы такой поддержки почти в два раза превышают величину налоговых платежей, поступающих в федеральный бюджет с территории Сибири и Дальнего Востока. Так, если в 2000 г. сибирские и дальневосточные регионы суммарно обеспечили 21% налоговых доходов федерального бюджета, то в полученной из федерального бюджета финансовой помощи их доля составила почти 40%. При этом бюджеты Республики Тыва, Эвенкийского, Агинского Бурятского и Усть-Ордынского Бурятского автономных округов более чем на 80% состояли из федеральных средств, бюджеты еще пяти регионов более чем наполовину формировались за счет федеральных трансфертов. В 2000 г. из 24 субъектов Российской Федерации, объем финансовой помощи которым превысил размер налогов, собранных на их территории и зачисленных в федеральный бюджет, 14 регионов находились в Сибири и на Дальнем Востоке. Причем федеральная финансовая помощь этим регионам в несколько (иногда даже в десятки) раз превышала их налоговый вклад в федеральный бюджет.

Если учесть, что значительная часть продукции соответствующих промышленных предприятий Сибири и Дальнего Востока идет на экспорт, что доля "теневой экономики" у востоку от Урала не уступает общероссийской и что сбор полагающихся налогов ниже, чем в европейской части страны, из-под клише относительно "перекачки" львиной доли сибирско-дальневосточных ресурсов в федеральный "центр" выбиваются последние основания. Сибирь и Дальний Восток - суть один из наиболее продуктивных и своеобразно самодостаточных компонентов экономической структуры России. Этому способствует и реально сложившаяся здесь ситуация ресурсного самообеспечения, в первую очередь, энергетического - важнейший фактор, формирующий взаимоотношения Федерации с её восточной частью (что должно обязательно учитываться при разработке стратегии этих отношений за порогом двадцатого столетия).

Широко распространены и политически далеко не безобидны версии о слабой транспортной связи главных индустриальных центров Сибири и Дальнего Востока как о ключевой причине резкого сокращения грузопотоков между европейской и западной частями России, а также о хронической нехватке энергетических ресурсов как решающей причине замерзания сибирских и дальневосточных городов. Далее будет показано: соответствующие транспортные и энергетические проблемы - это не следствие неразвитости транспортной инфраструктуры и энергетики, а результат той экономической политики, которая формируется и реализуется вне контекста геополитических интересов России и её территориальной (преимущественно северной и широтной) конфигурации.

В то же время, по оценкам авторитетных специалистов, ситуацию в сфере железнодорожных перевозок определяет не состояние самой железнодорожной сети, локомотивного и вагонного парков, а ряд причин системного характера.

Во-первых, значительная доля грузопотоков, сформировавшихся в социалистическое время (транспортировка неконкурентоспособных грузов, встречные перевозки и т.п.), оказалась просто не востребованной с переходом к новым экономическим условиям, а часть оставшихся (преимущественно ресурсного характера) поменяла свое направление с европейской части России на зарубежные рынки АТР. Во-вторых, опережающий рост тарифов на перевозки (вдвое по сравнению с общим ростом цен) стал мощным фактором снижения конкурентоспособности продукции, особенно такой как лес, уголь, руды и концентраты металлов. В-третьих, вызванное этими и другими факторами снижение объемов грузоперевозок в свою очередь стало мультипликатором цепной реакции роста тарифов, ибо две трети затрат на перевозку единицы любого груза составляют условно постоянные расходы (содержание путевого хозяйства, парка подвижного состава и т.п.). В-четвертых, стремление сохранить доступность железнодорожных услуг для населения привело к "перекрестному субсидированию", при котором значительная часть затрат по перевозке пассажиров компенсируется за счет тарифов на грузовые перевозки.

Общее снижение производства продукции, экономически оправданная предпочтительность внешнего рынка и отмеченные особенности тарифной политики стали главными объективными причинами ослабления транспортно-грузовой и пассажирской интеграции России по оси "запад-восток". По этим причинам почти не используется уже построенная Байкало-Амурская магистраль и существенно снизились грузопотоки по транссибирской железнодорожной магистрали.

