год 2010-й - более 30.000.000 обращений

После того как в начале 90-х годов после распада Совет-ского Союза США оказались в роли единственной сверхдержавы, американский политический истэблишмент, очевидно, пришел к заключению, что им была одержана «победа» в «холодной войне». На основе этого был взят курс на закрепление плодов этой «победы», запрограммировано сохранение и даже усиление безусловного американского лидерства, позиции единственного центра силы в мире по крайней мере на ближайшие десятилетия XXI в.

Это видно не только на примере целого ряда недавних публикаций американских политологов (книги Бжезинского «Большая шахматная доска» и Уайнбергера и Швейцера «Грядущая война»), но и конкретных разработок некоторых «мозговых центров». В аналогичном направлении по-существу идет и технологическое развитие в США, прежде всего в военно-технической области.

Сравнительный анализ как американских политологических материалов и исследовательских разработок, так и реальной линии поведения США в международных делах в самые последние годы, позволяет сделать некоторые выводы относительно средств и методов, с помощью которых Вашингтон намерен добиваться закрепления своей мировой гегемонии.

Вырисовываются три основных направления или фактора гегемонистской политики США:

1. модернизация военной мощи,
2. использование информационно-технологического преимущества,
3. применение финансово-экономических рычагов (макроэкономическое воздействие
4. плюс санкции).

I. МОДЕРНИЗАЦИЯ ВОЕННОЙ МОЩИ

Применение силы было и остается ведущим компонентом и основой американской политики по отношению к внешнему миру. Это видно из документа «Оценки стратегической ситуации 1997 года», подготовленного Национальным оборонным университетом и Институтом национальных стратегических исследований, работающих для министерства обороны США, в котором, в частности, говорится:
«С учетом широкого спектра вероятных событий США окажутся перед лицом необходимости обеспечить для себя широкие военные возможности в ближайшее десятилетие. Независимо от того, какой вариант силовой модели изберут для себя США, их вооруженные силы должны будут одновременно отслеживать перспективы революции в военном деле, поддерживать уровень боеспособности, необходимый для поражения противника в различных регионах, а также для ведения многочисленных операций по поддержанию мира».

Замыслы военных теоретиков США, как и практическая работа в военно-промышленном комплексе страны, идут все дальше в направлении создания все более высокоточных систем оружия, которые на Западе принято называть «умными». Например, специалисты военно-морских сил США рекомендуют в XXI в. сделать упор на беспилотные самолеты с вертикальным взлетом и посадкой, оснащенные пусковыми устройствами для реактивных средств поражения, способных уничтожать подвижные цели на удалении 200—400 морских миль.
Акцент на высокие технологии для военных целей не означает, что США откажутся от ядерного оружия. На деле происходит качественный сдвиг в подходе к возможному использованию ядерного оружия. Поступают сведения об активизации работы над созданием новых видов ядерных боеголовок, прежде всего более миниатюрных по всем параметрам. С этой целью используются моделирующие и имитационные компьютерные системы, поскольку проведение прямых ядерных взрывов запрещено Договором о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний.

В ноябре 1997 г. пришло сообщение о том, что США пересмотрели свою ядерную доктрину, отказавшись от концепции «большой ядерной войны». Однако подобный отказ в действительности означает лишь снижение ядерного «порога». Таким образом, новая ядерная доктрина Вашингтона фактически ведет к тому, что США могут применить ядерное оружие в любом случае, если сочтут, что не возникнет риска ответного удара. Ведь не случайно во время обострения кризиса вокруг Ирака в Вашингтоне активно велись разговоры о возможности нанесения ядерного удара по Багдаду.

Появились сообщения о том, что совершенствование оружия и боевой техники в США снова обретает космическое измерение. Недавно генерал Естес, возглавляющий космическое командование ВВС США заявил: «Наши действия в отношении космического пространства в ближайшие несколько лет проложат курс в следующую четверть века, и нам следовало бы тщательно продумать свой выбор».

В этой связи он одобрительно отозвался о таких проектах, предложенных администрацией Клинтона конгрессу, как инфракрасная система космического базирования, система космической связи «Милстар» и глобальная система определения координат объектов.

Ставка на развитие высокоточного и высокотехнологичного оружия в свою очередь ведет к значительному изменению характера вооруженных сил, которое сопровождается, с одной стороны, сокращением их численности, а с другой — значительным повышением требований к уровню профессионализма и квалификации остающегося личного состава. В сущности, в военном деле происходит тот же процесс, что и в промышленности, где в условиях автоматизации и роботизации наблюдается движение к «почти безлюдному производству».

