год 2010-й - более 30.000.000 обращений

Данная монография представляет собой заключительный отчет по очередному, восьмому по счету с 1969 г., исследовательскому проекту Сектора социального прогнозирования Института социологии РАН. Темы предыдущих проектов:

Прогнозирование в социологических исследованиях. 1969-76 (заключительный отчет - одноименная монография изд. "Мысль",1978)

Прогнозирование социальных потребностей молодежи.1969-76 (заключительный отчет - одноименная монография изд. "Наука",1978)

Социальные показатели образа жизни советского общества. Методологические основы исходной модели прогноза. 1976-80 (заключительный отчет - одноименная монография изд. "Наука",1980)

Поисковое социальное прогнозирование. Перспективные проблемы общества. Опыт систематизации. 1980-84 (заключительный отчет - одноименная монография изд. "Наука",1984)

Нормативное социальное прогнозирование. Возможные пути реализации перспективных целей общества. Опыт систематизации. 1984-87 (заключительный отчет - одноименная монография изд. "Наука", 1987)

Прогнозное обоснование социальных нововведений.1987-90 (заключительный отчет - одноименная монография изд. "Наука", 1993)

Перспективы трансформации России. Экспертный сценарно-прогностический мониторинг. 1991-95 (заключительный отчет - одноименная монография изд. ЦОН МГУ, 1998)

Как и по всем этим проектам, заключительному отчету предшествовали ежегодные промежуточные, частично опубликованные в педагогической и социологической периодике ("Учитель",1997,2; "Педагогика",1998,2; "Социологические исследования",1998,10).

Исследование проводилось коллективом Сектора социального прогнозирования Института социологии РАН в составе д.и.н., г.н.с. И.В.Бестужева-Лады (заведующий сектором, руководитель исследования), к.э.н., с.н.с.Е.Ю.Ивановой, с.н.с. Н.П.Гришаевой, с.н.с. Е.Ю.Колесниковой, с.н.с. Е.И.Прониной. В исследовании приняли участие несколько десятков научных сотрудников Института социологии РАН и ряда других научных и учебных учреждений как г. Москвы, так и некоторых других городов России. Сектор приносит благодарность педагогическому коллективу школы-лаборатории №199 г. Москвы (директор - М.А. Комлева, завуч - И.Ф. Ахметова), который составил основу корпуса экспертов на первом и втором этапе исследования. Благодарность приносится и экспертам всех трех туров опроса - как по методу углубленного интервью, так и заполнившим опросные анкеты. К сожалению, здесь нет возможности привести список экспертов, поскольку каждому была гарантирована анонимность в целях облегчения высказывания нетривиальных суждений.

Очные и заочные опросы проводились непосредственно или под руководством Е.И. Прониной, Е.Ю. Колесниковой, Н.П.Гришаевой, Е.Ю. Ивановой. Их протоколы и отчеты были использованы при написании второй-четвертой глав заключительного отчета. Тексты сводных промежуточных и заключительного отчета написал И.В.Бестужев-Лада.

По ходу реализации исследовательских проектов Сектора социального прогнозирования Института социологии РАН, постепенно сложилась научная школа, которая отличается следующими чертами:

• Социальный прогноз рассматривается в контексте технологического прогнозирования, теоретические основы которого были заложены в трудах В.А. Базарова-Руднева (1924-28), а затем в трудах Б. де Жувенеля и Д.Белла, не знавших о работах своего предшественника, в первой половине 60-х гг. Напомним, что концепция технологического прогнозирования не сводит прогноз в социальной сфере только к предсказанию ожидаемых состояний, а ориентирует его на выявление назревающих проблем и возможных путей их решения с целью заблаговременного "взвешивания" последствий намечаемых решений и повышения тем самым уровня объективности и, следовательно эффективности управления.
• Такого рода прогноз невозможен без предварительного построения исходной (базовой) модели в виде систем математических уравнений или в крайнем случае - там, где это затруднительно - в виде упорядоченной совокупности количественных и качественных показателей, для чего необходима индикация объекта прогноза, т.е. представление его в виде системы показателей.
• Весьма желательно также построение такой же модели прогнозного фона из показателей, отображающих факторы, которые определяют развитие объекта прогноза.
• Выявление назревающих проблем осуществляется при помощи анализа трендовых моделей, которые не сводятся к прямой экстраполяции исходных динамических рядов, а учитывают возможные отклонения под влиянием фоновых факторов.
• Выявление возможных путей решения таких проблем осуществляется при помощи анализа нормативных идеализационных и оптимизационных моделей, которые отображают идеальное и оптимальное состояние объекта по заранее заданным критериям и позволяют таким образом проводить как бы "обратную экстраполяцию" от идеального состояния через оптимальное к нормативам не столько ожидаемых, сколько желаемых изменений.
• Предварительная верификация полученных прогнозов (абсолютная, как известно, возможна только при наступлении времени упреждения прогноза) практически осуществляется особым, чаще всего не первым, опросом экспертов.
• Заключительная операция, которая составляет смысл и цель технологического прогнозирования, сводится к выработке рекомендаций для управления на основе сопоставления данных поискового (эксплораторного, проблемного) и нормативного (целевого) прогнозов.

Долгий опыт разработки социальных технологических прогнозов показал, что из множества методов прогнозирования здесь наиболее экономичны и эффективны, во-первых, опрос экспертов - очный, по методу глубокого интервью, и заочный, по "дельфийской технике" или хотя бы простым анкетированием - а также метод прогнозных сценариев.

Дело в том, что статистическое моделирование у нас в высокой степени затруднено из-за неполности и, мягко говоря, далеко не всегда адекватности соответствующих информационных массивов. Анализ текстов тоже весьма затруднен из-за стремления авторов не "подставить" себя под огонь критики, а, как известно, нетривиальные прогностические суждения почти всегда носят сугубо дискуссионный характер. К этому добавляется общеизвестная российская, точнее, никуда не девшаяся советская специфика: опубликовать книгу или статью не для того, чтобы сообщить что-то новое (обычно чреватое крупными неприятностями для автора), а просто для того, чтобы "опубликоваться", пополнить "список трудов" для подтверждения или повышения своего формального статуса. Поэтому поиск редких конструктивных элементов в море пустословия чрезвычайно трудоемок и зачастую просто напрасен. Очень соблазнительно обратиться к опросу "рядовых респондентов". Но специальное исследование (второй из перечисленных в предисловии проектов) убедительно показало, что даже среди экспертов девять из десяти страдают так называемым презентизмом мышления, т.е. не могут представить себе прошлое и будущее качественно отличным от настоящего. А уж среди "простых респондентов" людей, обладающих хотя бы самым зачаточным прогностическим мышлением - один на тысячу, если не на миллион.

Теоретически много могут дать социальному прогнозу результаты любого социального эксперимента - и удачного, и неудачного, и постановочного, и уже свершившегося (экс пост фактум). Однако новаторы-экспериментаторы обычно плохо знакомы с теорией социальных нововведений, согласно которой всякое действительное нововведение, а не более или менее грубая имитация оного, всегда и везде обычно проходит "проверку на прочность" в виде скептически-негативной реакции аудитории, с нередким гонением инноватора. Поэтому редкий новатор избегает тягчайших фрустраций с соответствующими сдвигами в своей психике, затрудняющих для него объективную прогностическую оценку своего детища. Приходится прибегать к длительным и дорогостоящим процедурам, чтобы отделить субъективные намерения автора от объективно получившихся результатов. Понятно, в неизбежной войне с автором. По той же причине в прогностике малоэффективны методы наблюдения.

