год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Аббревиатура МГИМО, наверное, не требует расшифровки. Суперпрестижное образование, «золотая молодежь», романтика дипломатической работы в самых разных уголках мира… Что – правда, а что – вымысел в этих расхожих представлениях о МГИМО? Трудно ли руководить этим беспокойным хозяйством? Ответы на эти и другие вопросы, наверное, может дать только один человек: ректор МГИМО. И новую рубрику «Твой ректор» мы начинаем с интервью профессора Анатолия Васильевича ТОРКУНОВА – доктора политических наук, ректора МГИМО, Чрезвычайного и Полномочного Посла России, члена Коллегии МИД России – газете «Молодёжные известия»

– Анатолий Васильевич, я думаю, что нашим читателям, в том числе из МГИМО, было бы интересно узнать, где Вы учились, какова Ваша специальность?

– Я окончил факультет международных отношений МГИМО с корейским и английским языками. Тогда наша квалификация значилась как «Специалист по международным отношениям, референт по странам Востока». После этого я окончил аспирантуру, правда, заочно, поскольку надо было семью кормить. И затем, уже позже, будучи ректором, защитил докторскую диссертацию, хотя уже был профессором, на профессиональном языке – «холодным», без степени. То есть, все свои «университеты» я прошел здесь.

Я стопроцентный воспитанник МГИМО. Хотя в течение двух лет одновременно преподавал и в Институте стран Азии и Африки МГУ, доказывал свое мастерство как «холодный» профессор. Есть опыт преподавания во многих зарубежных университетах.

– Вы стали ректором одного из ведущих вузов страны в 1992 г. Это было достаточно сложное время, когда, помимо профессионализма, требовалось еще и мужество. В то время многие вузы должны были буквально выживать. Многие потеряли свой профессорско-преподавательский состав. Вы столкнулись с теми же проблемами?

– Да, конечно. Но, несмотря на трудности, я считал огромной честью, что «имовцы» выдвинули меня для избрания на эту должность. Перед избранием я работал первым проректором, поэтому был «в теме». Мы практически продолжали делать то, что начали в 1989 г., когда вуз оказался в достаточно тяжелом положении. Надо было принимать решительные меры по выходу из кризиса, искать новое место в еще не сформировавшейся образовательной системе, на рынке образовательных услуг. Исходя из тенденций того времени, нужно было определить, какие специальности будут нужны, востребованы, кто будет потенциальным работодателем для наших выпускников, помимо МИДа. И тогда мы существенно расширили перечень специальностей, открыли новые факультеты. И если в 90-м году

у нас было три специальности – международные отношения, международная экономика и юриспруденция (периодически «всплывала» еще и журналистика), то сейчас у нас 14 специальностей и десятки специализаций. Например, в области юриспруденции сейчас у нас есть специализации и по финансовому, и по административному, и по европейскому, и по конституционному праву, а раньше было только два отделения – публичного и торгового права. То же самое на других факультетах: на МЭО, например, помимо мировой экономики, есть специальности по финансам и кредиту, по коммерции; на факультете журналистики есть «паблик рилейшнз» – PR. Работает новый факультет – Международного бизнеса и делового администрирования. Таким образом, в результате серьезной структурной реорганизации МГИМО преодолел трудности переходного периода.

Мы подписали десятки договоров с заводами, компаниями, фирмами, субъектами РФ. Это дало существенную финансовую подпитку. Кроме того, при вузе открыты многочисленные курсы – деловой английский, деловой французский, школа бизнеса, программы для таможенников. Сейчас 75% нашего бюджета вуз зарабатывает самостоятельно. И тратим мы эти средства на то, чтобы содержать университет в хорошей интеллектуальной и физической форме. Сюда включено все – и зарплата маститого академика, которому нужно достойно заплатить за его блестящие знания, и оплата труда уборщицы, которая делает помещения института чистыми и уютными, и лингафонные кабинеты, и сотни наименований иностранных книг и журналов.