Следует указать еще на одну возможную тенденцию в связи с внедрением высоких технологий в военное дело в США. Этот процесс технологизации, расширяя, по крайней мере теоретически, боевые возможности собственно американских войск по проведению операций в различных районах мира, одновременно снижает чисто военную значимость союзов и союзников, включая НАТО. Из этого не следует, что в ближайшем будущем США откажутся от своих союзов. Во всяком случае такой альянс, как НАТО, сохраняет важное значение для Вашингтона с точки зрения американского участия в европейских делах и, соответственно, эффективного воздействия на Европу. Он также важен для США как «резерв» на случай возникновения в мире крупных и затяжных конфликтов.

В результате, можно ожидать, что в дальнейшем Вашингтон будет все менее склонен считаться и консультироваться со своими союзниками при принятии решений о проведении каких-либо акций, включая военные, в разных регионах планеты для подкрепления своих претензий на глобальное лидерство. Подобная линия поведения наглядно проявилась, например, в недавнем случае с Ираком, когда США были готовы действовать в одиночку при взаимодействии лишь с Англией.

II. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ИНФОРМАЦИОННО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ПРЕИМУЩЕСТВА

Возможность использования Соединенными Штатами своих возможностей в сфере информационных технологий была наиболее четко сформулирована в статье двух видных американских экспертов по информатике, Джозефа Ная и Уильяма Оуенса, опубликованной во влиятельном журнале «Форин аффэйрс» под заголовком «Информационное превосходство Америки» (№ 2, 1996 г.). В ней авторы писали:
«Знание — это сила более, чем когда-либо. Страна, способная успешнее других возглавить информационную революцию, будет мощнее любой другой. В обозримом будущем такой страной являются Соединенные Штаты. Америка имеет явное превосходство в военной мощи и экономическом потенциале. Но ее более утонченное превосходство состоит в способности собирать, обрабатывать, использовать и распространять информацию, и оно, почти наверняка, возрастет в ближайшее десятилетие. Это превосходство вытекает из инвестиций «холодной войны» и открытого общества Америки, благодаря чему она господствует в ведущих средствах связи и технологии обработки информации — космическом наблюдении, прямом вещании, высокоскоростных компьютерах — и обладает невиданной способностью интегрироваться в комплексную информационную систему».

На основе вышеприведенного тезиса Най и Оуэнс настаивают на дальнейшем пересмотре оборонной и внешнеполитической стратегии США с тем, чтобы она отражала возрастающее преимущество Соединенных Штатов в информационных ресурсах. При этом они рекомендуют отказаться от некоторых все еще действующих запретов времен «холодной войны» на обмен разведывательной информацией, что, по их мнению, позволило бы США шире использовать новые возможности.

Авторы, в первую очередь Дж.Най, в свое время предложили концепцию «мягкой мощи», которая подразумевает «способность достижения в международных вопросах желаемого результата не путем принуждения, а с помощью привлекательности». Най считает, что «если государство сможет узаконить в глазах других свою мощь и создать международные учреждения, способствующие тому или иному направлению деятельности или ее ограничению, оно не будет нуждаться в столь дорогостоящем расширении традиционных экономических и военных ресурсов».

При более внимательном рассмотрении концепции «мягкой мощи» и, особенно, ее ключевого момента «привлекательности», нельзя не заметить, что последняя, однако, на деле почти равнозначна понятию «пропаганды».

Характерно, что американские проповедники «мягкой мощи» начинают обзор информационных ресурсов США с характеристики военных возможностей информации, подчеркивая важность развития систем ИСР и «С-41».

ИСР (Intelligence, Surveillance, Research) — это сокращение английских слов, означающих разведку, наблюдение и обработку разведданных. Система передового базирования «С-41» включает в себя систему и технологии, которые обеспечивают контроль за театром действий, двустороннюю связь с командованием и обработку данных с помощью компьютеров. «Эти технологии позволяют собирать, отсортировывать, обрабатывать, передавать и демонстрировать информацию о чрезвычайно сложных событиях, происходящих в обширных регионах. Однако эта информация важна не только для ведения войн. В быстро меняющемся мире информация о происходящем становится главным средством международных отношений, подобно тому, как угроза и использование военной силы считались основным силовым ресурсом в международной системе, отягощенной потенциальным столкновением сверхдержав», полагают Най и Оуенс.