Наряду с недогруженностью широтных железнодорожных магистралей в Сибири и на Дальнем Востоке испытывают явную нехватку надежных транспортных магистралей меридионального направления, что не позволяет конструктивно решать отмеченные ранее проблемы социально-экономических различий северных и южных территорий, в том числе обеспечения надежного и экономически обоснованного "северного завоза". Снижается интенсивность использования Северного морского пути и, главное, его инфраструктуры (в том числе, обеспечивающей информацию о погодной и ледовой обстановке на всем его протяжении). Наконец, нельзя не отметить крайне низкую (даже в сравнении с европейским севером) обеспеченность большинства регионов Сибири и Дальнего Востока современными автомобильными дорогами, рассчитанными на большегрузные перевозки.

Главное содержание энергетических проблем Сибири и Дальнего Востока - парадоксальное несоответствие гигантского энергетического потенциала и острейшего дефицита электрической и тепловой энергии на многих предприятиях и, главное, в городах и поселках этого региона. Совокупность причин, породивших эту ситуацию и её многочисленные и хорошо известные проявления, во многом та же, что и в транспортном комплексе. Однако положение дополнительно обостряется и провоцирует социальной и даже политические напряжения в связи с тем, что перебои в электро- и теплоснабжении сразу же сказываются на населении и объектах социальной сферы - больницах, детских садах, школах. Совершенно недопустимы с точки зрения военной безопасности страны периодические отключения от электро- и теплосетей объектов оборонного комплекса (в первую очередь размещенных на тихоокеанском побережье). При этом ясно: население, социальные объекты, и оборонные комплексы в Сибири и на Дальнем Востоке (так же, как любой другой территории) являются наиболее ненадежными и бюджетно зависимыми плательщиками за электроэнергию и тепло. Они никогда полностью не расплачивались за соответствующие ресурсы, а в настоящее время тем более не в состоянии это делать.

Таким образом, современная кризисная ситуация в сферах транспорта и энергетики Сибири и Дальнего Востока порождена не случайными, и не частными причинами. И разрешение её мыслимо лишь на основе институциональных и организационных преобразований в транспортном и энергетическом комплексах, инициированных и самостоятельно проводимых как органами власти отдельных регионов так и ассоциациями межрегионального сотрудничества.

2.5. Параметры и причины социальных различий

Социальная ситуация в Сибири и на Дальнем Востоке не только существенно отличается от соответствующего положения в европейской части страны, но и сама территориально сильно дифференцирована. Резкие социальные контрасты одновременно наблюдаются между: севером и югом, районами ресурсообеспеченными и не обладающими рыночно привлекательными ресурсами, территориями компактного проживания коренных малочисленных народов Севера и остальными территориями.

С начала реформ в 1991 г. и вплоть до сокрушительного финансового кризиса 1998 г. самые неблагоприятные изменения социальной ситуации произошли именно в Сибири и на Дальнем Востоке, что прямо противоположно переменам в сфере экономики. Среди двадцати субъектов Российской Федерации, в наименьшей степени пострадавших от снижения реальных денежных доходов, не было ни одного сибирского или дальневосточного региона. И, наоборот, в число двадцати российских регионов с наихудшей динамикой реальных денежных доходов входили 14 территорий, расположенных за Уралом. Если в самом депрессивном регионе европейской части страны реальные денежные доходы населения снизились в 17 раз, то в Чукотском автономном округе - почти в 50 раз, в Корякском автономном округе, на Сахалине и Камчатке - в 25 раз, и т.д. Экономический рост, наметившийся в последние два года, не изменил кардинально ситуацию.