Из других методов прогнозирования привлекают внимание огромные потенциальные возможности исторической аналогии. Действительно, Россия вовсе не является чем-то инопланетно-сверхъестественным. И, конечно же, как в её прошлом и настоящем, так и в перспективе очень много похожего на другие страны мира. Жаль, что гораздо меньше схожего, скажем, с Люксембургом, чем с любой Руандой-Бурунди, но это еще не основание для всяких поэтических вольностей типа того, что, дескать "Умом Россию не понять, аршином общим не измерить". Вполне можно и понять и измерить, но обязательно с учетом существенной российской специфики, которая сплошь и рядом приводит по меньшей мере в изумление, поскольку невозможна не только в иных-прочих странах, но и вообще в состоянии трезвого ума и твердой памяти.

Главное же, почти во всех случаях встает вопрос о трудоемкости и дорогостоимости исследования. Трудоемкость приходит в антагонистическое противоречие с бесконечными чаепитиями, из которых складывается обычный рабочий день среднестатистического научного работника от Нарьян-Мара до Душанбе и от Бреста до Владивостока, т.е. с основами Евразийской и Среднеазиатской цивилизаций. С другой стороны, те же самые цивилизации изначально исключают выделение каких бы то ни было средств на исследование за пределами десятки-другой долларов месячного "жалованья" (термин, непереводимый ни на какие языки мира, кроме азиатских) каждому участнику - кстати, совершенно независимо от хода и результатов исследования, вообще от работы или "ничегонеделания".

Западные коллеги отказываются поверить, что за информационное обеспечение исследования - и полиграфическое, и электронное - платить приходится так же мало, как и при несостоявшемся коммунизме с его якобы исчезновением всяких денег. Точнее, платит какое-то загадочное "государство", с простыми смертными никак не соприкасающееся. Что научный работник вполне может работать - в перерывах между чаепитиями - либо за упомянутое выше грошовое "жалованье", либо чаще вообще бесплатно - в порядке своего рода хобби после приработков где-то на стороне. А эксперту причитающиеся ему 3000 долларов за три часа экспертизы вполне заменяют хорошие личные отношения с руководителем исследования и вытекающее отсюда "личное одолжение", а также понятное желание произвести хорошее впечатление на интервьюера-анкетера противоположного пола. Понятно, что это подразумевает характер и качество работы, немыслимые при оплате наличными.

В конечном итоге, горький опыт многих лет привел к оптимуму: экспертному сценарно-прогностическому мониторингу как самому дешевому (при условии "личного одолжения") и самому эффективному варианту из всех возможных. Но и это, так сказать, "наименьшее зло" потребовало ряда рациональных ограничений для своей хотя бы минимально удовлетворительной реализации.

Во-первых, сугубого внимания к подбору экспертной группы. Головоломная задача - отобрать из сотни опытных и добросовестных экспертов хотя бы десяток (в нашем случае - шестнадцать) не с презентистским, а с прогностическим мышлением. Кроме того, желательно возможно менее чиновно-сановных. Ибо действующий чиновник-сановник просто по своему положению не имеет права высказывать суждения о будущем, отличном от настоящего. Иначе по канонам Евразийской цивилизации тут же возникает вопрос: куда смотрит начальство? То есть, сам сановный эксперт. В крайнем случае, годится экс-сановник, который обычно ностальгирует по своему прошлому, но зато не несет ответственности за назревающие проблемы. Кроме того, желательно хотя бы минимальное разнообразие в социальном статусе экспертов. Так, например, вряд ли целесообразно опрашивать одних только управленцев, или одних только академиков, или одних только общественных деятелей - оценки неизбежно будут смещены в одну плоскость. Наконец, надо иметь в виду коммуникабельность эксперта. Ибо все те же каноны азиатских цивилизаций предписывают вышестоящему не унижаться до разговоров с нижестоящим, а по возможности ставить его на место подобающим сану чванством. Мы искали и нашли исключения из этого правила.

Во-вторых, для эксперта, как и для всякого простого смертного, характерно такое явление, как психологическая усталость. И не только на третьем-четвертом часу допроса, когда даже самая хорошенькая интервьюерша представляется ведьмой-садисткой. Но и когда сказать уже больше нечего, а только что помянутая ведьма в десятый раз пристает с одним и тем же: "нет, вы все-таки скажите …". К сожалению, оба забывают про известную французскую девушку, которая никак не могла дать больше того, что имела. И попадают в ложное положение. Эксперт выглядит как бы импотентным в самый интересный момент общения с партнершей и соответственно ожесточается, хотя на самом деле здесь просто грубо нарушаются элементарные правила экспертизы.

Оказывается, психологическая усталость эксперта наступает по разному при оценке качественно различных социальных явлений. Например, эксперту предъявляют динамический ряд данных, согласно которым население России уменьшается со скоростью до миллиона человек в год, и предлагают экстраполировать этот ряд на несколько десятилетий в будущее. В этом случае эксперта можно опрашивать хоть ежечасно - были бы новые фоновые данные факторов, содействующих изменению наметившейся тенденции в ту или иную сторону. Он устанет скорее физиологически, нежели психологически. Совсем иное дело, если требуется оценить ожидаемые и желаемые изменения, скажем, в экономике, культуре, военном деле, народном образовании, прибегая не только к количественным, но и к качественным оценкам. Здесь, если опрашивать не то что каждый день, но каждый месяц или даже каждый год, вполне можно нарваться на усталое: "я уже все сказал!"

Тот же эмпирический опыт показал, что, при отсутствии качественно новых фоновых данных, эксперты из месяца в месяц и даже из квартала в квартал в более или менее завуалированном виде просто повторяют свои прежние суждения, сводя на нет целесообразность повторной экспертизы. Мало того, по сложным социальным явлениям с сильнейшей инерцией (а экономика, культура, военное дело, народное образование и т.п. принадлежат именно к таким явлениям) даже ежегодная экспертиза срабатывает только тогда, когда экспертов либо меняют, либо опрашивают по радикально новой программе, под качественно новым углом зрения,

В-третьих, во избежание фантасмагории, необходимо строжайше придерживаться канонов построения прогнозных сценариев, выработанных одним из наиболее развитых к настоящему времени направлений исследования будущего - альтернативистикой, изучающей возможные пути перехода от существующих состояний к качественно новым, альтернативным. Альтернативистика требует, чтобы прогнозные сценарии удовлетворяли критериям реальности (не переходили в область фантастики), логичности (непротиворечивость причинно-следственных связей), сопоставимости (сопоставление только сопоставимого), оптимальности (возможность извлечения хоть каких-то уроков на будущее) и т.д. В её рамках разработаны основные типы прогнозных сценариев - инерционный, проблемный, целевой, идеализационный, оптимизационный, нормативный, революционный, катастрофический и др. И каждый имеет свои собственные каноны построения. Если, например, пытаться строить проблемный сценарий как целевой или катастрофический как революционный - ничего, кроме помянутой фантасмагории, не получится. Главное же, чтобы любой прогнозный сценарий или совокупность подобных сценариев могли служить материалом для выработки рекомендаций по оптимизации управленческих решений. Иначе к чему все чисто умозрительные построения?

