|
В декабре 1991 г., когда создавалось СНГ, существовали две основные точки зрения
на его будущее. Первая сводилась к надежде, что новое межгосударственное образование
станет своего рода “заместителем” могущественной сверхдержавы. В это хотели верить
десятки миллионов людей, проголосовавших на референдуме 17 марта за сохранение
Союза в преобразованной форме. Иного мнения придерживались “отцы-основатели”.
Возможно, не все они заранее настроились использовать свое детище как форму “бракоразводного
процесса”. Однако особых симпатий к нему не испытывали, не говоря уж о родительской
ответственности за его судьбу. Будь Беловежские и Алма-Атинские соглашения исполнены,
это означало бы появление на карте мира, если не конфедеративного государства,
то, по крайней мере, подобия Европейского сообщества. Но не успели “просохнуть
чернила”, как Москва, Киев, другие столицы повернулись друг к другу спиной и начали
усердно форсировать связи с дальним зарубежьем.
Результаты известны. Все, что можно было разрушить и пустить по ветру из коллективного
союзного наследства, было разрушено и пущено по ветру. Сначала воздвигли таможни
и установили пошлины, причинив друг другу колоссальные убытки. Потом, взявшись
за ум, начали спешно создавать таможенный союз. Сперва ринулись на мировой рынок
закупать в кредит все, что можно. Потом, выяснив, что товары “оттуда” обходятся
дороже и необязательно лучшего качества, начали возвращаться к традиционным взаимным
поставкам. В течение пяти лет главы государств исправно съезжались на свои “саммиты”,
чтобы подписать десятки бумаг. И только на шестом году, когда их число перевалило
за восемь сотен, озаботились вопросом: почему совместные решения не работают?
И пришли к выводу: нет механизма!
Словно это не было ясно с самого начала, не об этом чуть ли не ежедневно твердили
дотошные аналитики и журналисты — их не слушали или делали вид, что не слышат.
Вся эта странная с точки зрения здравого смысла история объясняется довольно просто.
Национальные элиты, пришедшие к власти в бывших союзных республиках, не хотели
возвращаться на прежние орбиты вокруг России, опасаясь утратить нежданно и негаданно
обретенную свободу. С другой стороны, вполне естественно было использовать связанные
с нею возможности. Национальные интересы просто обязывали лидеров (неважно, происходили
они из коммунистической номен-клатуры или были рекрутированы “народными фронтами”)
выяснить, кто может предложить более благоприятные условия экономического содействия,
к кому выгоднее “прислониться”. Понадобилось 6 лет, чтобы, действуя методом проб
и ошибок, получить более или менее вразумительный ответ на этот вопрос. Впрочем,
поскольку международная обстановка мобильна, расстановка сил, мера могущества
тех или иных центров, сила их притяжения через 10 лет могут существенно измениться.
Но по состоянию на конец века, союзным республикам, отпущенным в свободное плавание,
стало ясно, что хотя перед ними гостеприимно распахивают свои ворота многие порты,
стать на якорь постоянно им негде, заменить в этом качестве Россию некому.
Свидетельством того, что национальное самосознание сделало для себя именно
такой вывод, служат итоги кишеневской встречи глав государств. Там впервые взаимные
панегирики и бодряческие тирады о блестящем будущем Содружества заменились неожиданно
резкой критикой и самокритикой. Словно надоело дурачить самих себя и делать хорошую
мину при плохой игре. Этот внезапный порыв правдолюбия подтолкнул некоторых теоретиков
к выводу о неизбежности распада Содружества. В известном докладе “СНГ — начало
или конец истории?” (НГ, 26.III.1997 г.) утверждается, что Содружество уже превратилось
во “внешнюю оболочку”, искусственно продлеваемую для маскировки реального процесса
самостоятельной или групповой интеграции в мировые экономические и политические
структуры. По словам Константина Затулина и Андраника Миграняна, “Россия председательствует
на начале конца СНГ”.
