год 2010-й - более 30.000.000 обращений

1. Осуществляя конечное электоральное действие - опуская в урну свой избирательный бюллетень - индивид на какой-то момент оказывается как бы отрезанным от внешних воздействий, наедине со своей совестью. Вместе с тем его изолированность в действительности является мнимой. Избиратель вносит с собой в кабину весь груз влияний, которым подвергался и на протяжении долгих лет социализации и в ходе конкретной интенсивной избирательной кампании.

Электоральное действие представляет собой заключительный акт выбора. Обычно при анализе определяющих его механизмов вычленяют четыре группы факторов: социологические (обусловленные набором социальных и демографических характеристик: социальным и профессиональным статусом, образовательным уровнем, местом проживания, возрастом, полом и т.д.), ситуационные (отражающие реакции на конкретную обстановку, в которой оказалось общество, и которая, в свою очередь, неразрывно связана с предварительно сложившимися политическими ориентациями как самого индивида, так и наиболее авторитетных для него референтных групп), манипулятивные (представляющие собой следствие обработки индивида и его непосредственного окружения с помощью современных избирательных технологий) и индивидуально-психологические (являющиеся производными от устойчиво-характерологических черт индивидуальной психики).

Приходится, однако, учитывать, что в конкретной исследовательской работе данное членение может быть результативно использовано лишь в том случае, если будет в полной мере учтена сложность и противоречивость влияния перечисленных факторов в разных обществах при различных обстоятельствах.

Действенность социологической группы факторов заметно прослеживается лишь в тех случаях, когда общество в необходимой степени структурированно, а составляющие его слои в полной мере осознают свои групповые интересы.

Ситуационные факторы играют заметную роль в первую очередь в обществах с неустоявшимся политическим поведением, когда чисто внешние, часто второстепенные обстоятельства могут изменить политическое поведение и, соответственно, электоральный выбор массовых групп населения.

Эффективность манипулятивных действий в решающей степени зависит от опыта, накопленного населением, степени его доверия к инструментам манипулирования ( средствам массовых коммуникаций), уровня квалификации манипулятора и от ряда других обстоятельств.

Индивидуально-психологические особенности порождают неоднозначную реакцию на факторы, отмеченные выше, в том числе на манипуляторские усилия.

Существуют также формы электорального поведения, которые лишь частично определяются предварительной ценностной установкой. Наиболее распространенная среди них - протестное голосование. Его отличие от обычного электорального акта состоит в том, что участие в избирательном процессе воспринимается индивидом исключительно как возможность выразить отрицательное отношение к тому, что происходит в обществе. В тех случаях, когда подобная позиция обретает форму выбора, он бывает чаще всего эмоциональным: избирательный бюллетень подается за ту политическую силу или деятеля, которые наиболее ярко олицетворяют в глазах избирателя негативное отношение к происходящему.

Формой индивидуального протестного политического поведения на электоральном уровне является неучастие индивидов в избирательном процессе - так называемый абсентеизм. Укрупняя, можно подразделить абсентеистов на три основные группы.

Первую составляют лица, не принимающие участие в выборах по объективным причинам ( физические недомогания, внезапное заболевание, другие конъюнктурные обстоятельства, делающие невозможным посещение избирательного участка). Вторую образуют те, кто, не имея оснований быть недовольным ситуацией, сложившейся в обществе, и не стремясь к серьезным переменам, считает излишним для себя участие в избирательном процессе. Наконец, в третью входят индивиды, крайне негативно относящиеся к утвердившимся порядкам, которые либо не верят в возможность с помощью избирательных бюллетеней внести коррективы в проводимую политику, либо рассматривают воздержание от участия в избирательном процессе как форму негативного политического действия.

Первая группа, составляя обычно до 15% всех имеющих право голоса, прослеживается практически во всех странах, где регулярный избирательный процесс не подвергается сознательным искажениям. Вторая - наиболее весомо представлена в государствах со сравнительно стабильными общественными устоями. Третья - типична для обществ, находящихся в глубоком кризисе или переживающих серьезные политические потрясения.

Политологией выработан широкий диапазон методических и технических приемов, позволяющих выявить особенности, структуру и динамику электорального поведения.

Базовый материал для его анализа поставляет избирательная статистика. Анализ содержащейся в ней информации позволяет выявить закономерности политической социализации индивида, малых и больших групп, дает представление об основных тенденциях, предопределяющих модификацию политического поведения, помогает оценить степень политической напряженности в обществе, делает более вероятными общественно-политические прогнозы.

Большое значение имеет при этом сравнительный анализ электорального поведения за максимально возможный длительный срок. Сопоставляя полученные результаты, как по избирательному корпусу в целом, так и применительно к выделенным по различным критериям группам, можно получить данные, позволяющие судить о конкретный сдвигах в общественном сознании и поведении, и, что особенно важно, получить дополнительные данные о причинах этих сдвигов в каждом отдельном случае.

