Некоммерческое партнерство "Научно-Информационное Агентство "НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА""
Сайт открыт 01.02.1999 г.

год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Объем нашего портала 20 Гб
Власть
Выборы
Общественные организации
Внутренняя политика
Внешняя политика
Военная политика
Терроризм
Экономика
Глобализация
Финансы. Бюджет
Персональные страницы
Счетная палата
Образование
Обозреватель
Лица России
Хроника событий
Культура
Духовное наследие
Интеллект и право
Регионы
Библиотека
Наркология и психиатрия
Магазин
Реклама на сайте
Государственное строительство
Заседание I: Политическое,экономическое и социальное развитие России в XXI веке

Уважаемые коллеги, вы понимаете, что если ваше выступление открывает семинар под скромным названием Россия на рубеже веков и у вас в распоряжении 10 минут это серьезное испытание. Постараюсь уложиться в отведенные минуты и заранее прошу прощения за некоторую лапидарность изложения. Я буду говорить о вызовах российской государственности и российскому обществу на рубеже столетий. Поскольку же это еще и рубеж тысячелетий, то логично, наверное, начать обсуждение с вызовов, имеющих долгосрочный, вековой характер. На них я главным образом и сосредоточусь. Россия за последнее десятилетие пережила, точнеееще продолжает переживать несколько кризисов или, может быть, один кризис, но проявляющийся в разных областях и отражающийся в разных зеркалах.

Мы часто говорим о постсоветском кризисе идентичности, когда ставится вопрос об исторической преемственности нашей нынешней государственности и о том, являются ли границы РФ естественными и справедливыми. Нас обессиливает экономический кризиссокращение внутреннего валового продукта, длительная отрицательная динамика ряда других важнейших экономических показателей. Притчей во языцех стал перманентный политический кризисслабость и неконсолидированность власти. Не завершился так называемый кризис межэтнических отношений, который в крайних своих проявлениях выражался в попытках фактической, если не формальной, сецессии, а в случае Чечни увенчался долгой кровопролитной войной.

Однако с каждым годом, отделяющим нас от краха СССР, мы все отчетливее понимаем, что подлинный масштаб кризиса гораздо значительнее, чем нам первоначально могло казаться, и его развитие не укладывается в рамки десятилетнего отрезка нашей более чем тысячелетней государственной истории. Корни кризиса в некоторых случаях уходят в толщу десятилетий, если не столетий. Так случилось, что к концу ХХ века в одном месте и в одно время сошлись целое созвездие проблем и целый ряд противоречий, имеющих отчасти национальный, отчасти региональный, отчастиглобальный характер.

С чем входит Россия в ХХI век? Надо откровенно признать, что мы переживаем сегодня и, очевидно, будем переживать в обозримом будущем последствия если не самого физически болезненного, то, по крайней мере, самого психологически шокирующего кризиса отечественной государственной организации после, возможно, монгольского нашествия. Впервые с XIV века обращается вспять тенденция расширения и укрепления Российского государства: территориального приращения, роста населения, относительного увеличения военной мощи, роста экономического потенциала.

Конечно, очень сложно сравнивать между собой различные исторические эпохирост выплавки стали и чугуна сам по себе может и не считаться сегодня большим достижением, как не всегда считался таковым сам по себе рост экспорта нефти и т.д.но я говорю сейчас о косвенном сравнении в показателях, актуальных для каждого из периодов и ценимых современниками, то есть, в каком-то смысле, о самооценке. Сегодня самооценка такова (и она без труда подкрепляется соответствующим образом интерпретируемой статистикой), что Россия во всех этих отношениях становится менее значимым мировым центром, менее значимой территорией, менее значимым государством.

И действительно, если посмотреть на статистику, которую часто приводят, то в 1990 году население России составляло 3% мирового населения, сейчас 2,5%, и тенденция к снижению этого показателя очевидна, как считают демографы, и в предстоящие десятилетия. То же самое происходит с экономикой: от 4% мирового ВВП (6-е место в мире) в 1985 году до примерно 2% (11-е место) в 1995 годуи далее… Сейчас наш вклад1,5%, и находимся мы уже где-то в третьем десятке стран. А вокруг нас вырастают прямо на глазах демографические и экономические гиганты и тяжеловесы.

Это и Китай, и Индия, и Турция, и Иран, не говоря уже о как бы неожиданно появившемся в нашем западном окне Европейском Союзе. Сокращается вдруг разрыв между нами и теми странами, которые еще недавно отставали от нас буквально на порядоктакими, как Польша. Да и Восточная Европа в целом в отношении РФ совсем не то, чем она была в отношении СССР.

Все это на фоне продолжающегося российского упадкапри слабых и пока неуверенных признаках нефтедолларового оживлениявыглядит впечатляюще. Оговорюсья призываю очень сдержанно относиться к конкретным статистическим выкладкам. Их ценность иногда относительна: как в силу меняющихся оценок тех или иных явлений, отражаемых статистическими рядами, так и в силу неизбежной неполной адекватности используемых критериев тому, что для кого-то важно и существенно именно здесь и именно сейчас. Это две стороны одной медали.

Скажем, любой человек, который побывает в наши дни в Китае и в Индии, начнет несколько критически воспринимать часто звучащие и ставшие у нас практически неоспоримыми утверждения о том, что 60% российского населения входит сегодня в беднейший миллиард жителей планеты. Если эти 60%, то есть почти 90 млн. нашего населения относится к этому миллиарду, составляя одиннадцатую его часть, то спрашивается, к какому миллиарду надо в таком случае отнести значительную часть населения этих двух крупнейших в мире стран, не говоря о ряде других?

В данном случае статистика, которая за нижнюю границу принимает доходы в десятки долларов на душу населения, не видит разницы между теми, кто получает эти десятки, иногда кое-чем дополняемые, и теми, кто живет, условно говоря, на центы… Как бы то ни было, однако, всегдашняя противоречивость статистики и ее штатные, так сказать, парадоксы не могут смазать общей тенденции и общего вывода: наша страна становится все меньше и все беднее. И даже если в абсолютных показателях кризис девяностых может казаться преодоленным, динамика показателей относительных оптимизма по-прежнему не внушает.

Еще одна тенденция, также имеющая долгосрочный характерэто возрастание общей небезопасности государства. Россия является евразийской страной: утверждение не столь банальное, как кажется, поскольку сегодня она такова в том неудовлетворительном для нас смысле, что в современном понимании РФ не является ни европейской, ни азиатской державой, а представляет собой что-то третье, исключенное из возникающих и в Европе, и в Азии экономических и экономико-политических структур.

После Петра Великого России не доводилось ощущать себя ни столь быстро слабеющей, ни столь одинокой, и это для нас вызов. В этом смысле сохранение присутствия России в большой политической пятерке и ее пребывание в дверях большой семерки лицом то к партнерам, то к выходу представляет собой, в общем, достаточно слабое утешение. При том, что на границах России действительно возникает существенная нестабильность.

Прежде всего в глубинах Центральной Азии, но не только. Как мне кажется, события последних лет и десятилетий заставляют задать один достаточно неприятный, может быть, звучащий чрезмерно драматически, но все-таки серьезный вопрос: а не являемся ли мы свидетелями фактического начала… третьей мировой войны? Естественно спросить: если война, то между кем и кем она идет? Очевидно, между фундаменталистскими исламскими силами, которые не обязательно должны иметь государственный характер и, следовательно, располагать настоящими армиями, и миром современных секуляризованных государств, признающих международное право и в основном руководствующихся им,в том числе, разумеется, и тех, которые исторически принадлежат к области распространения мусульманской культуры.

