год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Левоцентристские партии несколько лет находятся у власти в большинстве стран Европейского Союза. Социал-демократическая эйфория, охватившая Европу в результате победы на парламентских выборах британских лейбористов и французских социалистов в мае 1997 года и германских социал-демократов в сентябре 1998 года, улеглась. Быстро выяснилось, что лёгких путей решения доставшихся новым правительствам проблем не существует. Проявились не только схожесть их позиций по ряду вопросов, но и серьёзные отличия. Место предвыборных обещаний заняли реальный расчёт и прагматизм.

Политическое настоящее и будущее социал-демократической Европы во многом зависит от деятельности её ведущих лидеров, "большой четвёрки", - британского премьер-министра Тони Блэра, французского премьер-министра Лионела Жоспена, канцлера Германии Герхарда Шрёдера и премьер-министра Италии Массимо Д'Алема. Успешное осуществление их реформистских планов в значительной степени зависит от того, насколько удастся объединить усилия и договориться о совместных действиях. До последнего времени попытки согласовать программу углубления процесса европейской интеграции, выработать общую идейную платформу и отношение к феномену глобализации не привели к желаемым результатам.

Насколько непростой этап в своей истории переживает западноевропейский левоцентризм, свидетельствует тот факт, что ряд известных политиков и учёных говорят о происходящей, с их точки зрения, замене социал-демократической модели на нечто новое. Среди них Тони Бенн, Ральф Дарендорф, Джон Грей, Антони Гидденс. Одни оценивают этот процесс как поступательный, другие как регрессивный. Широкое развитие получила тема "пост-социал-демократии". Под вопрос ставят социал-демократическую природу "новолейбористского проекта" в Великобритании. Один из близких к Блэру коллег лорд Ирвин однажды заметил: "Тони никогда не хотел быть лидером Лейбористской партии. Он хотел стать премьер-министром." Указывают на серьёзные идейные разногласия в СДПГ между сторонниками Герхарда Шрёдера и Оскара Лафонтена. Не менее существенные отличия существуют между Блэром и Шрёдером, с одной стороны, и Лионелом Жоспеном и Массимо Д'Алема, с другой.

Современное возрождение социал-демократии во многих странах имеет общее начало. Она стала ответной реакцией на предшествующий период, когда контроль за деятельностью рыночных сил сильно ослаб. Причиной тому было не только становление пост-индустриального общества. Сдвиг вправо в годы тэтчеризма и рейганомики значительно увеличился в связи с распадом СССР и мировой социалистической системы. Неолибералы считали, что левые силы, включая социал-демократические, исторически обречены. Но как накопившиеся проблемы капиталистического развития в начале 20 века привели к буржуазному реформизму, так и теперь социал-демократия призвана сыграть роль стабилизатора мировой рыночной экономики.

Социал-демократии хорошо знакома и другая задача. Как на уровне руководящих органов ЕС, так и отдельных национальных государств, остро ощущается потребность в демократизации. Демократическое самоуправление традиционно находится в натянутых отношениях с рыночной экономикой и консервативной идеологией. Расширение прав наёмного рабочего редко совпадает с интересами наймодателя. Расширение автономии местных органов самоуправления редко совпадает с логикой рыночного развития, особенно в эпоху глобализации. Если для рынка фундаментальным является вопрос собственности, то демократия во главу угла ставит вопросы социальной справедливости.

В отличии от чисто рыночного подхода многие современные социал-демократы по-своему трактуют понятие "благосостояния". Для них благосостояние не измеряется исключительно экономическими показателями - процентами экономического роста или числом автомобилей и посудомоечных машин на душу населения. Первостепенное значение приобретают качество жизни, "социализация рисков", декоммерциализация социальной сферы, создание в обществе атмосферы доверия и "сопричастности". Экономизму и свободнорыночному утопизму противопоставляются ценности сообщества, равенства возможностей, солидарности.

Левоцентристы удерживают значительное превосходство над правыми оппонентами, которые стараются выйти из послевыборного кризиса тремя путями. В первом случае говорят об "испанской модели", имея ввиду сдвиг к центру, проделанной за последние годы правящей в Испании правой Народной партией Хосе Мариа Азнара. Азнар и Блэр симпатизируют друг другу и, по мнению многих обозревателей, проводят во многом схожую политику. Такой подход основан на традициях европейской христианской демократии, которая, особенно в странах Бенилюкса, традиционно занимает правоцентристские позиции. Наглядными стали консультации по вопросу поиска подобия "третьего пути", проведённые в 1998 г. Азнаром с новым лидером германского Христианско-Демократического союза Вольфгангом Шойбле и премьер-министром Люксембурга Жан Клодом Жанкером, членом Социал-Христианской партии.

В рамках этого направления считается, что в современном мире важны не идеологические битвы, а доказательства своей компетенции и прагматизм. Так, Жерве Шарет, лидер одной из партий, входящих в Союз за французскую демократию, говорит, что вопрос больше не стоит в плоскости "левые против правых", речь идёт о способной прийти к власти.

Во втором случае ряд правых политических сил выступают за обновлённое издание неолиберальной экономической модели в силе тэтчеризма. К их числу можно отнести правое крыло британских консерваторов, германских Свободных демократов, Либеральных демократов во Франции, сторонников видного итальянского политика Антонио Мартино и др.

Однако мало кто рассчитывает, что эти силы смогут претендовать на власть, опираясь на потрёпанные временем идеи. Отсюда необходимость в поиске новых мотивов в политике правых, которые придали бы ей самостоятельное лицо. Так возникла полемика по национальному вопросу. Наиболее ярко евроскептицизм проявился в среде Консервативной пратии Великобритании, где её лидер Вильям Хейг во главу угла ставит вопрос о прекращении дальнейшей интеграции Англии в структуры ЕС. В этом Хейг не одинок. Во Франции Шарль Паскуа, лидер Объединения в поддержку республики, выступает с антифедералистской платформой. Репутацией евроскептиков пользуется лидер баварской ХСС Эдмунд Стойбер.

Более радикальным вариантом обращения европейских правых к идеям национализма является Национальный фронт во Франции. В отличии от умеренных правых это политическое течение открыто опирается на идеи ксенофобии. Более того, в региональных выборах 1998 г. некоторые представители Союза за французскую демократию пошли на сотрудничество с партией Ле Пена. В результате пятеро из них одержали победу в обмен на предание Фронту респектабильности в глазах избирателей.

Однако, свобода манёвра у правых националистов невелика. Это продемонстировал раскол Национального фронта после выхода из него Бруно Мегре, второго человека в партии, а также низкая популярность подобных сил в других странах за исключением Австрии. Синдром Второй мировой войны ещё достаточно силён, чтобы позволить ультраправым заполучить солидную электоральную базу.