Этой же цели служит сопоставление избирательной и социально-экономической статистик. Оно позволяет установить связь между изменениями в социально-стратификационной структуре общества и электоральным поведением соответствующих групп, а также проследить влияние меняющихся условий существования на политический и электоральный выбор.

Содержательное использование избирательной статистики для анализа электорального поведения граждан предполагает также наличие детального представления об избирательном корпусе - о его социальной и демографической структуре, масштабах биологического и социального обновления, дифференциации по ценностным установкам и политическим ориентациям на протяжении как короткого, так и сравнительно длительного периода.

Важный источник информации составляют также материалы социологических опросов. Если они “чисты” и репрезентативны, то дают обильный материал - как о социально-экономической обусловленности конкретных электоральных действий, так и о причинах различных отклонений. Сложную методическую проблему составляет при этом стыковка избирательной статистики и данных социологических опросов. Поскольку избирательная статистика фиксирует непосредственную реальность (состоявшееся электоральное действие), опирается на единую базу, детализирована и обеспечивает более длинные статистические ряды, ее следует рассматривать как базовую. Результаты опросов как бы накладываются на электоральную статистику в целях детализации, уточнения и проверки данных.

В отдельных случаях, если избирательная статистика недостаточно дробна и не содержит данных, необходимых для анализа с социально-политических позиций, а проведение опросов, рассчитанных на выявление электорального поведения, напротив, приобрело систематический характер, соотношение может быть обратным. Тогда материалы опросов принимаются за базовые, а избирательная статистика используется в целях уточнения и проверки. При этом, однако, необходимо учитывать, что вербальное поведение (отражаемое в опросах) нередко отличается от реального - особенно в странах с длительным недемократическим прошлым.

2. В какой мере высказанные выше общие соображения могут быть использованы для анализа электоральной ситуации в современной России? Сейчас в распоряжении российского исследователя электорального поведения имеется достаточно представительная совокупность данных. На базе Конституции РФ 1993 г. и основанного на ней избирательного закона трижды ( в 1993, 1995 и 1999 гг.) были проведены выборы в парламент. В 1996 и 2000 гг. состоялись президентские выборы. В промежутке между 1993 и 2000 гг. дважды избирались руководители и собрания представителей субъектов Федерации, руководство муниципальных органов. Объем уже имеющегося материала настолько обширен, что при его анализе можно без особого ущерба вывести за скобки вероятные погрешности и сознательные подтасовки. Во всяком случае при оценке общих тенденций значение таких погрешностей и подтасовок ( при всей их моральной и политической порочности) представляется с исследовательской точки зрения мало существенным.

Выявление динамики электорального поведения предполагает установление исходной базы, своего рода точки отсчета. В качестве такой базы лучше всего подходят парламентские (думские) выборы 1995 г. К этому времени - в отличие от выборов 1993 г., состоявшихся непосредственно после отмены прежней конституции и насильственного разгона Верховного Совета - в обществе, частично оправившемся от потрясения, начали складываться относительно устойчивые типы политических предпочтений, а следовательно и общая структура электорального поведения.

Модель этого поведения, опирающаяся на материалы избирательной статистики, может быть сконструирована путем сочетания двух взаимосвязанных систем дифференциации электората: ценностной и оценочной.

Ценностная дифференциация, в основе которой лежат сложившиеся системы политических предпочтений, а, следовательно, - ориентация на те или иные политические партии или объединения, может быть представлена в аггрегированной форме в виде четырех основных групп избирателей: 1) считающих себя левыми, 2.) рассматривающих себя как национал-патриоты, 3) умеренных либералов и неопределившихся противников радикальных решений (центристов), 4) правых и правоцентристов. В дальнейшем первая группа будет обозначена как Л, вторая - как НП, третья - как Ц и четвертая как П-ПЦ.

Оценочная дифференциация избирательного корпуса позволяет вычленить две основные группы: А и Б. Группу А составляют избиратели, не приемлющие утвердившейся после 1991 г. власти и отстаиваемого ею типа общественного развития. Группу Б - те, кто более или менее терпимо относятся к установившемуся в стране режиму и осуществляемой им политике.

Каждую из этих групп, в свою очередь, можно разделить по меньшей мере на две подгруппы. Так, группа А распадается на тех, кто рассматривает нынешний режим как враждебного оппонента, которому следует противостоять, используя установленные законом правила игры ( подгруппа А1. ) , и тех, кому он представляется “абсолютным злом”, для преодоления которого допустимы любые средства (подгруппа А2.). Группа Б - на тех, кто безусловно поддерживает режим и, соответственно, его представителей: (подгруппа Б1.), и тех, кто считает его “меньшим злом” ( подгруппа Б2.).

