год 2010-й - более 30.000.000 обращений

1. История социалистической мысли знает немало потрясений и крутых поворотов. Неоднократно после очередных неудач социалистические ценности провозглашались нежизненными, устаревшими, а то и преступными. Многочисленные команды могильщиков социализма совместными усилиями забивали гвозди в его гроб, закапывали поглубже, забивали в могилу осиновый кол и совершали иные ритуальные действия. Но проходило время, менялись внешние обстоятельства и социалистические ценности, в прежнем или новом обличии, подобно птице Феникс, вновь возрождались из пепела.

Похоже нечто подобное начинает происходить на наших глазах. Духовный шок, вызванный крахом, который пережили в 80-е - начале 90-х годов политические режимы, именовавшие себя социалистическими, судя по всему, проходит. В самых разных регионах мира, хотя и медленно, но заметно растет интерес к ответам на вызовы нашего времени с позиций социализма. И это обстоятельство накладывает все более заметный отпечаток на поведение массовых социальных слоев, расстановку политических сил и, соответственно, на политическую конъюнктуру.

Чтобы правильно оценить возможные последствия и перспективы такого развития, крайне важно, прежде всего, уяснить его причины. Представляется, что их можно разделить на долговременные и ситуационные.

Долговременные определяются свойственным человеческому сознанию стремлением к такой организации общежития и к такому образу жизни, которые в гораздо большей степени, чем реально существующие, отвечали бы интересам и потребностям личности. На уровне обыденного сознания такое стремление реализуется в виде мечты о лучшей жизни, лучшем будущем, если не для себя лично, то, по меньшей мере, для потомков. Социалистические ценности представляют собой своеобразную форму реакции на это стремление, его конкретизацию в виде системы конкретных целей и предположительных способов их достижения. В этом смысле они выполняют функции, аналогичные тем, которые свойственны религиозным системам - за тем исключением, что не относят реализацию целей за пределы земного существования человека.

Из сказанного неизбежно следует, что отправить социалистические ценности в небытие попросту невозможно. Они вечны настолько, насколько можно считать вечным человеческое сообщество. Конечно, в зависимости от изменения представления людей о лучшем, должном и идеальном содержание ценностей подвергается модификации. Однако их главный стержень сохраняет свои основные параметры.

Еще один долговременный источник устойчивости социалистических ценностей - социальная дифференциация человеческого общества. На протяжении всей письменной истории она оставалась его константной характеристикой. В разное время, на различных этапах общественного развития подобная дифференциация приобретала своеобразные очертания, была то большей, то меньшей. Варьировалось соотношение социальных групп, расположенных на различных этажах общественной пирамиды. Однако всегда сохранялась массовая категория населения, чаще всего составлявшая его большинство, условия существования которой было значительно хуже, чем уровень жизни, принятый и устоявшийся в данном обществе. Воспринимая свое положение как бесправное и униженное, эта категория обычно испытывала острую потребность в альтернативных формах общественной организации, при которых неравноправие и социальная ущемленность были бы сведены до минимума, и, в идеальном варианте, ликвидированы. Для нее социалистические ценности - не столько мечта о лучшем будущем, сколько конкретная программа социальных действий, оправдание вызревающих форм политического поведения. В случае недостаточной укорененности социалистических ценностей или дискредитации общественными движениями, претендующими на их осуществление, политическое поведение этой категории населения может пойти на пользу силам, глубоко враждебным социализму. Однако в конечном счете подобный зигзаг оказывается временным.

Иными словами, пока в обществе существуют нуждающиеся, дискриминируемые и униженные, осознанная или интуитивная, выступающая в преображенных формах, потребность в альтернативной форме общественных отношений (обычно именуемой социализмом) остается неизменной.

Причиной жизнеспособности социалистических ценностей, имеющей ситуационный характер, служит происходящая на наших глазах глубокая структурная диверсификация общественного организма, превращающая его в крайне сложную, многократно эшелонированную систему. Между тем общеизвестна закономерность: чем сложнее система, разнообразнее составляющие ее элементы, вариативны образованные ими структуры, тем сильнее должны быть сцепляющие силы, а следовательно и импульсы, предохраняющие от разрушения. В общественных системах эта закономерность проявляется в растущей потребности в общей воле, в интенсивных межличностных и межгрупповых связях, основанных как на рациональных, так и эмоциональных началах.

Социалистические ценности отвечают этой потребности в гораздо большей степени, чем любые иные, и прежде всего либеральные. Неудачная реализация ценностей может временно посеять сомнения в этом, но свести их на нет - не в состоянии. Это дает основания предположить, что, по мере дальнейшего усложнения структур, составляющих систему человеческого общежития, возрастают ( и будут возрастать впредь) объективные причины, поддерживающие и стимулирующие интерес к важным аспектам социалистического подхода к основам общественного устройства.

Данное обстоятельство может нравиться или не нравиться, вызывать негодование или порождать надежды. Но оно представляет собой реальность, которую надлежит учитывать, если есть желание всерьез оценить происходящее.

2. Каждый из источников устойчивости социалистической идеи может быть реализован в виде специфической политико-прогматической функции.

Стремление к лучшему, более справедливому миру, актуализированное текущими событиями, делает эту идею эффективным средством мобилизации массовых групп населения на усилия по модернизации общественных структур и способов их взаимодействия. Исходя из этого, данная функция может быть названа мобилизационной.

Социальная неудовлетворенность части населения, находящейся на низших этажах общественной пирамиды ( а это обычно большинство граждан) , создает благоприятную почву для политических усилий, имеющих целью ограничить материальную, как и любую другую дифференциацию общества, осуществляя практику правового уравнивания и частичного перераспределения материальных благ. Данная функция может быть определена как перераспределительная.

В свою очередь, потребность общественных систем в самосохранении, продиктованная их растущей сложностью, превращаясь в мощный стимул, создает объективные условия для качественного преобразования всего общественного организма, усиления в нем организующего начала, возрастания роли рационального управления и уровня коллективной самоорганизации. Подобную функцию можно было бы охарактеризовать как структурно-преобразующую.

Каждая из названных выше функций, неся на себе черты социалистического происхождения, сама по себе не является социалистической. Это особенно четко проявляется в условиях, когда реализация одной из них происходит в отрыве от остальных.

Потребность в мобилизации массовых групп населения возникает в обществе обычно тогда, когда ему приходится решать чрезвычайные, или, по меньшей мере, нетривиальные задачи: ликвидировать внутреннюю смуту, отстаивать основы своего существования от внешней агрессии или преодолевать экономическую отсталость. Решаемые ею задачи могут не иметь ничего общего с социалистическими целевыми установками.