Они предлагают также не более не менее как установить над всем миром своего рода «информационный зонт» в качестве некоего подобия «ядерного зонта». Вот что пишут Най и Оуенс по поводу этого:
«В такой ситуации новые американские возможности открывают путь к совместному действию с друзьями по примеру того, когда было однажды расширено ядерное устрашение. Ядерный зонт породил единую структуру, связав Соединенные Штаты на взаимовыгодной основе с многочисленными друзьями, союзниками и нейтральными странами. Это был логичный ответ на главный вопрос международных отношений — угрозу советской агрессии. Теперь же главная проблема — это неопределенность относительно вида и степени существующих угроз, а основой сотрудничества является способность прояснить ситуацию и взломать неопределенность».

Раскрывая далее свою идею они подчеркивают:
«Эти способности указывают на то, что могло бы быть названо информационным зонтом. Подобно широкому ядерному устрашению, они могли явиться основой взаимовыгодных отношений. Соединенные Штаты будут предоставлять ситуационные данные, особенно относительно военных проблем, интересующих другие страны. Другие же страны, имея возможность получать такую информацию о событии или кризисной ситуации, проявят больше склонности сотрудничать с Соединенными Штатами».

Таким образом, в эпоху после «холодной войны» предлагается установить американскую информационную монополию, напоминающую ядерную монополию, существовавшую в первые годы после второй мировой войны, а уже существующий «ядерный зонт» США дополнить «информационным зонтом».

Нельзя однако не заметить, что пропагандируемая Наем и Оуенсом «мягкая мощь» на деле оказывается не столь уж мягкой. Эти же авторы, например, признают, причем без тени осуждения, что во время войны в Боснии «американские воздушные налеты на сербские центры связи помимо всего прочего затруднили передачу сербских пропагандистских сообщений».

Отсюда вывод, если распространяешь неугодную США информацию, то можешь подвергнуться разным формам силового воздействия, вплоть до бомбардировок.

Если соотнести предложения Ная и Оуена с реальными действиями США в области информатики и распространения информации в последние годы, то можно заключить, что американцы действительно ведут дело к созданию своего «информационного зонта» над миром и немало преуспели в этом. Во всяком случае, Россия оказалась во многом уже накрытой этим «зонтиком», достаточно посмотреть на содержание программ российского телевидения.

Создание «информационного зонта» осуществляется в двух основных направлениях: информатико-технологическом и информационно-содержательном.

В том, что касается первого, американцы прилагают немалые усилия, чтобы удержать первенство, а точнее говоря, монополию в области разработки и конструирования новейших информационных систем, прежде всего компьютеров новых поколений. Хотя в дальнейшем подавляющая часть этих компьютеров собирается и выпускается в других странах, так как это обходится значительно дешевле, однако отдельные наиболее важные модули и платы к ним изготавливаются в США. Таким путем обеспечивается фактический технологический контроль США над сферой «твердых компьютерных систем».

В некоторых российских средствах массовой информации появлялись сообщения о том, что многие большие компьютеры, независимо от того, где они изготовлены, снабжены «особой программной вставкой», с помощью которой они могут быть выведены из строя «по команде из какого-то американского центра», а это означало бы полное информационное «ослепление» потенциального противника, поскольку в современных условиях государственное управление и материальное производство без коммуникаций и связи, а также компьютерных систем функционировать нормально уже не могут.

США стремятся сохранить и закрепить монополию не только в сфере «твердых», но и «мягких компьютерных технологий», т.е. программного обеспечения, где также наблюдается чрезвычайно высокая степень монополизации. Например, недавно во время слушаний в конгрессе США выяснилось, что около 78% всех компьютерных программ выпускается известной корпорацией «Mycrosoft», принадлежащей Биллу Гейтсу, сделавшему себе на этом деле миллиардное состояние.

Нельзя не сказать и о стремлении американцев к гегемонии в содержательном наполнении информационного поля всего мира. Символом такого устремления, безусловно, является глобальная коммуникационная сеть «Интернет», способная теперь войти не только в каждое учреждение или фирму, но буквально в каждый дом.
Формально «Интернет» открыта как для получения информации, так и для закладки в нее данных. Дело, однако, в том, что эта «всемирная база данных» работает под контролем определенного центра и соответственно может быть использована в нужный момент теми, кто стоит за этим центром.

Хорошо известно, что монополизм в любой сфере вреден, поскольку ведет в конечном итоге к стагнации и загниванию. Но особенно опасен монополизм в информации (в недавнем прошлом его называли информационным империализмом). Информация из одного источника тенденциозна по определению. А систематическая тенденциозная информация создает искаженное представление о реальных событиях и явлениях в мире и по своему совокупному эффекту представляет собой дезинформацию.