Вот с таким примерно теоретико-методологическим багажом коллектив сектора в 1994-95 гг., на завершающих этапах реализации предыдущего проекта, приступил к выработке программы настоящего исследования.

Концепция технологического прогнозирования предполагает как нечто само собой разумеющееся, что процесс прогнозирования является, по сути своей, исследованием - в данном случае, исследованием будущего. И, как всякое научное исследование, должен начинаться с выработки программы, призванной уточнить объект, предмет, проблему, цель, задачи, структуру, рабочие гипотезы, время основания и упреждения, методы и организацию исследования. По этому алгоритму вырабатывались программы всех восьми исследований сектора, включая и настоящее. Каждый раз это требовало сравнительно длительного времени, чтобы разрешить ряд сложных вопросов, поэтому разработка программы всегда падала на последний год реализации предыдущего проекта, когда процедуры подготовки к печати заключительного отчета позволяли выделять время на подготовку нового проекта. Так произошло и на этот раз.

Объект исследования. Самым простым и выигрышным было бы повторить предыдущий проект ("Перспективы трансформации России") применительно к обстановке второй половины 90-х годов. Опыт был наработан. Принципы формирования экспертной группы определены. "Подводные камни" и выигрышные моменты заранее известны. Правда, это явилось бы простым тиражированием уже накопленного опыта, с соответствующей ценностью в научном отношении. Но если бы нашелся хоть символический заказчик, какой имелся в начале реализации предыдущего проекта, то, возможно, соблазн "легкого пути" возобладал бы. К несчастью (или, в данном случае, к счастью?), "рынок прогнозов" во всем мире пока еще только складывается. Прогнозисты никак не найдут общего языка с управленцами. Решения принимаются, как и тысячу лет назад, большей частью чисто волюнтаристски, а никаким, образно говоря, нынешним "князьям олегам" никакие волхвы-кудесники не нужны, какими бы "заветами грядущего" они ни обладали. Иногда решения готовятся аппаратом, но когда оно уже подготовлено - футуролог может выступать только как весьма нежеланный ревизор, выставляющий управленца в неприглядном свете. Додуматься до простой мысли, что выработке решения обязательно должен предшествовать конструктивный диалог "князя" и "волхва" - это, видимо, будет достижением грядущего века.

В России же управление и предвидение - это как красное и круглое: абсолютно разные вещи, ничего общего меж собой не имеющие. Да, управленцы то и дело апеллировали к "научному предвидению" - но лишь в сугубо демагогических целях соответствующего "просвещения трудящихся". Представить себе не только Сталина или Хрущева, но и Горбачева или Ельцина, хоть на секунду задумавшегося о последствиях намечаемого им решения, может лишь сумасшедший. Да, у нас почти два десятилетия разрабатывали "комплексную программу научно-технического прогресса" на двадцать лет вперед. Но это был заведомый псевдопрогноз для якобы обоснования квазипланов, весьма далеких от реального положения вещей. Да, у нас за последние годы развелась тьма "центров анализа и прогноза", но это - чистейшее предугадывание того, чего требует заказчик: кто победит на выборах, каков будет курс доллара и т.п. Только на грани ХХ и ХХ1 веков у некоторых управленцев разного уровня начинает постепенно складываться понимание того, что именно способен дать ему технологический прогноз. И появляются первые крупные заказы - как на правительственном (увы, не нашем), так и на местном, и особенно на частном уровне. Но пять лет назад в нашей стране "рынка технологических прогнозов" вообще не существовало, а без него повторение пройденного было бы мазохизмом.

Вторым "кандидатом" на объект исследования были теоретические вопросы, с изучения которых, по понятным причинам, начиналась история сектора. Перечень этих вопросов бесконечен, и обращение к ним сулит "спокойную жизнь", хотя и не привлекает никакого внимания окружающих (что, может быть, не так уж и плохо само по себе: "научная солидность" во всяком случае гарантирована). Самые "выигрышные" в данном плане: во-первых, теория социальных показателей, как основы исходной модели социального прогноза - к ней сектор уже обращался во второй половине 70-х гг. и мог бы с блеском вернуться на качественно новом уровне двадцать лет спустя; во-вторых, структура личности и сознания самого эксперта - объект настолько соблазнительный в плане изыскания путей повышения эффективности экспертных оценок, что едва не возобладал в планах работы сектора на 1996-2000 гг.

После долгих дискуссий, все же решено было поискать объект в социальной проблематике нашей страны - этого требовала прежде всего гражданская совесть исследователя. Круг социальной проблематики в рамках компетенции работников сектора давно определен. Это - ожидаемые и желаемые изменения в социальных аспектах экономики, структуры власти, семьи и народонаселения, народного образования, науки, культуры, здравоохранения, расселения, охраны окружающей среды и общественного порядка, наркотизации и денаркотизации общества (никотин, алкоголь, более сильно действующие наркотики), наконец, в социальной организации вооруженных сил. Раз нет конкретных заказчиков - остается выбрать любую из перечисленных двенадцати тем, которая получила хотя бы "хорошую печать", коль скоро никакими дополнительными деньгами ни при каком варианте не пахнет. И тут сразу перед исследователем возникает стена ограничений, никакого отношения к собственно науке не имеющих.

В общих чертах известно, куда и почему дрейфует наша экономика. Известно также, какие примерно изменения в ней должны произойти, чтобы упадок сменился подъемом. Но не всегда вспоминается при этом, что существующее положение вещей очень выгодно определенным и притом довольно мощным силам. Мы видим, что как только начинают делаться попытки изменить положение вещей - реакция этих сил следует немедленно. Один из участников исследования сталкивался с этим самолично, причем трижды на разных уровнях, и досконально знает, каким может быть противодействие самому миролюбивому действию. Одно дело, выступить в роли содействия инициативе, пусть даже с небольшим шансом на успех. И совсем иное - выступить "просто так", как говорится, для сотрясения воздуха. Образно говоря, высунуть язык, чтобы получить пулю в рот. Поэтому тема была отложена "до лучших времен".

Известно также, что именно надо сделать, чтобы наше фиктивное разделение властей превратилось в реальное, чтобы возобладали подлинная демократия и правопорядок. Но вы же видите, какие страсти разгораются из-за робкой попытки устранить явную несообразность: заседание исполнительной власти (губернаторов) в помещении законодательной власти (верхней палате парламента). Нетрудно представить себе, что произойдет, если обнародовать суждения экспертов о том, как сделать фиктивное нефиктивным. Говоря словами одного несостоявшегося классика, "эта штука будет сильнее, чем "Фауст" Гете". Эту тему постигла судьба предыдущей.

Кстати, примерно то же самое можно сказать о социальных аспектах здравоохранения и расселения, охраны окружающей среды и общественного порядка, социальной организации науки и вооруженных сил. Одно дело брюзжать по поводу нехватки лекарств или грубости врачей, гнусного вида наших лоджий, вопиющего надругательства над природой и некоторых недостатков в "перевоспитании" отъявленных бандитов. И совсем другое - затрагивать триллионные потоки долларов и рублей, которые крутятся в фармацевтике и градостроительстве, в науке и в армии, в предприятиях, загрязняющих окружающую среду, и в так называемых мафиозных структурах. Тем более, когда заходит речь о судьбе тысяч очень высоких и очень приятных синекур. Пусть даже доподлинно известно, "кто виноват" и "что делать" - уж что делать в каждом из перечисленных аспектов технологам-прогнозистам известно доподлинно - но общеизвестно, что прицельно стрелять у нас начинают даже по гораздо более пустячным поводам. Можно рискнуть жизнью, если знаешь, за что. Но чтобы "за просто так"?!