Кроме того, вне зависимости от типа дифференциации существует, как уже упоминалось выше, специфическая категория избирателей - абсентеистов ( группа В). Как и все остальные, она имеет свою внутреннюю структуру. Ее составляют, если не считать лиц, не принимающих участия в выборах по объективным причинам, те, кто близок по взглядам к группе А, и те, кто, - участвуй они в электоральном процессе, - действовали бы согласно с группой Б (обозначим тех и других, соответственно, как подгруппы В1. и В2. ).

3. Основываясь на предложенной модели, можно попытаться выявить количественные соотношения между электоральными группами.

Результаты такой попытки представлены в таблицах, основанных на официальной статистике результатов выборов в Государственную Думу (по общефедеральному округу) в декабре 1993 , 1995 и 1999 гг., а также первых туров голосования за президента Российской Федерации в 1996 и 2000 гг.

Количественные показатели дифференциации избирательного корпуса по ценностному основанию отражают таблицы 1 - 3

Следует, естественно, учитывать, что цифры, приведенные в таблицах, дают лишь приблизительное представление о реальной, как ценностной, так и оценочной структурах электората. Голосование за те или иные политические партии или объединения, лежащее в основе статистических данных, неполностью совпадает с ценностными и оценочными установками избирателей. Структура объектов голосования не всегда идентична структуре политических предпочтений. Немалое значение имеет получившая широкое распространение нечеткость самоидентификации участников электорального процесса. Элемент неопределенности вносит в трактовку статистических данных протестное голосование, о котором уже шла речь выше. Используемая в аналитических целях группировка партий и объединений в ряде случаев условна. Некоторые исследовательские коллективы прибегают к иной группировке. И тем не менее при всех возможных оговорках количественная оценка в принципе возможна и позволяет прийти к определенным заключениям.

Некоторые выводы, следующие из приведенных таблиц, как бы .лежат на поверхности. Другие требуют глубинной интерпретации.

Вопреки утверждениям, доминирующим в политической публицистике, согласно которым российский электорат полностью дезориентирован и действует исключительно под воздействием конъюнктурных обстоятельств и манипулятивных технологий, есть все основания считать, что в результате трех парламентских и двух президентских выборов он приобрел пусть предварительную, но тем не менее ясно очерченную структурную форму. То, что отдельные элементы структуры политических предпочтений обладают различной степенью подвижности, не противоречит сказанному выше.

Один из наиболее устойчивых элементов этой структуры образует электорат КПРФ, основная часть которого идентифицирует себя с традиционно-левыми ценностями. Поскольку значительную часть этого электората составляют представители старших поколений, в политологической литературе и политической публицистике утвердилось представление, согласно которому этот электорат неизбежно будет сокращаться не только по политическим, но и по естественным причинам. Данные таблиц не подтверждают этого предположения.

Биологические изменения за 6 лет - с 1993 по 1999 г. - были значительны, особенно если учитывать высокий уровень смертности среди лиц пожилого возраста. И тем не менее электорат КПРФ вырос с 6,7 млн. в 1993 г. до 15,4 млн. в 1996 г. и 16,2 млн. в 1999 г. Иными словами, естественная убыль избирателей с лихвой компенсировалась за счет притока новых сторонников. Учитывая глубину кризиса, поразившего Россию, масштабы разочарования либерально-реформаторский деятельностью в годы президентства Б.Н. Ельцина и степень отчужденности массовых категорий населения от институтов власти, этот приток мог бы быть и больше, если бы не серьезные стратегические и тактические просчеты руководства КПРФ.

Большую подвижность проявили группы избирателей, дистанцирующихся от КПРФ, но придерживающиеся левых взглядов. Эта подвижность очевидно сказалось на количественных показателях левого электората в целом. Если с 1993 по 1996 гг. он увеличился с 10,9 до 21,2 млн., то на думских выборах 1999 г. сократился до 18,1 млн. По всей вероятности это сокращение в значительной степени обусловлено расколом Аграрной партии, большинство которой перешло в центристский лагерь, примкнув к избирательному блоку “Отечество” и уведя к нему значительную часть своих избирателей. Впрочем эти потери левых вряд ли окажутся устойчивыми . Об этом, в частности, свидетельствуют результаты президентских выборов. Если в 1996 г. во время первого тура за Г.А.Зюганова отдали свои голоса 24,2 млн. (32,2%) избирателей, то в 2000 г. за левых ( Г.А.Зюганова и А.М. Тулеева) проголосовали 24,14 млн. (32,2%) граждан. Иными словами, часть левых избирателей вернулась на прежние позиции.

Среди электоральных групп, продемонстрировавших высокую подвижность, первое место заняли избиратели некоммунистической национал-патриотической ориентации. В 1993 г. эта группа насчитывала в совокупности 12,3 млн., в 1995 г. - 13,0 млн. человек. Вместе с тем на думских выборах 1999 г. за партии, пребывающие в некоммунистической национал-патриотической нише, проголосовали 4,4 млн. избирателей - сокращение почти в три раза.