Лозунги, под сенью которых осуществляется мобилизация, бывают различными, в том числе - либеральными, националистическими или религиозными. Но даже если они основываются на социалистических понятиях. это не обязательно означает, что имеется ввиду модернизация социалистического типа. Главное с точки зрения мобилизации - результативность. Взятые на вооружение лозунги должны быть в состоянии поднять людей на определенные действия, пробуждая при этом готовность принести в жертву во имя цели не только материальное благополучие и нравственные принципы, но и саму жизнь. Социалистическая идея обладает в этом отношении огромными преимуществами, ибо ее мобилизационный потенциал обладает особой силой. И при определенных обстоятельствах это преимущество может обернуться серьезной опасностью.

Мобилизационные усилия, как свидетельствует опыт прошлого, обычно приводят к конкретным, в том числе и позитивным результатам. Если бы не они, то человеческая история была бы не столь многоцветной, а прорывы в область неизведанного не столь впечатляющими. Человечество в немалой степени обязано им, в частности, позитивным развитием условий существования, ставших ныне обыденными для сотен миллионов людей. Не будь мобилизационных рывков материальные, социальные и правовые различия между странами, находящимися на различных ступенях развития, и так крайне опасные, были бы еще значительнее. Не возникла бы и та разветвленная социальная инфраструктура, которая стала важнейшим фактором минимально необходимой общественной стабильности в нашем столь сложном и чреватом конфликтами мире.

Вместе с тем сама по себе мобилизационная практика, вне зависимости от того, под какими лозунгами она реализуется, таит в себе существенные опасности. Главная из них состоит в том, что производная от нее концентрация властных функций в руках немногочисленного меньшинства, обладающего монополией на истину, претендующего на знание цели и путей ее достижения, чревата перерождением в авторитарную форму правления.

В зависимости от обстоятельств эта форма может принять различный облик: меритократической олигархии, режима, возглавляемого харизматическим лидером, компетенции которого ограничены более или менее тесным кругом соратников, или же тотальной диктатуры вождя, выступающего одновременно в роли верховного правителя, главного военачальника и идеологического “первосвященника”. Однако в любом из вариантов, раньше или позже, на поверхность выступят негативные последствия, свойственные авторитаризму как типу правления.

Авторитарные системы, осуществляющие модернизацию, в основе которой лежат мобилизационные усилия, быстро теряют первоначальную эффективность. Их действенность приобретает мнимый характер, а практические результаты все интенсивнее подменяются “показухой”. Соответственно, решение проблем оказывается чисто словесным и часто влечет за собой возникновение новых, зачастую более сложных, чем те, от которых вроде бы удалось избавиться.

Тяжелые последствия влечет за собой паралич системы саморегуляции субъектов общественной жизни. Волюнтаристские решения, свойственные авторитарной системе власти, нарушают сбалансированность общественного организма. Блокировка обратной связи с нижестоящими звеньями иерархической вертикали лишает центр принятия решений правдивой информации о происходящих в обществе процессах. Тем самым утрачивается способность режима, опираясь на информацию о реакции общества на политику власти, вносить коррективы как в стратегическую линию, так и в конкретные решения.

Все заметнее снижается степень управляемости общества. Важную роль в этом играют как чисто психологические пределы, ограничивающие круг проблем, которые способен осмыслить и решить один человек (или небольшая группа лиц, непосредственно причастных к власти), так и то обстоятельство, что принимаемые решения неизбежно деформируются под воздействием односторонности и малой достоверности получаемой информации, а также сопутствующими авторитарному правлению многочисленными “придворными” интригами.

Иллюзорным является представление, будто в сложно структурированном обществе путем мобилизации можно создать постоянную, безотказно действующую управленческую вертикаль, адекватно передающую импульсы, поступающие сверху. Такая вертикаль существовала (и то далеко не в идеальной форме) лишь в сравнительно примитивных обществах. Чем более развитыми становились общественные структуры, тем меньшей была ее эффективность. В нынешних условиях, применительно к развитым странам, подобная вертикаль, как правило, обречена на паралич.

Обычно на каждом отрезке вертикали возникают отклоняющие “шумы”, вызываемые индивидуальными или групповыми интересами, далеко не совпадающими с интересами верхов. В ряде случаев, прежде всего в недостаточно стабильном обществе, отклоняющие “шумы” становятся настолько сильными, что исходное содержание первичных импульсов исчезает уже на верхних ступенях иерархической лестницы.

Преодоление отклоняющих “шумов” создает потребность в огромном числе контролеров, что влечет за собой трудно регулируемый рост бюрократического аппарата. Чаще всего контролеры сами попадают под воздействие отклоняющих “шумов”, что создает проблему контроля за контролерами.

Одно из самых уязвимых проявлений авторитаризма – ущербная форма кадровой селекции. Определяющее значение для подбора и выдвижения работников приобретают не профессионализм и квалификация, не способности и нравственные качества, а личная преданность, угодливость и беспрекословная исполнительность. Принципиальным и самостоятельным людям места в управленческой системе не остается. Конечным результатом подобной негативной селекции может стать частичная (а иногда даже полная) несостоятельность системы управления.

Авторитаризм не предполагает регулярной смены власти. Авторитарный лидер, как правило, добровольно не отказывается от своих функций. Он или физически теряет способность к осуществлению власти или становится жертвой насильственного переворота. Установленный им режим либо разваливается сразу, либо продолжает разлагаться, до тех пор пока не рухнет под давлением обстоятельств. Поэтому расчеты на временное установление авторитарных порядков, которые, сделав свое дело, безропотно уступят место другим, в большей степени отвечающим потребностям общества, - из числа благочестивых фантазий.

Мобилизационные возможности социалистических ценностей в прошлом обычно использовались политическими силами в странах догоняющего развития. При этом , чем выше степень отставания и сильнее потребность в модернизации, тем слабее проявлялось первичное социалистическое содержание мобилизационной политики и очевиднее выступали негативные последствия ее осуществления.

Пока существуют значительные различия в условиях существования в различных странах и регионах, а следовательно и необходимость в стимулировании экономического и социального развития, потребность общества в мобилизационных усилиях будет сохраняться и искать соответствующие обстоятельствам формы реализации. Поэтому очень важно добиваться того, чтобы в них доминировало гуманистическое (и, следовательно, социалистическое), а не автократическо-тираническое начало.

Распределительная функция, уходящая корнями в социалистические ценности, обычно реализуется по мере выхода общества на такой уровень развития, когда, с одной стороны, под давлением объективных обстоятельств в политический процесс вливается основная масса граждан, а , с другой - налицо объем общественного богатства, делающий возможным его реальное перераспределение. Разумеется, бывают и инверсии, когда политику перераспределения пытаются осуществить при отсутствии необходимых предпосылок. Но такие попытки почти всегда оборачиваются хаосом и сползанием к катастрофе.

Функция перераспределения обычно выступает в двух основных ипостасях. Первая - политическая. Ее суть в поэтапной диверсификации властных полномочий в результате постепенного утверждения демократических процедур, делающих все дееспособное население соучастником политического процесса. Степень этой диверсификации в различных странах и регионах варьируется в зависимости от множества привходящих обстоятельств, в том числе - степени укорененности социалистической идеи.