Реальные денежные доходы возросли только в 8 из 29 сибирско-дальневосточных регионов, и больше всего - на 17% - они выросли в Ханты-Мансийском автономном округе. В ряде регионов снижение реальных денежных доходов продолжалось: в Чукотском автономном округе они сократились еще на 35%, в Магаданской, Омской и Камчатской областях - на 20 более процентов. В результате в 7 регионах Сибири и Дальнего Востока среднедушевые денежные доходы населения оказались ниже величины прожиточного минимума (в европейской части страны было 10 таких регионов). В азиатской части страны наиболее высокая стоимость жизни. Девять из десяти российских регионов с наибольшей величиной прожиточного минимума, находятся за Уралом, "обгоняя" по этому показателю Москву, Санкт-Петербург и большинство регионов Европейского Севера. В Корякском и Чукотском автономных округах величина прожиточного минимума в 3 раза выше среднероссийской, в Якутии, Магаданской и Камчатской областях, Ямало-Ненецком и Таймырском автономных округах - в 1,5 и более раз. При этом на юге Сибири и Дальнего Востока стоимость жизни сопоставима со среднероссийской, а в отдельных регионах даже ниже ее. Аналогичные соотношения характерны и для стоимости набора из 25 основных продуктов питания.

Высокая стоимость жизни отчасти компенсируется высоким уровнем заработной платы, которая здесь существенно выше, нежели в подавляющем большинстве западных регионов (включая города Москву и Санкт-Петербург, а также регионы Европейского Севера). И стоимость жизни и заработная плата территориально дифференцированы. Причем вектор роста заработной платы в Сибири и на Дальнем Востоке так же, как стоимости жизни ориентирован с юга на север. Для сибирско-дальневосточных регионов характерно превышение заработной платы прожиточного минимума трудоспособного населения (например, в Тюменской области - в 3,5 раза, в Красноярском крае и Таймырском автономном округе - более чем в 2 раза, тогда как в Москве - всего в 1,7 раза). Однако не следует забывать, что за Уралом заработная плата является основным источником доходов.

Если в среднем по России в 1999 г. оплата труда составляла менее 40% денежных доходов населения, то во многих восточных регионах - более 50%, а в Корякском автономном округе - даже более 80%. Поэтому сравнение азиатских и европейских регионов по отношению размеров денежных доходов к величине прожиточного минимума оказывается не в пользу первых. Только Тюменская область (с учетом автономных округов), в которой доходы превышают прожиточный минимум в 3-3,5 раза, по-прежнему выделяется на общероссийском уровне, но уже уступает Москве. Еще в ряде регионов Сибири и Дальнего Востока уровень жизни, оцениваемый по рассматриваемому показателю, сопоставим со среднероссийским, но и в десятке беднейших - больше половины составляют восточные регионы.

В наибольшей степени от высокой стоимости жизни страдают пенсионеры. Но при территориальном перераспределении средств Пенсионного фонда повышенная дороговизна проживания на рассматриваемых территориях учитывается не достаточно. В большинстве восточных регионов соотношение размеров пенсий и прожиточного минимума пенсионеров уступает среднероссийским показателям, причем позиции регионов определяются не уровнем их экономического развития, а именно стоимостью жизни. Из всех сибирско-дальневосточных регионов наиболее благополучная ситуация по рассматриваемому параметру складывается в "южных" Омской и Томской областях, в Алтайском и Красноярском краях, в Республике Бурятия и даже в Усть-Ордынском Бурятском автономном округе. При этом самый "богатый" сибирский регион - Ханты-Мансийский автономный округ в 1999 г. занимал только 48 место, а Ямало-Ненецкий - был вообще в конце восьмого десятка субъектов Российской Федерации.

Общероссийская проблема старения населения в Сибири и на Дальнем Востоке не столь остра, как в европейской части страны. Во всех восточных регионах доля населения старше трудоспособного возраста ниже среднероссийской. Если в самых "старых" азиатских регионах - в Алтайском крае, Кемеровской и Новосибирской областях, доля нетрудоспособных не превышает 20%, то в ряде западных регионов она оказывается выше 25%. Все наиболее "молодые" регионы (где доля людей старше трудоспособного возраста менее 10%) находятся в Сибири и на Дальнем Востоке: это Ханты-Мансийский, Ямало-Ненецкий, Таймырский и Чукотский автономные округа. Но общероссийский процесс старения населения уже коснулся и восточной части страны. Так, в конце 90-х годов пять регионов - Республики Тыва и Саха (Якутия), Магаданская и Камчатская области, Эвенкийский автономный округ - по доле населения старше трудоспособного возраста "перешагнули" 10-процентный рубеж.