Указанный феномен мог бы быть, скорее всего, объяснен следующим образом. После 1991 г. в России, в отличие от большинства стран Восточной и Центральной Европы, национал-патриотические и либерально- реформаторские силы оказались разведенными по разные стороны баррикады. Либерал-реформаторы, пришедшие к власти, проявили крайний нигилизм по отношению к национальным интересам страны, возведя его в ранг государственной политики. В свою очередь вокруг национал-патриотических сил сгруппировались массовые слои населения, серьезно пострадавшие от радикально- либеральных реформ, отождествляемых в значительной мере с бездумным следованием рекомендациям и указаниям из-за рубежа. В соответствии с этим избиратели национал-патриотической ориентации с крайним недоверием относились к институтам власти и политическим силам, отождествляемым с радикал-либералами, с личностью Б.Н. Ельцина и его окружением.

Досрочный уход Б.Н. Ельцина в отставку внес в расстановку сил существенные изменения. В.В. Путин, ставший и.о. главы государства и главным кандидатом на этот пост на предстоявших выборах, несмотря на тесные связи с окружением бывшего президента, был воспринят большинством избирателей, составлявших эту группу, как его антагонист: и не только по внешнему облику и форме поведения, но и по проводимой политике. Этому способствовала предпринятая кандидатом в президенты попытка примирить сторонников радикал-либеральных преобразований и национал-патриотов, нашедшая выражение в жесткой позиции новой власти по отношению с сепаратизму и терроризму на Северном Кавказе.

Предпринятый маневр оказался результативным. Сторонники национал-патриотической политики, сохранив прежние ценностные установки, модифицировали политический выбор: ориентацию на конфронтацию с властью сменила поддержка того ее сегмента, который отождествлялся с В.В.Путиным. Прежним национал-патриотические партиям и объединениям отказали в поддержке более 8,5 млн. избирателей. И столько же пришли в лагерь, ассоциируемый с личностью и.о. президента.

Еще более рельефно эта тенденция проявилась на президентских выборах 2000 г.

Гораздо более устойчивой, если судить по количественным показателям, оказалась электоральная группа, расположившаяся между левыми и национал-патриотами, с одной стороны, и правоцентристами и правыми (радикал-либералами), с другой. В 1993 г. она насчитывала 10,8 млн., а в 1995 и 1999 гг. - 12,8 млн. избирателей. Вместе с тем внутри этой группы все эти годы происходили существенные изменения. Составлявшие ее стержень левые либералы (сторонники движения “Яблоко”) постепенно теряли свое влияние. ( 7,86% действительных бюллетеней в 1993 г., 6,89% в 1995 г., 5,93% в 1999 г.). В большинстве других партий и объединений, составляющих эту группу, происходил все более заметный дрейф вправо, уменьшавший ценностную дистанцию между ними и радикал-либералами (правыми и правоцентристами). Особенно заметным этот дрейф стал после выборов 1999 и 2000 гг., когда различия между умеренными либералами и другими промежуточными силами, с одной стороны, и радикал-либералами, с другой, сократились до минимума.

Правые и правоцентристские политические силы после потерь, понесенных на протяжении 90-х гг., к их концу - на думских выборах 1999 г. - получили существенное приращение - вместо 14,5 млн. голосов, подданных за нее в 1995 г., 23,4 млн. -в 1999 г. Основным источником прироста были, как уже отмечалось, избиратели национал-патриотической ориентации, сохранившие свои ценностные установки, но изменившие политический выбор. С еще большей очевидностью эта же тенденция проявилась на президентских выборах 2000 г. В электорат В.В. Путина перешли свыше 13 млн. бывших избирателей партий и объединений некоммунистической национал-патриотической ориентации и почти 2 млн. сторонников левых либералов.

Особого рассмотрения заслуживает таблица 4, отражающая дифференциацию электората по оценочному критерию, то есть в зависимости от отношения к существующей власти. Особенностью таблицы является то, что в нее включена группа дееспособных избирателей, воздержавшихся от участия в голосовании, что эта группа “очищена” от естественных абстинентов ( т.е. лиц не голосовавших по объективным причинам) и что процентная доля исчислена в ней не из совокупности лиц, принявших участие в голосовании, а из количества имеющих право голоса ( т.е. избирательного корпуса в целом). Подобный подход позволяет получить более адекватное представление о политических предпочтениях не только активных граждан, но и общества в целом.

Таблица позволяет прийти к следующим умозаключениям.

- Часть общества, устойчиво-негативно относящаяся к существующему режиму и проводимой им политике, составляет от 20 до 30% всего дееспособного взрослого населения.