Особенность этого процесса - практически неизбежное возникновение, а затем и расширение разрыва между формальной и реальной причастностью граждан к осуществлению власти, их формальным и реальным участием в политическом процессе. Противодействие такому разрыву составляет главное содержание политических усилий, в основе которых лежит социалистическая идея.

Вторая ипостась - перераспределение материальных благ. Зиждется оно на понимании того, что общество - не простое сложение индивидов-интервертов, ориентированных лишь на узко трактуемые личные интересы, но сложно структурированная совокупность, в которой личный интерес может быть реализован только как групповой и всеобщий. Отсюда необходимость такого распределения общественного богатства, при котором принимаются во внимание и общественные нужды, и потребности той части населения, у которой материальное положение ниже сложившегося в стране уровня.

Цена, которую приходится платить за это обществу, велика, причем значительная ее доля падает на наиболее состоятельную часть граждан. Но и товар, получаемый за эту цену, обладает высокими потребительскими качествами. Это - и значительный уровень социальной и политической стабильности, и экономические выгоды от растущего платежеспособного спроса, а также высокого качества автохоной рабочей силы, и высокий уровень правопорядка, общественной нравственности, и оздоровление окружающей среды, и ряд других позитивных явлений.

Политика перераспределения, осуществлявшаяся на протяжении ряда десятилетий в наиболее развитых странах, дала общепризнанные положительные результаты. Она явилась, наряду со всем прочим, одной из главных причин экономических, социальных и политических достижений в проводивших такую политику странах. Вместе с тем в ходе реализации выявился ряд недостатков, сделавших ее весьма уязвимой.

Диверсификация власти привела к превращению права на участие в ней в своего рода товар, который может быть, в случае необходимости, куплен или обманно выманен любой достаточно беспринципной личностью, обладающей деньгами или влиятельными связями, а затем использован в ущерб обществу. При селекции политической элиты критерий компетентности не приобрел столь доминирующего значения, которое предполагалось теоретически, уступив место множеству побочных обстоятельств. Имитируемая прозрачность политических решений превратилась в плотное покрывало, под которым ведется борьба влиятельных экономических и политических клик.

Одним из побочных результатов масштабного перераспределения общественного богатства и материальных субсидий малоимущим стали, с одной стороны, ослабление финансовой устойчивости, опасное сокращение инвестиций в производство, высокая себестоимость выпускаемой продукции, связанный со всем этим дефицит рабочих мест, а с другой - падение трудовой морали и широкое распространение социального иждивенчества.

Страны, наиболее энергично проводившие политику перераспределения, оказались в трудном положении, а принятый ими курс попал под шквальный огонь критики и консерваторов и либералов. Первые избрали главной целью политику политического уравнивания, в результате которой “несведущие и некомпетентные” массы получили доступ к власти, а связанное с этим вынужденное заигрывание с ними стало причиной низкой эффективности политических решений и создало угрозу либеральным порядкам. Вторые - “социальную благотворительность”, подрывающую экономику и развращающую “простой народ”.

Позитивная программа, основанная на этой критике, предусматривает ряд радикальных решений. В политической области - ограничение процедур, обеспечивающих права “эгалитарной демократии” и перенесение акцентов на развитие “управляемого либерального строя” ( т.е. мягких форм авторитаризма) . В сфере экономики и социальных отношений - кардинальное сокращение масштабов перераспределения общественного богатства, свертывание осуществляемых государством общенациональных программ, снижение цены рабочей силы за счет демонтажа социальной инфраструктуры, переход от социальной политики к курсу на выборочную благотворительность ( т.н. целевая социальная помощь). Когда политические силы, стоящие на подобных позициях, получают в распоряжение рычаги власти, они пытаются реализовать эти идеи на практике.

Если подобная тенденция получит дальнейшее развитие, на позициях защиты реальной демократии и практики перераспределения совокупного внутреннего продукта в интересах менее обеспеченных граждан и, в конечном счете, общества в целом, останутся лишь сторонники социалистических ценностей.

Конечно, в чистом виде такая ситуация мало вероятна. Однако сама по себе тенденция весьма показательна, демонстрируя истинное содержание и смысл ценностных систем, определяющих общественное сознание в сравнтелно благополучной части мира.

Сложность положения, в котором оказались силы, отстаивающие демократию в ее первозданном смысле (власть народа) и рационально обоснованное перераспределение общественного богатства, состоит сейчас в том, что многие критические выпады против политики перераспределения не высосаны из пальца, а, как уже отмечалось выше, отражают реальные общественные противоречия.

Демократические институты, в том виде, в каком они сложились в зоне “золотого миллиарда”, все нагляднее демонстрируют неполное соответствие потребностям конца ХХ - начала ХХ1 веков. Ткань институализированной демократии с трудом прикрывает борьбу за власть между олигархическими группами. Сквозь нее все интенсивнее прорастают сорняки злоупотреблений и коррупции. Несмотря на сдержки и противовесы, сложившимся демократическим процедурам перманентно угрожает появление на политической арене претендующих на харизму демагогов, способных повести за собой массы, убедив их в возможности быстро и без потерь решить стоящие перед обществом проблемы.

В трудном положении оказались страны с относительно высоким уровнем жизни и развитой социальной инфраструктурой. Чем значительнее расходы на общественные и социальные нужды, тем выше цена рабочей силы. В свою очередь такая цена предполагает более высокую стоимость производимой продукции, а, следовательно, и ее меньшую конкурентоспособность. Для государств, экономика которых зиждется главным образом на внешней торговле, низкая конкурентоспособность товаров равнозначна грядущему поражению на мировых рынках, а , следовательно, - потрясению экономических устоев.

Одно из неизбежных следствий ослабления конкурентных возможностей национального производства - серьезное сокращение притока иностранных инвестиций и бегство за рубеж национального капитала. Оборотная сторона этого - сокращение численности рабочих мест, падение уровня занятости, дополнительные бюджетные потрясения, связанные с необходимостью выплаты все новых пособий по безработице.

Вместе с тем справедливость критических выпадов против политики перераспределения не придает дополнительной убедительности альтернативным предложениям, исходящими из лагеря либералов и консерваторов. Предлагаемые ими лекарства не столько лечат, сколько калечат.

Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить полюсы и минусы критикуемой политики с полюсами и минусами предлагаемой. Дефекты существующих демократических институтов, действительно, велики. Однако они не идут ни в какое сравнение с теми, которые свойственны авторитаризму, даже в сравнительно мягком, либеральном варианте.

Материальные и нравственные потери, порождаемые перераспределением общественного богатства, выглядят мелочью по сравнению с той огромной экономией средств, которую получает общество в результате сохранения социальной и политической стабильности и других преимуществ устойчивых отношений между социальными группами и индивидами. И наоборот. Экономия на спичках (социальных расходах ) может, в конечном счете, обернуться таким пожаром, последствия которого будут ощущаться многие годы.

