Хвост за собой Олег заметил только через неделю. "Старею, старею…" - корил он себя, когда память дала вспышку - эту рожу на прошлой неделе он видел уже дважды. И в разных местах. Он полагался на интуицию.
Интуиция интуицией, но свои тревоги надо было проверить. Для чистоты эксперимента лег несколько раз протащил бригаду топтунов по Москве. Не мудрствуя лукаво шел старыми проверенными маршрутами, как тогда во время стажировки в наружной разведке. Многое из предложенного эти ребята знали, Да и Москву в целом знали неплохо. Более того при проверке с помощью метро Олег неожиданно для себя был поражен, что машина шла практически не отстававя от поезда метро. Можно было только предполагалть сколько усилий прилагал водитель, чтобы продираться сквозь сплошной поток транспорта. "Увидеть раз и умереть!"
Такие вождения он видел в начале семидесятых. Нол дваджцать лет большая дистанция не только для возраста, но и для дороги. Ежемесячно в Москве ставится на учет более сотни тысяч машин. В отдельные дни все улицы Москвы превращаются в сплошной лдымящийся поток. И кажется, что иначе быть не может. Олег видел такие пробки в сееоедитне восьмидесятых в США. Тоогда казалось, что такого у нас - стране "Жигулей" и "Москвичей" быть не может. И тем не менее.
Гонка за поездом не была каким-то фокусом - это было мастерство. Ка в прочем и то как они умело вели его в потоке. Олег менял рядность, резко уходил со светофора, хамил, дерзил и путал карты даже для гаишников, которые глядя на столь нарочитую езду не пытались его даже остановить. "Хвосты были мудрее. Они шли четко, не обнаруживая себя среди потока, максимально сохраняя инкогнито. Только наблюдательность и память держали в подкоре и сами машины, но и их седоков, как бы те не меняли свою внешность. Это была школа. Хорошая школа!
Олег также убедился, что люди приставлены именно за ним и ни с кем его не путают.
Работая в разведке, к наружному наблюдению за ним относился спокойно. И чем сложнее была ситуация, тем более спокойно. Главное было видеть "хвост". Пока видишь можеши чувствоватьсебя уверенно. Когда нет… Через какое-то время он безошибочно мог определить чья бригада за ним работает. Более того, для себя он наделял их кличками "Длинный", "Сутенер", "Китаец". У каждой бригады были свои повадки, привычки, профессиональные приемы. Иногда он привыкал так, что почти машинально выходя из дома коротко им кивал, чем ставил их в пикантное положение.
Как правило там, наружка носила исключительно профилактический характер. Знать чем увлекает себя дипломат в штатском, определять круг его связей, каковы у него привычки, наклонности. Нет лисреди них таких, котоые можно в последствии использовать для оперативных целей. Шантажа, вербовочного подхода… С учетом того, что таковыми Олег не был наделен его визави заскучали на втором месяце. Периодически машины с их пассажирами пропадали: их перебрасывали на других объектов.
Появлялись также неожиданно.
Аналогичные функции выполняли и те, кто стоял на воротах наших посольств. Охрана плотно замыкалась на спецслужбы и в любой момент могла сказать, кто из дипломатов находится внутри, а кто во вне посольства. С учетом того, что состав "вахтеров" был практически один и тот же, к ним привыкали как к членам семьи. Во время национальных праздников от имени Посла им преподносили скромные подарки. Сувениры, календари. В разных странах к таим подаркам относились по разному - где брали, где демонстративно отказывались. Но принцип соблюдался неукоснительно - главное не подарок, главное внимание.
Там была игра по-крупному. Что происходило сейчас Олег понять и определдить не мог. Более того в условиях отсутствия многих составляющих он не мог даже обозначить, что видит своих спутников. Думать о плохом не хотелось, да и видимых причин к тому нен было. Он не бизнесмен, не предприниматель, не политик. Просто скромный пенсионер бывшего всесильного КГБ СССР. Но тревога не покидала, как не покидали и нехорошие предчувствия. Обращаться к кому либо за помощью не хотелось. Учитывая комплекс обстоятельств, он не хотел чтобы его восприняли, как мнительного типа. К сожаению случаи такого рода бывали. Многочисленные, тяжелейшие стрессы в период службы у некоторых его коллег давали тяжелые психические расстройства. И как правило такие растройства в первую очеред проявлялмись через излишнюю подозрительность… В себе он был уверен - мания преследования ему не грозила.