На фоне слабости правых, непопулярности неоконсервативной идеологии, которую левоцентристы критикуют за пренебрежение человеческим фактором, неожиданным для многих стала провоенная позиция ведущих представителей европейской социал-демократии по проблеме Косово. Тони Блэр занял наиболее воинственную позицию и стал своего рода идеологом агрессии НАТО против Югославии. Герхард Шрёдер впервые с 1945 г. добился направления почти 3 тысяч немецких солдат для участия в фактической оккупации иностранного государства, а ведь ещё совсем недавно, в 1995 г., германские военные отказывались участвовать даже в полётах натовских самолётов-разведчиков "АВАКС" над Боснией. Лионель Жоспен и Массимо Д'Алема на словах занимали более умеренную позицию, но на деле пассивно следовали за США и Англией и охотно вместе с Германией предоставляли свои бомбардировщики для "умиротворения" сербов. Впоследствии вскрылись факты, что Д'Алема вводил в заблуждение своих партнёров по правящей коалиции о масштабах участия итальянских вооружённых силах в этой войне, принижая их роль. В этом он не далеко ушёл от Блэра, который в пропагандистких целях намеренно занимался дезинформацией о масштабах "гуманитарной катастрофы".

Наибольшую свободу действий получили в последние несколько лет британские "новые лейбористы", как называют себя сторонники Блэра. После прихода к власти они без промедления приступили к реформам. Проведены референдумы и образованы парламенты в Северной Ирландии, Шотландии и Уэльсе. Продвигается, хотя и болезненно, процесс мирного урегулирования в Ольстере. Члены верхней палаты парламента, заседавшие там на правах наследства, лишились этой дворянской привелегии. Следующей весной население Лондона избирёт себе мэра после отмены этого поста при Тэтчер. В британское законодательство инкорпорирована Европейская хартия по правам человека.

Правительство, несмотря на противодействие со стороны деловых кругов, добилось принятия закона о введении минимальной оплаты труда и присоединения страны к благоприятствующему профсоюзам социальному разделу Маастрихтского договора. Несколько расширены права тред-юнионов и в британском законодательстве. Три принятых с 1997 года государственных бюджета носят умеренно-перераспределительный характер.

Однако более детальный анализ показывает, что в социально-экономической жизни страны по-прежнему существует немало серьёзных проблем, а дальнейшие успехи новых лейбористов не гарантированы. Тони Блэр, игнорируя мнение левого крыла партии, идёт на серьёзные риски в долговременном плане. Подспудно накапливаются противоречия, которые рано или поздно проявятся.

Более реальной становится оценка обстоятельств победы лейбористов на выборах в мае 1997 г. Согласно последним социалогическим исследованиям, начиная с 1994 г., ещё при предшественнике Блэра Джоне Смите, партия обеспечила себе победу на будущих парламентских выборах. Это признаёт и сам премьер-министр. Также утверждается, что в 1997 г. лейбористы могли одержать уверенную победу, пусть и с меньшим перевесом, будь их лидером не только Смит, но и Нил Киннок. В обоих случаях политика правительства была бы левее по сравнению с нынешней. Как однажды заметил видный деятель Лейбористской партии старшего поколения Рой Хаттерсли: "Не обязательно отказываться от социализма, чтобы выиграть на выборах."

Показательны и данные, что за лейбористов проголосовало в процентном отношении меньше избирателей, чем за консерваторов в 1992 г. Кроме того, победу ЛПВ в значительной степени обеспечили голоса не её традиционных избирателей, а "перебежчиков" из стана консервативного электората. Соответственно возникает сомнение в стабильности электоральной базы лейбористов и их зависимость от тяготеющих к другим партиям социальных групп.

Усиливаются противоречия по ряду вопросов между руководством и рядовыми членами партии. Последние приветствуют модернизацию партийных структур, но выступают против потери демократического контроля над парламентской фракцией и снижения роли низовых организаций. Широкую поддержку в ЛПВ получила демократическая реформа "один человек - одни голос", но противодействие встретили непримиримое отношение руководства к левому крылу партии, централизация партийного аппарата, уход от коллегиальности принятия решений, практика по навязыванию низовым организациям предвыборных кандидатур из центра.

Уязвима позиция правительства по вопросу государственных расходов и налогообложения. До выборов 1997 г. новые лейбористы обещали в случае победы следовать обязательству, принятому ещё консерваторами - не увеличивать государственных расходы в течении двух лет и подоходный налог весь парламентский срок. Существует мнение, что тори сознательно пошли на такой шаг, предвидя своё поражение, для подрыва популярности лейбористов в будущем. В условиях, когда экономика страны необычно длительное время находится на подъёме, замораживание объёма государственных расходов непреемлемо для левых критиков правительства. Если государство, говорят они, при таких благоприятных обстоятельствах не проводит более активную социальную политику, то что ждать от него во времена спада.

Лейбористы не только отказались идти на повышение подоходного налога на богатые слои населения, но снизили корпоративный налог. Эти действия, вкупе с решением предоставить независимость Банку Англии, ставят под сомнение способность правительства успешно решать вопросы бедности, социального неравенства и реформирования "государства благосостояния" в интересах бедных слоёв населения. Показателен тот факт, что в нынешней ситуации даже партия Либеральных демократов, всегда стоявшая от лейбористов правее, превратилась в сторонницу повышения подоходного налога.

Спорная позиция новых лейбористов по вопросу глобализации. В ЛПВ многие считают, что премьер занял пассивную, пораженческую позицию по отношению к мировым интеграционным процессам, преувеличивает их светлую сторону, но принижает возможности их разумного регулирования. Блэр постоянно превозносит "блага глобализации", "свободы торговли", "гибкого рынка труда", призывает "открыть все двери". Прохладное отношение к регулированию деятельности рыночных сил внутри страны сменяется у него полным неприятием ущемления суверенитета свободного рынка в мировом масштабе. С этим связана и критика яркого американизма Блэра, его половинчатой позиции к проекту европейского федерализма, в котором многие лейбористы и большинство социал-демократов на континенте видят главную защиту ценностей европейской модели социального рынка от отрицательных сторон глобализации.