- Доля граждан, позитивно или терпимо-равнодушно относящихся к установившимся порядкам, существенно колеблется в зависимости от размеров политического доверия, которым располагают властные структуры и олицетворяющие их политики. Так, кредит доверия, который получил в конце 1999 г. В.В. Путин, привел к возрастанию объема этой группы на думских выборах с 26,0% в 1995 г. до 37,9% в 1999 г., а на президентских выборах с 37,0% в 1996 г. до 43,1% в 2000 г.

- Президентские выборы обеспечивают более высокий уровень политической мобилизации электората. Если на думских выборах 1995-1999 гг. ( выборы 1993 г., состоявшиеся сразу после трагических событий осенью 1992 г., в данном случае не показательны) уровень осознанного абсентеизма колебался в районе 30-33%, то на президентских выборах 1996-2000 гг. он составлял 25,8 - 26,65%.

- Утвердившийся уровень осознанного абсентеизма образует значительный электоральный резерв, активизация которого в состоянии внести существенные изменения в общую расстановку политических сил.

Оценивая приводимые выше данные, необходимо учитывать, что чрезмерно укрупненные показатели, смазывая многие важные детали, не дают достаточно рельефного изображения действительного положения вещей. Особенно четко это проявляется в России ввиду крайнего разнообразия ситуации в ее отдельных регионах, обусловленного особенностями их исторического развития, уровнем индустриализации и урбанизации, этнической неоднородностью, и, соответственно, неоднозначной социально-психологической и политической атмосферой. Отсюда необходимость выявления специфики электорального поведения населения на региональном уровне и постоянного сопоставления его общей и региональной динамики.

Решение такой задачи предполагает поиск наиболее пригодной для нее типологии регионов. Одно из возможных и приемлемых с точки зрения анализа динамики электоральных предпочтений - членение нынешних субъектов Российской Федерации на следующие четыре группы.

1. Регионы богатые полезными ископаемыми, с развитой добывающей промышленностью и сравнительно слабым сельским хозяйством. На первом этапе рыночных преобразований эта группа регионов находилась в преимущественном положении. Добываемые там нефть, газ, цветные металлы составляли ( как и составляют поныне) важнейшую статью российского экспорта. Ослабление регулирующей роли центра имело своим результатом сохранение данными регионами значительной части экспортной выручки. Это, в свою очередь, позитивно сказывалось на уровне жизни той части населения, которая была связана с добычей и транспортировкой природных ресурсов. Исключение составляли с самого начала работники угледобывающей промышленности ввиду высокой себестоимости и слабой конкурентоспособности добываемого угля.

Социальная и политическая обстановка в этих регионах первоначально оставалась относительно стабильной. Уровень удовлетворенности ситуацией и политикой, проводимой со второй половины 1991 г., был заметно выше среднего по стране. Отдельные проявления недовольства гасились местными властями и Центром практически безболезненно. К худшему социально-политическая атмосфера стала меняться в 1995-96 гг. в связи с обострением социально-экономического кризиса и потерей регионами этой группы ряда прежних преимуществ. Менее очевидной стала поддержка населением политических сил, защищающих (или, по меньшей мере, оправдывающих) курс, осуществляемый центральной властью. Тем не менее уровень поддержки сил, которые при всех существующих различиях можно было бы охарактеризовать как прорежимные, оставался выше, чем в среднем по стране.

2. Группа регионов с высокой концентрацией обрабатывающей и машиностроительной промышленности ( в том числе оборонной) и развитой транспортной инфраструктурой.

Значительную роль в формировании социально-политической атмосферы, сложившейся первоначально в регионах этой группы, сыграла концентрация в них экономически и политически активного населения, прежде всего квалифицированных рабочих и технической интеллигенции. Их высокий критический потенциал активно стимулировал движения, добивавшиеся коренных преобразований прежней общественной системы. Уровень поддержки соответствующих политических партий и, соответственно, индекс лояльности новому режиму были, как и в регионах первой группы, заметно выше, чем в других частях страны.

В дальнейшем, по мере развертывания политики деиндустриализации и углубления кризиса, больно ударивших по крупной промышленности и особенно по предприятиям оборонного комплекса, позитивное отношение населения к осуществляемым преобразованиям и инициирующей их власти стало меняться. Это, естественно, сказалось на динамике электорального поведения. Тем не менее произошедший поворот оказался менее значительным, чем это можно было бы предположить, ориентируясь исключительно на показатели, отражающие состояние экономики, положение на рынках труда и падение уровня жизни.

3. Промышленные регионы среднего уровня развития с укорененным сельским хозяйством. Особенность общественно-политической ситуации в регионах этого типа в значительной степени определялась тем, что в прежние времена на протяжении ряда десятилетий по ряду причин положение основной массы населения было здесь заметно лучше, чем в районах второй группы. Это обстоятельство служило питательной почвой для более благоприятной оценки прежних порядков, характерной для настроений значительной части граждан. Дополнительную роль в формировании таких настроений сыграл высокий удельный вес сельского населения со свойственной ему ориентацией на укоренившиеся ценности. Разрушительные последствия преобразований, проводимых в 1992-98 гг., для отраслей промышленности ( главным образом машиностроения и химических производств), наиболее типичных для этих регионов, а также для сравнительно благополучного в прошлом сельского хозяйства, лишь укрепляли утвердившиеся здесь ориентации и настроения.