Еще несколько месяцев назад такой вывод казался вполне правомерным. Но теперь,
мне кажется, не следует с ним торопиться. Если бы в Молдавской столице все дело
опять свелось к подписанию документов и застолью со взаимными комплиментами, тогда
можно было бы петь Содружеству отходную. А вот суровые инвективы по поводу невыполнения
коллективных договоренностей, затяжек с принятием назревших мер, созданием действенного
механизма объединения — это доказательства тому, что к нему небезразличны, верят
в возможность привести в чувство и придать второе дыхание. Критикуют ведь, когда
хотят спасти и сохранить. Если уж решили уморить, произносят здравицы.
Но вот вопрос вопросов. Несколько лет понадобилось нашим союзникам, чтобы заново
самоопределиться в отношении к России. Но можно ли сказать, что и Россия в свою
очередь окончательно самоопределилась в отношении к другим государствам Содружества
и отныне ничто не помешает ей вести в этом направлении четкую, предсказуемую линию,
без которой трудно рассчитывать на успех общего дела? Ни для кого не секрет, что
контрольный пакет акций “корпорации СНГ”, если можно так выразиться, в руках Москвы,
от нее в преобладающей мере зависит, быть этому образованию или нет, процветать
или чахнуть.
Боюсь, говорить о таком самоопределении пока рано.
Одним из главных элементов политического курса радикал-либералов, пришедших
к власти вместе с образованием СНГ, была самоизоляция России от других республик.
Мотивировалось это на демократическом сленге “разрывом с имперским прошлым”. Впрочем,
словоохотливый идеолог этого течения откровенно признавал, что дело отнюдь не
в пробудившейся демократической совести, а в том, что Россия, избавившись от “балласта”,
с ее колоссальным природным и человеческим потенциалом, сумеет быстренько впрыгнуть
в шеренгу самых развитых и богатых стран мира. То есть речь идет о том же самом
побуждении, какое подталкивало на первых порах наших союзников искать выгоду поодиночке.
Как и они, Россия кое-что нашла, но больше потеряла. Уже два-три года назад обозначился
поворот. В официальных документах СНГ объявляется приоритетной зоной российских
интересов, а чиновная братия не устает клясться, что она “всегда была за это”.
Однако парадокс: вроде бы Россия определилась, но всякий раз, когда сторонники
упрочения Содружества, которых явное большинство, стараются продвинуть его хоть
на шаг, находятся аргументы и поводы, чтобы этому воспрепятствовать. Так похоронили
инициативу “Евроазиатского союза”, выдвинутую президентом Назарбаевым. Попытались
помешать Союзу с Белоруссией, а теперь противятся реальному его “наполнению”.
Противников интеграции не останавливает даже то, что Президент официально поддержал
курс на ее укрепление. Изменилась только их аргументация, с пресловутого “балласта”
акцент переносится на политику: оказывается, хрупкой российской демократии может
повредить сближение с государствами, в которых не все ладно по части свободы печати
и прав человека. Можно подумать, у нас все ладно.
Недруги интеграции не настолько сильны, чтобы воспрепятствовать интеграционным
процессам на постсоветском пространстве. Но ставить палки в колеса, искусственно
ее тормозить они, конечно, могут. Между тем, есть точка зрения, что сейчас пока
остается шанс повернуть дело к лучшему, однако запас времени не велик, промедление
обречет Содружество на неминуемое исчезновение.
С этим приговором можно согласиться лишь с оговоркой: такое Содружество. Действительно,
маловероятна жизнеспособность объединения, которое фактически уже распалось на
российско-белорусскую “двойку”; “Четверку” — тех же с добавлением Казахстана и
Киргизии; центрально-азиатскую группировку; сложный, запутанный закавказский узел.
Подходит к исчерпанию миротворческая миссия СНГ, которая, принеси она позитивные
результаты, могла бы стать мощным импульсом к сплочению. Было бы неверно и, добавим,
несправедливо вовсе отрицать полезную сдерживающую роль Содружества в этом отношении.
Но теперь все конфликтные ситуации — в Таджикистане, вокруг Абхазии, Южной Осетии
— вышли из-под его “опеки”, приобрели собственную логику и все больше становятся
предметом заботы других международных структур. Если Россия еще может в какой-то
мере повлиять на их исход, то лишь в персональном своем качестве.