Как был уверен и в том, что за ним работали профессионалы. Путем нехитрых ходов он тем, не менее, вычислил практически всех. Три машины, двенадцать человек. Бывшими коллегами топтуны быть не могли - не тот масштаб. Да, впрочем и сил у них уже таких нет.
Но, кто? Олег анализировал свои встречи, слова, просеивал информацию, которая могла бы дать хоть кончик разгадки. Но все было тщетно. Никаких мыслей или зацепок. Он проанализировал свои контакты, которые могли дать основания взять его как "связь". Пусто!
"Что за чертовщина?" - терялся в догадках он. "Кому я нужен?"
Но эти ходили за ним, как на работу. Мягко, деликатно.
Впрочем, кое-что наводило на размышления. ОСИНСКИЙ!
Допускать, что кто-то из его старых товарищей мог кому-то сдать возникший интерес Олег не мог допустить даже мысли. "Но что?" Пассивно наблюдать за развитием событий Олег не привык. В одиночку этот ребус разгадать было невозможно. Помучавшись сомнениями, он решился.
Избрал для начала фигуру нейтральную и пока в план не посвященную. К тому же место встречи вполне отвечало условиям конспирации. Демидов-парк.
МАРИНА
В том что имя Марины вспыло в памяти Андрея ничего странного не было. О ней он не забывал никогда. Она была женщиной его несбывшейся мечты. Они вместе пришли в Седьмое управление КГБ СССР, вместе служили, вместе пасли объектов. Вольно или невольно, но люди находяшиеся вместе долгое время привыкают к друг другу, роднятся по душе, а не по крови.
У нее была уникальная способность не стареть. И пройдя весь путь человека конторы, она не потеряв своей привлекательности и обаяния "выпала на пенсию". "Год за полтора!" В свои тридцать восемь она выглядела на двадцать пять. И когда Марину называли пенсионеркой она шутила "Мне лишнего не надо". Подруги пришедшие на службу вместе с ней теряли форму, коллекционировали болезни, мужей и детей. К своим тридцати восьми, многие становились просто развалинами, потерявшими молодость в погоне за объектом. И тем не менее они тянули лямку, понимая что в народном хозяйстве им больше не заплатят.
О Марине ходило много слухов, сколько может ходить за миловидной, незамужней женщиной в мужском коллективе. Говорили разное, но тихо. Свою честь, если требовалось защитить умела. Попытки сломать неприступную крепость оборачивались поражениями с жертвами и разрушениями. В августе 1977 года работая за объектом Марина попала в неприятную ситуацию. Объект бестия хитрая и наблюдательная почти вычислил топтуна в лице симпатичной девушки и шмыгнув в лифт решил ее проучить. Бросать его было нельзя и она влетела в кабину за ним. Попытка попробовать комиссарского тела закончилась плачевно. Марина по станции вызвала подкрепление и нажала кнопку первого этажа.
Когда заполошные опера подлетели в подъезд им предстала леденящую душу картина. Скорчившись на полу объект выл как кастрированный, в Марина помятая, но не напуганная гордо вышла из кабины, бросив через плечо: "Помогите насильнику!"
Помощь потребовалась хирургическая: у пострадавшего в схватке была порвана ногтями мошонка. Обошлись без суда. Марина не настаивала на привлечении его к ответственности за покушение на изнасилование, а "порванный" клиент не вспоминал о нанесении ему тяжких телесных повреждений. Инициатор задания ликовал, так как реальных возможностей проучить мерзавца, который год занимался черти чем, не было.
По этому поводу он даже написал отзыв с просьбой поощрить находчивую разведчицу из наружки. Местное руководство долго "чесало репу", раздумывая как быть. Наградить значило поощрить членовредительство, что противоречило бы принципам мужской солидарности. Оставить без последствий было еще более несправедливо. Накануне Дня ЧК лейтенант Неверова была награждена Грамотой Председателя КГБ СССР "За выполнение служебного задания по обеспечению государственной безопасности". Двусмысленность формулировки, которая фигурировала в приказе и на бланке всех грамот поняли позднее. Женская половина одобрила, усмотрев в этом глубокий смысл. Девичья честь стала предметом государственной безопасности.
Угроза обеспечить "государственную безопасность" позволяла моментально пресечь любые грубые попытки приставания. Государственная безопасность и последствия за посягательства на нее приобрела конкретный и до холода в животе ощутимый характер.