Если говорить всерьез, то недостатки стратегии перераспределения лежат в совсем другой сфере. И критики из консервативного и либерального лагерей обычно игнорируют их, так как привлекаемое к ним внимание не вписывается в принятые ценностные установки.

Перераспределение как в политической, так и в экономической областях может быть реализовано лишь в том случае, если народное хозяйство функционирует сравнительно нормально, обеспечивая необходимый уровень накопления и тем самым - объективные условия для сохранения социальной и политической устойчивости. Если эта предпосылка отсутствует, то ни о каком бы то ни было перераспределении, как и о покоящейся на нем стабильности, не может быть и речи. Не случайно курс на перераспределение, как и основанная на нем практика, получили наиболее широкое распространение прежде всего в странах с высоким промышленным потенциалом, в десятилетия, оказавшиеся, по ряду причин, весьма благоприятными для интенсивного экономического развития.

Если принять за аксиому предположение, что аналогичный потенциал удастся создать повсеместно, за пределами зоны “золотого миллиарда”, и что благоприятные условия для интенсивного экономического развития сохранятся на протяжении обозримого времени, политику перераспределения можно охарактеризовать как стержневой метод реализации социалистических ценностей, по крайней мере - в наиболее развитой части мира. При таком предположении речь должна была бы идти лишь о преодолении отдельных негативных сторон проводимого до сих пор курса.

В области политики - о совершенствовании демократических процедур, о придании дополнительной эффективности системе принятия и реализации решений, о целенаправленных усилиях по расширению содержания и повышению уровня политической культуры граждан, о создании более действенных противовесов, способных свести к минимуму злоупотребления возможностями информационных манипуляций.

В области экономики - о поисках оптимальных пропорций при перераспределении общественного богатства, об обеспечении условий, позволяющих сохранить финансовое равновесие, поддержать конкурентоспособность производимой продукции, гарантировать высокий уровень занятости и трудовой морали, не посягая при этом на условия жизни населения и перспективы общественного развития.

А если такая гипотеза не аксиоматична и покоится на ложных посылках? Тогда перспективы политики перераспределения предстанут в ином свете. Выявится, что эта политика - вовсе не стержневая составляющая социалистического целеполагания, а палиатив - полезный, во многом жизненно необходимый, но пригодный только для определенного региона, в течении ограниченного времени.

Ход событий в последние годы, побудивший общественность всерьез задуматься над будущим человечества и, в частности, над перспективами отношений человека и природы, а, следовательно, и путей развития мировой экономики, а также конкретная ситуация в наиболее развитых странах, свидетельствуют скорее всего в пользу пессимистическаих оценок. Но в этом случае неизбежен вывод, что одно лишь перераспределение не в состоянии обеспечить ни человечеству, ни его отдельным сообществам, оптимального гармонического развития.

Тем важнее структурно-преобразующая функция, как еще одна форма проявления социалистических тенденций, имплицитно присутствующих в обществе.

Структурно-преобразующие действия обычно реализуются государством или, по меньшей мере, при помощи государственных институтов. Соответственно, чем значительнее объективная потребность в преобразованиях, тем большей должна быть роль государственной системы.

Исторически подобная тенденция проявлялась повсеместно. Однако ее реализация происходила, как правило, не линейно, а волнообразно. Первые две трети ХХ века - время назревших, а затем и реализованных перемен - были отмечены бурным ростом влияния государства и его институтов. При этом оно распространилось на самые различные сферы общественной жизни и было безоговорочную поддержано влиятельными общественными силами.

На протяжении многих десятилетий на этатистских позициях стояли практически все основные идеологические течения в большинстве регионов мира. Различия состояли лишь в степени приверженности идеям государственности. Наиболее ревностными ее сторонниками выступали, с одной стороны, носители социалистических ценностей, а с другой - приверженцы традиционного консерватизма. Более сдержанное, хотя и позитивное, отношение к интенсивному расширению роли государства проявляли лишь либералы.

В последней трети века ситуация изменилась. Видимо, масштабы распространения влияния государства оказались значительно большими, чем этого требовала реальная обстановка. При этом с особой силой проявились издержки всевластия государственных институтов - заметное окостенение управленческих механизмов, падение эффективности их решений, чиновничье своеволие и бюрократизм. Свою лепту в дискредитацию практики этатизма внесло поражение, которое потерпела сложившаяся в СССР и в ряде стран Центральной и Восточной Европы централизованная патерналистско-бюрократическая система управления.

В сложившейся ситуации либеральные и консервативные силы резко переменили прежнюю ориентацию, войдя в ядро решительных противников государственного вмешательства, особенно в сферу экономики и социальных отношений. На позициях защиты регулирующей роли государства ( если не считать маргинальные группы правых радикалов,), по сути дела, остались лишь носители социалистической идеи, сохранившие позитивное отношение к государству не только как гаранту стабильности общественных отношений и утверждения принципов социальной справедливости, но и как главному инструменту разумных преобразований в соответствии с меняющейся обстановкой. Однако и в их рядах - под воздействием дискредитации практики государственного регулирования - появились неуверенность и колебания.

Между тем изменившаяся ситуация - прежде всего очевидная уязвимость окружающей среды, выявившаяся ограниченность природных ресурсов и глобализация важнойших форм человеческой деятельности - поставили перед человечеством не имевшие прецедента острые проблемы, потребовавшие серьезных корректив, касающихся как сути, так и форм организации общественных отношений. Это, в свою очередь, вновь выдвинуло на повестку дня вопрос о роли государства, как силы, способной обеспечить адаптацию индивидов и общественных институтов к новым обстоятельствам.

Ограниченность естественных ресурсов и уязвимость окружающей среды сущственно повысили значимость рационального подхода к отношениям человека и природы, и прежде всего к формам и масштабам производства и потребления. Им предстоит придать характер, который бы не подрывал основ существования человеческого сообщества. Такой подход не может быть реализован на базе чисто стихийного развития.

- Глобализация важнейших форм человеческой деятельности ( и прежде всего экономических отношений и потоков информации), а также резкое возрастание численности субъектов международных отношений при наличии крайне разрушительных средств массового уничтожения, потребовали координации, а в ряде случаев и прямого регулирования, процессов, вышедших на надгосударственный уровень. Соответственно, возникла нужда в международных институтах, как и в упорядочении отношений между ними и страновыми государственными системами.

На этой основе выросла опасная тенденция видеть решение проблемы в передаче важных управленческих функций некой глобальной власти ( своего рода “мировому правительству” ), сведя существующие государственные системы и их институты на уровень своего рода местных административных органов. В сложившихся условиях, учитывая расстановку сил в мире, серьезное движение в этом направлении было бы равнозначно формированию системы мирового господства одной, наиболее могущественной державы ( а именно Соединенных Штатов), своего рода новой глобальной империи.