Весьма неоднородная ситуация сложилась в Сибири и на Дальнем Востоке по уровню потребления на душу населения отдельных видов продуктов питания. Например, в Западной Сибири (по данным за 1999 г.) больше среднероссийского уровня потреблялось молока и молочной продукции, яиц, картофеля, хлебных продуктов, в Восточной Сибири - мяса и мясопродуктов, картофеля, хлебных продуктов, на Дальнем Востоке - растительного масла, картофеля. Однако во всех трех названных макрорегионах ниже среднероссийского оказался уровень потребления сахара, овощей и бахчевых культур. Просто разительны контрасты потребления между отдельными субъектами Российской Федерации. Скажем, по потреблению мяса и мясопродуктов Республика Саха (Якутия) занимает первое место в России, Еврейская автономная область - последнее, по потреблению яиц Новосибирская область на первом месте в стране, Республика Тыва - на последнем.

Важнейший показатель уровня и качества жизни - ее ожидаемая продолжительность. В Западной Сибири она сопоставима со среднероссийской. Если в России в 1999 г. продолжительность жизни составляла для мужчин 59,9 лет, для женщин - 72,4 года, то в Западной Сибири - 60,3 и 72,2 соответственно. Западно-сибирские Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский автономные округа входят в пятерку регионов с максимальной продолжительностью жизни; для женщин она в обоих регионах составляет 74,6 года, для мужчин - 65,3 и 63,3 соответственно. Однако в Западной Сибири есть и менее благополучные в этом отношении территории - в Кемеровской области и Алтайском крае продолжительность жизни мужчин лишь немногим превышает 58 лет, а женщин не достигает и 70 лет.

В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке ситуация гораздо хуже. Ожидаемая продолжительность жизни в них составляет для мужчин 56,6 и 69,6 лет, для женщин - 58,9 и 70,6 лет соответственно. В Восточной Сибири расположен и регион с минимальной в России продолжительностью жизни как мужчин (50,7 лет), так и женщин (62,1 лет) - это Республика Тыва. Показательно, что из российских 20 регионов, в которых отмечена наименьшая продолжительность жизни женщин, сибирско-дальневосточные субъекты Российской Федерации составляют абсолютное большинство - 18, на треть меньше (12) в этой двадцатке азиатских регионов с наименьшей продолжительностью жизни мужчин.

В большинстве субъектов Российской Федерации, расположенных в Сибири и на Дальнем Востоке, уровень как регистрируемой, так и общей безработицы, а также напряженности на рынке рабочей силы (численность незанятых граждан, зарегистрированных в службе занятости, в расчете на одну вакансию) выше среднероссийского, и наиболее неблагополучные в этом отношении восточные регионы вполне сопоставимы с аграрно-перенаселенными национальными автономиями Северного Кавказа. Вместе с тем большинство восточных регионов отличает низкий уровень скрытой безработицы (относительно невысоки доли работников, работающих неполное рабочее время или находящихся в отпусках без сохранения или с частичным сохранением заработной платы по инициативе администрации).

Различия между регионами в сфере занятости, как и во всех других сферах, огромны. Уровень регистрируемой безработицы в конце 2000 г. варьировал от 7,5% в Корякском автономном округе (выше он был только в Республике Ингушетия) до 0,7% в Тюменской области, уступавшей по этому показателю только Краснодарскому краю, Ростовской и Оренбургской областям. Уровень напряженности варьировал от почти 300 человек на одну вакансию в Агинском Бурятском автономном округе (выше он опять же был только в Ингушетии) до 0,5% в Тюменской области, по этому параметру уступавшей только г. Москве.