Социальные аспекты наркотизации\денаркотизации общества были отвергнуты по несколько иной причине. Слишком жив еще в памяти позорный провал "антиалкогольной" авантюры Горбачева второй половины 80-х гг., после которого любая плохо подготовленная или вообще неподготовленная инициатива в этой области неизбежно будет выглядеть еще одной такой же авантюрой. Здесь необходимы государственный ум и государственная воля. Пока они не проявят себя - в этой области лучше ограничиваться просветительством (чем сектор и занимается).

Остаются культура, семья и школа - "кандидаты" с более или менее одинаковыми шансами на успех. Остановились на последней - и только потому, что здесь открываются более гарантированные перспективы хотя бы публикации результатов исследования. При иных условиях, объектом исследования могли бы стать первая или вторая.

Во избежание недоразумений, следует уточнить, что в сфере культуры, семьи и школы тоже имеются опасные для автора "подводные камни", которые, однако: гораздо легче обойти, чем в экономике или политике. Чтобы не быть голословными, приведем три конкретных примера не только из недавнего прошлого, но и из самого что ни на есть настоящего.

Все хорошо представляют себе типичный урок физкультуры в школе, как он постепенно сложился из "норм БГТО" в условиях репрессивно-казарменной педагогики Тридцать ребятишек полчаса мерзнут на ветру строем, пока двое-трое из них пытаются подтянуться на брусьях или пробежать стометровку. Формально - "на отметку", а фактически - на посмеяние присутствующими. И на следующий день полкласса лежит с температурой и кашлем. Ничего более антипедагогического и даже асоциального просто придумать невозможно. К настоящему времени это осознали почти все до единого сколько-нибудь значительные специалисты по преподаванию физкультуры в школе, все руководство Госкомспорта и Минобраза, до министров включительно, с мнением которых автор знаком самолично. Мало того, разработаны и успешно опробованы методики, которые позволяют на целый порядок поднять эффективность внедрения в школу физической культуры безо всяких "отметок". Тем не менее, на конференции Отделения образования и культуры Российской академии образования в июле 2000 года специально по этой проблеме было констатировано, что практически потребуется по меньшей мере десять лет, чтобы в школах начался (!) постепенный переход в данной области от дикости к цивилизации. Настолько сильна инерция системы вообще и десятков тысяч преподавателей физкультуры, которые могут преподавать только традиционным и никаким другим образом.

Еще один в точности такой же пример - преподавание иностранного языка в "обычной" (не "языковой") школе. Всем доподлинно известно, что давать иностранный язык по часу-другому в неделю, да еще с ориентацией на подготовку будущего лингвиста, - это заведомо нулевой результат к моменту выхода в жизнь. Тем не менее, ту же воду с тем же результатом неизменно толкут в ступе каждой "неязыковой" школы. И это при том, что разработаны блестящие вариативные методики овладения даже не одним, а несколькими "разговорными языками" за десяток-другой уроков. Методики хорошего освоения не только разговорного языка за несколько месяцев. Мало того, эти методики опробованы и дают потрясающий результат - но только если выложишь столько то тысяч долларов в соответствующих учебных фирмах.

Теперь представьте себе, что прогностическое исследование ориентировано на выявление ожидаемых и желаемых изменений в преподавании физкультуры и иностранного языка в школе. Как отнесутся к нему десятки тысяч преподавателей того и другого предмета, по разным причинам еще не успевшие сбежать из школы в гораздо более щедрые на зарплату "структуры" и способные преподавать только так, как их научили в пединститутах? Правильно, как к потенциальной угрозе для своего и без того огорчительного существования. С соответствующей бурной реакцией, до травли "заветов грядущего вестников" включительно.

Те же самые "подводные камни" просматриваются и в области учреждений культуры. Конечно, скажем, музейные работники вряд ли способны оказать действенное сопротивление любым сколь угодно волюнтаристским инновациям и скорее с интересом встретят любую информацию о возможных переменах в своей плачевной участи, ибо, по их мнению, хуже существующего положения вещей трудно что-либо придумать. Но уже в области ТВ, где гнусная навязчивая реклама пахнет миллиардами долларов, за любым, самым плевым, нововведением тут же следует выстрел в Листьева или арест Гусинского.

Мы хотели бы быть правильно понятыми. Коллектив сектора вовсе не трусливее почти сотни в точности таких же безумно храбрых коллективов Института социологии РАН. Дело не в риске для жизни, а в нежелании "работать в стол" как при любой крамоле в недавние времена. Исследователь, как минимум, должен быть уверен что его труд, если и не будет оплачен полностью, то хотя бы не пропадет пропадом, когда ему заткнут рот задолго до первого публичного выступления.

К счастью, в избранной нами сфере исследования помянутые "подводные камни" легко обойти, если объявить, что изучаемые возможные и желательные изменения касаются не шкурных интересов соответствующих "подопытных кроликов", а некой абстрактной и трудно представимой "социальной организации" той или иной отрасли общественного производства. И только от авторов зависит удержаться на этой стезе в рамках бесстрастной академичности, не дать скатиться исследованию в пучину страстей "дурной сенсационности".

Из трех вышеперечисленных "кандидатов" в объекты программируемого исследования только сфера семьи лишена помянутых "подводных камней". Но она оказывается не самой желательной по прямо противоположной причине - по причине полного равнодушия государства и общества к плачевной судьбе заживо разлагающейся и мучительно умирающей семьи. Здесь получается нечто вроде знаменитых чеховских "Лекций о вреде курения". Каждый знает, что никотин сокращает жизнь человека почти на треть положенного ему судьбою срока. Но разве это основание для того, чтобы 70% мужчин и 35% женщин бросили курить? Точно так же каждый знает, что именно произошло в Косово. Но не каждый догадывается, что судьба косовских сербов неизбежно ожидает его самого или, в крайнем случае, его детей, так как те, у кого семья разваливается позднее и медленнее, обязательно раньше или позже стирают с лица земли тех, у кого семья давно заменена "сексом" и "кайфом". Что толку вопиять в пустыне, даже если никто не затыкает рот?

С учетом всего сказанного, избранный объект исследования уточнился как "социальная организация системы народного образования в России".

Предмет исследования - это, как известно, то, что изучается на объекте, Концепция технологического прогнозирования не оставляет здесь сколько-нибудь широкого выбора: при ориентации на "взвешивание" возможных последствий намечаемых решений, конечно же, рациональнее всего исследовать ожидаемые и желаемые изменения в развитии объекта.