Очевидная неприемлемость подобного развития для подавляющего большинства народов, а следовательно - полная иллюзорность этой идеи, во всяком случае в обозримое время, делают гораздо более вероятным осуществление другого варианта - повышения роли существующих государств в процессе становления обновленного международного порядка. Они могли бы стать важным фактором стимулирования уже созревших глобальных процессов, в том числе создания наделенных реальными полномочиями международных институтов. Вместе с тем возросшее влияние государственных образований послужило бы предотвращению поспешных и неоправданных действий, способных нанести ущерб цивилизационной и культурной идентичности народов, стран и регионов, и спровоцировать эксцессы, которые бы отбросили их назад, в далекое прошлое.

Действенной реакции требует также обострение социальных проблем, обусловленное их выходом на наднациональный уровень. До сих пор они решались в основном на внутристрановом плацдарме. Ввиду этого сложилось несколько типов государств: с высоким, средним и низким уровнями социальной защиты. В кругах, ориентированных на социалистические ценности, в свое время сложилось убеждение в возможности при помощи целенаправленных усилий международного масштаба выровнять социальные условия существования по высшему показателю. Такое выравнивание рассматривалось как практическая задача.

Однако процессы, подхлестнутые глобализацией, выявили обратную тенденцию. Закономерности функционирования капитала, проявляющиеся стихийно, породили признаки выравнивания социальных условий по уровню, близкому к низшему. Одно из свидетельств этого - попытки снизить цену рабочей силы и демонтировать важные элементы социальной инфраструктуры в странах с высоким уровнем жизни.

Появились и новые факторы социальной нестабильности. Один из наиболее важных среди них - возникновение не поддающихся регулированию массовых потоков эмигрантов - переселенцев из стран с плохими условиями существования в более благополучные. Отдельные исследователи этой проблемы заговорили даже о перспективе нового всеобщего переселения народов. Судя по нынешнему положению дел, это явное преувеличение. Тем не менее очевидно, что дальнейшее, легко прогнозируемое нарастание таких потоков может вконец расшатать и так уже не очень прочное социальное равновесие в странах, считавшихся до сих пор сравнительно спокойными.

Острый характер приобретают изменения в характере труда, трудовых отношений и занятости, наметившиеся в наиболее развитых в промышленном отношении странах и распространяющиеся на все новые регионы. Меняющиеся соотношения между различными видами труда в пользу преимущественно умственного, модифицирующиеся отношения собственности, реализующиеся в нематериальной форме, нетрадиционные формы занятости, продолжающееся сужение ее объемов придают социальным проблемам принципиально новый характер. В первую очередь это относится к более развитым странам, но не только к ним.

Все это, естественно, требует адекватных структурных преобразований на разных уровнях общественного организма, роль в которых государственных институтов будет, как это очевидно, не сокращаться, а возрастать. Отсюда и повышающаяся роль социалистических ценностей, которые могут и должны придать этому процессу отвечающие им формы и проявления.

Реализация социалистических ценностей в их более или менее адекватном проявлении возможна, видимо, лишь в том случае, если в процесс развития будут включены механизмы, способные осуществить все три описанные выше функции. Соотношение между ними будет, неизбежно, варьироваться. В одних странах, прежде всего остро нуждающихся в модернизации ( вне зависимости от того, какой смысл вкладывается в это понятие ) на первое место выдвинется мобилизационный стимул, в других - структурно-преобразующий или перераспределительный. В этом, насколько можно судить, нет ничего негативного. Главное - чтобы больший упор на одну из функций не превратился в ее полное доминирование, забвение всех остальных, ибо это, как показывает опыт, чревато потерей первоначальных целеполаганий.

Из сказанного следует, что представление о движении к социализму как о процессе, определяемом единой моделью, системой единых правил, не только противоречит конкретному опыту, но и несостоятельно в теоретическом отношении. И дело тут не только в национальной специфике, обусловленной перипетиями исторического пути, культурным и цивилизационным своеобразием, хотя их значение, действительно, весьма существенно. За особенностями различных - испробованных или лишь теоретически обоснованных - национальных вариантов социалистических моделей ( китайского, вьетнамского, французского или российского цвета) скрывается прежде всего разнообразие проблем, стоящих перед каждым конкретным обществом, а следовательно - и различное соотношение форм назревших преобразований и путей их реализации.

Непонимание, отчуждение и, нередко, враждебность, характерные для взаимоотношений сторонников социализма, во многих случаях вырастало ( и вырастает поныне ) из ориентации на один определенный ( чаще всего свой) особый опыт, свои проблемы или же на их специфическое понимание, а также из свойственного чрезмерно идеологизированным движениям стремления абсолютизировать свои взгляды и оценки и основанной на этом склонности к мессианству.

3. Если обратиться к ситуации, сложившейся в России, то представляется очевидным, что в ней сторонники социалистических ценностей, решая вопрос о путях их реализации, оказались перед необходимостью считаться со следующими обстоятельствами:

Практика государственного социализма (в значительной мере воспринимавшаяся массовым общественным сознанием как практика социализма как такового) дискредитировала в глазах значительной части российского населения социалистическое целеполагание и само понятие социализм. И хотя со временем воздействие этой дискредитации ослабло, для многих формы общественной организации, ассоциируемые с социализмом, остаются неприемлемыми.

Парадоксальность ситуации состоит вместе с тем в том, что такое отвержение не обязательно равнозначно отрицательному отношению к основополагающим социалистическим ценностям. Разложение и конечный крах советской системы был в значительной степени обусловлен возраставшим и все более очевидным разрывом между провозглашаемыми ценностями и реальной действительностью. Поэтому массовые выступления против тогдашних властных структур проходили , особенно на первых этапах, под лозунгами защиты тех ценностей, в пренебрежении которыми обвинялись правящая партия и руководимые ею государственные институты.

Подобные настроения существенно ослабли после прихода к власти радикал-либералов и первых шагов, направленных на трансформацию социального строя. Значительную роль в этом сыграли экономическое благополучие развитых стран Запада, ставшее особенно очевидным российской общественности после отмены ограничений на поездки за рубеж, и надежды на то, что следование радикал-либеральным рецептам обеспечит гражданам России такое же благополучие.

Но даже при этих обстоятельствах у значительной части населения многие из прежних ценностей сохранились. В результате общественной сознание оказалось крайне противоречивым и расщепленным.

Первоначально предполагалось, что пришедшее на смену советскому общественному строю господство радикал-либералов и установленный ими режим обеспечит дальнейший сдвиг общественного сознания в пользу общественной модели капиталистического типа. Однако рельный ход событий стал действовать в обратном направлении.

Прявящая элита, пришедшая к власти в России в 1991 г., начала проводить политику, основанную на следующих постулатах:

- Форсированный демонтаж этатистско-бюрократических форм управления экономикой и незамедлительный перевод народного хозяйство на рельсы рыночной экономики.

- Принятие на вооружение наиболее радикальных западных моделей монетаристского финансового регулирования.