Тем миром, который являлся на протяжении последних столетий своего рода мировым островом, островом мировой стабильности после Вестфальского мира. Повторяю, такая постановка вопроса может прозвучать несколько шокирующе (признаюсья сознательно обостряю дискуссию), но это не отменяет самого вопроса о том, что сегодня происходит на краю ойкумены, отчасти совпадающем с нашими границами и границам наших соседей, которые мы обязались охранять. А то, что конфликт имеет несколько необычный с точки зрения нашей логики характер… что же, история знакома с тем, как радикально могут меняться представления о природе войн и правилах их ведения.

Столкнувшись на рубеже XVIII и XIX веков с принципиально новым типом революционной войны, который был совершенно не характерен для предшествующего периода, Европа пережила шок, от которого, однако, довольно скоро оправилась...

Следующая перспектива, раскрывающаяся перед Россией. Страна становится, как никогда в прошлом, открытой внешнему миру со всеми положительными и отрицательными последствиями. Хорошо, что можно свободно поехать за границу, но плохо, что туда свободно утекают капиталы… Когда мы сегодня говорим о том, что Россия стоит на пороге эпохи глобализации, мы отстаем от моды, чтобы не сказатьтеряем связь с реальностью. Надо отдавать себе отчет в том, что наша страна уже вступила в эту эпоху, что Россия уже является частью быстро глобализирующегося пространства. За прошедшее десятилетие удельный вес продукции, которая идет на экспорт, в производстве российских регионов выросла в несколько раз.

Укрепляющиеся связи с внешним миром, который живет не по российским законам и не по воле российских губернаторовуже сегодня существенная часть жизни любого российского региона, а вовсе не только пограничных областей. И это вносит уж никак не меньший вклад в подчинение российских властей разного уровня внешней логике, чем нормы Совета Европы, которые государство Российское обязалось применять внутри страны с 1996 г., или Европейский Суд по правам человека, куда наши граждане могут теперь обращаться с апелляциями по поводу решений судов родного Отечества.

Все этореальности, ивопрос не в том, станем ли мы участниками пресловутого процесса глобализации или нет, а в том, в каком качестве Россия в нем участвует, и в какомхотела бы участвовать в обозримом будущем. Будут ли ее отдельные регионы и отрасли, если угодно, тем, что называлось несколько десятилетий назад аграрно-сырьевым (сегодня скорее просто сырьевым) придатком более развитых структур, существующих на земном шаре, или же российская государственная власть станет пусть не всевластным, но все-таки субъектом этого процесса? Как говорили римляне, сохраняющего волю и желание судьбы ведут, упорствующего или безвольноготащат волоком.

Станет ли Европейский Суд и другие международные институты последним и единственным защитником бесправных граждан России или у нашего общества хватит сил так настроить отечественную власть, чтобы она повернулась к ним лицоми тем сохранить достаточный для спасения национального достоинства национальный суверенитет? И еще одно.

Экономическая открытость страны на фоне глобализации в каком-то смысле испытывает ее на разрыв, потому что, оказавшись между двумя экономическими гигантамиЕвропейским Союзом, на который приходится до 40% нашей внешней торговли, и Азиатско-Тихоокеанской экономической системойРоссия с ее достаточно рыхлой экономикой, с ее зависимостью от внешних рынков волей-неволей интегрируется в эти две экономические системы, причем, естественно, по их, а не по собственным правилам. И в принципе проблема сохранения экономической, а косвенно и политической целостности России, обращенной сегодня как двуглавый орел на Восток и на Запад,одна из серьезнейших проблем XXI века.

Вступая в новое тысячелетие, начало которого выглядит не очень комфортным для России, мы несем с собой целый ряд нерешенных исторических проблем. Некоторые из них возникли в течение ХХ века, некоторые, хотя бы отчасти, имеют более давнюю историю.

Первое. Россия сегодня не имеет ясно выраженной и юридически четко зафиксированной государственной идентичности. Перерыв в юридической постепенности в развитии, происшедший в марте 1917 года, до сих пор не компенсирован, и до сих пор российская государственность не обладает недвусмысленной юридической формулой, которая объясняла бы происхождение и правовой статус современного Российского государства.

Что такое сегодняшняя Россия: наследница тысячелетнего государства, существовавшего до переворота 1917 года? Советского Союза? Или же после крушения СССР в 1991 году он создается как бы заново, на пустом месте? Это очень важная проблема. От того, как мы ее решим, зависит и форма правления, и, боюсь, состав государства. Достаточно сказать, что если мы вдруг постановим, что государствосовершенно новое, придется считаться с теми, кто в силу тех или иных причин предъявит права на роль его учредителя… или абсентеиста. Я не могу, к сожалению, говорить здесь об этой проблеме подробно.

Скажу только, что это не абстрактный философский вопрос и не предмет неспешной дискуссии доморощенных эстетов. Сложности с гербом, флагом, гимном символами более глубоких вещейкоторые мы сейчас наблюдаем, свидетельствуют, что мы имеем дело с очень тонкой материей. Эти вопросы болезненно переживаются обществом, прячущим озабоченность и растерянность за внешне циничным смехом. Это инстинкт самосохранения, в таких случаях опасно быть слишком серьезным. Но есть здесь и очевидно практические вещи.

Дело в том, что с проблемой отсутствия правопреемственности связана и проблема жизнеспособности той экономической модели, которая выбрана сегодня Россией, т.е. модели рыночной экономики, модели, связанной с приватизацией. Невозможно придать нынешней приватизации строго правовой характер, невозможно убедить общество в том, что уж это-то, что называетсянавсегда, что уж на этот-то раз собственность по-взаправдашнему священна, без решения проблемы реституции.

На каких основаниях держится право собственности в сегодняшней России, если не определено отношение к конфискациям, происходившим после 1917 года? А эта проблема не может быть решена без принципиального юридического решения проблемы правопреемства. Это первая проблема, которая очень серьезно подрывает консолидацию российской власти на сегодняшний день и мешает ее сосредоточению для решения серьезнейших историософских и геополитических проблем, стоящих перед Россией на пороге XXI века.

Второе. В России не решена и другая важнейшая проблема, имеющая в принципе конституционный характер. Это проблема отношения церкви и государства. То, что я говорю, на первый взгляд может показаться парадоксальным, потому что в России есть Конституция, а в Конституции есть определенная формула отделения церкви от государства, Российское государство светское государство, где ни одна религия не является преобладающей и т.д. На самом деле, однако, эта формула является достаточно, как бы сказать, односторонней.

Проблема в том, что крупнейшее вероисповедание РоссииПравославная российская церковь или, как она стала именоваться при Сталине, Русская православная церковьимеет в своем распоряжении совершенно иную формулу, принятую в 1917 году Собором. Она предполагает преобладающее положение православия в государстве Российском. Эту формулу никто не отменял, и это скрытое противоречиенеявная трещина в фундаменте государственного здания.

Между тем, четкое определение характера церковно-государственных отношений, являющееся консенсусным, а не одностороннимважнейшая часть реальной Конституции любого государства. Приведу опять-таки из-за отсутствия времени только один пример. В нынешней германской (Боннской) Конституции есть ссылка на некоторые статьи давно не действующей Веймарской конституции, в силу чего они продолжают действовать. И это именно и исключительно статьи, касающиеся отношений между церквями и государством.

