год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Завершение правительственного кризиса, перекрывшее сползание к дезинтеграции, естественно, не сняло с повестки проблему политической стабильности российского общества. Бурные экономические потрясения августа-сентября 1998 г., подведя черту под осуществлявшейся на протяжении 6 лет моделью социально-экономических преобразований, придали особую актуальность выбору путей дальнейшего развития , которые бы позволили российскому социуму с наименьшими материальными и духовными потерями выбраться из незавидного положения, в котором он оказался к концу 90-х гг. В первую очередь речь должна идти о создании условий, позволяющих вернуть властным политическим структурам минимально необходимый объем политического доверия и тем самым обеспечить возможность реализации предполагаемой программы экономического оздоровления.

1. Рассмотрение проблемы политического доверия целесообразно предварить напоминанием о некоторых уже выявленных закономерностях.

Политический процесс, по определению, предполагает специфическое состояние массового сознания, при котором общественным институтам и руководящим ими лицам делегируется определенная сумма компетенций, позволяющая реализовывать формальные властные функции. Делегируя ее, общество, или, по меньшей мере, его значительная, наиболее влиятельная часть, признает тем самым право политических институтов принимать обязательные решения, осуществлять различные, в том числе принудительные усилия, необходимые для их реализации, и, соответственно, декларирует готовность выполнять эти решения.

Такое состояние обычно характеризуется как политическое доверие. На его базе основываются такие детально исследованные феномены политического процесса как согласие ( несогласие), подчинение (неподчинение), законопослушность (аномия) и т.д. Один из лучших современных теоретиков политики Пьер Бурдье, используя рыночную терминологию, назвал такое доверие политическим капиталом.

Если политический капитал превышает необходимый минимум, система институтов, обеспечивающая действенность государственной машины, может осуществлять свои функции. Если доверие падает ниже критического уровня, механизмы общественного управления и регулирования пробуксовывают, их способность принимать действенные управленческие решения минимизируется.

Необходимый объем политического капитала предполагает высокий уровень доверия общества (или, по меньшей мере, большинства его наиболее активной и общественно деятельной части) к власти, как феномену, к установившемуся в стране режиму и к правящей политической силе и\или олицетворяющим ее лидерам. Сокращение этого объема проявляется прежде всего в нарастании активного неприятия сначала правящей политической силы, затем - режима и, в конечном итоге, власти в целом. В первом случае возникает правительственный кризис, во втором политический, в третьем - государственный.

Серьезная ошибка многих политических элит заключается в том, что, оказавшись обладателями политического капитала, они обычно рассматривают его как нечто вечное. Между тем политический капитал, хотя отличается устойчивостью и даже инертностью, в принципе подвижен. Степень его подвижности определяется множеством обстоятельств и, если не предпринимать предупредительных мер, может оказаться весьма высокой.

По уровню устойчивости, в зависимости от происхождения, политический капитал может быть условно подразделен на три группы. Первую составляет политический капитал, уходящий корнями в сложившиеся столетиями традиции и подпитываемый устойчивыми мировоззренческо-конфессиональными верованиями. Как свидетельствует опыт многочисленных монархическо- абсолютистских режимов, в основе которых находилась система традиционных взглядов и связей, политический капитал, которым располагали их институты и элиты, был настолько укоренен и устойчив, что для того, чтобы его растратить, потребовалось длительное, постоянно прогрессирующее разложение и институтов власти и подавляющей части властвующей элиты.

Высокой, хотя и сравнительно меньшей устойчивостью обладает политический капитал, накопленный в процессе становления, утверждения и деятельности институционально-бюрократических режимов постмонархического типа. Традиции, укрепляющие политический капитал и тем самым придающие режиму необходимую стабильность, хотя и существуют, но уже не столь прочны. Мировоззренческое подпитывание политического капитала в условиях идеологического плюрализма, свойственного этим режимам, не играет определяющей роли. Некоторую опасность для политического капитала представляет необходимость время от времени подвергать его испытаниям и проверке, обращаясь к электорату. Тем не менее, если политические институты в общем и целом выполняют задачи, а властвующая элита своим поведением не ставит под угрозу общественную стабильность, политический капитал при всех колебаниях не спускается ниже уровня, за которым начинается распад системы.