4. В качестве особой группы могут рассматриваться части различных регионов, для которых характерно доминирование сельскохозяйственного производства, осуществляемого преимущественно на плодородных землях. Социально-политическая ситуация на этих территориях определялась ( как и определяется ныне) тремя наиболее существенными обстоятельствами: прежними относительно благополучными условиями существования, типичным для крестьянского населения настороженным отношением к чрезмерно резким поворотам и переменам и реальным ухудшением условий существования основной массы населения.

Разумеется, предложенная типология - лишь одна из возможных. Нетрудно представить себе ряд других типологий, основанных на иных критериях вычленения ( например, обусловленных этническими факторами, особенностью межнациональных отношений, наличием или отсутствием внешних центров притяжения и т.п.). Да и данная типология, строго говоря, рисует огрубленную картину. Далеко не все субъекты Российской Федерации могут быть в полной мере идентифицированы с одной из четырех групп. Как всегда в таких случаях, обнаруживаются промежуточные типы, обладающие признаками различных групп. Кроме того, нередко разграничительные линии проходят не по границам официальных субъектов федерации, а внутри них. Тем не менее в качестве гипотезы, облегчающей выявление разброса в структуре электоральных предпочтений и причин, обуславливающих этот разброс, предложенная типология имеет право на существование.

Как же соотносятся структуры электоральных предпочтений, если руководствоваться такой типологией? Выделим в качестве субъекта, относящегося к первой группе, Ханты-Мансийский округ, ко второй группе - Нижнегородскую область, к третьей - Орловскую область, к четвертой - Ставропольский край. Полученные результаты сведены в таблице 5.

Приняв данные, характерные для каждого из выделенных субъектов, за характерные для соответствующей группы регионов, получим следующие результаты:

- Различия в структуре электоральных предпочтений в группах 1-2, с одной стороны, и 3-4 - с другой, в первую половину 90-х гг. были настолько значительны, что позволяли рассматривать эти группы как устойчивых антагонистов. Результатом этих различий стало появление на политической карте страны четко определившихся “белого” и “красного” политических пространств. Вместе с тем, как среди “белых”, так и среди “красных” регионов с самого начала выявились и свои, не столь значимые, но тем не менее примечательные несовпадения. Для регионов первый группы был характерен крайне низкий уровень поддержки левых и особая склонность голосования за правые, радикал-либеральные силы. В регионах второй группы этот тип электорального поведения, хотя и наблюдался, но был не столь очевиден. В “красном” электоральном пространстве наиболее высоким уровнем поддержки КПРФ отличались регионы третьей группы. Между тем для регионов четвертой группы был характерен больший удельный вес сторонников национал-патриотических сил и центристов.

Во второй половине 90-х гг. в политических предпочтениях граждан различных регионов наметились подвижки, нашедшие отражение, в частности, в электоральном поведении. В субъектах первой группы начала расти поддержка левых. Так в Ханты-Мансийском автономном округе этот рост составил - от 5,67% в 1993 до 23, 41% в 2000 г. Одновременно устойчиво падала доля голосов, отдаваемых за национал-патриотов и центристов. Та же самая тенденция прокладывала себе дорогу в субъектах второй группы.

В “красном” политическом пространстве росло влияние правых и правоцентристских сил - главным образом за счет национал-патриотического и центристского электората. Партии левого крыла продолжали сохранять доминирующие позиции, хотя и понесли некоторые потери. Выше средних были потери левых, в том числе КПРФ, в некоторых национальных республиках - прежде всего в Дагестане и Северной Осетии - Алании, что, по всей вероятности, связано особенностями ситуации на Северном Кавказе и с особо интенсивным использованием в этих республиках так называемых административных ресурсов.

В результате отмеченных сдвигов первоначальный разрыв между “белым” и “красным” политическими пространствами стал сокращаться, хотя различия между ними продолжали оставаться достаточно заметными. Говорить о выравнивании структуры политических предпочтений на всем пространстве России пока рано. Однако некоторая подвижка в эту сторону, судя по всему, налицо.

4. Анализ имеющихся материалов позволяет выйти за количественное описание электоральной динамики и вплотную подойти к осмыслению конкретных побудительных мотивов, определяющих поведение избирателей. Применительно к ситуации в России, в отличие от стран с устоявшейся структурой электоральных предпочтений и доминирующими факторами их формирования, наибольшее значение имеют пока четыре специфических типа мотивов: условно-рациональный, эмоциональный, ценностный и традиционалистский. Рассмотрим каждый из них подробнее.