Контрастируют с позицией британского премьера по вопросам глобализации, синтеза социал-демократии с либерализмом, мнения других ведущих представителей европейской левого центра. С точки зрения председателя Социалистического Интернационала (СИ) и бывшего премьер-министра Франции Пьера Моруа, кризис в России свидетельствует о пагубности отказа государства от своих функций, а характерными чертами конца 20 века он считает не только "коллапс коммунизма", но и "провал либерализма". Причём последний, пишет он, "не более, чем отражение самого капитализма". Начало поиска "третьего пути", появление модели "продвинутой социал-демократии, … которая примиряет экономический прогресс и социальную справедливость", он относит ещё к 1951 г., году воссоздания СИ во Франкфурте.

С Моруа солидарен Франсуа Холланд, первый секретарь Французской Социалистической партии. Мировой финансовый "кризис, - пишет он, - является теоритическим и практическим поражением либерализма", он "продемонстрировал опасность дерегуляции." Нелицеприятные для США взгляды Холланда были бы расценены как еретические среди новых лейбористов: "мы говорим о гегемонии доллара, потому что эта валюта нестабильна, а в международной финансовой системе плохие валюты имеют особенность брать верх над хорошими." Более того, по его мнению, логика капитализма как такового ведёт к неравенству и несправедливости, и поэтому он требует постоянного политического контроля.

Антониу Гутерреш, премьер-министр Португалии и лидер Социалистической партии, крайне скептически относится к "глобальной экономике", отвергает "ультро-либеральный взгляд на глобализацию" как неограниченную погоню за прибылью и призывает к созданию регулирующих её деятельность механизмов подобно существующим в рамках национальных государств.

Вальтер Вельтрони, национальный секретарь итальянской партии Левых демократов, считает необходимым развивать инициативы социал-демократических правительств по регулированию валютных курсов, снижению кредитных ставок, усилению роли государственного инвестирования в фискальной политике стран ЕС, направлению резервов европейских центральных банков на финансирование европейской инфраструктуры, контролю за спекулятивными мировыми финансовыми потоками.

По-иному складывалась ситуация по другую сторону Ла-Манша для канцлера Германии Герхарда Шрёдера. Его биография как нельзя лучше подходит социал-демократу "нового поколения". Шрёдер, выходец из бедной семьи, однажды заметил: "В 1950-е и 1960-е гг. состема социальной помощи играла большую роль в жизни моей матери, братьев и сестёр. Я никогда этого не забуду." С другой стороны, он сделал не только успешную политическую, но и деловую карьеру, став членом наблюдательного совета компании "Вольтсваген". "В Германии, - говорит он, - вы не можете ни в чём преуспеть, особенно с электоратом СДПГ, если вы не готовы продемонстрировать немного желания сотрудничать с бизнесом".

В отличии от Блэра Шрёдер унаследовал экономику, за модернизацию которой ещё только предстояло взяться, и на которой тяжёлым грузом лежали расходы по воссоединению Германии и европейской интеграции. С другой стороны, он мог учитывать уроки тэтчеризма в Англии и при осуществлении своей программы реформ использовать положительный опыт и избегать совершённых правыми ошибок.

Намного острее, по сравнению с Лейбористской партией, стоит в СДПГ проблема внутрипартийных взаимоотношений, к которым добавились частые конфликты с "зелёными". Тони Блэру удалось не подпустить к правительственным постам представителей левого крыла ЛПВ и минимизировать их влияние на парламенскую фракцию лейбористов. Шрёдер, не имеющий поддержки в левых кругах СДПГ, по-началу не мог не считаться с весом их лидера Оскара Лафонтена, который с 1995 г. занимал пост председателя партии. Без поддержки его стронников победа Шрёдера на выборах 1998 г. вряд ли бы состоялась. Поэтому "красный Оскар" не только вошёл в состав кабинета, но и занял пост министра финансов, один из ключевых в правительстве.

Напряжённость в отношениях между Шрёдером и Лафонтеном возникла ещё до выборов. У них были разные мнения по поводу союзников СДПГ. На правом крыле партии поддерживалась идея "большой коалиции" с ХДС. Лафонтен же был не только сторонником организации коалиции с партией зелёных, но и выступал за сближение с партией Демократического социализма, ПДС, с которой СДПГ активно сотрудничала на региональном уровне. Лафонтен стоял за отставкой Йоста Штольмана, креатуры Шрёдера на посту министра экономики. До выборов в приближённом к Шрёдеру кругу лиц именно Штольман активно продвигал идею "большой коалиции".

Углубление разногласий между Лафонтеном и Шрёдером после выборов не заставило себя ждать. По многим принципиальным вопросам они придерживались разных точек зрения. Лафонтен олицетворял ту часть партии, которая выступала за активную роль государства в сфере перераспределения национального богатства. Он требовал облегчения налогового бремени на бедные слои населения, был сторонником снижения кредитных ставок для стимулирования экономического роста и занятости, защищал идею введения налога на спекулятивный капитал. Лафонтен с симпатией относился к профсоюзам, поддерживал их требования по увеличению оплаты труда сверх темпов инфляции, потому что считал, что когда страна нуждается в новых рабочих мест, а экономика переживает дефляцию, спрос необходимо поощрять.

Разделяемые Лафонтеном идеи по усилению контроля над дестабилизирующими элементами глобализации, по гармонизации социальных стандартов ЕС, пользуются большой популярностью в Европе. В этом ему близки, например, Лионель Жоспен и потругальский премьер Антониу Гутерреш. То, что позиции левой мысли имеют серьёзную поддержку на европейском уровне, продемонстрировал конгресс партий Европейских социалистов в Милане в марте 1999 г. Аплодисментами была встречена речь Гутерреша, в которой критиковалась "диктатура экономического либерализма", призывалось восстановить полную занятость, снизить кредитные ставки, профинансировать развитие европейской инфраструктуры из госбюджетов. Иной подход был предложен Тони Блэром, который призвал к "реализму", созданию "гибкого рынка рабочей силы", использованию опыта "американской модели".

В марте 1999 г. Лафонтен совершает неожиданный шаг. Он подаёт в отставку с поста министра финансов, а также с поста председателя СДПГ. Обозреватели терялись в догадках. Несмотря на известные широкой публике разногласия в правительстве, видимые причины для столь радикального решения отсутствовали. Лафонтен не надолго ушёл в тень. Его книга "Сердце бьётся слева", вышедшая в октябре 1999 г., за два месяца до конгресса СДПГ, произвела эффект разорвавшейся бомбы. В книге была не только обнажена внутриполитическая борьба в СДПГ между "традиционалистами" и "модернизаторами", но и общеевропейские противоречия в рядах социал-демократии. Идейные различия в СДПГ, согласно Лафонтену, были настолько сильны, что реалным стал раскол партии. Многие посчитали такие предположения скорополительными, но несомненно, что в книге "красного Оскара" нашла отражение проблема растущего идейного размежевания в рядах западноевропейской социал-демократии.