Особыми свойствами обладает политический капитал третьей группы, который, следуя П. Бурдье, можно было бы назвать заемным политическим капиталом. В его основе лежит кредит доверия, который общество, недовольное сложившейся ситуацией и глубоко разочарованное в действующей власти, предоставляет политическим силам, выступающим в роли ее наиболее решительных противников.

Заемный политический капитал может быть рациональным, основанным на взвешенной оценке возможностей новой политической силы, или иррациональным, отражающим лишь неприятие существующих порядков и стремление к переменам, вне зависимости от их содержания. Однако в обеих случаях это прежде всего аванс, который нуждается в закреплении . Естественно, что такой капитал наименее устойчив. При благоприятных обстоятельствах получить его сравнительно несложно. Несравнимо сложнее удержать его.

Масштабы политического капитала в решающей степени определяют уровень восприимчивости общества и индивидов к импульсам, поступающим сверху. При приемлемой восприимчивости общества и индивидов к нисходящим импульсам значительная часть (а в наиболее благоприятных случаях - и большинство) общественных объединений и групп, а также индивидов, реагирует на импульсы, поступающие сверху, так ( или примерно так), как на это рассчитывают властные структуры: добровольно подчиняются законодательным установлениям и административным предписаниям, регулярно выплачивают законно установленные налоги, не нарушают принятые нормы поведения. Меньшинство, отличающееся пониженной восприимчивостью по отношению к импульсам, поступающим от власти, побуждается к подчинению с помощью различных форм принуждения.

При восприимчивости ниже средней общество, как и большинство индивидов, реагируют на импульсы неадекватно ожиданиям институтов власти - преобразуют эти импульсы, лишая их первичного содержания, игнорируют, а то и воспринимают как стимул и повод к различным формам протестных действий. Принудительные акции в состоянии на время обеспечить угодные власти реакцию и поведение. Однако конечным результатом этих акций, как свидетельствует опыт, становится дальнейшее ослабление восприимчивости общества и индивидов по отношению действиям институтов власти, а следовательно - и взаимосвязей, скрепляющих общественную систему.

Широко распространено представление, будто восприимчивость общества по отношению к импульсам, поступающим сверху, может быть в решающей степени искусственно стимулировано с помощью изощренной властной технологии. В действительности вопрос этот достаточно сложен. В принципе стимулирование возможно, но только в определенных, достаточно ограниченных пределах. Такие пределы существуют поныне - даже при современных информационных технологиях. С одной стороны, современные технические средства открыли перед властными структурами огромные возможности психологического давления на общество и отдельных индивидов в целях их подчинения своей воле. С другой - по мере повышения общего образовательного уровня населения, растущей доступности информации, поступающей по различным каналам, углубляющейся плюралистичности общественной жизни возрастает степень сопротивляемости индивидов и общественных объединений внешним воздействиям. В обществах, где этот рост достаточно серьезен, восприимчивость низов по отношению к импульсам, поступающим от институтов власти, не только не увеличивается, но даже уменьшается.

2. Как описанное выше накладывается на реальную ситуацию в России? Нынешняя российская политическая система и опирающийся на нее режим возникли в результате отторжения обществом прежних институтов власти, растерявших кредит доверия, полученный в 1917 году. Политический капитал, оказавшийся в распоряжении новых политических институтов и возглавившей их политической элиты, оценивался как весьма значительный. Об этом свидетельствовали, в частности, результаты голосования в поддержку первого президента России в 1991 году.

Вместе с тем полученный политический капитал был, как и предыдущий, заемным. Поэтому для его сохранения и приумножения нужно было руководствоваться не только представлениями о “должном и полезном”, но и учитывать настроения и чаяния основной части общества, идти навстречу ее интересам.

На практике же заемный политический капитал был воспринят новой властью как “карт-бланш” на проведение серии общественных экспериментов в соответствии с теоретическими выкладками группы модных западных неолибералов. Синодик прегрешений и ошибок, повисших тяжким грузом на этой власти, - прямой результат исходных решений.

Ситуацию существенно усугубило поведение новой элиты, оказавшейся не на уровне задач, требовавших безотлагательного решения. Глубокий отпечаток на это поведение отложили особенности ее формирования. Нынешняя правящая элита России сложилась на двойственной основе. С одной стороны, это выходцы из второго и третьего эшелонов партийно-хозяйственного актива, к которым примкнули деятели теневой экономики. С другой - бывшая интеллектуальная контрэлита, поднявшаяся к власти на волне противостояния прежней системе и растерявшая на этом пути свою наиболее идейно ориентированную и нравственную часть. Эти два слоя сосуществовали в рамках властных структур, так и не слившись полностью.