Конституция новая, но эти-то статьи не могут автоматически меняться с изменением основного закона государства, потому что они определяются в договорном порядке, на основе двустороннего решения проблемы. В силу этого у них даже нумерация осталась старой. У нас, кстати, это проблема не 1917 года, исторически она более глубокая. Дело в том, что в России до 1917 года существовал и в 1917 году был вполне незаконным способом отменен Свод законов Российской Империи, в 11-м томе которого содержится целый ряд актов, определяющих отношения Российского государства с различными конфессиями. Там, однако, вы не найдете закона, который регулирует отношения Российского государства с Православной Российской Церковью.

Дело в том, что, начиная с Петра I, Православная церковь была государственной и подчинялась департаменту вероисповедания, т.е. Священному синоду, который считался и являлся государственным органом, т.е. не было специальной проблемы двусторонних отношений. Понятно, что при большевиках проблема, вновь ставшая актуальной после 1917 года не только не решалась, но и не обсуждалась.

Сегодня, возможно, она могла бы быть решена путем заключения двусторонних конституционных соглашений между Российским государством и различными конфессиями. Как бы то ни было, однако, проблема существует, и на сегодня она не решена. И не важно, когда возникли такие проблемы, представляющие собой мины замедленного действия: в 1991, 1917 или 1721 годах. Главноеэти мины не обезврежены и могут взорваться в любой момент.

Третья проблема. Скажу о ней тоже очень кратко. На сегодня Россия не имеет определенной юридически непротиворечивой формы территориального устройства. Это тоже может показаться парадоксальным. Россия называется федерацией, Российская Федерация, Россияэто официальное название государства. К сожалению, это только название. Название государства не обязательно соответствует его сути. Скажем, Веймарская республика предпочитала называть себя Германским рейхом, Германской империейтакое бывает. Австралийская республика возглавляется британской королевой.

Швейцарская конфедерацияна самом деле федерация. Так и в России. Россия на сегодняшний день, в действительности не федерация. Говорить об этом можно очень долго, да и история превращения Российской империи в Российскую Федерациюне короткая. Кстати, обратите внимание: в словосочетании Российская империя слово империя писалось с маленькой буквы, потому что это определение формы государственности, а в словосочетании Российская Федерация второе слово пишется с большой, потому что это часть названия государства.

Как бы то ни было, в результате долгого и, мягко говоря, очень противоречивого развития Россия пришла к определенной форме органического устройства, отчасти напоминающей, скажем, испанскую, если сравнивать историю России с какой-то еще. Однако после крушения большевизма Россия вознамерилась учредить у себя территориальную федерацию, скажем, примерно по тем же причинам и примерно на тех же основаниях, по каковым причинам и на каких основаниях была учреждена федерация в послевоенной Германии.

В первую очередь как способ предотвращения тоталитарного перерождения власти. Но если в Германии удалось создать мифологию этой федерации, т.е. найти некиеотчасти реальные, отчасти мифологические основания германского федерализма в истории Священной римской империи германской нации, в России материала для такой мифологии не обнаруживается, и поэтому и сама философия федерализма, и, следовательно, его практика оказываются достаточно противоречивыми, не укорененными в политической культуре страны, в массовом сознании, и в итоге очень противоречиво регулируемыми в правовом отношении.

Мало кто обращает внимание на то, что Российская Федерация в любой момент может быть превращена вполне конституционным путем в унитарное государство и даже без особых сложностей, что, в общем, как вы понимаете, федерации противопоказано. Ибо единственное, что отличает федерацию от нефедерацииэто не объем полномочий (объем полномочий Вестминстера и американского Конгресса в Вашингтоне, округ Колумбия, примерно одинаков по отношению к составляющим частям государства), а то, что в федерации невозможно изменить это соотношение сил между федерацией и ее частями в одностороннем порядке.

Только в двустороннем порядке, т.е. при контрассигнации акта со стороны составных частей государства. В России это можно сделать в одностороннем порядке в рамках чисто национального, не скажу даже федерального, политического процесса. Для этого открывает лазейку Конституция, так сказать, пожарный вариант ее изменения, т.е. изменения не путем внесения поправок, а путем отмены Конституции и принятия новой, для чего совершенно не нужно участие регионов.

На первом этапе в конституционном собрании принимает участие Совет Федерации, однако его члены присутствуют там не в качестве представителей регионов, а как члены общегосударственной ассамблеи, где они просто растворяются среди депутатов Государственной Думы. Контрассигнации же регионов в данном случае просто не нужно, достаточно общенационального референдума, простого большинства голосов на нем. Так что и еще один аспект проблемы того, в каком государстве мы живемна этот раз с точки зрения его территориального устройства тоже остается неясным и потенциально взрывоопасным.

И еще одна, последняя проблема, существование которой, кстати говоря, вносит немалый вклад в нашу неспособность быстро и эффективно решить все остальные политические и экономические проблемы России. Это отсутствие консолидированной власти или, точнее, в данном случае проблема соотношения власти политической и власти административной. Россия не сумела решить эту проблему, в отличие от большинства тех стран, которые мы называем сегодня развитыми, успешными, состоявшимися демократиями.

Уже в XIX в. российская политическая власть самодержавиепостепенно утрачивала свой характер, не осознавая этого и превращаясь по сути дела в государство бюрократии, то есть власти административной. Неумение, неспособность российского политического общества, политической элиты, самого самодержавия осознать то обстоятельство, что верховная власть постепенно утрачивает контроль над рычагами управления в стране, в конечном счете, делает эту власть бессильной перед лицом революции. Самодержавию не удается создать противовес как бюрократии, так и революции в лице представительства, поскольку проблема просто никогда так не ставилась в России.

А в России она так не ставилась, поскольку она никогда так не формулировалась на Западе, от которого русская интеллектуально-политическая элита всегда зависела. Ведь на Западе она решалась в основном попутно, косвенным путем, походя, так сказать. Там решали другие принципиальные проблемы, скажем отношений между центральной монархической властью и дворянством, между феодальным строем и третьим сословием и т.д.

Да, сегодня на Западе со злоупотреблениями аппарата борются омбудсманы и много кто еще, но они в состоянии держать фронт против него потому, что более фундаментальная проблема самоопределения верховной власти, властей судебных, законодательных и исполнительных, а также самоуправления в отношении гражданского общества и бюрократии уже решена интеллектуально и политически. Для России же эти западные проблемы не были актуальными, проблема же аппарата возникла как главная, но решена как таковая не была, и сегодня она остается с нами.

В советский период она только усложнялась. И когда сегодня мы называем одним словом чиновничество западную (да и восточную, хотя здесь особая тема) бюрократию и нашу постсоветскую номенклатуру, мы неосознанно погрешаем языком нашим против истины. И, собственно, сегодня в этой важнейшей части государственного устройства мы имеем то, что имеем, а результатгосударство, которое колеблется между соблазном тоталитаризма и соблазном анархии, притом, что сбалансированной модели, которая опиралась бы на представительство, на местное самоуправление и обладала бы для этого достаточно убедительной политической философиейтакой модели у нас сегодня нет.