Проблема исследования, как и положено, распадается на методологическую и предметную (социальную) Методологическая сводится к поискам путей оптимизации опроса экспертов и построения прогнозных сценариев. Ей, как указано выше, придается сугубое значение, ибо это - чистейшее фундаментальное исследование, каковое только и приличествует академическому институту. И если бы имелся отраслевой институт, на который можно было бы свалить решение предметной проблемы, то, наверное, так и следовало бы сделать. Но поскольку отраслевых институтов прогностического профиля в России просто не существует, поневоле приходится придавать исследованию фундаментально-прикладной характер и делать равно-порядковой с методологической также и предметную проблему. Тем более, что общие контуры её хорошо известны автору еще с осени 1974 г., когда он, по распоряжению Отдела Науки ЦК КПСС, был командирован в качестве докладчика на УП сессию Всесоюзного семинара по методологии педагогики и методике педагогических исследований Академии педагогических наук СССР (фактически по предоставленным материалам были подготовлены два доклада: "Предпрогнозная ориентация при прогнозировании развития системы народного образования" и "Прогнозирование перспектив развития системы народного образования" - см. " Прогнозирование развития школы и педагогической науки", ротапринт АПН СССР, ч.1-2, М., 1974).

В общих чертах предметную проблему в системе народного образования (СНО) можно сформулировать как "нарастающий разрыв между ориентацией на подготовку дипломированных специалистов и реальными требованиями жизни". Напомним, что в 20-х годах, когда начала формироваться существующая доселе СНО, дефицит дипломированных специалистов был огромный, а недипломированных в избытке готовила так называемая "домашняя школа" в каждой почти многодетной семье, и заботиться об этом не было нужды. Кроме того, ожидалось скорое пришествие социализма, а затем и коммунизма, при котором противоположность физического и умственного труда должна была исчезнуть, а рабочие и крестьяне - поголовно перековаться в "народную интеллигенцию". В результате школьные программы были построены таким образом, что в них на первый вышло только то, что требуется на приемных экзаменах в вуз, а требования реальной жизни отодвинуты на задний план и скомканы. Конечный итог (к 70-м годам!) : чудовищное перепроизводство посредственных и откровенно плохих дипломированных специалистов с нарастающим дефицитом недипломированных из-за ухода на пенсию старших возрастов, экономические репрессии за такую диспропорцию в виде замораживания зарплат более не дефицитным дипломированным специалистам с вынужденным быстрым ростом зарплат все более дефицитным недипломированным, "бегство" миллионов дипломированных на рабочие места недипломированных, т.е. полное выхолащивание смысла существования средней и высшей школы в том виде, как она сложилась и существует до сих пор. Кроме того, обнаружилось, что более чем для 80% школьников, которые не только не собирались, но и объективно не способны поступать в вузы, школьная программа, ориентированная только на поступление в вуз, просто не по силам и лишь напрасно ожесточает подростков до такой степени, что школа стала котироваться как второй по масштабам (после неблагополучной семьи) социальный источник преступности. Иными словами, школа при сохранении анахроничной ориентации перестала давать ожидаемый от неё социальный эффект, стала давать скорее асоциальный эффект, минус-эффект.

Все это стало предельно ясным не только для педагогической науки, но и для высшего звена управленцев СНО и даже для соответствующих отделов ЦК КПСС уже к середине 70-х годов. Именно тогда была осознана необходимость в кардинальной школьной реформе, выраженная формулой о "коренном совершенствовании всей нашей общеобразовательной системы", озвученной на самой высокой трибуне государства его главою. И что же? Как видим, школьная реформа, при всех заклинаниях о её срочнейшей необходимости, продолжает до сих пор оставаться скорее в виртуальном, нежели в реальном пространстве. Тому должны быть и, действительно, наверное, имеются достаточно веские причины. Которые наверняка известны экспертам, так что дело только за тем, чтобы "выудить" у них нужную информацию, вполне достаточную, чтобы определиться с грядущими изменениями в СНО.

Цель исследования. В соответствии с канонами технологического прогнозирования, целью прогностического исследования принципиально не может быть какое бы то ни было предсказание ожидаемых событий - только выявление назревающих проблем и возможных путей их решения. Но и последнее - не самоцель, а скорее средство достижения конечной цели: содействие управлению социальными процессами в смысле повышения уровня объективности и тем самым эффективности намечаемых решений путем заблаговременного "взвешивания" их возможных последствий. Представляется, что значение такой постановки цели, её превосходства над простым "предсказанием" трудно переоценить.

Задачи исследования. В соответствии со все теми же канонами, как уже говорилось, задачами достижения только что поставленной цели являются:

• Построение исходной модели объекта исследования в виде упорядоченной совокупности количественных и качественных показателей объекта.
• Построение такой же совокупности показателей прогнозного фона.
• Построение поисковой (проблемной) модели ("Дерево проблем").
• Построение нормативной (целевой) модели на основе "Дерева целей" по заранее заданным критериям.

Верификация полученных моделей опросом экспертов.

Рекомендации сфере управления на основе сопоставления данных поисковой и нормативной модели ("Дерево решений").

Структура исследования. Строится сообразно задачам. Однако в связи со спецификой данного прогностического исследования и в особенности в связи со спецификой излагаемых ниже рабочих гипотез, в неё пришлось внести ряд корректив, отображенных в излагаемой ниже организации исследования.

Время основания и упреждения. Время основания, т.е. временные рамки информационного массива, составляющего основу динамических рядов в прошлом и настоящем, подразделяется в данном исследовании на три эшелона:

Досоветская Россия: вполне достаточно данных за 1913 г. (для сравнения).

Советская Россия 20-80-х гг. (динамический ряд с 1922 г., когда начала складываться существующая до сих пор СНО и далее по пятилеткам до 1991 г.)

Постсоветская Россия (1992-96 и 1996-2000).

Время упреждения эшелонировано канонически:

Текущие прогнозы (в рамках текущего и очередного учебного года) опущены изначально, так как требуют специального исследования.

Краткосрочные прогнозы на пятилетку 2001-05 гг.

Среднесрочные прогнозы на пятилетку 2006-10 гг.

Долгосрочные прогнозы на десятилетие 2011-20 гг.

Сверхдолгосрочные прогнозы (за рамками 2020 г.) тоже были опущены изначально, так как прогнозный фон уже на уровне рабочих гипотез (см. ниже) делал бессильным имевшийся научный инструментарий прогнозирования.

Забегая вперед, уточним, что на деле "разрешающая способность экспертов" оказалась такой, при которой эшелонирование их высказываний на кратко-, средне- и долгосрочную перспективу было вообще практически невозможно, так что пришлось удовольствоваться неким "среднеориентировочным" 2010 годом плюс\минус пять лет. Именно эту перспективу и надо иметь в виду при ознакомлении с материалами последующих глав данного отчета.

Методы исследования. Как уже говорилось, из всего богатства научного инструментария технологического прогнозирования мы выбрали только два метода: опрос экспертов и построение прогнозных сценариев. Опрос экспертов распался на два подвида: углубленное интервью в форме обстоятельной беседы с экспертом частично по заранее подготовленному вопроснику, а частично, когда этого требовал ход развертывавшегося диалога "интервьюер - эксперт", как принято говорить, "в свободном режиме", лишь бы продолжала поступать требовавшаяся информация; коллективный заочный опрос в форме одноразового анкетирования (для сравнительного анализа с данными по интервью). Что касается сценариев, то они, по ходу исследования, были "переименованы" в "модели", причем внимание было сосредоточено на нормативных идеализационной и оптимизационной моделях, а поисковая подразумевалась как бы сама собой: её данные фигурировали в диалоге с экспертами, но внимание на ней сознательно не заострялось, чтобы не дать исследованию скатиться в русло алармизма по поводу явного скатывания проблемной ситуации с СНО РФ в критическую и далее в катастрофическую с неизбежным разгоранием политических страстей при такой постановке вопроса. По той же причине "модель", с её подчеркнуто статическим характером, выглядела предпочтительнее неизбежно динамического "сценария", когда обязательно возникают сакраментальные российские вопросы "кто виноват", "что делать", с чего начинать "революцию в СНО" и пр. Этих накладок в академическом исследовании, конечно, хотелось бы избежать, сосредоточиться только на возможно более объективном анализе поставленных в заглавии проекта положений. В этом смысле "модель" полностью выполняла все функции "сценария".