Но это был не единственный подвиг совершенный Мариной Неверовой. Жизнь филера всегда полна неожиданностей и кроме тромбофлебита, язвы и прочих радостей она чревата тем, что называют нештатными ситуациями. Их предугадать невозможно, потому что мир непредстказем. И выходя из квартиры без зонта ты не гарантирован от дождя, урагана, града, тайфуна... Что касается боевой обстановки, то неприятности подстрегают на каждом шагу. При этих неприятностях рекомендуется "действовать по ситуации". Гарантий же что "действия по ситуации" будут в последствии одобрены руководством нет никаких. Все может зависеть не только от результатов, но и от настроения руководства, способного оценивать поступки исходя из принципа
"действовать по настроению." А настроение вещь не менее переменчивая, чем погода. "Сердце начальника склонно..." Да! "И к перемене, как ветер в мае!" Тоже!
Из дневника Марины
Вот и весенний дождь пошел. Дворники размазывают по стеклу последнюю зимнюю грязь, в радужных разводах лобовое
стекло. В машине тепло и почти уютно. Ребята на заднем сиденье открыли термос, и по салону поплыл аромат горячего кофе... Глядя за мокрое окно, содрогаюсь при мысли, что сейчас надо покинуть машину и идти в дождь, ненастье...
Третий день ожидания. Третьи сутки томительного вынужденного безделья. Надо ждать! Вот и ждем. Редко выдаются такие дни, когда и поесть можно вовремя, и смена не догоняет нас где-нибудь в районе Серпухова, и домой попадаем, "не пригорая" на посту. Знаем и то, как обманчиво это затишье. Скрытая пружина оперативной разработки вращает свои шестереночки пока без нашего участия. Но как бы ни был долог вынужденный перерыв, развязка бывает неожиданной. И тогда... спешно заворачиваем в мятую фольгу недоеденные бутерброды, завинчиваем дымящуюся горловину небьющегося термоса, эфир наполняется звуками, командами, плавится под колесами лед, и мы бросаемся в погоню, пугая ревом двигателя старушек и невозмутимых инспекторов ГАИ.
До революции наших предшественников называли филерами. На заре Советской власти - агентами. И несмотря на то, что сам термин "филер" с французского переводится "сыщик", почему-то в него вкладывается пренебрежительно-уничижительный смысл. Наши недоброжелатели зовут нас "топтунами", коллеги величают "наружка". Это близе к истине - мы сотрудники наружной разведки. Нам вполне по душе слово "разведка". И дело не в романтическом названии, а в том, что оно полностью соответствует существу того чем мы занимаемся. Получить информацию, зафиксировать все нюансы поведения объекта а если повезет эпизоды его преступной деятельности. И сделать это так, чтобы ни поведением, ни внешним видом, ни взглядом не выдать себя, остаться бестелесной тенью. От этого умения зависит многое. И успех разработки, и наша личная безопасность и, что очень важно (как это на первый взгляд ни парадоксально), права того человека, который находится в поле нашего зрения. У нас прекрасная память на лица, нюансы в одежде. Но когда участие в деле заканчивается, каждый из нас, словно с магнитофонной ленты, стирает из памяти то, что является "чужой", не принадлежащей нам тайной. И потому так обостренно мы воспринимаем факты, когда офицер КГБ или сотрудник милиции из-за гипертрофированных амбиций, болезненного самолюбия, желания "блеснуть" осведомленностью рассказывает то, что не принадлежит ему: тайны, которые никогда не должны быть раскрыты...
Работа в службе, которую называют "рабочей лошадью контрразведки", требует не только крепкого здоровья, не только фантазии, но и оперативной смекалки. Без нее невозможно решать сложные задачи. Сегодня же она является и гарантией нашей личной безопасности. Наши "объекты" отнюдь не рафинированные интеллигенты или слюнявые недоросли. Сегодня это наглые, циничные, хорошо механизированные и радиофицированные, вооруженные до зубов. Не сравнить этих крутых ребят с их предшественниками - вчерашними "буревестниками" рыночных отношений в экономике и политике.