Как мне кажется, ключ к решению остальных важнейших политических проблем и консолидации российской власти а это единственный способ справиться с впечатляющими вызовами XXI векаэто решение именно этой проблемы. Я глубоко убежден, что консолидация российской власти начнется только с появлением у российской политической элиты нового менталитета, с понимания того, что проведение определенных реформ в интересах самой верховной власти, интересы которой совсем не обязательно совпадают с интересами госаппарата. Только в таком случае верховная власть может стать тем рычагом, который действительно позволит осуществлять необходимые преобразования и укрепить российскую государственность на пороге XXI века.

В одном из журналов я сравнительно недавно увидел одну карикатуру, которая подводила опыт прошлого года, когда, как вы помните, в мире приключались разные катаклизмы. На картинке были изображены четыре географические карты: на одной был Тайвань, растрескавшийся от землетрясения, на другой Турция, тоже с паутиной тектонических разломов. На третьей Соединенные Штаты с оком тайфуна над ними. Наконец на четвертой была Россияпросто Россия. Карикатура называлась Природные катастрофы.

Для того чтобы Россия перестала восприниматься в мире как катастрофа сама по себе, для того, чтобы она вошла в XXI век в состоянии достаточно собранном с тем, чтобы если не переломить негативные исторические тенденции, то, по крайней мере, не способствовать их развитию, для этого, очевидно, сегодня необходима консолидация российской власти на основе новой парадигмы.

В. Шлыков. Жесткий регламент ведет к тому, что докладчик упаковывает в короткое выступление, на мой взгляд, огромный объем информации и проблем. Вопросы мы можем задавать сразу, а тех, кто хочет выступить и более подробно прокомментировать, прошу у меня записываться и по возможности представляться, ибо мы еще не все хорошо знаем друг друга.

М. Делягин. Алексей Михайлович, вы замечательно рассказали про проблемы, которые стоят перед Россией, а что вы можете сказать о ресурсах решения этих проблем?

А. Салмин. Есть два ресурса, что называетсяресурсы внешние и ресурсы внутренние. Внешние ресурсыэто отнюдь не только зарубежные источники чего бы то ни было. В данном случае это все материальные, технические, административные и прочие ресурсы. Мы их все достаточно хорошо знаем, и, думаю, сегодня и завтра будем говорить преимущественно о них. Ресурсы же внутренниеэто тот резерв, который, как мне кажется, наиболее существенен сегодня и отсутствие которого ощущается в наибольшей степени. Это способность справиться с разрухой в головах.

Когда в головах наступит относительный порядок и консолидированной части политической элиты станет достаточно ясно, в каком направлении идти и почему одни вещи можно и нужно делать, а другие делать никак нельзя, даже если пока и вполне ясно, что именно делать надо (принцип не навреди), жить станет проще. Вот этот-то ресурс и является главным для российского развития. Без него же все остальные будут просто растрачиваться попусту.

Я. Швыряев. Алексей Михайлович, вы говорили, что Россия по валовому внутреннему продукту в третьем десятке. По какой методике рассчитывался валовой внутренний продукт: по методике ООН или на основании данных Министерства экономического развития и Министерства финансов, предоставляемых при утверждении бюджета в Государственную Думу? Это существенная разница.

А. Салмин. В данном случае, я не экономист, могу только экономистам верить на слово. Для меня важен здесь порядок и динамика. В данном случае по какой бы методике мы ни рассчитывали, все равно видно, что мы спускаемся и спускаемся быстро.

Я. Швыряев. Я с вами согласен. Но у нас существуют двойные стандарты, двойная идеология какая-то: для внутреннего и внешнего потребленияэто одна методика и мы ее утверждаем. А фактически валовой внутренний продукт в три раза превосходит, и это подтверждают наши виднейшие ученые, если рассчитывать по международным стандартам, по методике ООН. Меня интересуют просто цифры, то ли мы по этим стандартам, по методике ООН находимся в третьем десятке, то ли по методике Минэкономического развития.

А. Салмин. Это как бы известная проблема и она заслуживает специального изучения, но в данном случае она меня как специальная проблема в этой логике не интересуетэто особая тема.

М. Делягин. Я хотел бы дать справочку, как экономист, на данный вопрос. Приведенные цифры рассчитывались по методике ООН, она же используется Международным Валютным Фондом. Скорее всего это была статистика МВФ, как наиболее распространенная, с учетом паритета покупательной способности. Паритет покупательной способности выводит за рамки расчета страновые риски. И если это рассчитывается с учетом страновых рисков, т.е. по рыночному курсу доллара, то картинка значительно хуже, по крайней мере на порядок.

А. Беляков, Государственная Дума. Алексей Михайлович, вы сделали очень короткий и, мне кажется, очень правильный анализ ситуации. Но все-таки хотелось бы от вас услышать очень коротко, как вы видите выход из этой ситуации? Ведь если вы сделали анализ, то вы должны знать и выход, видеть, по крайней мере. А потом чтобы мы могли что-то обсуждать.

А. Салмин. Выходэто, прежде всего, нахождение механизма или организма, который в каждом конкретном случае способен быть субъектом политического действия. Как мне кажется, на сегодняи боюсь, не только на сегодняединственным таким субъектом является, прежде всего, центральная политическая власть в симбиозе с аппаратом. Не просто главным, а именно единственным. У нас пока нет концерта властей, где центральная верховная власть дирижер, конституцияпартитура, а правительствопервая скрипка…

У нас мощный, но нестройный унисон хора во главе с запевалой. И реальная задача сейчас в том, чтобы хор пел правильные, а не предосудительные песни, чтобы пел при этом не громче запевалы, и главноечтобы сам он не фальшивил. Все это именно от него и зависит, хотя, конечно, и на него можно как-то разумно воздействовать. Мы же видим, как все споры, которые долго велись о том, что российская власть то достается олигархам, то растаскивается регионами, вдруг притихли, потому что, как только дошло до серьезного столкновениястало ясно, кто на что способен... Манлий сброшен, слава Риму, власть все та же, что былат.е. не распределена по уровням, не является она в полном смысле слова разделенной и по горизонтали.

В этих условиях естественно, что именно эта центральная власть, опирающаяся на аппарат, только и может, если может вообще, выполнить задачу консолидации власти, т.е. она главный субъект. В этом смысле достаточно рискованно возлагать надежды, скажем, на региональные власти и, тем более, на местные власти, на местное самоуправление в том виде, в каком оно существует, при проведении этой реформы. Не говоря уже о том, что для простоты называют иногда гражданским обществом.

Российское гражданское общество сегодня, в силу тех же причин, о которых я говорил, не то чтобы даже не сложилось… Оно сложилось, но особым, специфическим образом, таким, который исключает непосредственное полезное воздействие общества на административную власть с целью ее консолидации. Что я имею в виду? Одно очень конкретное обстоятельство. Обратите внимание, какого рода ассоциации, объединения граждан в основном прививаются и развиваются у нас в последние десятилетия. В России несколько сотен тысяч организаций, которые формально можно отнести к ассоциациям гражданского общества.

На самом деле единственно сильными, или самыми сильными почти без исключения являются очень специфические ассоциации. Не такие, которые объединяют людей, собравшихся для решения какой-то проблемы, и отражают их интересы, воспринимаемые как интересы всего общества. Другиете, которые помогают защитить особые интересы, связанные со специфическими особенностями биографии. Сильнее всего в нашей стране ассоциации инвалидов, ассоциации ветеранов всех войн, солдатских матерей и т.д.