Лафонтен подверг жёсткой критике "англо-саксонский капитализм" и идейное сближение Шрёдера с Блэром. Европа, по его мнению, переживает неоконсервативную реставрацию, под угрозой находится европейская модель социального рынка. Бывший председатель партии обвинил правые круги СДПГ в выхолащивании первоначальной программы коалиции с зелёными. Предостерёг Лафонтен и против ослабления отношений с Францией. Но особое впечатление на политические круги произвела убийственная критика Лафонтеном агрессии НАТО против Югославии, которая началась после его ухода из правительства. Лафонтен фактически обвинил Шрёдера в попустительстве агрессии. Учитывая, что Лафонтен по-прежнему имеет многочисленных сторонников не только в СДПГ, но и в кругах европейских левых, значение книги "Сердце бьётся слева" выходит далеко за рамки произведения отдельного политика.

Вскоре шумиха по поводу отставки Лафонтена улеглась. Большой бизнес, в первую очередь финансовый, и правые круги германской и британской социал-демократии были удовлетворены таким ходом событий. Для Шрёдера эта отставка была тем более кстати, что домашние распри мешали ему сосредоточиться на внешнеполитических проблемах. С начала 1999 г. пришла очередь Германии не только занять на 6 месяцев пост председательствующего в ЕС, но и возглавить на весь год группу семи развитых стран. Да и заниматься Шрёдеру международными вопросами до поры до времени было менее накладно, чем распутывать клубок внутригерманских социально-экономических проблем. Занятость канцлером внешней политикой приняла гипертрофированные размеры после вторжения НАТО в Югославию, сковав его внимание с марта по июнь 1999 г. Активная роль правительства Шрёдера в этой войне заложила мину замедленного действия под его репутацию, что не замедлило сказаться на результатах региональных выборов следующей осенью.

Сомнительность выбранного Шрёдером внешнеполитического курса, непоследовательность во внутренней политике, привели к снижению популярности лево-центристской коалиции. Если в феврале 1999 г., согласно опросам общественного мнения, поддержка правительства находилась на уровне 40%, то в октябре христианские демократы вышли на первое место.

Накопившееся недовольство политикой Шрёдера проявилось осенью 1999 г. в ходе земельных выборов. Неудачи СДПГ не имели территориальной привязки и происходили в разных регионах страны. В сентябре социал-демократы теряют места в правительстве Саара на западе, а на востоке оказываются в меньшинстве в Бранденбурге. В Тюрингии они не только выбывают из правительства, а оказываются на третьем месте после ПДС. Такая же участь ждёт их в Саксонии. Тогда же они терпят поражение в ходе выборов бургомистров в самой населённой земле Германии Северной Рейн-Вестфалии. Здесь христианские демократы набирают большинство впервые с 1945 г.

Крупная неудача постигает СДПГ на выборах 10 октября в Берлине. В предыдущих раз, в 1994 г., они набрали 23,7% голосов, а ХДС 37.4%. После четырёх поражений подряд на земельных выборах в течении одного сентября, а в общей сложности шести поражений с момента прихода Шрёдера к власти, социал-демократы остро нуждались в достойных результатах. На последнем перед выборами митинге канцлер собственной персоной заверил аудиторию, что СДПГ остаётся партией социальной справедливости и рабочего класса, говорил о важности результатов голосования не только для столицы, но и для всей страны.

Хотя СДПГ удалось удержаться на втором месте и не пропустить вперёд ПДС, количество поданных за них голосов сократилось до 22%, токда как у ХДС выросло до 41%. Это означало ослабление их веса в земельном коалиционном правительстве с христианскими демократами. Бывшие коммунисты во главе с Лотаром Биски увеличили свой процент голосов с 14,6% до 18,5% и оттеснили на четвёртое место партию зелёных. По сравнению с 1990 г. они удвоили свою поддержку. Но главной новостью стало то, что в восточном Берлине ПДС набрала небывалые со времени германского объединения 40,5%, а социал-демократам досталось только 27% (соответственно 4,5% и 50% в западной части).

Поражение социал-демократов стало личным ударом по премьеру. Кандидат от СДПГ в мэры Берлина в ходе предвыборной кампании рекламировал себя как "человек Шрёдера". Впервые после ухода Лафонтена заговорили о новом вызове канцлеру со стороны министра обороны Рудольфа Шарпинга, бывшего кандидата на должность главы правительства. В одном из интервью он заявил, что если бы занимал этот пост, то основывал бы свою политику на идее "равномерного распределения тягот, которые несут на себе сильные и слабые в обществе".

Несмотря на эти неудачи, Шрёдер сохранял запас прочности. Опросы общественного мнения показывали, что программа реформ правительства находит понимание у большой группы населения. В бундесрате в меньшинстве находились не только СДПГ, но и ХДС, и шансы на конструктивную линию христианских демократов к законодательным проектам правительства сохранялись. Шрёдер был уже не столь популярен в партии, но по-прежнему рассматривался её большинством, как единственный кандидат, способный отстоять свой пост на следующих парламентских выборах у лидера ХДС Вольфганга Шойбле и лидера баварской ХСС Эдмунда Стойбера.

Позиции Шрёдера заметно укрепляются к концу 1999 г. Канцлер сам этому немало способствовал. Удача постоянно отворачивалась от СДПГ на земельных выборах в 1999 г. Популярность партии ещё больше пошатнулась после обнародования министром финансом Гансом Айхелем проекта государственного бюджета на 2000 г., в котором предлагались жёсткие меры по оздоровлению государственных финансов.

На фоне такого негативного развития событий Шрёдер в последние месяцы предпринимает ряд популярных среди широких слоёв населения шагов. Он занимает сторону профсоюзов по вопросу о снижении пенсионного возраста с 65 до 60 лет, одобряет предоставление широкомасштабной государственной помощи крупнейшей национальной строительной компании "Филипп Холзман", находящейся на грани банкротства, защищает интересы ведущей германской телекомуникационной компании "Маннесман" перед лицом её возможного поглощения британской "Водафон".

Благоприятствует правящей коалиции и развитие ситуации в экономике. Германия начинает избавляться от образа "больного человека" европейской экономики, претендуя на значительное улучшение показателей. Согласно прогнозам рост ВВП в 2000 г. увеличится вдвое и составит 2.5 - 3%. Инфляция не превышает 1%, способствуя низкому уровню банковских кредитных ставок и инвестиционной активности. Это в свою очередь способствует низкому обменному курсу "евро" по отношению к американскому доллару и британскому фунту стерлингов, что крайне выгодно европейским, в первую очередь германским, экспортёрам. Однако по-прежнему остро стоят проблемы безработицы, не опускающейся ниже 10%, и бремени государственных субсидий территориям бывшей ГДР, привёдшим к резкому росту национального долга. Но правительство надеется решить и эти проблемы, особенно после того, как к его большому удовлетворению парламент одобряет в конце ноября 1999 г. пакет жёстких экономических мер.