Рабочие гипотезы исследования, по идее, должны полностью определяться данными прогнозного фона, который канонически, в свою очередь, подразделяется на научно-технический, демографический, экономический, социальный, социокультурный, политический (внутриполитический) и международный (внешнеполитический). Понятно, имеются в виду предметные гипотезы, поскольку методологические в данном случае целиком сводятся к предположению, что подобранный нами корпус экспертов в состоянии содействовать достаточно адекватному построению моделей-сценариев, а те, в свою очередь, достаточно адекватно отображают действительное положение вещей и его перспективы.

Научно-технический фон поистине безбрежен, но нас в нем больше всего интересует только один показатель: уровень компьютеризации СНО. Это диктуется последними данными научно-технического прогнозирования (1999 г.), согласно которым в первом десятилетии ХХ1 века обязательно появится качественно новая массовая модель персонального компьютера (необходимые инженерные разработки уже имеются). Он будет настолько же разительно отличаться от привычного нам современного, насколько тот - от "компьютерного зала" лет 30-40 назад. Скорее всего, по своим габаритам он будет настолько же меньше современного ноутбука второго поколения (величиной с видеокассету), насколько тот - меньше ноутбука первого поколения (величиной с кейс). Наверное, это будет что-то вроде современного мобильного телефона в кармане или на поясе, только помощнее самых мощных сегодняшних компьютеров, поскольку окажется включенным в общемировую сеть типа Интернет, как бы объединяющую потенциальные возможности всех компьютеров мира. Мы не будем говорить о долгосрочных и сверхдолгосрочных прогнозах, согласно которым такому компьютеру в перспективе ближайших десятилетий уготована роль своего рода "протеза", встроенного в человеческое тело, а затем и своего рода искусственной "железы", регулирующей жизнедеятельность организма. Достаточно сказать, что в самые ближайшие годы каждый школьник в более или менее развитых странах (из числа которых, надеемся, до 2010 года еще не выпадет Россия) получит сравнительно дешевую игрушку типа излюбленного им плейера, которая позволит ему почти мгновенно получать любую требуемую информацию - от сколько будет дважды два или в каком году произошла революция 1917 года до полного набора решенных задач или уже написанных сочинений на любых выпускных или приемных экзаменах. Это не значит, конечно, что не надо будет учить таблицу умножения, решать задачки и писать сочинения. Но это означает, что педагогам придется коренным образом пересматривать методику обучения сообразно качественно новым условиям учебы.

Демографический фон демонстрирует особенности развития СНО в условиях нарастающего физического вырождения населения (депопуляции). Он имеет три измерения:

Количественное. Убыль населения страны со скоростью до миллиона человек в год в связи с преобладанием уровня смертности над рождаемостью. За последние восемь лет страна лишилась таким образом почти шести миллионов своих потенциальных граждан, в том числе стало на 5 млн. меньше детей до 16 лет (в 1992 г. было более 35 млн., к 2000 г. осталось менее 30 млн.) Эти абстрактные цифры мало что говорят неспециалисту. Гораздо доходчивее, если уточнить, что это означает через 5-10 лет двух детишек за школьной партой вместо каждых нынешних трех. И далее со всеми остановками, вплоть до величин, близких к нулевым к концу грядущего столетия, если не изменить наметившуюся тенденцию. Уже одно это заставляет внести серьезные коррективы в социальную организацию системы, где число абитуриентов средних школ становится меньше числа даже бесплатных вузовских мест. Конечно, по пословице, свято место пусто не бывает, и на практике произойдут просто серьезные сдвиги в национальной структуре школьного контингента. О том, какие это порождает проблемы, могли бы подробно рассказать американцы, у которых белое население физически вырождается еще более значительными масштабами и темпами, в результате чего контингент государственных (не частных) школ стремительно приближается к пропорции фифти-фифти по соотношению "белых американцев", с одной стороны, и прочих субкультур, с другой. Дальнейшие перспективы лучше всего иллюстрирует общеизвестный ныне "Пример Косово".

Качественное. В многодетных семьях при традиционном сельском образе жизни и сопутствующей ему относительно высокой детской смертности, как правило, выживали сильнейшие, которые и передавали свою генетику следующим поколениям. Сегодня в численно преобладающих однодетных семьях выживают почти все, кто родился, и далеко не все могут похвастать своим генетическим здоровьем. Городской образ жизни и вконец анахроничная школа, как известно, отнюдь не укрепляют здоровье. Скорее, наоборот. В общем, ко второму десятку лет жизни более половины школьников приходит с расшатанной нервной системой (невротики), две трети уже не могут обходиться без помощи лечебных и аптечных учреждений (аллергики), четыре пятых имеют серьезные хронические проблемы с ухом-горлом-носом, зрением и позвоночником, являются потенциальными клиентами уролога или, соответственно, гинеколога. Не учитывать этого фактора в стратегии развития СНО на ближайшие годы способен только компрачикос из романов-ужасов Виктора Гюго.

"Семейное". Не секрет, что очень многое в жизни любого учащегося определяется семейным окружением. Неблагополучные семьи были всегда, но всегда составляли считанные проценты от более или менее благополучных. Ныне в данном отношении мир как бы перевернулся. Мало того, что на каждые две семьи с двумя родителями приходится одна фактически или даже и формально только с матерью, еще и каждая пятая из "полных" семей страдает от горького пьяницы-алкоголика, а все чаще - от законченного наркомана. Но и без этого в десятках процентов "полных" семей отношения как между взрослыми, так и взрослых с детьми носят, так сказать, воинствующе антивоспитательный характер, а в "неполных" сплошь и рядом идет непримиримая война матери с сыном или дочерью. Словом, если раньше в школу приходили "абитуриенты домашней школы" и семья в этом смысле была опорой, надежным союзником школы, то теперь дела обстоят, можно сказать, с точностью до наоборот: школе то и дело приходится расхлебывать "кашу", завариваемую в семье.

Экономический фон отличается двумя параметрами. Во-первых, полным и хроническим отсутствием в стране каких бы то ни было "свободных" финансовых средств за рамками бюджетных выделений, которые изначально исключают сколько-нибудь серьезную школьную реформу. Поэтому приходится давать прогнозную оценку только таким возможным изменениям СНО, которые не требуют значительных дополнительных ассигнований. Во-вторых, разворованы и переведены на тайные счета в зарубежных банках такие астрономические суммы, которых с лихвой хватило бы практически на любую мыслимую школьную реформу. Когда до начальства доходит серьезность положения - например, в Чечне - сразу находятся сотнемиллиардные средства на полномасштабную войну. Было бы хорошо, чтобы возможно скорее пришло понимание того, что проблемная ситуация со школой - это нечто вроде "второй Чечни", грозящей стране такими же неисчислимыми бедами, если проблему не решить кардинально.