Именно они оказываются наиболее действенными и умеющими добиться своих целей. Но, согласитесь, это же не ассоциации, которые действуют для общества в целом и не ассоциации, которые выдвигают какие-то государственные проекты, которые могут быть через партии и политические организации (а они у нас в свою очередь очень слабы), доведены до государства. Это ассоциации людей, объединенных общим несчастьем или какими-то экстремальными ситуациями в прошлом.

Поэтому, к сожалению, единственный способ чего-то реально добитьсяпрямо и косвенно воздействовать на эту центральную административную власть, которую мы для простоты, из любви к ней, наверное, или чтобы ее не обидеть, называем исполнительной, хотя в строгом смысле слова она таковой не является. Исполнительная властьэто власть в системе разделенных властей. Это другое, не то, с чем мы имеем дело. Воздействиеэто создание общественного мнения, это влияние через средства массовой информации. В наших условиях это, если хотитесоздание по возможности широкого универсалистского политического лобби.

И вот здесь есть два маленьких секрета, о которых в России обычно забывали, поскольку по ряду отчасти рассмотренных выше причин взаимоотношение с властью имело у нас чаще всего не инструментальный, а психодраматический характер. Первый секрет проведение четкой грани между потенциально политической властью и аппаратом. Почти любая формально политическая власть сохраняет какую-то возможность стать действительно политической, и почти всегда самый безобидный с виду аппарат пытается взять ее в заложники. Здесьполе действия для политического лобби.

Второй секретясное понимание той частью общества, которая сохраняет все-таки возможность действовать, того, что любую власть всегда и везде, в любой стране и в любое время, можно убедить в чем-то только в одном случае: если удастся ей доказать, что предлагаемоев ее собственных интересах, что оно дает ей новые возможности в стране и в мире или защищает от каких-то физических или символических опасностей. Никакую власть ни в чем нельзя убедить, если она будет считать, что это чей-то интерес, что это дядин интерес.

Другое дело, если это в ее собственных интересах. И это не обязательно низменный, эгоистический интерес, в основе своей он имеет высокую санкцию. Несть власти аще не от Бога… В сравнении с Бегемотом войны всех против всех, гражданской войны в самом широком смысле, с беспределом, как у нас сегодня изящно выражаются, Левиафан власти, государствоблаго само по себе, независимо даже от типа режима, если только Левиафанне оборотень, не маска Бегемота. И интерес у власти одинэто самосохранение всегда и везде, и ничего другого, никакой другой природы у нее, как таковой, нет, все остальноеэто либо свыше, либо от лукавого.

Чтобы при таких условиях игры заставить себя вести диалог с властью, надо, вероятно, исходить из кантовского принципа: Я не имею оснований заранее подозревать правителя в том, что он настроен по отношению ко мне враждебно. А правитель не имеет оснований заранее подозревать, что я настроен по отношению к нему враждебно.

Думаю, что только на основе такого подхода может сформироваться политическое лобби, а на его фундаментереальный, а не эфемерный, как это у нас до сих пор было, политический класс.

Т. Хелленберг. Господин докладчик, у меня короткое замечание на Ваше великолепное выступление. Сейчас где-то действительно есть определенное количество людей, которые противостоят центральной власти и ее усилению. Я считаю, что процесс рецентрализации, который происходит, не имеет успеха как политическая стратегия. Я думаю, что должна быть какая-то смешанная система, более консервативная, я говорю сейчас, выражаясь военным языком, которая должна основываться на экономическом либерализме, самоуправлении. Такое мое короткое замечание.

П. Золотарев. У меня такой вопрос. В числе тех проблем, с которыми Россия вползает в XXI век, вы упомянули проблему взаимоотношения церкви и государства. Применительно к Православной церкви все достаточно ясно. В России Православная церковь традиционно была на службе государства. Не секрет, что при советском строе кадры священнослужителей готовились, в том числе, и в Высшей школе КГБ.

Католическая церковьнапротив, всегда выступала в качестве некоего оппонента по отношению к государству. Это противоречие было одним из тех характерных внутрисистемных противоречий, которые придавали импульс развития западному обществу. Но у нас в России есть и другая весьма распространенная религияислам. Ее Вы не упомянули. Почему? Может быть, для России треугольник государство православиеислам и есть один из потенциальных источников наших внутрисистемных противоречий, способствующий развитию нашего общества?

А. Салмин. Я думаю, здесь есть очень серьезная проблема вот какого рода. Дело в том, что отношения между государством и Православной церковью и отношения между государством и... чем? (вот здесь у меня вопрос)тем, что очень обобщенно можно назвать исламским сообществом, не симметричны. Не симметричны по одной простой причине. Дело, главным образом, не в традиционной государственной роли Православной церкви, хотя, отчасти, и в ней тоже. Но не в смысле подготовки кадров в советский период.

Думаю, у всех конфессий, которым дозволялось существовать, отношения с КГБ были одинаковые. Дело в другом. Сам ислам не един, естественно речь идет о территории России. Говорить об исламе в России с точки зрения государственно-конфессиональных отношений то же самое, что говорить о христианстве. В обоих случаях единого правового субъекта не существует. Я не говорю даже о различных направлениях исламаи больших ветвях (суннитство, шиитство), и более партикулярных проявлениях исламской культуры.

Дело в другом, что там организационно нет никакой иерархии, скажем так осторожно, общефедерального характера. И поэтому, собственно говоря, у государства в целом нет единого партнера, который выступал бы перед лицом федеральной власти от имени всех людей, исповедующих ислам. Поэтому, видимо, эта проблема должна решаться каким-то достаточно сложным путем.

Даже если мы придем к выводу, что, в конечном счете, развитие отношений пойдет по пути, условно говоря, конкордатов, т.е. двусторонних соглашений между государством и определенными организованными конфессиями, то не исключено, что такие соглашения надо будет заключать с различными духовными управлениями на субфедеральном уровне или сразу на двух уровнях, с учетом сферы компетенции каждого.

В то же время естественно, что в силу централизованного характера Русской православной церкви такое соглашение может и должно быть заключено именно на общегосударственном уровне. Это, конечно, проблема, и единственное, что можно здесь сказатькак бы ни развивалась практика юридического оформления церковно-государственных или, точнее, конфессионально-государственных отношений, она должна, безусловно, основываться на доброй воле обеих сторон. Кем бы ни была представлена государственная сторона и кем бы ни была представлена сторона конфессиональная в правовом отношении.

С. Глотов. Алексей Михайлович, вы указали нерешенные проблемы, с которыми мы вступаем в XXI век, перечислили отношения церкви и государства, но почему-то не сказали, не выделили пятой или шестой проблемой вопросы становления гражданского общества. Несколько вы уже прокомментировали эту тему. На ваш взгляд, какие институты гражданского общества должны получить все-таки более серьезное развитие? И второй вопрос.

Вы говорите о соотношениях политической и административной власти. Серьезный вопрос. Но общества дебатируют вопрос отношения и влияния, скажем, исполнительной и представительной власти. Судьбы парламентаризма для России в XXI веке. Опять-таки, ваш прогноз. Что мы увидимсвертывание парламентаризма, развитие или это будет некий другой слепок?