Удачно для Шрёдера проходит конгресс СДПГ, открывшийся 7 декабря 1999 г. В своём выступлении канцлер подтверждает свою решимость защищать интересы национального бизнеса и способствовать успеху "Альянса занятости". Он выступает за увеличение налога на крупную недвижимость, но призывает отказаться от требований левого крыла партии по увеличению налогов на наследство и капитал. Шрёдер с лёгкостью переизбирается на пост президента СДПГ, набрав 86% голосов.

Неожиданно удача приходит правящей коалиции и в их противостоянии с христианскими демократами. С ноября 1999 г. разворачивается невиданный в истории Германии скандал, связанный с незаконным финансированием ХДС в период с 1989 по 1998 г., имевшим самые разные формы. Перед изумлёнными жителями страны уже третий месяц разыгрывается горькое политическое шоу по развенчанию ещё недавно казавшейся незыблемой фигуры "объединителя Германии" Гельмута Коля. Как снежный ком нарастает вал фактов о нелегальных денежных средствах, полученных высшими чинами в партии как из источников внутри страны, так и извне, тайных зарубежных счетах и сомнительных "донорах". Среди них числится такая разношёрстная публика, как торговцы оружием и французские нефтебароны. В скандал оказался втянут не только Коль, находящийся под угрозой уголовного преследования, но и нынешнее руководство христианских демократов. Дело чуть ли не дошло до отставки председателя ХДС Вольфгана Шойбле, а Коль был вынужден уйти с поста почётного председателя партии. Под вопрос поставлены результаты ряда земельных выборов в 1999 г. Некоторые обозреватели задаются вопросом, сумеет ли ХДС сохранить единство перед лицом такого провала.

Какое бы завершение не получил этот скандал, он нанесёт в ближайшем будущем серьёзный урон электоралным судьбам ХДС, а следовательно значительно облегчит политические задачи для СДПГ.

Благоприятно складывалась ситуация для французского премьера Лионела Жоспена, лидера Французской социалистической партии (ФСП), после победы на парламентских выборах в мае 1997 г., хотя он был вынужден руководить страной совместно с правым президентом Жаком Шираком.

Предвыборная платформа будущего премьера была левее, чем у его коллег из Британии и Германии. Жоспен, вступивший в ряды французских социалистов в 1971 г, многие годы принадлежал к левому крылу партии, поддерживал контакты с троцкистами. Оливер, брат Жоспена, до конца 1980-х гг. был видным деятелем Коммунистического интернационала. С конца 1950-х Жоспен активно участвует в антивоенном движении против войны в Алжире. Не случайно в июне 1999 г. Национальная ассамблея официально признала, что военные действия Франции в Алжире должны классифицироваться как "война", а не "операция по охране порядка". К власти социалисты пришли в коалиции с коммунистами и зелёными, что также удерживало их от сползания вправо.

В 1997 г. Жоспен обещал прекратить приватизацию государственных предприятий, пересмотреть условия Соглашения о росте и стабильности в ЕС, вводившего 3-х% лимит на бюджетные дефициты стран-участниц, намеревался создать в госсекторе 350 тысяч новых рабочих мест, сократить продолжительность рабочей недели с 39 до 35 часов. На практике политика нового премьера была не столь смелой. Он, однако, пойдя на многие уступки реальности, остался достаточно прочно стоять на социал-демократической почве французского образца. Политика Жоспена стала носить всё более компромиссный характер по той же причине, по которой за последние годы заметно поправели британские лейбористы - погоня за голосами нетрадиционных для левоцентристских партий избирателей.

1980-е гг., эпоха Миттерана, была отмечена снижением стандартов жизни широких слоёв населения. В стране росло социальное неравенство, хронической стала безработица. Пессимистические настроения в обществе сохранились и после избрания в 1995 г. Жака Ширака на пост президента. Общественные ожидания изменились лишь в 1997 г. с приходом Жоспена, что совпало с заметным потеплением экономического климата.

Социалистов поддержала значительная часть традиционного электората правоцентристских партий. Новый премьер оказался перед необходимостью лавировать между левыми партнёрами по коалиции и традиционалистами в ФСП и нтересами среднего класса, поддержка которого необходима для повторной победы ФСП. Политика правительства стала включать несвойственные ему в прошлом элементы. "Да рыночной экономике, - однажды заявил Жоспен, - нет рыночному обществу."

При социалистах быстрыми темпами продолжилась приватизация. Частично были распроданы пакеты акций некогда бастионов государственного сектора "Эйр Франс", "Франс Телеком", "Сосьете Женераль", "Эльф" и других компаний. За 18 месяцев пребывания у власти левоцентристское правительство распродало больше государственных предприятий, чем его правые предшественники за два года, согласилось с созданием частных пенсионных фондов. Были продолжены рыночные реформы и в области здравоохранения вплоть до угрозы санкций против врачей, не экономно расходующих государственные средства. Жоспен, к раздражению своих левых коллег, объявил о планах сокращения государственных расходов с 54% ВВП, один из самых высоких показателей в ЕС, до 51% и о дальнейшем снижении бюджетного дефицита с 3% до 1% к 2002 г. С другой стороны, премьер, несмотря на прессинг со стороны деловых кругов, выполнил обещание о введении 35-часовой рабочей недели без сокращения зароботной платы.

В 1998 г. экономика Франции была на подъёме. ВВП возрос на 3,1% - наилучший показатель за десятилетие. С 12,6% до 11% сократилась безработица. Правящая коалиция без больших политических и финансовых потерь урегулировала крупные забастовки водителей грузовиков, пилотов "Эйр Франс", учителей и врачей.

Однако начало 1999 г. принесло неприятности. Экономические показатели ухудшились. Прогнозы предсказывали рост ВВП в 1999 г. не более, чем на 2%. Безработица застыла на отметке 11%. Правительство могло отчитаться за создание 150 тысяч рабочих мест вместо 350 тысяч обещанных. Принятие закона о введении 35-часовой рабочей недели, что по планам правящей коалиции должно было благоприятно сказаться на показателях занятости, не принесло ожидаемой отдачи.