Жаль, что пока у «Интернета» нет конкурирующих аналогов, хотя бы регионального уровня, типа «Евронет» или «Азиянет». Во всяком случае существование подобных систем дало бы возможность странам Европы и Азии в случае необходимости лучше обеспечивать свою информационную безопасность и иметь более широкий выбор источников информации.

Нужно упомянуть еще об одном специфическом направлении американской экспансии в глобальном информационном поле, а именно об экспорте видеофильмов. Учитывая масштабы распространения в мире телевизоров и видеоприставок к ним, это действительно очень крупный бизнес в последнее время. В последние годы доходы от экспорта видеокассет, включая записи кинолент, сравнялись по масштабам с такими ведущими направлениями внешней торговли США, как поставки вооружений за рубеж или вывоз сельхозпродукции.

Этот вид американского «информационного вторжения» не вызывает восторга во многих странах, поскольку все чаще возникают вопросы в связи с несомненно негативным воздействием данного «культуртрегерства» прежде всего на развитие национальных культур других народов мира.

Судя по всему, в Вашингтоне, однако, настроены на то, чтобы максимально задействовать информационные ресурсы для сохранения глобальной гегемонии. Более того, исподволь даже готовятся к тому, чтобы в нужный момент использовать для этого силу. В конце прошлого года, в частности, прошли мало кем замеченные сообщения об испытании в США систем противоспутникового оружия. Между тем это говорит о подготовке к созданию систем, способных уничтожать как спутники наблюдения (разведывательные), так и спутники связи. Иными словами, готовится создание космических боевых систем по «информационному ослеплению» потенциального противника.

II. ПРИМЕНЕНИЕ ФИНАНСОВО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ РЫЧАГОВ
(макроэкономическое регулирование + экономические санкции)

Это направление в современной гегемонистской политике США представляется наиболее многоплановым и в силу этого более сложным для исчерпывающей характеристики. В этой связи следует в первую очередь выделить здесь несколько самых существенных компонентов.

1. Факт использования национальной валюты США — доллара — в качестве основной международной резервной валюты или универсального средства расчетов и оценки в системе мировых экономических связей приносит этой стране безусловные геоэкономические преимущества, не говоря уже о некоторых выгодах чисто коммерческого характера. Неудивительно поэтому, что США очень ревниво относятся к любым возможностям появления других международных валют, способных составить конкуренцию доллару. Понятно, что американцы весьма активно противятся появлению «евро» как единой валюты для Европейского Союза.

Однако нынешний доллар, в отличие от ситуации 40-х, 50-х и 60-х годов, не имеет былого экономического обеспечения. Его современное «могущество» скорее виртуально, чем реально.

2. Активное задействование международных финансовых институтов — Международного Валютного Фонда и Всемирного Банка, в которых США изначально добились для себя преимущественного положения. МВФ и ВБ, особенно первый, проводят в отношении стран-клиентов, то есть получающих займы, довольно специфическую политику. Займы предоставляются только в случае выполнения определенных весьма жестких условий: сокращения дефицита государственного бюджета за счет уменьшения расходов, снижения уровня инфляции, обязательной приватизации госпредприятий и т.д.

Но при реализации этих требований становится ясно, что эти стандартные рецепты «мудрецов из МВФ», якобы направленные на претворение в жизнь идей «свободного рынка», в большинстве случаев противоречат как азбуке экономической науки, так и реальным проблемам, существующим в экономике различных стран. На эту противоречивость обращают внимание и некоторые видные американские экономисты, такие, например, как лауреат Нобелевской премии, профессор Джеймс Тобин, который подчеркивает:
«Большая ошибка — считать, что успехи капитализма в Америке и Европе — результат неконтролируемой и нерегулируемой системы экономических отношений. Все экономики Запада — это смешанные экономики, а не абстрактные схемы из учебника, которыми руководит «невидимая рука» рынка».

Весьма наглядно эти противоречия между «политикой МВФ» и экономическими интересами многих стран проявились в самое последнее время, в частности, после недавнего финансово-экономического кризиса в странах Юго-Восточной Азии и некоторых других государствах Азиатско-Тихоокеанского региона.