Под условно - рациональным мотивом ( являющимся, по сути дела, производным от ситуационного, о котором шла речь в начале, понимается оценка индивидом собственных условий существования и их перспектив, сравнение с прежними условиями существования, а также с условиями существования сопредельных социальных групп, осмысление связи между условиями своего существования и управленческими импульсами, идущими сверху, и т.д.

Ряд исследователей, признавая наличие мотива, описанного выше, полностью исключают свойственный ему элемент рациональности. По их мнению, то, что именуется выше условно-рациональным, в действительности является результатом неспособности массового индивидуального и группового сознания адекватно представить себе баланс позитивных и негативных последствий происходящих экономических, социальных и политических перемен, ощущения непривычности возникающего жизнеустройства, его противоречия тому, что воспринимается массовым сознанием, как правильное и справедливое.

Данный феномен безусловно налицо. И фиксируется он далеко не только в России. Его с полным основанием можно рассматривать, как неотъемлемый элемент электорального поведения. Вопрос в том, какова сила воздействия этого феномена. Представляется, что уровень понимания населением России окружающих его социально-экономических и политических реалий гораздо выше, чем это предполагают сторонники изложенной выше точки зрения. Об этом свидетельствуют все наиболее серьезные социологические исследования, проведенные на протяжении всех 90-х гг.

В основе эмоционального мотива ( который тоже инициируется ситуационными обстоятельствами) лежит не менее сложная совокупность факторов. Наиболее важные среди них - специфика индивидуального и группового опыта, накопленного как при прошлых общественных порядках, так и в настоящем, мифологизация этого опыта, склонность к некритическому восприятию упрощенных постулатов, рассматриваемых как панацея, способная обеспечить решение всех трудных проблем, вера в лидеров, обладающих харизматическими качествами. Для индивидов, руководствующихся подобными мотивами, свойственны, с одной стороны, относительная устойчивость ценностных установок, а, с другой - склонность к экспансивной, кардинальной смене политических приоритетов в случае потери доверия к прежним лозунгам и идолам.

Содержание ценностного мотива уходит корнями в глубины индивидуального и группового сознания. Структура этого мотива, сложная сама по себе, особенно дифференцированна и переплетена в условиях современной России, поскольку российское общество серьезно расколото, а индивидуальное сознание деформировано и разорвано. Между тем люди с разорванным сознанием, могут при резких ситуационных поворотах, плохо отдавая себе отчет о происходящем, совершать резкие броски от одного полюса к другому. Корнями в разорванное сознание уходит повышенное легковерие, готовность ориентироваться на чисто внешние черты политика или политиков, Убедительной иллюстрацией подобного поведения могут послужить результаты выборов 1999-2000 гг.

В основе традиционалистских мотивов электорального поведения тоже лежат специфические ценности, обусловленные первичной и вторичной социализацией, а также жизненным опытом. Но еще большее значение имеют естественный консерватизм мышления, сопротивляющийся отходу от привычных форм существования. В России его удельный вес безусловно велик, но не больше и не меньше, чем в других странах.

В условиях глубокой дезориентации, свойственной массовому сознанию в обстановке глубоких и далеко не всегда мотивированных перемен, заметное место среди мотивов электорального выбора заняло подражательно-коньюктурное поведение, при котором решение принимается в последний момент под влиянием поверхностных, зачастую случайных импульсов.

Сочетание мотивов электорального поведения индивидов варьируется в России, подобно другим странам, в зависимости от таких обстоятельств, как тип поселения, образовательный уровень, профессиональный статус .

Данные электоральной статистики первой половины 90-х гг. убедительно свидетельствовали, что на протяжении ряда лет население крупных городов, особенно мегаполисов, оказывало гораздо большую поддержку политике, базирующейся на постулатах радикал-либерализма, чем оппонирующим ей силам. В сельских районах и малых городах соотношение было обратным. Вместе с тем опросы населения, проведенные после финансового краха в августе 1998 г., дают основание предположить, что в оценочном плане позиции жителей различного типа поселений начинают сближаться, что, судя по ряду признаков, сказалось на результатах выборов 1999 -2000 гг.

Меняется также роль возрастной дифференциации. До последнего времени полагалось установленным, что молодые поколения, как правило, пополняют группу Б, в то время как старшие составляют костяк группы А. Отсюда нередко встречающееся представление, будто успех группы Б как бы предопределен биологически и ему предстоит реализовываться автоматически по мере ухода из жизни старших поколений.

Между тем все обстоит не так просто. Действительно, старшие поколения обычно с большим трудом приспосабливаются к переменам, чем младшие. Это относится как к психологической, так и к практической адаптации. Однако в условиях прогрессирующего кризиса в действие вступают многочисленные корректирующие факторы.