А. Салмин. Спасибо, два действительно ключевых вопроса. При ответе на один из предыдущих вопросов я уже сказал кое-что о гражданском обществе. Но я не стал специально включать в список нерешенных проблем именно эту хотя бы потому, что все-таки гражданское обществоэто нечто такое, что властью не создается. Как у Карамзина: Не просто общество создать, оно слагается веками… Гражданское обществолибо оно есть, либо его нет, оно самоорганизуется. Моя же логика состояла в том, что я пытался взглянуть на наши проблемы, прежде всего, через призму власти, ее устройства.

Поскольку один из моих главных тезисов, в известном смысле, не так уж отличается от того, что А.С. Пушкин говорил о власти: она все еще единственный европеец в России, и от нее одной зависело бы стать в десять раз хуже... Положим, в данном случае не так важно, что европеец, как то, что единственный агент политического действия, но это все равно близко. Конечно, если общество возникнет, то от государства зависит, в каких рамках оно будет существовать и как оно будет развиваться. В последнее десятилетие государство, как мне кажется, не особенно досаждало обществу.

Даже когда пыталось это сделать. Отчасти в силу своей слабости и недомыслия, отчасти в силу определенных ограничений, епитимьи, что ли, которую государство само на себя наложило после 1991 года, оно не особенно мешало, но особенно и не помогало. Может быть, в силу последнего обстоятельства просто общество у нас так и не заслужило титула гражданское.

Теперь об отношениях между исполнительной и законодательно-представительной властью в точном смысле слова. Дело в том, что покая не случайно подчеркнул это обстоятельствов России нет полноценной исполнительной власти, а следовательно, нет и полноценной законодательной. Потому что это двуединая сущность, как две стороны одной монеты, не может быть, чтобы была только одна сторона. Российская исполнительная власть все еще не отделена от административной. И на самом деле задача, которая не была решена в XIX веке, по-прежнему актуальна.

Пока в обществе не возникнет ясного понимания природы властей, будут, мягко говоря, недоразумения. На рубеже 80-х-90-х годов мы искренне увлеклись идеей парламентаризма, но законодательно-представительная власть возникла как альтернатива Центру, административно-исполнительной власти. Фактически возникло двоевластие. Это привело к трагедии 1993 года. И из этого двоевластия мы вышли таким образом, что парламентаризм был резко ослаблен, т.е. фактически парламент не обладает целым рядом функций, которыми должен обладать нормальный парламент в системе разделенных властей: парламентский запрос, другие контрольные функции.

Мы не сумели создать парламент в XIX веке, потому что верховная власть не смогла понять, что представительство нужно для нее самой, чтобы остановить революцию и, прежде всего, революцию внутри, революцию, которую несла с собой бюрократизация, бюрократия. Сегодняшняя власть должна понять то же самое и действовать соответственно.

Должна понять, что парламент нужен ей самой для того, чтобы сдерживать бюрократию, которая сейчас просто расцвела пышнейшим цветом и способна задушить все, либо, к сожалению, мы опять вступим в период нестабильности, когда будет выбор между безгласным или, если не безгласным, то бессильным парламентом и парламентом бунтующим, а то и бунтующей улицей. Один раз парламент нам уже устроил революцию в марте 1917 года, а второй раз чуть не устроил в 1993 году. Чтобы избежать этих двух крайностей, нужно, чтобы сама верховная власть поняла свое счастье: сделаться подлинно исполнительной, и перестать быть исполнительно-административной.

А. Климов. Я, конечно, понимаю, что за 10 минут в обзоре невозможно рассказать о всех тех проблемах, с которыми сталкивается Россия на рубеже веков. Но, на мой взгляд, есть еще одна проблема, с которой мы, собственно, начали наш сегодняшний разговорэто проблема государства и армии в России. Сегодня наш бюджет многие депутаты называют военно-полицейским с точки зрения его объема и удельного веса. Это не говорит о том, что у нас замечательная армия или прекрасно оснащены наши милицейские и карательные подразделения.

Тем не менее, расходы фантастические. Кроме того, мы копим огромный потенциал, в том числе термоядерный. Кроме того, задействованы огромные заводы, на которых работают тысячи и миллионы людей, у них есть семьи, и столько же людей находится в армии и вокруг нее. Таким образом, эта проблема существует и, мне кажется, она очень обостряется в последнее время. Как вы видите решение этой проблемы? Что мы должныобуздать армию или, наоборот, через армию прийти к какому-то обновлению?

А. Салмин. Я должен сразу же сказать, что я полностью признаю значимость этой проблемы. Просто, действительно, 10 минут это десять минут, и поэтому я сознательно исключил проблемы, связанные с экономикой, во-первых, потому что я не специалист, а во-вторых, они будут обсуждаться специально сегодня. То же и с армией. Во-первых, и в этой области я тоже не специалист и, во-вторых, эти проблемы специально будут обсуждаться завтра. Но два слова все же скажу. Думаю, для этого не нужно быть специалистом в области строительства вооруженных сил.

Армия все-таки это дело не только военных, это дело всего общества. Как мне кажется, отношение к военным проблемам в принципе, если не вдаваться в детали, такое же, как к проблемам других силовых структур. Пока, к сожалению, у нас Вооруженные Силы и весь комплекс, связанный с ними, являются частью все той же нерасчлененной власти, о которой я говорил.

Точно так же, как прокуратура, как судебная система и т.д. И подход к армии должен быть (я надеюсь, что завтра мы об этом будем говорить достаточно подробно) таким же в принципе, каким должен быть подход к той же самой прокуратуре, к судебной системе и т.д. Нам необходимо, прежде всего, понять, что и для чего именно нам сейчас нужно.

Не из того только исходить, что мы что-то уникальное унаследовали, а и из того, какую функцию должен выполнять каждый из своеобразных элементов, выделяющихся из бывшего силового комплекса тоталитарного государства. Только после этого можно представить себе, какие шаги надо делать и в каком порядке, как преодолевать сопротивление аппаратного и ведомственного лобби.

Я думаю, и здесь я совершенно согласен с Виталием Васильевичем, что некоторые вещи должны обсуждаться в узком кругу не только в силу того, что целый ряд фактов и данных просто не должен публиковаться, но и для того, чтобы досконально разобраться в каких-то вещах самим, прежде чем выносить их в сыром виде на широкое обсуждение. Это вопрос не государственной тайны, а экспертной корректности.

В то же время, я считаю, должна идти и общественная дискуссия, которая принципиально не ограничивалась бы специалистами в области строительства вооруженных сил. Пусть пока не очень профессионально, главное, чтобы была действительно общественная заинтересованность, тогда спрос на профессионалов появится, вот что важно.

Е. Зеленов. Алексей Михайлович высветил будто бы основные проблемы, стоящие перед Россией на рубеже XXI века. Я не согласен с данным утверждением. Вопросы правопреемственности, реституции, отношений церкви и государства не являются столь важными, что без их решения разовьется катастрофа. В большей степени эти вопросы надуманы.

Вопрос государственного устройства, точнее целостности нашей страны, является основной из проблем. История государства, преемственности были и будут ее основой. Вопрос взаимоотношений различных конфессий, конечно же, существует. Провозглашено их равенство, но всегда приоритет будет отдаваться православию. Этоисторическая справедливость.

А. Салмин. Отвечу, хотя это не столько вопрос, сколько комментарий. Разрешите не согласиться с вашим несогласием. Дело вот в чем. Бомбу надо обезвреживать, когда она обнаружена, а не когда взорвалась. Мы не сумели обезвредить мину замедленного действия, связанную с межэтническими отношениями, хотя очень многое могли сделать в этой области в конце 80-х годов. Не успели и не сумели, потому что не было парадигмы, в которой мы осмысливали бы эту проблему адекватно. Она взорвалась. Точно так же могут взорваться мины, связанные с проблемами, о которых я говорил сегодня.