- Безоговорочное, одномоментное включение автарктно организованного народного хозяйства страны во всеобщую систему мирохозяйственных связей.

Формально были взяты на вооружение и даже закреплены конституционно сложившиеся в годы перестройки демократические процедуры. Одновременно исподволь на них накладывались авторитарные структуры, что создавало возможность возродить традиции номенклатурного самовластия, сохраняя при этом демократический декорум.

Сейчас бессмысленно спорить о том, в какой степени провозглашенные принципы отражали стремление новой правящей элиты ( или, по меньшей мере, ее лучшей части ) добиться позитивных сдвигов в условиях существования населения и имели в виду действительную демократизацию общественных порядков. Бесспорно, однако, что ее практические действия были ориентированы в первую очередь на разрушение.

Была сломлена вертикаль государственной власти, следствием чего стало усиление сепаратистских тенденций, приведшее сначала к распаду Советского Союза, а затем к прогрессирующей дезинтеграции еще сохранившейся России. Под лозунгом борьбы с этатизмом были ликвидированы сохранившиеся рычаги регулирования экономических процессов. Ссылки на необоснованно разбухший промышленный потенциал были использованы для того, чтобы осуществить широкомасштабный план деиндустриализации России. Отказ от внешнеэкономической монополии, обернувшийся предельным открытием внутреннего рынка для зарубежных товаров, в значительной мере лишил конкурентоспособности большинство внутренних товаропроизводителей.

Идея форсированного создания массового процветающего среднего класса , который бы стал верной опорой нового режима, гарантом его стабильности, была использована для почти бесконтрольного расхищения государственного имущества, созданного трудом многих поколений. В результате никакого массового среднего класса не возникло. Бывшее государственное богатство оказалось в руках небольшой прослойки супербогачей, окруженной подкармливаемой ими и зависимой от них обслугой.

Расхищение государственного имущества и переход его в собственность нуворишей не привело к повышению эффективности народнохозяйственного производства. Напротив, оно стало проявлять все более явственную тенденцию к обрушению.

Если детально рассмотреть наследство, которое оставила своим преемникам за первые 8 лет пребывания у власти радикал-либеральная элита, то картина окажется крайне удручающей. Согласно официальным данным, за 90-е гг. объем ВВП России сократился почти в два раза. По совокупному размеру ВВП мы уступаем ныне США в 10 раз, Китаю - в 5 раз. Душевой размер ВВП в пять раз ниже среднего показателя стран “большой семерки”. Значительно изменилась к худшему структура производства. Произошло существенное устарение основного капитала. Более 70% всех машин и оборудования экспуатируются свыше 10 лет, что больше, чем вдвое, превышает показатели экономически развитых стран. Все сильнее отстает от мирового уровня качество выпускаемой продукции. Всего лишь 5% российских предприятий занимаются инновационной деятельностью. В результате резко сократился выпуск продукции, конкурентноспособной на мировых рынках.

На протяжении всех лет реформ происходило неуклонное снижение реальных денежных доходов населения. Особенно ощущимое их падение прои зошло в результате августовского кризиса 1998 г. К началу 2000 г. совокупные денежные доходы россиян, рассчитанные по методике ООН, составили менее 10% аналогиченого показателдя для жителей США.

Снижение жизненного уровня сочеталось сочеталось с резкой социальной поляризацией. О степени дифференциации населения по уровню доходов можно судить по децильному коэффициенту, выражающему соотношение доходов 10% наиболее обеспеченных и 10% наименее обеспеченных граждан. Предельно допустимое значение этого показателя, по оценке экспертов, 8: 1. В 1996г. коэффициент составлял 13,0, в 1997г - 1999 гг. - 13,2. Многие исследователи считают, что приведенные выше данные Госкомстата РФ сильно занижены, поскольку граждане крайне неохотно сообщают статистическим органам информацию об истинных размерах своих доходов.

Все большую остроту приобретает проблема безработицы. Численность безработных, рассчитанная по методологии МОТ, составляла в 1992г. 3,6 млн.(4,8% экономически активного населения), в 1997г. - 6,4 млн.( 8,9 %). После финансового обвала в августе 1998 г. безработица подскочила до более, чем 10 млн. чел. ( 14,2%). Происходит также удлинение продолжительности срока, в течение которого люди не могут найти себе новое рабочее место.

Отсюда - беспрецедентные для России масштабы бедности. В 1996 г. к категории бедных относились 32,0 млн. ( 21,6%) граждан. По состоянию на конец 1997г. 7-10 млн. человек имели доходы на уровне прожиточного минимума, а 31,1 млн. человек (21,0% населения) считались “бедными”. Обострение кризиса, начавшееся в августе 1998 г., существенно увеличило это число. В октябре 1998 г. бедными, по данным Госкомстата, числились уже 42 млн. человек ( 28,6% населения). Вместе с тем многие специалисты считают, что порог бедности, рассчитываемый Госкомстатом, серьезно занижен и определяет, по-существу, не границу бедности, а “уровень крайней нищеты”. Расчеты экспертов из Всеросийского центра уровня жизни показывают,что при учете всех обстоятельств к категории бедных следует отнести 58% российских граждан .

Обобщающим показателем благополучия любой страны и состояния здоровья нации является ожидаемая продолжительность жизни. Ее уровень начал падать с середины 1960-х гг. В 1991г. она составляла 69 лет для населения в целом ( 64 года у мужчин и 74 года у женщин), в 1996г. снизилась до 66 лет ( 60 лет у мужчин и 72 года у женщин). В настоящее время среднестатистический российский мужчина не доживает даже до возраста выхода на пенсию.

Общепризнано, что такое стремительное снижение продолжительности жизни беспрецедентно для мирного времени. По этому показтелю Россия опустилась до уровня слаборазвитых стран Азии и Африки и занимает 135-ое место в мире.

За годы правления радикально-либеральных сил был нанесен большой ущерб системе бесплатного здравоохранения и всеобщего, особенно среднего технического и высшего образования. Крайне негативно сказался на социальном самочувствии населения развал существовавших форм общественных контактов: сети клубов, движения театральной и иной самодеятельности, организаций, обеспечивавших досуг молодежи, детских оздоровительных лагерей и т.д.

Резкое ухудшение условий существования породило заметнаую моральную деградацию российского общества. И так достаточно циничное, исторически сложившееся отношение к чужому богатству, как неправедно нажитому, получило в этих условиях мощный дополнительный импульс. Криминализация общества, ясно обозначившаяся еще в последние годы существования советской власти, приобрела всеобщий характер, заразив все слои социума - от правящей элиты до социальных низов общества. Преступность в ее самых крайних формах вышла за пределы, обеспечивающие самосохранение системы. Овладев значительной частью народного хозяйства, организованные преступные объединения стали предъявлять притязания и на политическую власть.