– Анатолий Васильевич, мне кажется, что изменения, произошедшие за эти 8 лет – революционные. Я выпускник института и знаю, что благодаря компьютерной сети Ваши студенты во время учебы имеют возможность использовать достижения высоких технологий. Это так?

– В 1993 году у нас на весь институт было три компьютерных класса, примерно 60 компьютеров, никаких сетей. Сейчас у нас на балансе 700 самых современных компьютеров, локальные сети, высокоскоростной Интернет с полным доступом для студентов к многочисленным базам данных всего мира. Локальные сети объединены в одну сеть, правда, в полном объеме она еще не запущена. Думаю, что потребуется еще год-два, чтобы это сделать. Тогда переписка и бумажная работа полностью перейдут в электронную форму. Важно, чтобы наступил психологический перелом, чтобы все к этому привыкли. Приведу пример. 10 лет назад мы разрабатывали автоматическую систему управления. На первые же деньги, которые институт заработал на конференциях, мы закупили в Сингапуре компьютеры, сделали сеть, и эта сеть «просела», потому что никто не был готов с ней работать. Та попытка «увенчалась» полным поражением. Компьютеры сняли, потом подарили подшефной школе (они быстро устаревают). Сейчас совершенно иная ситуация: за компьютерными столами работают и студенты, и преподаватели.

– Давайте вернемся к тем временам, когда Вы сами были студентом. Кто преподавал в МГИМО, есть ли педагоги, которых Вы помните до сих пор?

– Во-первых, это мой преподаватель и научный руководитель, с которым я дружен до сих пор, – Арлен Ваагович Меликсетов. Он читал у нас курс истории Востока. По сей день он возглавляет кафедру в Институте стран Азии и Африки, а у нас продолжает, как и все эти годы, работать на полставки профессором. Замечательный, интеллигентнейший человек, много давший мне как руководитель.

Не могу не сказать о преподавателе корейского языка Валентине Николаевне Дмитриевой, которая тоже до сих пор работает. Лекторы у нас были прекрасные. Мы все помним профессора Брегеля, который читал политэкономию: казалось бы, скучный предмет, а он его читал, будто пел прекрасную песню. Судьба его интересна – он уехал из СССР в Израиль и одно время был там советником премьер-министра. Что, в общем-то понятно, потому что в Израиле внедрялись элементы социализма, которые требовали знания марксистской теории. Так вот, хотя Брегель по призванию и по должности был марксистом, учил он нас через сравнения. Поэтому мы хорошо знали взгляды оппонентов Маркса, в том числе и современных. На кафедре философии был профессор Шишкин – великолепный знаток зарубежной философии. Этот предмет тоже давался в сравнении, хотя имело это все не диссидентский, а сугубо научный оттенок. Не случайно все кафедральные философы писали диссертации не по марксистско-ленинской философии, а по Фрейду, Гегелю, истории философии и т.п. Я прекрасно запомнил семинары, острые дискуссии, которые велись в философском клубе. Мы спорили о современных философах, работы которых с определенными сложностями доставались в институтском спецхране. В общем, было очень интересно, особенно тем, кто хотел заниматься. И я считаю, что и в тогдашних, и в нынешних условиях интересно учиться только тем, кто этого действительно хочет.

– А как в МГИМО обстоит дело с успеваемостью? Чем ребята занимаются помимо учебы?

– Мы довольно много отчисляем. Например, с сентября мы отчислили 200 человек, а у нас студентов дневных отделений всего 3500. Главным образом, «вылетают» из вуза за неуспеваемость. Часто бывает так, что в институте человек есть, а на занятиях его нет. Что значит отсутствие на языковых занятиях? Это значит, что пропускается сразу тема, сюжет, и потом студенту очень трудно это догнать. Некоторые же рассматривают институт как своего рода клуб. Я как раз за то, чтобы МГИМО стал для студентов вторым домом, клубом – но не за счет учебы. Ты отзанимался положенное время – дальше иди в кафе, библиотеку, спортивный зал, просто общайся в свое удовольствие.