Вот один пример. Некоторое время назад было проведено очень интересное исследование ВЦИОМ, где людям задавался один вопрос: какую власть вы считаете законной, народной и своей? И было две возможности ответа: советскую власть, нынешнюю власть. Так вот советскую власть считала законной, народной и своей, то есть близкой мне лично, примерно треть населения, от 32 до 36%. В общем, это одна и та же группа, понятно, что это ядро коммунистического электората, группа, которая ориентируется на то государство, которое было до 1991 года. А вот отношение к нынешней власти. Законной ее считали 12%, народной3%, своей2%.

Но при этом эти люди все-таки голосовали за Ельцина, потомза Путина, а за Коммунистическую партию голосует влиятельное, но меньшинство. Удивительное дело, люди голосуют за нынешнюю власть, но не верят ей, не считают ее даже законной. Хотя за Конституцию проголосовало около 50%. Это связано во многом именно с тем, что эта власть не умеет объяснить, какая она собственно, и она сама не знает, откуда она взялась, что она такое и юридически, историософски, геополитически она безлика.

Она лишена идентичности. И пока этого не будет, власть останется колоссом на глиняных ногах. Волчком, который крутится, пока его настегивают или заводят, то есть пока удается мобилизовывать людей с помощью чрезвычайных технологий, помогающих собирать большинство на рать против действительных и мнимых врагов. Остановится волчоки опрокинется.

В. Рубанов. Алексей Михайлович, Вы здесь совершенно правильно показали роль и ответственность российской власти за состояние страны. Вы сказали, что власти не хватает понимания. Не хватало раньше и не хватает сейчас. Проблема понимания, на Ваш взгляд, связана с интеллектуальным уровнем власти или с ее нравственным состоянием? Каков Ваш диагноз, и каковы механизмы воздействия на власть?

А. Салмин. Я думаю, интеллектуальное в данном случае просто нельзя отделить от нравственного, потому что это некий единый комплекс. Вообще-то в России достаточно интеллектуалов во власти. Видимо, речь идет о некоем фундаментальном нравственном архетипе, которого недостает в этой ситуации. Воздействие на власть... Я думаю, что воздействовать на власть придется как всегда. Здесь никаких новых технологий нет. Надо просто обществу самоорганизовываться, потому что пока мы будем думать, что гражданское обществоэто то, что может создать сама власть, ничего не будет, только разговоры.

В. Кувалдин. Прежде всего я хотел бы поблагодарить Алексея Михайловича за прекрасное, очень интересное изложение своей точки зрения. Поблагодарить именно потому, что все-таки кажется уязвимым его основной вывод. Я согласен с теми, кто говорил, что те проблемы, о которых он говорил, важны, важны принципиально. Но все-таки мне суть представляется не в этом и рецепт проблем решения в России не в этом. Основная наша проблема, по-моему, не слабость власти, а слабость гражданского общества и то, что реально российский гражданин оказался затоптан.

Я не думаю, что те результаты, которые привел Алексей Михайлович, говорят о какой-то недостаточной информационной работе власти. В 1996 году, когда избирали Бориса Николаевича, она работала на 300%. По-моему, это говорит о естественной нормальной реакции людей.

Если их уверяли, что выделение Россииэто будущее Российского государства, а не разрушение исторического Российского государства, существовавшего в СССР, то их можно обмануть один раз, их можно было обмануть с приватизацией. Мне кажется, что никогда их так не затаптывали, как последние десять лет. И, естественно, больше они этого глотать не будут.

Я согласен с Алексеем Михайловичем, когда он говорит, что ХХ век у нас кончается с печальным итогом, что этот печальный итог, к сожалению, нарастал в последнее десятилетие, в 90-е годы. Не буду приводить данные, но у меня есть свои цифры, они подтверждают этот вывод. Я хотел бы обратить внимание на другую сторону. Все-таки этой колоссальной ценой создан действительно определенный ресурс.

Это городская страна, с высоким уровнем образования, проведшая модернизацию, с определенным уровнем науки. Но ни в коем случае нельзя переоценивать этот ресурс. Те политические и экономические структуры, которые у нас сейчас существуютих можно называть рынком, политической демократией с огромными допускамиу них, к сожалению, очень короткое дыхание. У меня нет времени, чтобы это аргументировать.

Скажем, наши рынки имеют настоящее, но не имеют будущего. При нашей существующей системе организации нельзя создавать более сложные формы рыночных отношений, нельзя создавать более сложные формы политической организации. И самое главное, я не верю, что путь выхода из этогоэто консолидация власти. Путь выхода из этогоэто необходимость работы власти с живой частью гражданского общества.

Она у нас невелика от 5 до 15%, но если не будет принята эта стратегия, если мы пойдем по той или иной модели консолидации власти как таковой и решения того, что мы считаем очень важными историческими проблемами, мне кажется, что итог будет один и тот же. Это будет означать, что три столетия послепетровской эпохи нас не научили ничему. Да, есть возможность модернизации России с опорой на инструмент государственной власти и с использованием всех ее возможностей вплоть, так сказать, до открытого террора. Но это путь с огромными издержками и это путь, который не пройдет в XXI веке.

Единственный шанс сейчас для власти это все-таки опереться на живые, не разложенные силы общества. Потому что сегодня консолидации власти не стоит придавать иллюзий. Это консолидация коррумпированного чиновничества. Ничего другого тут нет. Все.

А. Салмин. Виктор Борисович, я подозреваю, у нас не столько содержательное, сколько терминологическое разногласие. Когда я говорю о консолидации власти, я отнюдь не имею в виду ее тотализацию, т.е. осознанное и целенаправленное возвращение к модели исполнительно-административной вертикали, которая исключала бы все остальное.

Это именно консолидация власти, как по вертикали, так и по горизонтали, а это, в конечном счете, и означает и мобилизацию в хорошем смысле слова тех структур гражданского общества, которые все-таки существуют или могут возникнуть. Это консолидация различных структур власти, разделенных по горизонтали и вертикали, которые, тем не менее, не вступают друг с другом в такой конфликт, как в 1993 году.

В. Катренко. Как человек, который проработал в административных структурах и в законодательных структурах, я горжусь тем, что долгое время трудился в реальном секторе экономики и восхищен Вашим докладом. Вы блестяще в рамки 10 минут уложили, может быть, не весь перечень, но основной перечень тех проблем, которые сегодня стоят перед Россией на рубеже веков. Мне кажется, что мы сегодня заболели одной болезньюэта болезнь называется пораженчество.

Мне очень не нравятся те акценты, которые расставляете Вы и многие специалисты, обсуждая проблемы, стоящие перед Россией в XXI веке и на далекую перспективу. Мне кажется, мы с вами прохлопали, извините за грубое слово, за последнее десятилетие главное: мы проиграли с вами идеологическую и информационную войну.

Наивно верить, что сегодня мир нас ждет с распростертыми объятиями, и еще более наивно верить, что в мире есть сегодня страна, у которой все те проблемы, которые мы сегодня обсуждаем, уже решены. Поэтому я бы хотел, чтобы мы, обсуждая сегодня проблемы, правильно расставляли акценты. Россия была, есть и, я абсолютно убежден, будет великим государством, влияющим на мировой процесс.