О том, как все это сказалось на представлениях населения о предпочтительной форме социальной организации общества, можно судить на основани общегосударственных репрезентативных опросов, проводимых наиболее солидными социологическими центрами. При всех различиях в методологии, в формулировке вопросов и в целевых установках выявляемые ими тенденции свидетельствуют о высокой степени общественной идиосинкразия к общественному устройству, отрицающему социальные обязательства государства и общества по отношению к индивиду и ассоциируемому с капитализмом. И хотя в России сохранились ревностные сторонники капитализма, для большинства граждан, ставших свидетелями и в значительной мере жертвами целенаправленного разрушения экономического организма и безнаказанного растаскивания общественного богатства под знаменем свободного рынка, их аргументация уже не вызывает позитивного отклика.

Для понимания динамики общественного сознания населения России весьма ценны материалы, отражающие представления граждан о желательном устройстве страны. Сошлемся в этой связи на материалы общереспубликанского опроса населения, проведенного в декабре 1998 г. Институтом социологии РАН по заказу “Горбачев-Фонда”.

Об отношении большинства граждан к курсу реформ, проводимому радикал-либералами, можно судить по следующим данным: 48,1 % респондентов считают, что этот курс в основном, либо совсем не отвечал их интересам. И только 8,6 % дали ему позитивную оценку. Более 50 % опрошенных выразили мнение, что проводившийся курс принес выгоду прежде всего работникам банков, финансовых кампаний, государственным чиновникам, преступникам и предпринимателям, а нанес ущерб главным образом рабочим промышленных предприятий, крестьянам, учителям, врачам, ученым и военным.

О том, какой тип социальной организации общества представляется предпочтительным, можно судить по ответам респондентов на вопросы, имеющими ценностную подоплеку. Среди перечисленных ценностных характеристик после ответственности за себя и своих близких ( 49,9 % ) на втором месте ( 39,8 % ) оказалась социальная справедливость при распределении материальных и иных благ, а на третьем ( 39,5 % ) чувство локтя, товарищество в человеческих отношениях.

В системе представлений о нежелательном и предпочтительном обществах доминируют следующие оценки:

С тезисом о том, что в справедливом обществе у каждого гражданина есть право на бесплатное образование и медицинское обслуживание полностью или в основном согласились 86,7 % респондентов; с тем, что в таком обществе трудолюбивые люди должны жить лучше, чем ленивые - 89,5 % ; с тем, что каждый гражданин должен соблюдать законы - 82,4 % ; с тем, что управление страной должно находиться в руках опытных, квалифицированных людей - 94,9 %.

Свыше 80 % респондентов считают, что в собственности государства должны находиться почта, железные дороги, металлургия, тяжелая промышленность, производство электроэнергии, вузы и общеобразовательные школы. Свыше 70% являются сторонниками того, чтобы государство владело больницами, клиниками, банками и телевидением. За владение государством или (и) местными властями городскими службами высказались 92,1% опрошенных, городским и областным транспортом - 94,2 % , дошкольными учреждениями - 93,8 % , за осуществление ими жилищного строительства - 86,8 % и т.д.

О том, что в общественном сознании происходят качественные изменения, свидетельствует также растущее крайне негативное отношение населения к режиму в целом. Созданные им властные структуры охарактеризовали, по данным ВЦИОМ, как далекие от народа”, 41% опрошенных (соответствующую оценку советской власти дали 8%), как “криминальную и коррумпированную” - 63% (показатель для советской власти - 13%), “непоследовательную” - 32% (8%), “слабую, беспомощную” - 30%(8%), “авторитетную, уважаемую” - 2%(21%), “близкую к народу” - 2%(36%).

Аналогичные настроения выявил опрос, проведенный летом 1998 г. Российским независимым институтом социальных и национальных проблем. При сопоставлении характеристик, присущих СССР и нынешней России, были получены следующие данные:

Тяжелое экономическое положение, как свойственное России, охарактеризовали 77,2 % респондентов, а СССР при Брежневе - 4,0%, неуверенность в будущем, соответственно, - 88,0 и 2,4%, бездуховность 77,4 и 9,3%, социальную несправедливость - 75,1 и 7,0, коррупцию и взятки - 77,7 и 23,2%, преступность и бандитизм - 93,5 и 2,8%, а социальную защищенность, напротив, - 7,5 и 78,0%, жизнерадостность - 9,3 и 71,1%, доверие между людьми 7,4 и 65,1%, успехи в образовании - 9,4 и 65,1%.

Недостатки ныне существующей системы общественных отношений связываются с тем, что прибыль попадает к карман лишь небольшой горстки людей - 84,1 % ; с плохим управлением политикой реформ - 82,3 % ; с тем, что простые люди не имеют влияния на политику правительства - 77,0 %.

Разочарование в нынешнем политическом устройстве, как следует из сказанного выше, весьма велико. 95,2 % респондентов находят у нынешнего политического устройства отталкивающие черты. Вместе с тем около половины ( 42,6 % ) считают, что у него имеются и черты положительные, в том числе свобода высказывать любую точку зрения, возможность самостоятельно делать свою жизнь, принимать участие в выборах, получать информацию из любых источников, выезжать за рубеж и т.д.

Непосредственным результатом массового разочарования в испробованных вариантах общественного устройства стала повсеместная дезориентация, приводящая к отрицательному отношению к любым формам идеологизированных установок на предпочтительные формы организации общества. Эта дезориентация находит отражение, как свидетельствуют итоги последних выборов, в электоральном поведении миллионов избирателей.

Утверждение общественной системы, ядро которой составили бы подобные ценности - в пределах возможного.

Очевидно, что органическая система ценностей, о которой говорилось выше, по многим показателям близка в социалистической - в ее неискаженном виде, хотя и неполностью аналогична ей. Характеризовать ее как социалистическую было бы неверным по двум причинам: содержательным и тактическим. В содержательном плане в ней отсутствуют важные показатели, свзанные с проблемами расширения сферы некоммерциализованной деятельности, наемного труда, различных форм отчуждения и т.д. С тактической точки зрения приходится считаться с тем, что, как уже отмечалось в начале, после ликвидации СССР и советской системы идеи социализма в российском обществе оказались существенно скомпрометированными. Поэтому любые перемены, даже имеющие, по сути, социалистическое содержание, могут рассчитывать на массовую поддержку лишь в том случае, если будут производиться не под адекватными ему лозунгами. Скорее всего стране предстоит пройти длинную полосу преобразований, осуществляемых под эгидой государственнически-прогматических сил, с одной стороны, и движений тред-юнионистского типа, с другой.

В этих условиях тем, кто ориентируется на социалистические ценности, придется, видимо, смириться с ограниченной ролью в рамках теоретико-идеологических центров, в чем-то похожей на ту, которую некогда сыграло в формировании массового английского лейбористского движения фабианское общество. На большее расчитывать пока не приходится.