Специфика становления элиты предопределила неизбежность частичного, а нередко и почти буквального воспроизводства прежних стереотипов поведения, как общественного, так и частного. Более того: ликвидация множества идеологических “табу” выдвинула на передний план наиболее негативные стороны этих стереотипов.

Конечно, среди представителей правящей элиты немало энергичных, способных людей. Речь, однако, идет не о характеристике отдельных персонажей, но о некоторых общих свойствах. В их числе можно выделить следующие, наиболее существенные: доминирование корпоративных интересов над общенациональными, преобладание группового и личного эгоизма, недостаток культуры, дефицит ярких лидеров, высокая степень бюрократизации, низкий уровень нравственности, прагматизм, отсутствие общенациональной солидарности.

Неизбежные следствия взятой на вооружение модели реформации и функциональной неадекватности правящей элиты не заставили себя ждать. Первые признаки размывания политического капитала были зафиксированы еще в 1992 г.. С различной степенью интенсивности такое размывание продолжалось последующие годы. Уже в 1995 г. социологические барометры дружно демонстрировали высокий уровень общественного раздражения.

Тем не менее исходный политический капитал новой власти оказался достаточно велик, чтобы выдержать первые испытания. Социально-политическая дифференциация, приобретавшая явно провоцирующий характер, как и прогрессирующее обнищание значительной части населения, не исключали сохранения надежд на лучшее будущее, определявших позицию массовых групп населения. Этому способствовали товарное наполнение рынка, создававшее иллюзию близкого процветания, снятие ограничений на индивидуальную производственную и коммерческую деятельность, появление широких возможностей зарубежных поездок и т.д.

Конечно, тяготы реальной жизни глушили первоначальные надежды. Но даже в приглушенном состоянии они поддавались актуализации, о чем свидетельствовали колебания массовых симпатий населения на выборах после 1995г. Состояние общественного сознания в тот период правильнее всего было бы оценить, как падение доверия растущей части социума к политическим силам, оказавшимся у кормила власти, но не как активное неприятие большинством общества режима или тем более власти как таковой.

Между тем отсутствие острой реакции общества на усиливающиеся тяготы сыграло с правящими кругами злую шутку. Оно укрепило у них убеждение, что, несмотря на растущее недовольство, население готово безропотно терпеть проводимые над ним эксперименты. Теоретическим обоснованием для этого убеждения послужил тезис об особой, исторически обусловленной терпеливости русского народа. Ставка на эту терпеливость оправдывала игнорирование явных признаков того, что общественное сознание и политическое поведение массовых групп населения претерпевают существенные изменения.

Между тем к началу 1998 гг. политический кредит, которым располагала политическая система, понес новый, весьма существенный урон. Об этом однозначно свидетельствовали результаты опросов населения, проводимых многими заслуживающими доверия социологическими центрами.

По данным РНИСиНП, если в 1997 г. ситуацию в России оценивали как кризисную или катастрофическую 78% опрошенных, то в середине 1998 г. - 90%. Похожие данные ( 84,2%) давали опросы, проведенные ВЦИОМ. При этом динамика доли россиян, доверяющих президенту Российской Федерации, олицетворяющему политическую власть в стране, характеризовалась следующими показателями: декабрь 1997 г. - 19,4%, апрель 1998 г. - 12,0%, июнь 1998 г. - 7,0%.

Увеличилась доля населения, поддерживающая усилия, направленные на досрочное отстранение президента от власти. По данным Бюро прикладных социологических исследований, она составила, по состоянию на 1998 г., 56%, а по данным фонда “Общественное мнение” - 66% ( опрос от 29.08.98.).

Уровень социального и политического недовольства с особой силой проявился после финансовых катаклизмов в августе-сентябре 1998 г. К активно неприемлющим не только ведущих политических лидеров, но и режим, присоединились многие из тех, кто еще за несколько месяцев до этого ( в мае 1998 ) определяли свое настроение, как “нормальное, ровное” (35,6%), оценивали материальное положение семьи как “среднее” (39,3%), считали, что “жить трудно, но можно терпеть” (41,6%). По ряду показателей недовольство большинства населения вплотную подошло к пределам, за которым обычно начинается паралич структур власти.