"Разрабатывая" их, мы уже не "топтуны". Наш верный стальной конь - основное средство передвижения: для наших "клиентов" не существует городского транспорта. Их иномарки доставляют много хлопот. Мощные, словно перенявшие от своих хозяев циничный норов, не замечают знаков, не желают знать правил движения. Езда за ними просто мука. Часто мы вылезаем из-за баранки абсолютно обессиленными - только бы не потерять, не упустить их из поля зрения. Для меня многие из них люди, мягко говоря, нечестные не потому, что они мои "объекты", а потому, что я вижу то, что потом ни за что не докажешь в суде.
...Затрещала рация. Проверка связи. И снова ожидание. Пугачева по УКВ просит, чтобы лето не кончалось... А у меня отпуск зимой. Не люблю зиму. Для нас она - не только раскисшая, расползающаяся от соли обувь, которой не хватает на один сезон, не только неудобная одежда, стесняющая движения, но и скользкая дорога, дополнительные стрессы, нервные срывы. Сколько бывает неприятностей на дороге - не сосчитать.
На многих трассах страны есть места, где машины бригад наружной разведки замедляют свой бег и дают протяжный гудок. Этим сигналом мы поминаем погибших товарищей. На обочинах нет монументов, да и имена тех, кто здесь разбился, молодым разведчикам не всегда знакомы. Но традиция живет. И как бы ни спешил экипаж, он обязательно притормозит и отсалютует памяти коллег.
Но только ли дорога таит опасности? Бригада работала за Но как часто приходится наблюдать, с каким особым удовольствием смакуют подробности оперативной работы некоторые наши журналисты. То в "Московском комсомольце" описывают, как на машинах меняют номера, то другие газеты начинают изобретать иные небылицы о КГБ, потрафляя обывателям. Но задумывался когда-нибудь журналист о том, что наступит время, и он сам может стать жертвой, например, тех же грабителей или рэкетиров.
И только тогда, может быть, осознает, что своими публикациями не боролся с преступностью, а оказывал ей самое активное содействие...
Хлопнула дверца. Смена. Коллега, продрогший на улице, плюхается на заднее сиденье, втягивает в себя теплый воздух прогретой машины, наливает кофе, шуршит свертком с бутербродами... Иногда я сам себе задаю вопрос: что держит меня здесь, в этой службе "чернорабочих". Деньги? Это не деньги, а просто смех. Фактически грань бедности. Слава? Но о нашей службе не знают не только мои друзья и товарищи, но и зачастую родственники. Привилегии? Если можно назвать привилегией банку шпрот, упаковку макарон и пачку чая в заказе... Романтика? Но мне уже за сорок. Возраст, далекий от юношеского восприятия жизни. Я не могу ответить на поставленный мною же вопрос. Как не могу осознать кажущейся опостылевшей, без этих ребят, с которыми мы в буквальном смысле делим кусок хлеба и стакан чая. Может быть, высшая справедливость, во имя которой и должен жить человек? Или осознание собственной значимости в этом непростом мире? Не знаю.
Снова, кажется, начинается. Слышу шуршанье фольги. Обед закончен, ребята узнали голос в эфире.
- Всем внимание! Начинаем движение...
Поворачиваю ключ, двигатель заводится с пол-оборота - еще не остыл... Медленно "вытягиваю" машину в проулок. Отсюда видно все. Из-за угла, мигая желтым глазком поворота, выворачивает "девятка". Сидевших в салоне успеваем ухватить глазом через лобовое стекло: боковые стекла тонированы и кажутся очками слепого...
- Четвертый, "девятка" у нас...
- Понял...
Мы медленно выруливаем за ними. Машина с трудом сдерживает рвущиеся из-под капота лошадиные силы... Искренне рада, что идем за "Жигулями", а не за иномаркой. Поворот, еще один. Что-то не пойму, идут нормально или... Не буду спешить. Машина прячется за огромным дымящимся "Икарусом". Ребята ругаются: "Не напускай гарь в салон"...
Зеленый. Тронулись. "Девятка" рвет с места: явно клапаны ужаты... И вдруг резко - красный" Синий и красный "попугаи" на крыше машины сопровождения ГАИ сгоняют всех к обочине перед кортежем чопорных лимузинов.
Пропустив кортеж, наверстываю упущенное. Инспектор ГАИ дипломатично отворачивается от нашей летящей машины.