Обострение проблемы занятости с особой силой ущемляет средние поколения, а также часть молодежи, что в ряде случаев приводит к существенной переоценке ценностей, а с нею - и к модификации модели поведения. Новые поколения молодежи, вступившие в дееспособный возраст во второй половине 90-х гг. , проявляют более критическое отношение к окружающей их реальности, чем их непосредственные предшественники. Накопленный опыт способствует исчезновению иллюзий, а следовательно, ослаблению эмоциональных мотивов поведения, доминировавших среди молодежи в 80-х - первой половине 90-х годов.

После финансового обвала в августе 1998 г. разрыв в позиции различных поколений по ряду вопросов стал заметно сокращаться. Скорее всего именно за счет этого было с лихвой компенсировано некоторое падение влияния левых в “красных” регионах европейской части России.

5. Разумеется, изучение динамики политических предпочтений важно не только само по себе. Оно имеет глубокий практический смысл, создавая базу для прогностических оценок.

Значительный интерес с этой точки зрения представляют результаты думских и президентских выборов 1999-2000 гг.. Для них характерен ряд примечательных моментов.

Созданный политтехнологами облик В.Путина как государственника, патриота и защитника национальных интересов привел в его лагерь подавляющее большинство национально-протестного электората. Это обеспечило ему то солидное большинство, которое удалось сохранить и в первые месяцы после избрания. Свой старт в качестве президента В. Путин начинает, располагая серьезным кредитом доверия граждан, имея за спиной послушный парламент и поддержку напуганных местных элит.

Существует, однако, и другая сторона медали. Под знаменами нового президента собрались две по сути антагонистические группы избирателей: сторонники Ельцина, убежденные радикал-либералы и проправительственные конформисты, с одной стороны, и некоммунистическая часть протестного электората ( по-преимуществу национал-патриоты) - с другой.

Что ожидают от В.Путина сделавшие на него ставку элитные экономические и политические группы очевидно: установления порядков, при которых никто бы не посягнул на присвоенные ими богатства и политические позиции, проведения и в дальнейшем такого экономической политики, при которой обогатившемуся меньшинству были бы обеспечены новые дивиденды и безусловная защита интересов.

Но чего хотят от него те десятки миллионов рядовых граждан, которые с открытой душой или же полные сомнений, но отдали ему свой голос?

Аналогичная дифференциация существует и в подходе к вопросам внешней политики. Одни ожидают от новой власти возвращения к “козыревским временам”, когда определяющей характеристикой российской внешней политики было стремление “понравиться” Соединенным Штатам - даже в ущерб национальным интересам России. Для других приоритетной представляется внешняя политика, которая , хотя и учитывает национальные интересы российского общества, тем не менее прежде всего ориентирована на интеграцию в глобальные структуры и, в первую очередь, на тесное сотрудничество с Западной Европой. Третьи рассчитывают, что новое правительство, придерживаясь принципа равноудаления от Запада и Востока, сделает упор на возвращение России статуса великой державы.

Сохранить баланс при столь расходящихся взглядах не только трудно, но почти невозможно. Скорее всего новый президент и его формирующаяся команда попытаются не лавировать между противоположными тенденциями, доминирующими среди их сторонников, а как бы встать над ними.

Определенные предпосылки для этого налицо. У самого В.Путина в запасе по меньшей мере четыре года. Федеральная власть - и прежде всего президент - располагают значительной свободой рук, позволяющей действовать, не очень считаясь с настроениями электората. Сдерживающий фактор - угроза потери народной поддержки, особенно опасной в условиях, когда у страны не осталось сколько-нибудь существенных резервов для маневра.

Пока, насколько можно судить по первым шагам В.Путина и его ближайших сподвижников, они намерены опробовать “гибридную политику”. В экономической области - восстановить в правах скомпрометированный радикал-либеральный курс с присущим ему игнорированием социальных аспектов. В политической области - усилить властную вертикаль с элементами авторитаризма, не посягая, однако, на демократический антураж, сохранившийся в ельцинское время. В области внешней политики - усилить акцент на восстановление державных позиций России, не обостряя при этом отношений с западными странами, прежде всего с Западной и Центральной Европой.

Располагает ли такой курс шансами на успех? Есть достаточно оснований в этом усомниться. Первые же неудачи - будь то в области экономики, внутренней или внешней политики - могут спровоцировать распад того хрупкого и внутренне противоречивого блока, который провел Путина к власти. Такой распад может разрушить не только сплоченность властвующей элиты, но и столкнуть в жестком противостоянии социальную, и тем самым электоральную базу режима. Судя по уже накопленному опыту, в России кредит доверия к власти исчезает так же быстро, как и возникает. А править ныне с уровнем народной поддержки, сравнимым с той, которой пользовался поздний Ельцин, вряд ли удастся.

Not Found

The requested URL /hits/hits.asp was not found on this server.