Социальный фон исходит из того исторического факта, что, вопреки марксизму-ленинизму, бесклассового, "социально однородного" общества никогда не было, нигде нет и в принципе не может быть. Ибо всегда и везде любое человеческое общество делится ровно на пять страт (классов): высший - аристократия; средний, который, в свою очередь, подразделяется на высше-средний так называемых состоятельных слоев, собственно-средний со средним по стране душевым доходом и низше-средний бедняков; наконец, низший - "дно общества", нищие, парии. Вся разница в том, что в благополучных странах средний класс составляет подавляющее большинство - до двух третей и более населения, высше- и низше-средние слои не выходят за рамки десятка-полутора процентов каждый, а высший и низший класс измеряется считанными процентами. А в неблагополучных, к каковым относится и Россия, только высший класс имеет примерно тот же процент (в сегодняшней России - не более 2% населения, из них собственно русских - не более 1%). С другой стороны, около половины населения составляют бедняки и около трети, судя по формальным душевым доходам, форменные нищие. Но это, конечно, данные "официальной" экономики, параллельно с которой существует, как известно, "теневая", дающая возможность беднякам и нищим не только не умирать с голоду, но и повально пьянствовать. Напомним, что примерно такая же классовая структура была и в досоветской, и в советской России, и остается по сей день повсюду в мире. Сообразно ей строится в каждом случае и система народного образования, имеющая всегда и везде - на сей раз в полном соответствии с канонами марксизма-ленинизма - отъявленно классовый характер.

Не будем углубляться вглубь веков, напоминая о том, для кого существовали гимназии, отгороженные от "простонародья" не только высокой платой, но и специально введенными для этого "мертвыми языками", изучать которые для крестьянина, мещанина, купца было такой же бессмыслицей, как сегодня, скажем, алгебру-геометрию-тригонометрию (в существующем чудовищном объеме) для 99% учащихся средней школы. Далеко не для всех существовали также реальные училища и даже церковно-приходские начальные школы. Напомним лишь о недавних временах, когда в каждом городе существовала особая школа для детей "начальства" (в Москве их было несколько), когда "теневики" имели реальную возможность деньгами либо протолкнуть своих чад в "престижную" школу, либо создать им "особые условия учебы", вплоть до фактически покупки аттестата и диплома, когда из подавляющего большинства школ, особенно сельских, составляющих и поныне большинство школ страны, было фактически невозможно перейти в следующую ступень СНО.

Сегодня следует считаться с тем, что для 2% дошкольников, школьников и студентов - отпрысков "новых русских" - создана фактически особая подсистема СНО, готовящая их к престижным должностям в будущем. Она распадается на зарубежную и отечественную ветви. Не будем говорить здесь о том, какую участь готовят себе родители, отправляющие свое чадо в страну с иной, более высокой в их глазах, культурой. Не секрет, что почти во всех без исключения случаях дети в такой ситуации начинают стыдиться своих родителей, подобно тому, как переехавшие в город потомки зачастую стыдятся своих деревенских предков. Укажем лишь, что эта подсистема в обеих своих ветвях надежно отгорожена от прочего населения высоким тысячедолларовым забором.

Точно так же различными (главным образом, денежными) способами около десятка процентов родителей из высше-среднего класса и немногим больше из довольно малочисленного у нас собственно среднего класса создают для своих отпрысков условия учебы, разительно отличающиеся как от тысячедолларовых учебных заведений ""высшего класса", так и от почти бесплатных для детей остальных 80% населения.

Что касается "остального населения", то факт начинающейся постепенной деградации дошкольных учреждений и обычной общеобразовательной школы, не получающей должной финансовой подпитки, не подлежит никакому сомнению, Достаточно сказать, что из 30 млн. оставшихся детей более 2 млн. --главным образом, школьного возраста, согласно официальным данным парламентских слушаний в мае 2000 г., оказались не только за стенами школы, но и в числе официально признанных "беспризорными". И еще несколько миллионов числятся в школе практически лишь формально, месяцами прогуливают уроки, не выполняют никаких домашних заданий и в старших классах покидают школу совсем для разного рода приработков, поскольку "мертвые языки" подавляющего большинства преподаваемых в школе предметов по жизни им ни к чему, а в вузы они поступать не собираются. И это не говоря уже о 35 тысячах подростков в тюрьмах и примерно таком же количестве "без вести пропавших" за последние годы. Тревожнее всего, что процентная доля этих тысяч и миллионов имеет тенденцию к нарастанию.

Без учета этих обстоятельств, всякие разговоры о каких бы то ни было изменениях в нашей СНО остаются пустым сотрясением воздуха.

Социокультурный фон всегда определяется соотношением собственно культуры и противостоящей ей антикультуры, "теневой культуры". Первая, начиная с античных трагедий и литургий, дает так называемый эффект катарсиса, очищения, возвышения души, чем очень способствует стабилизации и развитию общества. Вторая, начиная с публичных казней, гладиаторства и вакханалий, апеллирует к низменным, животным инстинктам человека и тем самым дестабилизирует, разрушает общество. Первая опирается на культы милосердия, любви, семьи, разума; вторая - на культы насилия, похоти, стадности, наркокайфа (включая алкоголь и никотин). Антикультура всегда знала свое место в жизни и, как проститутка, никогда не пыталась встать вровень с замужней женщиной. Первые попытки такого рода начались на Западе лишь во второй половине прошлого века и привели к смене Золотого века классики Серебряным веком декаданса (упадка). В 20-х-70-х годах ХХ века культы антикультуры стали заявлять о себе все агрессивнее, а на протяжении двух последних десятилетий истекающего века собственно культура, можно сказать, все более переходит к "глухой обороне" под натиском поистине триумфального шествия своей соперницы, которая теперь выступает в средствах массовой информации и в общении людей уже даже не на равных, а во все большем преобладании.

Это оказалось возможным только потому, что детская, подростковая и молодежная субкультуры, из-за развала семьи, "разрыва поколений" и межеумочного, вопиюще дискриминационного положения детей, подростков и молодежи при городском образе жизни в современном обществе, приняли общеизвестный характер "контр-культуры", воинствующе противостоящей господствовавшей культуре "взрослых". Задача состоит в том, чтобы перевести детскую, подростковую и молодежную суб-культуру на рельсы собственно культуры и тем самым вернуть антикультуру на подобающее ей место "дома терпимости". Но эта задача еще даже не осознана как следует и к решению её не приступали.

Совсем недавно любое образовательное учреждение, подобно солдатской казарме, являло собой очаг культуры, как говорится, этажом выше обычной крестьянской избы, хаты, сакли. Сегодня школа, как и казарма, больше такого места в сфере культуры не занимает. Напротив, та и другая являются рассадниками худших традиций бурсачества, смертельным врагом семьи, горнилом антикультуры. Да и культура родителей, в массе своей, перестала быть "воспитывающей". Встает задача, так сказать "рекультивации школы", тоже еще не осознанная как следует.