На глубинную причину этих противоречий указывает известный российский экономист, живущий ныне за рубежом, профессор С.Меньшиков, который пишет:
«В Фонде сидят американские экономисты. Получается, что экономисты в США не могут договориться между собой. Почему? Наверное, разгадка проста, и ее невзначай подсказал Джеймс Тобин. В годы «плана Маршалла» Вашингтон не ставил перед собой задачу разрушения Западной Европы, так как она должна была служить форпостом антикоммунизма. С распадом СССР угрозы коммунизма не стало, и на первый план выдвинулась задача подавления потенциальных конкурентов. Один из них — Россия с ее огромным недоразрушенным научно-техническим потенциалом. Под огонь МВФ в последние месяцы попали и Япония, и Южная Корея, и другие «тигры». Перед приоритетами геополитики отступили и поблекли десятилетиями утверждавшиеся основы экономической науки. Вместо созидания на первый план вышла задача разрушения и подчинения. И мы все пожинаем ее плоды».

И даже экономисты, подготовившие под эгидой Всемирного Банка «Доклад о мировом развитии, 1997 г.», при анализе положения в странах с так называемой переходной экономикой вынуждены были признать что:
«Как это часто случается с такими радикальными переменами, многие страны подчас перестарались. Усилия по сбалансированию расходов и доходов правительств были нескоординированы и полезное было зачастую также урезано наряду с ненужным. Для выполнения своих обязательств, страны, погрязшие в трясине долгов, до предела урезали жизненно важные программы в области образования, здравоохранения и инфраструктуры, причем в гораздо большей мере, чем затраты на менее необходимые программы, а также расходы на содержание раздутого чиновничьего аппарат или поддержание обанкротившихся предприятий». (Все сказанное, безусловно, должно быть в первую очередь отнесено к ситуации в России.)
Дальнейшие комментарии здесь, как говорится, излишни.

3. Установление контроля, или говоря словами самих американцев, «обеспечение свободы доступа» к источникам важнейших природных ресурсов, во многих ключевых районах мира, в последние годы стало одним из приоритетных направлений в американской геостратегии. В контексте этой геостратегии прекрасно укладываются и «Буря в пустыне» с последующим сохранением постоянного военного присутствия США в зоне Персидского залива, и маневры Вашингтона по утверждению сферы своих особых интересов в бассейне Каспия (с его известными нефтегазовыми ресурсами), и последние попытки расширить сферу влияния на Балканах.

Разумеется, все еще сравнительно малоразработанные ресурсы российского Севера и Сибири продолжают выглядеть «лакомым куском» в глазах ряда американских корпораций. Отсюда непрекращающиеся за океаном разговоры о создании «Сибирской республики», о возможном отделении от России других богатых ресурсами районов и т.д.

Трудно также избежать сомнений относительно того, что за недавним очень резким падением цен на нефть (на 40% к марту 1998 г. по сравнению с концом прошлого года) стоят лишь сугубо рыночные обстоятельства. Сам масштаб падения цен дает основания думать, что не обошлось без сознательной игры на понижение с целью захвата контроля над некоторыми национальными нефтяными компаниями в СНГ. Тем более, что в основном переработка и распределение нефтепродуктов в мире контролируется американскими и британскими нефтяными корпорациями, которые давно тесно взаимодействуют между собой.

4. Применение разного рода экономических санкций против неугодных Вашингтону стран и правительств в последнее время становится как бы непременным атрибутом внешней политики США. В настоящее время под ударами американских санкций пребывает целый ряд «государств-изгоев» — Иран, Ирак, Ливия, КНДР, Куба. «Дамоклов меч» санкций сейчас вновь завис над Югославией в связи с обострением ситуации вокруг Косово.

При этом нельзя сказать, что Россия полностью «свободна» от подобной угрозы. Во-первых, на практике сохранились многие ограничительные или дискриминационные меры в сфере экономических связей с нашей страной, принятые в США еще в период «холодной войны». Несмотря на неоднократные обращения с российской стороны, американская администрация под тем или иным предлогом до сих пор уходила от принятия мер по данному вопросу. Во-вторых, в конгрессе США лежат несколько законопроектов антироссийской направленности, которые могут быть приняты достаточно быстро.

Недавно поступили сообщения о том, что конгрессом США может быть вскоре принят особый закон, который позволит исполнительным органам США решать вопрос о применении санкций против иностранных государств, так сказать, в оперативном порядке, без специального обращения к законодателям. Ясно, что в случае принятия подобного законодательного «карт-бланш», оно могло бы быть использовано против многих стран, чем-то не угодивших Вашингтону, в том числе и против России.

Из всего сказанного совершенно ясно, что дальнейшие попытки со стороны США проводить курс на глобальную гегемонию с помощью упомянутых выше методов не сулят остальному миру спокойного стабильного развития.

Н.Извеков,
заместитель директора
Национального института
развития РАН
15.10.1998