Если мы сами в это не будем верить, мы никогда никакие проблемы решить не сможем. Мы никогда не сможем за собой увлечь всех тех, кто хотел бы нам в решении этих проблем помочь.

Л. Глебова, депутат Государственной Думы, заместитель председателя Комитета по образованию и науке. Уважаемые коллеги, сегодня многие пытаются ответить на тот вопрос, в рамках которого идет и сегодняшняя дискуссия: да, где место России в третьем тысячелетии. Мне кажется, что правильным будет направление дискуссии, если мы попробуем поискать те точки роста, которые позволят нам занять достойное место в этом третьем тысячелетии. Первый мой посыл будет такой.

Мне и группе моих соратников кажется, что сам собственно и ресурсом в том числе является то, что называется необходимостью инвентаризировать то, что есть на самом деле. Инвентаризировать страну на сегодняшний день. Чтобы не звучали, может быть и хорошо, что они звучат, разные оценки, а что такое сегодня страна.

Недавно мы увидели очень интересный вариант ответа одного социологического опроса. Был такой вывод, что самое большее количество сторонников сегодня приобретет та политическая партия и структура, которая внятно расскажет, что сегодня происходит, и которая очертит перспективы развития, конкретные шаги. С этой точки зрения, что такое инвентаризация? Это все: человеческий ресурс, межнациональные отношения, межконфессиональные отношения, развитие инфраструктуры, доступность услуг.

В этом смысле мне хотелось бы, Алексей Михайлович, услышать вашу точку зрения: а какой институт власти может взять на себя ответственность за то, что, мне кажется, мы должны назвать инвентаризацией страны?

А. Салмин. Хороший вопрос. Я думаю, что ни один отдельно взятый институт власти эту задачу инвентаризации провести не сможет, тем более, если мы говорим об институтах, о том или ином департаменте, что называется, центральной власти. Когда мы говорим о ресурсах, о том, что Россия обладает ресурсами, я согласен. Россия обладает достаточно большими объективными ресурсами. Проблема в том, что эти ресурсы едва ли могут быть как инвентаризированы, так и мобилизованы, если это происходит по той логике, по которой мы действовали до сих пор и которую, к сожалению, не только воспроизводим, но даже возводим в идеал.

Дело в том, что эти ресурсы могут быть, во-первых, инвентаризированы, а во-вторых мобилизованы в том случае, если существуют различные, самодостаточные в сфере своей компетенции уровни власти: местное самоуправление, региональное самоуправление, центральная политическая власть (регионы и сколько бы этих уровней ни былоэто совершенно особая проблема. Я думаю, Андрей Федоров будет о ней говорить сегодня).

А что у нас сегодня происходит? В последние годы структура консолидированного бюджета у нас постепенно изменялась в пользу регионов. Грубо говоря, от модели две трети на треть в пользу федерации мы перешли к модели 50 на 50. Сейчас мы возвращаемся к той модели, которая была в начале 90-х годов.

И регионы, которые немножко вздохнули, которые тут же, кстати говоря, как только появилась возможность инвентаризировать ресурсы и отмобилизовывать ихстроить дороги (мы прекрасно знаем, что происходило в последние годы в отдельных регионах, причем в самых разных регионах от севера до юга и от Калининграда до Камчатки и Чукотки), опять теряют в каком-то смысле эту возможность.

А ее упускать нельзя. Я уж не говорю о том, что фактически отсутствует обеспеченное местное самоуправление. И, как мне кажется, бессмысленно инвентаризировать и отмобилизовывать все ресурсы, ресурсы вообще откуда-то сверху, это можно сделать только на различных уровнях, только по принципу, который называется на западе субсидиарностью. Надо делать, что можешь, на своем уровне и передавать то, что не можешь, на уровень более высокий.

А на самом верху центральная политическая власть должна озаботиться решением задачи оптимальной мобилизации ресурсов, необходимых для программ обеспечения национальной безопасности в широком смысле и перспективного развития. Вот тогда мы действительно сможем мобилизовать ресурсы. Но пока мы идем в другом направлении.

И одно маленькое замечание по поводу предыдущего комментария, такого тоже полувопроса насчет России и других стран. Да, конечно, у всех стран есть проблемы. Это как по Чехову: каждому человеку не хватает ста рублей денег и одной лишней комнаты. И каждой стране тоже не хватает своих ста рублей и своей комнаты. Я как раз постарался говорить не о таких российских проблемах, которые в принципе являются всеобщими: экологические проблемы, СПИДэто проблемы, которые не перед одной Россией стоят, поэтому выносятся за скобки. Я же сосредоточился на специфически российских проблемах.

Пока мы эти проблемы не решим, мы вперед не пойдем. Как только их решим, действительно дадим основание для такого историософского оптимизма, который, конечно, у нас в глубине души у всех есть, иначе бессмысленно было все это обсуждать.

А. Беляков. Алексей Михайлович, вы сказали, что нет института, который мог бы эти проблемы инвентаризации посмотреть. Есть этот институт. Этот институт называется Президент Российской Федерации. Он должен собрать все общество для того, чтобы мы с вами пошли вперед, не как слепые, а видя дорогу. И он, кстати, должен принять на себя всю ответственность за правильность выбранного пути. Вот тогда мы только можем что-то найти.

А. Салмин. На своем уровнепрезидент Российской Федерации, в пределах своей компетенции. Но начать должен он, это правильно.

В. Шлыков. Прошу прощения, я хочу на своем уровне объявить перерыв на кофе.

МФИТ / Российский парламентаризм/
материалы международного семинара
Россия на рубеже веков
14 октября 2000 года


   TopList         



  • Как выиграть в интернет казино?
  • Криптопрогнозы на пол года от Шона Уильямса
  • Применение алмазного оборудования в современном строительстве
  • Как ухаживать за окнами при алюминиевом остеклении
  • Уборка гостиниц
  • Разновидности ограждений
  • Заказать ремонт в ванной
  • Юридическая консультация: как оспорить завещание?
  • Как открыть продуктовый магазин - простой бизнес-план
  • Способы заработка и покупки биткоина
  • Ремонт квартир в городах: Орехово - Зуево, Шатура, Куроская
  • Как недорого получить права.
  • Обменять Киви на Перфект в лучшем сервере обменников
  • Как отличить подделку УГГИ от оригинала
  • Деньги тратил в казино - прямиком от производителя
  • Игровые автоматы вулкан ойлан - лицензионная верси
  • В казино Супер Слотс бесплатно можно играть в лучшие автоматы мировых производителей софта
  • Игровые автоматы онлайн на igrovye-avtomati.co
  • Исследование и объяснение шизофрении
  • Где купить ноутбук Делл
  • Брендирование фирменного салона продаж
  • Компания по грузоперевозкам: как правильно выбрать?
  • Обзор телевизоров Филипс
  • Несколько важных параметров выбора современных мотопомп
  • Обзор кофеварок

  • TopList  

     
     Адреса электронной почты:  Подберезкин А.И. |  Подберезкин И.И. |  Реклама | 
    © 1999-2007 Наследие.Ru
    Информационно-аналитический портал "Наследие"
    Свидетельство о регистрации в Министерстве печати РФ: Эл. # 77-6904 от 8 апреля 2003 года.
    При полном или частичном использовании материалов, ссылка на Наследие.Ru обязательна.
    Информацию и вопросы направляйте в службу поддержки