И все-таки, как ни затянут горизонт тучами, не следует предаваться похоронным
настроениям. У стран Содружества есть безусловный интерес к сохранению своей многосторонней
организации, и такого интереса, по моему глубокому убеждению, достанет на несколько
поколений.
В этом смысле показателен пример Европейского Союза. Это сейчас кивают на необычайную
продвинутость интегративных процессов, на то, что они развиваются с повышенной
скоростью: уже стало фактом свободное передвижение людей, не за горами введение
европейской валюты. С завистью поглядывая на Западную Европу не следует, однако,
забывать, что ей понадобилось без малого полвека, чтобы прийти к Маастрихту и
двинуться дальше. Полезно вспомнить, как тяжело приходилось преодолевать сопротивление
“национального материала”, сколько слетело правительств, прежде чем начали сбываться
пророчески слова Виктора Гюго о “Соединенных Штатах Европы”.
Сходная картина на Востоке. Только в последние три-четыре года появились основания
считать, что “общеазиатский процесс” тоже пошел.
Могут резонно возразить, что у нас были совершенно иные исходные условия: куда
легче и проще сходиться государствам, только-только вышедшим из лона одной большой
страны и во всех других отношениях, кроме государственного суверенитета, составляющих
по-прежнему единое целое — хозяйственное, социальное, культурное, человеческое.
Но благоприятный шанс — трансформация унитарного государства в федерацию, на худой
конец конфедерацию — безвозвратно утерян вместе с новым Союзным Договором. Сожалея
об этом, приходится настраиваться на сравнительно длительный исторический процесс.
Принципиальное значение имеет тенденция. Если каждый год, каждый месяц, может
быть, каждый день принесет какие-то прибавления в масштабе и качестве интеграции
— рано или поздно состоятся и большие прорывы. Альтернативы, с точки зрения мирового
развития, не видно. Сейчас стало аксиомой: выходя на мировой рынок через валютные
операции, финансовые учреждения, систему экономических и политических обязательств,
государства удовлетворяют основные свои потребности прежде всего посредством континентальных
и субконтинентальных экономических сообществ. Подключаясь к ним в меру своих возможностей,
страны СНГ все-таки нуждаются в создании собственного регионального рынка, а он
может сложиться только вокруг России.
Так выглядит историческая перспектива. Что касается сегодняшней ситуации и
ближайшего времени, рассчитывать на серьезные сдвиги к лучшему нет оснований.
Наши аналитики отмечают явные или скрытые маневры руководства или оппозиционных
сил в союзных государствах (а то — тех и других вместе), препятствующие упрочению
Содружества. Стоит, однако, прежде всего “на себя оборотиться”. Велики ли были
шансы на сближение, когда ключевую роль в российском руководстве играли стойкие
недоброжелатели СНГ, охотно подыгрывавшие стремлению Запада не допустить “собирание”
постсоветского пространства? Могло ли воодушевить сторонников интеграции в ближнем
зарубежье то, что в Москве заниматься ею поручалось второстепенным фигурам, не
имевшим поддержки на “самом верху”, да вдобавок то и дело меняемым? Пока неясно,
что нового в эту тоскливую рутину внесет назначение И.Рыбкина, но едва ли его
партнеров вдохновляет необходимость готовить очередной “саммит!” с российскими
коллегами, всего лишь “исполняющими обязанности”, т.е. даже формально не наделенными
необходимыми полномочиями.
Могу сказать, что все это — преходящие недоразумения, не сегодня-завтра Россия
получит правительство. Но ведь тот метод, каким оно формируется, заведомо грозит
сделать его полулигитимным, и так, скорее всего, будет продолжаться до президентских
выборов. Возможно и они не положат конец острой борьбе за власть, раздел и передел
собственности, которая ослабляет позиции наших доброжелателей в странах СНГ, играет
на руку противникам сближения.
Пока Россия в кризисе — не избавится от недомогания и Содружество. Воспрянет
она — быстрым аллюром двинется реальная интеграция на постсоветском пространстве.
Г.ШАХНАЗАРОВ,
член-корреспондент РАН
15.05.1998
|
Власть