3. Удастся ли нынешним, частично обновленным властным структурам получить новый кредит доверия? Сделать это значительно труднее, чем выпросить еще один заем у Международного Валютного Фонда. Тем не менее такая возможность существует.

Общественной практике известны два основных варианта решения этой проблемы: демократический и авторитарный. Демократический предполагает предоставление обществу убедительных доказательств готовности верхов, решительно порвав в проводимым ранее курсом, пойти на существенную модификацию проводимой политики. Таким свидетельством обычно служат институциональные изменения, открывающие обществу большие, чем прежде, возможности влияния на политические решения, а также достаточно радикальные кадровые перемены, предполагающие выдвижение на решающие государственные позиции деятелей, обладающих безусловным общественным авторитетом.

Первостепенное значение в этой связи приобретают и внешние атрибуты поведения правящей элиты, ее образ жизни и структура потребления. Обществу необходимо убедительно продемонстрировать, что представители высших эшелонов власти не считают себя небожителями, возвышающимися над согражданами, но сознают свою роль чиновников, наделенных определенными функциями и несущих ответственность за исполнение своего служебного долга.

Наряду с этим необходим комплекс конкретных мер, которые были бы восприняты населением, как свидетельство серьезных намерений повернуть ход событий в правильном направлении и как искренняя забота о благе рядового гражданина. Так, в готовность власти положить конец коррупции и массовой преступности население поверит лишь в том случае, если убедится, что главные коррупционеры действительно получили по заслугам, что за массовое хищение государственной собственности (метко охарактеризованное населением как “прихватизация”) последует реальное возмездие. Население проявит готовность взвалить на себя тяготы, неизбежные в процессе выхода из крайне тяжелой экономической ситуации, только в том случае, если они будут распределяться, по возможности, равномерно. Имеющиеся ресурсы должны быть использованы так, чтобы можно было бы гарантировать выживание групп населения, наиболее пострадавших от развала экономических и социальных структур

Автократический вариант решения проблемы восстановления потерянного политического капитала предполагает выдвижение политически неамортизированного лидера с харизматическими задатками, его пропагандистское “раскручивание” с последующим превращением в правителя с неограниченными ( или почти неограниченными) властными функциями.

Идейная дезориентация, поразившая ныне российское общество и постоянно стимулируемая углубляющимся системным кризисом, привела к тому, что доля сторонников авторитарного варианта решения проблем, перед которыми оказалась страна, возрастает. Особенно заметен этот процесс в кругах правящей элиты, прежде всего - в той ее части, которая несет непосредственную ответственность за ворох бед, свалившихся на страну. Многие из тех, кто не так давно клялся верности демократии и высоко нес знамя радикального либерализма, с усердием новообращенных алчут пришествия харизматического идола, способного навести порядок и вывести страну из того критического состояния, в котором она оказалась.

Как это обычно бывает, диапазон взглядов на то, каким должно быть авторитарное правление, весьма широк, Активность проявляют и апологеты жесткого авторитаризма - немногим отличающегося от тоталитаризма, и приверженцы либерального авторитаризма, предполагающего сочетание авторитарного правления с сохранением правовых институтов и некоторых элементарных свобод для граждан, и сторонники “временного” авторитаризма, который, выполнив свои функции, уступит место демократическим институтам и т.д.

Предлагаются также различные формы авторитаризма: президентская республика с концентрацией основных властных функций в руках президента, военная диктатура, подобная всевластию милитаристских хунт в Латинский Америке, и, наконец, монархическое устройство с вариациями - от самодержавия до квазилиберальной конституционной монархии.

При этом полностью игнорируется печальный опыт в этой области и самой России, и всего человеческого сообщества. Негативные последствия автократического правления - во всех его многочисленных вариантах детально рассмотрены в политологической литературе. Автор доклада подробно анализировал их в своей статье, опубликованной в журнале “Власть” в конце прошлого года. Вкратце их можно описать следующим образом:

Неверно, что автократическая власть в принципе гораздо действеннее демократической. Утвердившись, авторитарные режимы быстро теряют эффективность. Их действенность приобретает мнимый характер, а результаты подменяются “показухой”.