В тихом московском переулке встаем на прикол. Мы слепы. Зато внимательно вслушиваемся в эфир. Нет-нет, да в треске помех проскользнет фраза, чей-то голос. Центр Москвы. Куча интересов - и наших и милицейских. Прислушиваться бессмысленно. Каждый выходит в эфир по коду. Мы знаем свой, а до нашего никому дела нет. Вообще. эфир, перефразируя одного литературного героя, - дело тонкое. Здесь не место для долгих разговоров, не место для пустословия.
Сколько раз оказывалось, что наши переговоры весьма успешно слушают и контрабандисты, оснащенные суперновыми рациями, и разведчики в личине дипломата, да и просто жулики, купившие чувствительный приемник на Митинском рынке. Вот уж поистине - молчание - золото.
- Пятый! - это нам. Слышно прекрасно, значит, рядом. Быстро соображаю, где мы есть. А, понятно. Поворот вправо, затем влево. Прямо на нас в упор смотрит желтыми фарами наша "утерянная" "девятка".
Приехали.
Фыркает двигатель. Машина по-козлиному подпрыгивает. Вынимаю ключ и тяну на себя ручку замка капота. Боковым зрением фиксируя происходящее, лезу в двигатель. Ребята выходят "советовать". Из подъезда дома выносят коробки. Считаем - одна, две, три... Грузится багажник. Водитель и импортной кожаной куртке садится в салон. Тронулась.
На часах 16.00. Где-то на походе смена. Слышу, как по станции "объект" передается коллегам. Мы идем на базу.
В тот день отделом по борьбе с контрабандой была пресечена акция по вывозу из СССР 1050 икон и предметов религиозного культа.
В газетах читал, что очень ценны - два миллиона рублей. Сама не видела.
Сегодня у нас другой "объект"... Ведь мы филеры - значит сыщики.
Этот дневник она вела давно. Фиксировала то, что легло на душу. Но многое осталось за скобками.
Неверова, как натура цельная и последовательная этого многого ни понять, ни принять не могла. Однажды ее бригаду стала преследовать цепь неудач. И эти неудачи молодыми разведчиками переживались достаточно тяжело. Серия "втыков" от руководства, как средство мобилизации не помогла. Проколы за проколом шли, как верблюды в караване. Медленно, но неотвратимо. Реагировать на критику по логике "собака лает, а карован идет" тогда еще не научились. Помимо мук моральных, произошло событие, добавившее муки физические. Один из объектов, подозреваемый в кондрабандных операциях был большим любителем злачных мест, которые по существу являлись местом его постоянного жительства. Рестораны, притоны, прочие бильярдные были родным домом. В этот раз он привел за собой хвост в ресторан, именуемый "поплавок" около кинотеатра "Ударник". Зафиксировав точку бригада расположилась неподалеку.
Марина и еще один разведчик прошли за объектом в ресторан, "кося" под влюбленную пару студентов, получивших стипендию. Оперативных денег на "закусь" было кот наплакал, а потому под осуждающие взгляды официанток пришлось дуть кофе пока глаза не полезли из орбит. Сколько просидит клиенты решая свои дела не мог сказать никто, а потому деньги приходилось экономить, чередуя заказы чаем и кофе. Пока ребята ставили рекорд для книги Гинесса, на набережной развернулась настоящая драма.
Сначала было все шло нормально. Но неожиданно к "Жигулям" подлетел голубоватый "РАФик". Из него выскочили парни в пятнистых комбинезонах с автоматами наперевес. Атака была так стремительна, что разведчики не смогли не только дать сигнал в эфир, но и достать документы.
Удары по голове, по рукам... Разобрались быстро. Свои! Группа захвата, работавшая по этому же кабаку, заподозрив в притулившихся на обочине "Жигулях" ни больше ни меньше... банду "рэкетиров", бросилась в бой. Это была накладка. И хотя можно было понять спецназовцев, которые действуют резко, жестко, как требует обстановка, команду пришлось менять. Извинившись перед коллегами милиционеры отбыли на очередные подвиги.
Начальство не вникнув в суть, да и не пытаясь этого сделать: черные шары бригады достигли критической массы устроило разборку. По тем временам безгласности и тоталитаризма результат мог быть один. Коллеги сочувствовали, но... Для показательной субботней порки было выбрана форма партийного собрания с повесткой дня "О повышении ответственности"... и прочее. Решение было подготовлено заранее. "... все случившее, выраженное в расшифровке оперативного мероприятия стало результатом" Все заранее подготовленные штатные ораторы клеймили позором и жгли глаголом. Оправдания не принимались. Надо было "показать",.. чтобы "раз и навсегда",.. "строго спросить",..