Правые партии воспряли после раскола в Национальном фронте Ле Пена. Повысилась популярность президента и его позиций в голлистской партии. Опросы общественного мнения по-прежнему демонстрировали высокую популярность Жоспена как премьера - свыше 60%, но в президентском рейтинге он стал уступать Шираку. В преддверии европейских выборов усилились разногласия в правительстве. Коммунисты и зелёные болезненно воспринимали тональность высказываний Жоспена, напоминающую стиль Блэра. Теперь, вместо прежней критики "издержек экономического либерализма", он говорил, что "хорошо то, что работает", что социалисты должны быть верными своим целям, но гибкими в средствах их достижения.

Подобно новым лейбористам Жоспен стал проявлять черты "социального авторитаризма". Он выступил за ужесточение критериев выплаты пособий по безработице, перенял у Блэра лозунг "жёсткая борьба с преступностью, жёсткая борьба с причинами преступности". Он проявил себя как твёрдый политик в борьбе с терроризмом. Жоспен продолжал заверять своих сторонников, что его кредо демократический социализм, а не социальная демократия, что он не только преуспел в снижении безработицы и сокращении рабочих часов, но и предоставил легальный статус 80 тысячам иммигрантов и сексуальным меньшинствам. В ответ на призывы слева ускорить социальные реформы он, подобно Блэру, призывает к терпению. "Правительство не может строить свои планы с перспективой на один-два года, - говорит Жоспен. - Нельзя идти вперёд, смотря себе под ноги."

Нужную поддержку Жоспен получил осенью 1999 г. в сфере экономики. Неблагоприятные прогнозы начала года не сбылись. Теперь рост ВВП ожидался порядка 2,3% и 3% в 2000 г. Вновь стала снижаться безработица. В результате ускорения экономического роста появилась перспектива снижения бюджетного дефицита с 2,2% в 1999 г. до 1,8% в 2000 г., что позволяет правительству снизить одни из самых высоких среди развитых стран налоги и отчисления в социальные фонды. В 1997 г. эти два показателя составили во Франции 46,1%, а в Англии - 35,9%. В сентябре правительство обнародует бюджет, предусматривающий, с одной стороны, сокращение налогов на 39 млрд франков, с другой, увеличение на 4,3% расходов на "занятость и солидарность" и на 3,3% на образование.

Одним из недавних примеров лавирования Жоспена между интересами разных слоёв общества стала ситуация вокруг "Мишлен" - крупнейшей французской компании по производству атопокрышек. Руководство фирмы объявило об увольнении к 2003 г. 7,500 человек, или 10% своей европейской рабочей силы. Такая мера обосновывалась необходимостью повысить производительность труда. В том же заявлении говорилось, что прибыль "Мишлен" только в первом полугодии 1999 г. увеличилась по сравнению с прошлым годом на 17,3%. По слухам это была месть компании за принятие закона о 35-часовой рабочей неделе. Реакция правительства не заставила себя ждать. Жоспен в резкой форме осудил решение об увольнениях. "Государство должно поднять свой голос в защиту иных решений," - сказал он. Другие министры назвали действия "Мишлена" "скандальными" и "отвратительными". Показательно, однако, что правительство не предприняло практических действий в защиту прав рабочих. Жоспен вскоре стал говорить, что это дело профсоюзов, и что "нельзя во всём полагаться на государство".

В дальнейшем сочетание рыночных и социальных элементов в политике правительства Жоспена может усилиться. Но если премьер-министр считает их взаимодополняющими, то его коллеги слева - плохо совместимыми.

В октябре 1998 г. в Италии после двух с половиной лет правления подаёт в отставку кабинет Романо Проди. К такому исходу привёл отказ Партии коммунистического обновления (ПКО) Фаусто Бернотти поддерживать правительство из-за разногласий по проекту бюджета на будущий год. Камнем преткновения стали вопросы по реформированию пенсионной системы и введения 35-часовой рабочей недели. Новое правительство формирует Массимо Д'Алема, бывший член Итальянской коммунистической партии, а ныне руководитель партии Левых демократов (ЛД), имеющей самую крупную фракцию в парламенте .

Новая правящая коалиция, подобно "Оливе", была пёстрой по составу, но сформированное ею правительство было одновременно и левее, и правее. В него вошли не только умеренные левые - ЛД, социалисты, зелёные, а также центристы из Народной партии Франко Мартини, но впервые с 1947 г. два министерских портфеля достались коммунистам партии Армандо Коссута. В кабинет, при поддержке бывшего президента Италии Франческо Коссига вводятся и бывшие христианские демократы, а теперь члены правоцентристского Демократического союза за Республику (ДСР). Состав коалиции был значительной новизной для Италии и был воспринят как свидетельство стирания традиционных границ партийного противостояния, ведь уже "Оливу" при Проди сравнивали с Лейбористской партией Блэра.

Д'Алема поспешил утвердить себя как умеренный левый. Он сохранил в составе правительства Карло Чампи, бывшего председателя Центрального банка Италии и министра финансов в кабинете Проди. В ответ на сомнения Ватикана по поводу назначения на пост премьера бывшего коммуниста, Д'Алема ответил, что холодная война закончена и теперь политический конфликт в Италии между католиками и коммунистами потерял смысл.

Несмотря на более левое прошлое Д'Алема по сравнению с другими членами "большой четвёрки", его идейная позиция в глазах западноевропейской социал-демократической общественности представляет собой нечто среднее между взглядами Тони Блэра и Герхарда Шрёдера, с одной стороны, и Лионела Жоспена, Антониу Гутерреша, других видных фигур в Социнтерне. В своих устных и писменных выступлениях Д'Алема делает акцент не на противопоставление государства и рынка, а на соотношение по формуле "меньше государства - больше гражданского общества". Неожиданно для многих от подхватил близкие Блэру идеи изменения универсального характера "государства благосостояния" в пользу принципа селективности, а также ужесточения критериев выдачи пособий по безработице. Также Д'Алема взял на вооружение излюбленные для британского премьера идеи "разрыва с прошлым", "объединения социалистических и либеральных ценностей". Объясняя суть такого подхода, он пишет: "Управление большими развитыми странами требует синтеза культуры солидарности, социальной сплочённости, новых возможностей и культуры либерализации, открытых рынков и конкуренции."

В отличии от Англии, Германии и Франции деятельность Проди и Д'Алема проходила под знаком политической необходимости. Несмотря на начатую после референдумов 1991 г. и 1993 г. реформу избирательной системы в пользу мажоритарного голосования, партийная фрагментация в стране всё ещё значительна. В парламенте представлено около 35 малых партий, сопротивляющихся ликвидации последних остатков пропорциональной системы голосования. Надежды Проди на то, что "Олива" под его руководством утвердит себя как левоцентристская коалиция в противовес правоцентристскому "Альянсу за свободу" во главе с Сильвио Берлускони - прототипы, по замыслу Проди, будущей двухпартийной ситемы, и в итальянскую политику придёт стабильность, пока не оправдались.