В Агинском Бурятском автономном округе был зафиксирован и максимальный в восточной части страны уровень общей безработицы - 28,5%, в Тыве он превысил 20%. Высокие значения показателей скрытой безработицы были характерны для Омской, Читинской, Амурской областей, Алтайского края и Еврейской автономной области. Как и в целом по России, в подавляющем большинстве регионов Сибири и Дальнего Востока в 2000 г. наблюдалось сокращение как регистрируемой, так и общей безработицы, хотя были и исключения (так, уровень общей безработицы вырос в Бурятии, Чукотском, Корякском и Агинском Бурятском автономных округах).

Проблема использования трудового потенциала в Сибири и на Дальнем Востоке осложняется низким уровнем инвестиционной активности, ограниченными возможностями вторичной занятости, обусловленными моноотраслевой специализацией производства, а также низкой мобильностью трудовых ресурсов в связи с затрудненностью выезда в более благополучные регионы (по причинам финансовых трудностей, высоких транспортных тарифов, отсутствия жилья и работы в районах предполагаемого переселения).

На всех территориях Сибири и Дальнего Востока, где проживает коренное население - малочисленные народы Севера наблюдается отрицательно-контрастная ситуация в социальной сфере. Это полностью относится и к внешне социально благополучным Ханты-Мансийскому и Ямало-Ненецкому автономным округам.

За последние пять лет произошло резкое сокращение численности аборигенного населения работающего в традиционных отраслях хозяйствования. В начале 90-х годов в них было больше половины всех занятых, а в конце - уже менее трети. При этом у тофалар доля занятых в традиционном сельском хозяйстве составляет всего 10%, нивхов - 13%, нанайцев - 14%, манси - 19%, хантов - 20%. В настоящее время до 40-45%, а по некоторым населенным пунктам и до 100% трудоспособных лиц из числа коренных народов Севера являются безработными. Например, в селах Бор, Сумароково, Бахта, Момса, Мирное, Лебедь Туруханского района Красноярского края безработица составляет 93% от числа трудоспособного населения. В Читинской области более 80% эвенков - безработные. В Республике Тыва в районах проживания тувинцев-тоджинцев уровень регистрируемой безработицы превысил среднереспубликанский в 2,4 раза. В Корякском автономном округе уровень этнической безработицы превышает среднеокружной в 2,5 раза. К тому же отток квалифицированных кадров привел к дефициту работников в социальной сфере в местах компактного проживания коренных малочисленных народов Севера.

В последние годы отмечаются неблагоприятные тенденции в состоянии здоровья аборигенных народов. Заболеваемость туберкулезом коренного населения Ханты-Мансийского автономного округа превышает общую по региону заболеваемость в 4,4 раза, Ямало-Ненецкого автономного округа - в 3,4 раза и т.д. Среди коренного населения увеличилась смертность в трудоспособном возрасте, причем в ряду её причин на первом месте травмы, алкогольные отравления. Свыше 30% (втрое больше, чем в среднем по России) смертей среди народов Севера связаны с различными видами насилия; уровень самоубийств в северных этнонациональных сообществах в три-четыре раза превышает аналогичный средний показатель по стране.

К сожалению, потенциально сильный дезинтеграционный аспект этой острейшей проблемы (значимость которого многократно возросла после превращения национально обозначенных автономных округов в самостоятельные субъекты Российской Федерации) плохо осознан как в Сибири и на Дальнем Востоке, так и на федеральном уровне.

Стратегия для россии: новое освоение сибири и дальнего востока
Руководители проекта: В.А.Рыжков и А.Г.Хлопонин
Руководители авторского коллектива: В.Н.Лексин и А.Н.Швецов
Авторский коллектив: Е.Н.Андреева (5.5), Ж.А.Зайончковская (глава 4), О.В.Кузнецова (2.4., 2.5), В.Н.Лексин (главы 1, 2, 3, 5), В.Я.Любовный (2.1, 2.3.), Е.Е.Скатерщикова (2.3), А.К.Ушаков (5.2), А.Н.Швецов (главы 1, 2, 3, 5)