Тяжелые последствия влечет за собой свойственный авторитарному правлению паралич системы саморегуляции субъектов общественной жизни. Волюнтаристские решения, свойственные авторитарной системе власти, нарушают сбалансированность общественного организма. Блокировка обратной связи с нижестоящими звеньями иерархической вертикали лишает центр принятия решений правдивой информации о происходящих в обществе процессах.

В результате концентрации власти в руках одного лица (или узкого круга его приближенных) резко снижается степень управляемости обществом. Это объясняется как физическими пределами, ограничивающими круг проблем, которые способен оценить и решить один человек, так и тем, что принимаемые решения неизбежно деформируются под воздействием односторонности получаемой информации и придворных интриг.

Одно из самых уязвимых проявлений авторитаризма – ущербная форма кадровой селекции. Определяющее значение для подбора и выдвижения работников приобретают не профессионализм и квалификация, не способности и нравственные качества, а личная преданность, угодливость и беспрекословная исполнительность. Принципиальным и самостоятельным людям места в управленческой системе не остается. Конечным результатом подобной негативной селекции может стать частичный (а иногда даже полный) паралич управления.

Авторитаризм обычно не предполагает регулярной смены власти. Авторитарный лидер, как правило, добровольно не отказывается от своих функций. Он либо умирает или становится жертвой насильственного переворота. Поэтому расчеты на временное установление авторитарных порядков, которые, сделав свое дело, беспрекословно уступят место другим, в большей степени отвечающим потребностям общества, - из числа благочестивых фантазий.

Ссылки на экономические успехи авторитарных режимов, используемые в политической публицистике, основаны, как правило, на искаженной интерпретации исторических реалий. В большинстве случаев, на которые ссылаются апологеты авторитаризма (Испания, Чили, Бразилия), экономический подъем был обусловлен не утверждением авторитарных режимов, а их разложением, осознанной авторитарными верхами необходимостью пойти на ослабление жестких методов управления обществом, либерализовать контроль не только над экономическими, но и социально-политическими процессами. В свою очередь экономический подъем ускорял разрушение устоев авторитарных режимов, способствовал их окончательному краху.

Тесная сопряженность экономического роста с деятельностью авторитарных режимов в ряде стран Азии (Тайвань, Южная Корея, Сингапур, Индонезия, Малайзия) объясняется не тем, что эти режимы были эффективны, а тем, что они сложились в рамках традиционной для этого региона авторитарной государственности. Экономическое развитие оказалось втиснутым в эти традиционные государственные формы потому, что не могли возникнуть неавторитарные формы государственности. При этом авторитарные режимы не столько содействовали экономическому росту, сколько приспосабливались к нему, нередко оказывая тормозящее воздействие.

Применительно к России авторитаризм - пусть даже “просвещенный”, выступающий в роли “поводыря” российской демократии, о которой рассуждают некоторые его сторонники - в еще большей степени романтическая иллюзия, чем в каком бы - то ни было ином случае Не имея противовеса в лице лишь зарождающегося гражданского общества, авторитарный режим, каким бы “мягким” он ни был у истоков и каковы бы ни были намерения его творцов, будет неизбежно подчинен логике обретения абсолютной власти.

До сих пор авторитаристким устремлениям в решающей степени препятствовали многие факторы и обстоятельства. Среди них наиболее значимы следующие:

Свежий в памяти миллионов людей негативный опыт функционирования жесткой этатистско-патерналистской системы и ее следствий.

Нежелание наиболее интеллектуальной и политически активной части граждан, получивших возможность вкусить плоды идеологической раскованности, гласности, плюрализма, пожертвовать демократическими завоеваниями.

- Гетерогенность правящей элиты, препятствующая ее сплочению вокруг одной личности с четко определенной программой действий.

- Неравномерность и неоднозначность экономического, социального и политического развития регионов России, препятствующие формированию монолитной системы авторитарных институтов.

- Отсутствие на политической арене достаточно влиятельной политической силы, располагающей авторитетным харизматическим лидером и готовой претендовать на роль каркаса авторитарного режима.

К сожалению, действенность этих факторов последнее время явно ослабевает.

Судя по всему, пока чаша весов склоняется в пользу демократического варианта накопления властью политического капитала. Однако на этом пути уже потеряно много времени. Дальнейшие потери могут обернуться в пользу иного варианта.

Not Found

The requested URL /hits/hits.asp was not found on this server.