Из этого, однако, не следует, что силы, ориентированные на социалистические ценности, не в состоянии внести свой особый вклад в предстоящие усилия, направленные на создание в стране нормальных условий существования. Речь может ( и должна ) идти о целом комплексе действий. О равномерном распределении тягот, которые прийдется нести населению в процессе выхода из тупиковой ситуации. Об использовании имеющихся ресурсов так, чтобы гарантировать выживание массовых групп населения, наиболее пострадавших от развала экономических и государственных структур. О том, чтобы структурные преобразования, являющиеся составной частью антикризисных усилий, учитывали новые реалии мирового развития и тем самым создавали предпосылки для дальнейшего движения вперед.

Конкретизируя изложенное выше, можно утверждать, что практические действия сил, ориентированных на социалистические ценности, должны покоиться на следующих посылках:

В области экономики либеральному обожествлению рынка должен быть противопоставлен принцип: столько рыночной свободы, сколько возможно, столько центрального управления и планирования, сколько необходимо. В условиях нынешней полной потери управляемости в сфере экономики это означает сохранение и, в случае реальной необходимости, расширение государственного сектора народного хозяйства, незамедлительную разработку и внедрение в практику методов индикативного планирования.

В социальной области, в противовес либерально-манчестерскому принципу: каждый живет, спасается или тонет в одиночку, надлежит отстаивать принцип социальной ответственности общества и государства. Эта ответственность не может быть сведена к отдельным подачкам тем, кого реализация либеральных экспериментов вышвырнула на обочину общества или столкнула на его дно. Речь следует вести о совсем ином. Должна быть создана ( а, частично, и восстановлена ) такая система социальных амортизаторов, которая бы придала каждому члену общества уверенность в том, что компенсацией за его позитивный трудовой вклад в общее дело будет гарантия приемлемых условий существования на всех этапах жизни. Называть потребность в такой гарантии паразитизмом могут только те, кто, прикрываясь громкими словами, сами ведут паразитический образ жизни. Создание такой системы гарантий не имеет ничего общего и с расточительством, ибо в нынешних условиях важнейшим элементом современного производства является живой труд. А качество живого труда в решающей степени зависит от условий воспроизводства и существования рабочей силы ( т.е. тех же рядовых граждан).

В политической области следует руководствоваться тем, что в либеральном лагере повсеместно, в том числе и на теоретическом уровне, убыстряется дрейф к принятию и поддержке авторитарных форм правления. Пренебрежительное отношение к демократическим нормам и процедурам, к народу, как носителю суверенной воли, становится в рядах либералов чуть ли не нормой.

Реагируя на эту тенденцию, социалистически ориентированные силы оказываются в весьма непростой ситуации. Недостаточный иммунитет по отношению к авторитарной интоксикации нанес социализму трудно исчисляемый ущерб - как в теории, так и на практике. Вместе с тем, глубина нынешнего российского кризиса делает все более актуальной необходимость использования мобилизационных форм стимулирования общественного организма. Но, как уже отмечалось выше, мобилизационные формы стимулирования развития легко перерождаются в более или менее жесткий авторитаризм.

Имея ввиду эту опасность, крайне важно противопоставить авторитарным иллюзиям и поползновениям либералов альтернативную концепцию сильной демократии, которая, будучи высокоэффективной, не растеряла бы ничего ценного из и так не очень богатого российского демократического багажа. Одновременно надлежит приложить энергичные усилия, чтобы стремление к переменам, питаемое растущим неприятием существующего режима со стороны значительной части населения, не приобрело антидемократических форм и не вынесло на поверхность общественной жизни политические силы крайне националистического, авторитарно-диктаторского типа.

***

Теоретические конструкции, как и любые иные, являясь детьми своего времени, переживают свой цикл жизни и время от времени требуют ремонта, обновления, а в случае необходимости - и коренной перестройки. Защитники капитализма как общественной системы пытаются сейчас всячески откреститься от его темного прошлого, выдавая его за неизбежные издержки позитивного развития, и приписывают отстаиваемой ими системе чуть ли все не все достижения человечества за столетия писанной истории. Сегодняшний неолиберализм мало похож на традиционную систему либеральных взглядов. Консерваторы-фундаменталисты с трудом узнают себя в зеркале современного неоконсерватизма.

С этой точки зрения то, что происходит ныне с теорией социализма, не представляет собой ничего чрезвычайного. На пути реализации социалистических ценностей встали тернии. И продираться сквозь них оказалось гораздо труднее и болезненнее, чем это представлялось в начале.

Но движение к звездам продолжается. И следует не причитать по поводу потерь прошлого, а двигаться вперед, вооружившимся новым компасом. Реальная спорная проблема состоит в том, в каком направлении следует вести поиски перемен и как добиться того, чтобы назревшие преобразования не лишили теоретическую конструкцию ее функциональности.

Насколько можно судить, в рамках дискуссий вокруг этих вопросов выкристаллизовались три основных направления.

Первое, практически, исключает необходимость сколько-нибудь существенных новаций. Хотя его влияние достаточно существенно, в теоретическом плане оно не дает материала для серьезных размышлений.

Второе исходит из того, что основная причина серьезных неудач социализма, как теоретической концепции, так и практики, состоит в необоснованном противостоянии системе ценностей, которую отстаивают либеральные идеологи. Обновление социалистической теории и практики это направление видит в далеко идущем сближении ( а, быть может, даже слиянии) идей социализма и либерализма в рамках своеобразной социал-либеральной амальгамы.

Сторонники третьего направления не отрицают необходимости инкорпорировать в систему социалистических ценностей все то, что накоплено человеческой мыслью на протяжении ХХ века, включая многие ценности, вошедшие в арсенал либерализма. Это тем более естественно, что социализм и либерализм, как совокупность взглядов и ценностные системы, вылетели, подобно птеньцам, из одного и того же гнезда - идей и практики Просвещения. Однако они решительно против того, чтобы обновление социалистического теоретического багажа привело к потере им идентичности. По их мнению, необходимо четко проводить различие между обновлением и поглощением. И если роль социалистической теоретической мысли будет сведена к тому, чтобы более элегантно и доступно излагать либеральные идеи, к тому, чтобы лучше и эффективнее реализовать либеральную политику, то каков смысл существования социализма как системы взглядов и политического движения? Практически. слияние в экстазе либерализма и социализма могло бы иметь своим следствием лишь возникновение лакун на значительной части политического пространства. А, как известно, природа - и том числе политическая - пустоты не терпит.

Обратившись к источникам жизнестойкости социализма, о которых шла речь выше, можно со всей определенностью утверждать, что аргументы сторонников третьего направления выглядят более убедительными, чем второго. Социалистические ценности, теория и политические действия нужны людям как альтернатива существующему. И если они хотят выжить и утвердиться в общественном сознании и политической практике, то должны при всех модификациях сохранять альтернативность.

Это, естественно, не должно мешать ни дискурсу с другими теоретическими направлениями, ни компромиссам, ни стратегическим и тактическим соглашениям.

Not Found

The requested URL /hits/hits.asp was not found on this server.