У нас, кстати, залов для «кофепития» – несчетное число.

Есть у нас и КВН, ребята вышли в четвертьфинал по Москве. Но, все-таки, не такое число людей в этом участвует, как то было раньше. Просто ребятам надо дать возможность себя самореализовать – в рок-группе ли, в студенческом театре, КВНе, спортивной команде или студенческом исследовательском центре (есть у нас и такой). Сколько есть молодых людей с талантами, которые не связаны непосредственно с их профессией – они пишут стихи, сочиняют музыку, поют! Хотелось бы, чтобы все это реализовывалось в стенах вуза. Я, к сожалению, пока не доволен тем, как это делается у нас.

– А когда Вы сами были студентом, хватало ли Вам времени на то, чем славятся студенческие годы помимо учебы – практика, веселье, творчество?

– У нас времени хватало на все. Мы себе ни в чем не отказывали. Не было уик-энда, чтобы мы не собирались вместе. Летом работали в стройотрядах, независимо от достатка (хотя тот «достаток» сегодня просто не котировался бы). После первого курса мы уехали в Сибирь, в Хакасию. Работали там по ирригации хакасских степей, что было, конечно, полным бредом, но мы в этом бреде с радостью участвовали. Это места потрясающей красоты, главный фон – Саяны. С водой, правда, было туговато: озерцо грязноватое, и все. Но каждый вечер – капустники, песнопения, танцы, хотя девушек не хватало. Немного и сухой закон нарушали, в пределах нормы, конечно. Многие ребята так сердцем прикипели к этим местам, что ездили в Сибирь несколько лет. И многие нынче известные люди, мои однокашники, до сих пор ездят летом в Сибирь сплавляться на плотах.

Была у нас агитбригада, ездили по Москве и России с концертами.

Студенческая жизнь – это капустники, студенческие вечера, компании, подружки, любовь. Если учиться систематически, то вполне можно все совместить: и получить знания, и погулять, и в театр сходить. Возможно, у меня получается какой-то идеальный образ студентов 60-х. Но я чувствую именно так.

Наш курс был настолько дружным, что у нас все это было. Мы до сих пор собираемся раз в три-четыре месяца, на юбилейные даты обязательно. У нас закончили курс 118 человек, а на последней встрече было где-то 60 человек – много. Уже за пятьдесят всем, но время, проведенное в стенах родного вуза, не забывает никто.

– И последний вопрос. Как Вы думаете, есть ли отличия между молодыми людьми в Ваше время и нынешним поколением?

– Безусловно, отличия есть. Мы, во-первых, гораздо больше читали. Но у сегодняшних молодых людей есть «компенсатор» – компьютер, о котором мы, будучи студентами, не подозревали. Во-вторых, мы держались более корпоративно. Мы, конечно, не были выходцами из одной среды, несмотря на устойчивую молву о том, что в МГИМО учится одна «золотая молодежь». Четверть курса составляли ребята, пришедшие из армии, из разных уголков России. Треть или половина курса – дети «служилой» интеллигенции – научных работников, средних чиновников. И была очень небольшая группа элиты – например, сын секретаря горкома партии, зампредседателя КГБ. Но, несмотря на то, что мы были даже географически из разных мест, у нас была сильна корпоративность. Крепкую дружбу, которая возникла в студенческие годы, мы пронесли через всю жизнь.

А в целом, у молодежи всегда есть и плюсы, и минусы, и брюзжать-то здесь не на что. Хотя современные студенты, конечно, во многом гораздо более «продвинутые», чем их учителя. Видите, я даже использую вашу образную молодежную лексику…

– Спасибо Вам, Анатолий Васильевич, за это интересное интервью. Мы желаем Вам успехов в Вашем нелегком деле, и, конечно, процветания гордости российского образования – МГИМО.

Not Found

The requested URL /hits/hits.asp was not found on this server.