В принципе все шло по накатанному сценарию: нападавшие нанадали, остальные оправдывались. Для подведения черты и приведения приговора в исполнение слово было предоставлено заместителю начальника Управления. Человеку новому, азартному, но плохо представляющему технологии работы. Его особенностью была способность в одном предложении выражать сразу несколько мыслей. Однако для связки слов он использовал слово паразит в усеченном варианте "тсз", к тому же в этих предложениях не хватало то сказуемого, то подлежащего. Речь поэтому напоминала наскальную надпись в которой понятны буквы, но не понятен смысл. К этому привыкли, как впрочем привыкли к тому, что свои речи он заканчивал гениальной по замыслу фразой "Я так понимаю свои слова".
Именно она родимая и свела на нет всю его страстную речь. Когда он закончил, гробовую тишину зала нарушил звонкий женский смех. Это хохотала Марина. Она хохотала заливисто и задорно, единственная из присутствующих осознавшая нелепость и несуразицу всего что происходило.
- Вы что-то хотите сказать?- председательствующий пресек провокацию.
- Хочу и скажу.- расстегнув верхнюю пуговицу красной блузки она вышла к трибуне. И как она шла, гордо неся голову, красивая и статная зал понял, что сейчас она "Ка-а-ак жахнет!" И она жахнула! Она все сказала, что думает по данному поводу, жестко и весомо. Нет, она не защищала своих товарищей, они в защите не нуждались, потому что по логике даже мало-мальски соображающего опера, все было сделано, так как надо. И только страусиная политика начальства, которое готов размазать своих, чтобы непонятно перед кем показать свою принципиальность. Зал оцепенел. Так с руководством никто не разговаривал. Это могла только она красивая и насмешливая, как Кармен.
- Вы так понимаете свои слова, а я так.- закончила она. На фоне предыдущего оратора это был триумф.
И несмотря на то, что решение приняли ранее заготовленное, все равно последнее слово осталось за Мариной.
Неверова была тот случай, когда бодливой корове Бог рога все-таки дал. И этих рогов боялись! Очень!
После стажировки на вождение она прочно и без лишних споров села за руль. Работа за рулем требует от сотрудника наружной разведки качеств особых. Помимо тех, что присущи любому водителю: знание машины, правил движения, способности наладить контакт с работниками ГАИ, и пр. необходимо было не просто знание Москвы и Подмосковья. Нужны были особые знания. Проходные дворы, проезды, тупики, ремонтные работа и даже выступающие колодцы на трассах без этого многие усилия оперативных работников можно было свести на нет. У Марины был этот дар. Она могла не отставая от поезда метро "вести по поверхности своего объекта", могла обогнать электричку и даже в критической ситуации выбрать такой маршрут, что выявить наблюдение даже для опытного человека было непросто. Особые отношения у нее сложились с сотрудниками ГАИ, многие из которых могли по "походке" вычислить белокурую бестию.
Выйдя на пенсию она устроилась работать тренером в бассейн неподалеку от своего дома. В группы ЛФК собрались люди непритязательные, а потому покладистые. Работать с ними было одно удовольствие, тем более неподалеку от дома. По мнению Андрея лучшей кандидатуры для роли террористки найти было нельзя. Обаяние и шарм, вряд ли у кого мог вызвать подозрение. А это по замыслу было главным.
Марину Андрей нашел в бассейне. Под ее руководством солидные матроны опровергали законы физики: в воде сжигали жир. Они были одинаковые как двухпудовые гири в купальных костюмах. Они не плавали, они ходили с сосредоточенностью подводных лодок. Бесшумно и плавно. Только рубки головы в голубых и розовых шапочках скользили над поверхностью.
Марина в ярком спортивном костюме скользила по бортику.
- А теперь девочки возьмитесь за край бассейна. Медленно поднимаем ноги вверх и делаем круговые движения.
Девочки сопя и отдуваясь тужатся показать розовые пятки над водой. С плюханьем пятки падают вниз отчего вода переливается через край и уходит по сливному желобу.
"А волны и плещут и скачут и бьются о борт корабля..." Пропел Андрей.
Лучшего компаньона было придумать нельзя.
Александр Михайлов
"Прерванный полет"
404 Not Found
Not Found
The requested URL /hits/hits.asp was not found on this server.
<%you_hit(139);%>
|