Похоже, что не удастся создать устойчивую левоцентристкую коалицию и Д'Алема. Всё дело в том, что Проди, до его назначения председателем Европейской комиссии, пошёл на создание новой партии "Демократы", которая стала быстро набирать вес на левом центре, вести свою игру по вытеснению из правящей коалиции ДСР, призывать к новому изданию "Оливы". Премьер расценивал эти действия негативно, ведь именно он в своё время сыграл ключевую роль в назначении Проди главой правительства. Проди "должен бороться с правыми вместо того, чтобы раскалывать левых," - с горечью прокомментировал Вальтер Вельтрони, председатель ЛД.

Кризис внутри правящей коалиции получил некоторое разрешение в результате скандала вокруг "архивов Митрохина". Коссига выдвинул правительству ультимативные требования по расследованию дела и пригрозил лишить его поддержки. Этим воспользовались сторонники Проди и убедили Д'Алема пойти на формирование нового правительства с их участием. Похоже, что политическая конфигурация в Италии, судьба её левого центра не получат ясных очертаний вплоть до следующих парламентских выборов в 2001 г.

В экономике перед Д'Алема стояли сложные проблемы. Италия имеет наихудшие показатели экономического роста и ВВП на душу населения среди стран "большой четвёрки". Подобно другим левым правительствам в Европе, новый премьер занялся поиском эффективного сочетания рыночных реформ и мер по защите социального благополучия населения. Экономическая политика нового правительства продолжила начинания Проди.

В 1998 г. дела шли неважно. В последней четверти года ВВП уменьшился на 0,2%. В следующем году положение несколько улучшилось, но экономический рост не превысил 1%. Страна по-прежнему находилась на грани рецессии. В этих условиях в июне 1999 г. министр финансов Джулиано Амато обнародовал проект 4-летнего плана, который должен, по замыслу правительства, стимулировать экономический рост. Ранее оно добилось послабления в рамках финансового соглашения участников "еврозоны", получив право превышать 2-процетный лимит от объёма ВВП страны на государственные ежегодные займы.

На этот раз правительство объявило о намерении сократить государственные расходы и свести бюджетный дефицит к 1,5% ВВП, хотя Европейский пакт стабильности разрешает доводить его до 3%. Левые центристы объясняли, что сделать такой непопулярный шаг они были вынуждены ввиду огромных государственных долгов.

В то же время они не пошли на изменения в пенсионной системе, - давнее требование правых партий. В Италии пенсионные выплаты составляют 12,9% от ВВП, больше, чем в любой другой стран ЕС, и европейские финансовые круги настаивают на их сокращении. Д'Алема, со своей стороны, заявляет, что ситуация находится под контролем.

Правительство подвергается жёсткой критике и слева. На IV Конгрессе ПКО в марте 1999 г. его политика характеризовалась как "итальянская версия умеренного либерализма". В вину правительству были поставлены налоговые послабления для владельцев предприятий, слабая реакции на увольнение 35 тысяч рабочих компании "Фиат", намерение принять консервативный закон о сверхурочной оплате труда, пассивная позиция по проекту закона о введении 35-часовой рабочей недели, продолжение программы приватизации, пренебрежение интересами групп рабочего класса с низкими доходами на пеговорах по оплате труда.

Неприемлемой для многих левых является и планы правительства по созданию "минимального государства благосостояния", включающее принципы выборочного оказания социальных услуг и субсидиарности, т.е. не дополняющего, а альтернативного права частного сектора заниматься их обеспечением. В штыки были встречены планы правительства по предоставлению равного статуса государственному и частному образованию. Критикуется кабинет Д'Алема и за симпатию идее полной ликвидации элементов пропорциональной системы голосования, в случае чего левые партии социального протеста, включая ПКО, могут лишиться мест в парламенте.

Смешанная реакция последовала на решение правительства в ноябре 1999 г. выставить на продажу 34,5% акций "Энел", крупнейшей в Италии государственной компании по производсту электроэнергии, хотя в результате реструктуризации её прибыль в 1998 г. увеличилась на 29%. Министр финансов Джулиано Амато заявил, что доход от продажи позволит Италии выполнить своё обещание перед европейскими партнёрами о сокращении госбюджета. Всего же в 1999 г. министерство финансов ожидает получить от программы приватизации около 15 млрд долларов, хотя его первоначальные планы не превышали 5 млрд. Помятуя о крупных неудачах британских консерваторов по использованию доходов от приватизации для развития экономики, многие задаются вопросом, сможет ли Д'Алема избежать похожих ошибок. В Британии львиная доля доходов от приватизации ушла на покрытие возросших расходов государства после резкого увеличения в 1980-е гг. безработицы и социального неравенства. Фискальная же политика государства была не в состоянии взять эти расходы на себя в условиях глубокого экономического кризиса, усугублённого монетарными догмами тэтчеризма.

Каждый член "большой четвёрки" по-своему трактует суть современного левоцентристского проекта. Расхождения между идейными позициями значительны - от "демократического социализма" Лионела Жоспена до "левого либерализма" Тони Блэра. В значительной степени эти отличия основаны на разной социальной и экономической культуре каждой из стран, их специфике, а следовательно и индивидуальных вариантах решения схожих проблем. В то же время велико желание согласовывать не только действия практические, координация которых в условиях европейской интеграции всё больше носит не добровольный, а обязательный характер, но и идеологические.

Одним из результатов регулярного обсуждения лидерами левоцентристских партий идейной проблематики стала декларация Блэра и Шрёдера "Третий путь\Новый центр", выход которой 8 июня 1999 г. был приурочен к выборам в Европейский парламент. Документ был обнародован во время визита Шрёдера в Лондон. Его авторы - ближайшие к премьерам советники Питер Мандельсон и Бодо Гомбах. По существу в декларации заявлена платформа правого крыла европейской социал-демократии. Она представляет собой смесь элементов англо-саксонской экономики с традиционными ценностями социал-реформизма при доминировании первых.

Для Блэра публикация документа была важна с точки зрения его притязаний на идейное лидерство в Европе, для Шрёдера это была возможность укрепить свои позиции перед лицом растущей оппозиции в СДПГ и профсоюзах в ответ на смещение его политики вправо. Содержание декларации не было новостью для британцев, которые со времён тэтчеризма привыкли к неолиберальному лексикону "свободного рынка", "экономики предложения", "гибкости рынка труда", "ответственности", "снижения налогов", "жёсткого контроля за государственными расходами". Но для немцев, у которых не было своих тэтчер и блэров, такие идеи продолжают оставаться крайне спорными. Показательно, что посольство ФРГ в Лондоне объясняет приезжим соотечественникам, что новые лейбористы правее германских христианских демократов.

Эффект от декларации было сильно ослаблен отказом Лионела Жоспена, проявившего принципиальность, присоединиться к ней. Вероятно, он хотел избежать непосредственно перед выборами в Европейский парламент тесной ассоциации с наиболее активными в Европе сторонниками агрессии НАТО в Косово. Также французский премьер заявил, что его философия мало походит на "третий путь" и "новый центр", что Франция должна быть "особой". "Мы должны оставаться верны себе, - сказал он. - Оригинальность французского социализма должна быть сохранена."

Контрастно на фоне декларации выглядит Манифест Партии европейских социалистов, приуроченный к европейским выборам. Хотя он составлен от лица всех левоцентристских партий, в нём преобладает традиционная социал-демократическая мысль. Говорится "да" рыночной экономике и "нет" рыночному обществу. Призывается сократить рабочие часы и защитить экономические и социальные завоевания, включить их в Европейскую хартию прав. Поддерживается социальная модель рынка, усиление контроля за мировой финансовой системой, увеличение прямых инвестиций в экономику.

Характерно, что правые французские партии, обрушившись с критикой на Жоспена, расточали похвалы Блэру. Франсуа Байру, лидер Союза за французскую демократию, назвал Жоспена "самым архаичным европейским лидером" и "последним из левых могикан". В то же время лидер голлистов Николас Саркози похвалил Блэра как прогрессивного руководителя. В поддержку Жоспена высказалась министр сельского хозяйства, видный деятель ФСП, Клод Бартолон. Она назвала документ Блэра-Шрёдера "проявлением слабости" и дальнозорко заявила, что присоединение к нему премьера негативно сказалось бы на предвыборных перспективах социалистов.

Её слова были подтверждены несколько дней спустя на выборах в Европейский парламент 10-13 июня 1999 г. Германские социал-демократы и британские лейбористы терпят серьёзное поражение в пользу правых. Проявилось недовольство населения позицией своих правительств в ходе агрессии НАТО против Югославии и негативное отношение к их крену вправо, получившем идейное оформление в декларации "Третий путь\Новый центр". Её публикация привела к обратным результатам, чем те, на которое надеялись Блэр и Шрёдер.

СДПГ лишается 7 мандатов, а ЛПВ целых 33. Меньшими потерями в один мандат отделываются итальянские Левые демократы. В результате этих неудач фракция социалистов в Европейском парламенте, до сих пор самая многочисленная, уступает первенство правоцентристской фракции - Европейской народной партии. Во Франции, а также в Португалии, где у власти находятся социалисты во главе с Антониу Гутеррешем, ситуация была иная. Французские социалисты добились наилучших результатов среди левоцентристских партий ЕС, увеличив своё представительство на 6 депутатских мест. "Демократический социализм" Жоспена получил сильный козырь перед правым социал-демократическим проектом Блэра и Шрёдера.

Негативные для СДПГ результаты описанных выше земельных выборов в Германии осенью 1999 г., успехи социалистов Гутерреша на всеобщих выборах в Португалии 10 октября за счёт социал-демократов Хосе Бароссо, послужили дальнейшему усилению левого крыла социал-демократии. Это стало ещё более явно в следующем месяце в ходе XXI Конгресса Социнтерна, прошедшего 8-11 ноября в Париже под лозунгом "За более человечное общество, за более справедливый мир". Пост президента Социнтерна остался за представителем левого крыла европейской социал-демократии. Он перешёл от Пьера Моруа к Антониу Гутеррешу.

Одним из центральных документов конгресса стала "Парижская декларация" , в которой дана крайне негативная оценка модели глобализации, основанной на приципах "неолиберализма и неоконсерватизма". Высказана глубокая озабоченность побочными эффектами неконтролируемого процесса глобализации, ведущими к "крайнему усилению неравенства между государствами", "угрозе насаждения культурной однородности", опасности для целых народов со стороны спекулятивного финансового капитала. Предлагается глубоко реформировать мировой экономический и финансовую систему на принципах прозрачности, подотчётности, регулируемости, демократичности.

В центре декларации находится тезис о ключевой роли государства в борьбе с "рыночным фундаментализмом", который ведёт к "опасному усилению индивидуализма, подтачивающему сферу общественных ценностей". В резком контрасте с леволиберальными идеями Блэра и Шрёдера находятся призывы отказаться от "одержимого монетаризма", защитить "общечеловеческие права" на образование, здравоохранение, достойную старость, чистую окружающую среду, восстановить роль государства в функционировании транспортной, энергетической, телекоммуникационной и других общественно важных инфраструктур.

Признанием того, что "обновлённые демократические левые" слишком медленно реагируют на негативные явления, стала выраженная в декларация надежда на то, что они лишь "будут способны приступить к переменам и использовать новые обстоятельства для достижения целей справедливости, свободы и солидарности". Прозвучала и косвенная критика складывающегося мироустройства по-американски, когда "многополярность в условиях существования одной глобальной державы ведёт к неисчислимым этническим, культурным конфликтам, к росту агрессивного национализма". В противовес этому выдвинута концепция "европейского открытого регионализма", основанного на экономическом и монетарном союзе, а также на усилении политической составляющей объединяющейся Европы.

В принятой конгрессом заключительной резолюции говорится: "Когда мы оглядываемся на прошедшее десятилетие после падения Берлинской стены, становится очевидным, что жестокий, эгоистичный либерализм не в состоянии гарантировать процветание для широких масс населения." Высшим приоритетом является "человеческий капитал", а рынок должен быть инструментом служения обществу.

Прошедшие полгода с наглядностью продемонстрировали растущую непопулярность внедрения неолиберальных элементов в политику левоцентристских правительств. Война против Югославии, постепенный отказ от социальных завоеваний трудящихся, стремление переложить на рынок обязанности государства, провал неолиберальной модели глобализации чреваты для правых европейских социал-демократов дальнейшими электоральными поражениями и неудачей всего левоцентристского проекта для объединяющейся Европы.

Перед лицом отрезвляющих экономических и политических реалий, критической по отношению к неолиберализму и неоконсерватизму позиции значительной части руководства Социнтерна, левых фракций в социал-демократических партиях, низовых социал-демократических организаций, сохраняется надежда, что левый центр в Европе ещё имеет шансы остаться верным социал-реформистским ценностям в условиях глобализации.