Политический фон должен исходить еще из одного исторического факта: да, с тоталитарным строем вроде бы покончено, хотя сильнейшие пережитки оного в сознании и поведении людей, конечно же, сохранились; но никуда не делись и не могли деться тысячелетние традиции личностно-авторитарных отношений, полностью господствующие и поныне в жизни общества под любой бутафорией "демократии" (в кавычках). Дикий произвол "начальства" разных уровней обычен и привычен. Без учета высокой степени вероятности самых невероятных "нововведений", которыми способен изумить население любой самодур-управдом любого ранга, все прогнозные оценки каких бы то ни было возможных изменений просто повисают в воздухе.

Есть и еще одна важная сторона политического фона. Это - открытый лет двадцать назад на сессиях Всесоюзного семинара "Детсад 2000 года" при Секторе социального прогнозирования Института социологии РАН закон классовой борьбы в СНО, ничуть не уступающий своей категоричностью аналогичному закону в марксизме-ленинизме. Оказывается, развитие СНО целиком и полностью определяется борьбой целых четырех социальных сил, не только не имеющих ничего общего между собой, но и находящихся в сугубо антагонистических противоречиях по отношению друг к другу.

Первая, так сказать, наиболее сильная сила в рассматриваемой системе - это управленцы всех уровней, от школьного завуча до правительства страны. Для них, по самому характеру их работы, не существует ни учителей, ни родителей, ни тем более детей, а есть только показатели-проценты, каковые должны выглядеть возможно более прилично в глазах вышестоящих инстанций, во избежания нагоняя свыше. Любой ценой!

Вторая сила, послабее, - учительство. Ему приходится обороняться разом на три фронта - от "начальства", единственное спасение от коего - показуха, "втирание очков"; от родителей, с их взбалмошными, антипедагогическими требованиями; наконец, от собственных учеников, категорически не желающих потрафлять ни тем, ни другим, ни третьим. Возможно, некоторым покажется дискуссионным утверждение, что учитель - не только "сеятель разумного, доброго, вечного", но и самый обычный работник общественного производства, в принципе такой же, как токарь или слесарь, и ему ничто работническое не чуждо. Да, можно привести примеры тысяч великомучеников педагогики. Но ведь учителей-то - миллион! И в массе своей они, как и все, интересуются прежде всего условиями и оплатой их труда. И если условия побуждают - учитель может вкатить до десятка и более уроков в день, дать домашние задания на всю ночь до утра, продержать класс на холоде строем чуть не час, публично унизить ученика или его родителя. Сладить с этой силой можно только одним путем - адекватным изменением, оптимизацией условий учительского труда.

Третья сила, стихийная, как русский бунт, - родители. По новоявленной пословице, им хочется как лучше (для своего ребенка), а получается как всегда. Типичный родитель сегодня не видит никакой разницы между своим любимым ребенком и еще более любимым котенком или кутенком. И от того, и от другого, и от третьего требуется только одно - одно и то же: нахватать возможно больше медалей на очередной выставке (экзаменах). Ради этого собак, кошек и детей дрессируют сутками разными домашними заданиями и в разных кружках, совершенно не заботясь о том, нравится это дрессируемому существу или нет, валится он с ног от усталости или уже окочурился. Ясно, что при такой агрессивности, конфликтов с управленцами, учителями и собственными детьми не избежать.

Наконец, четвертая, самая многочисленная, но и самая слабая сила - дети, подростки, молодежь, вообще учащиеся, вынужденные держать глухую оборону против своего трехглавого классового врага. Врагу словно бы невдомек, что в молодости ни в детсад, ни в школу, ни в институт не ходят для того, чтобы набираться там знаний с последующей реализацией в своей жизненной карьере, о которой первые двадцать лет жизни думают так же мало, как и о неминучей смерти. Во-первых, туда, как в армию, гонят родители, общество, государство, и "косить" от такой рекрутчины - себе дороже. Во-вторых, и это главное, подрастающее поколение приходит в образовательные учреждения для удовлетворения потребности не столько в знаниях, сколько в само-утверждении: чтобы завоевать уважение окружающих и на этом основании хоть немного начать действительно уважать самого себя при непомерном самолюбии каждого. Следовательно, вся педагогическая хитрость должна заключаться в том, чтобы удовлетворение отчаянной потребности в самоутверждении логично выливалось в удовлетворение познавательных потребностей. К сожалению, в сегодняшней школе это - две совершенно разные вещи. С ужасающими последствиями для общества.

Международный фон. Нас стараются не огорчать напоминанием о том прискорбном факте, что более десятка лет назад наша держава потерпела поражение в Третьей мировой войне 1946-89 гг., которая вошла в историю под псевдонимом "Холодной". И что мы сегодня находимся примерно в том же положении, в каком находились после Второй мировой войны Германия или Япония. С той разницей, что нам никто не собирается помогать оправиться от поражения и восстановить рухнувшую экономику. Напротив, нас все еще боятся и делают, и будут продолжать делать все возможное, чтобы мы и дальше пребывали в существующем плачевном положении. Это создает для подрастающего поколения в будущем дополнительные трудности, преодолевать которые должна научить школа.

И это еще полбеды. Еще более тяжкая беда состоит в том, что на глазах назревает Четвертая мировая война - война почти миллиарда безработных людей в странах Азии, Африки, Латинской Америки (с семьями - почти четыре миллиарда, две трети нынешнего человечества) против заживо разлагающихся, клонящихся к упадку Евроамериканской и Евразийской цивилизаций в Северной Америке и Европе. Сегодня такая война еще невозможна: слишком неравны силы. Но завтра, когда оружие массового поражения (прежде всего, бактериологическое) будет освоено моджахедами, второе издание "Бури в пустыне" состоится, так сказать, на равных.

Четвертая мировая война, как и её прелюдии в Югославии, Афганистане, Ливане, Чечне и т.д., как и вся Третья мировая война, не будет иметь фронтов, подобных тем, которые делили сражающиеся армии и отделяли их от мирного населения в Первой и Второй мировых войнах. Боевик с автоматом в любую секунду может вырасти в дверях любой квартиры. Не говоря уже о бомбежке. Это накладывает на школу категорический императив: каждый абитуриент, независимо от пола, должен знать азбуку самообороны и первой медицинской помощи так же назубок, как и просто азбуку или таблицу умножения. Без этого в складывающихся условиях его аттестат зрелости окажется недействительным. Хотя бы потому, что не окажется в живых его носителя. Пока что эта нехитрая истина до школы не дошла.

С учетом всего, только что сказанного о прогнозном фоне профиля работы, две основные рабочие гипотезы исследования можно сформулировать следующим образом:

1.При сохранении наблюдаемых тенденций на предстоящее десятилетие, СНО РФ будет все более уподобляться положению в типичных "банановых республиках" Третьего мира: дорогостоящие платные учебные заведения для детей из немногих состоятельных семей, в том числе во все возрастающей части - за рубежом; быстро деградирующие до уровня самых примитивных сельских школ учебные заведения для основной массы населения. При таком положении школа неизбежно сделается важным инструментом ускорения классового расслоения с неминуемым социальным взрывом в обозримом будущем ближайших двух-трех десятилетий.

2. Этот нежелательный процесс можно существенно затормозить, если произвести хотя бы частичные реформы, из числа тех, которые не потребуют непомерных ассигнований. Положение можно стабилизировать оптимизаций СНО на основе системы кардинальных реформ, если государство сочтет их достаточно приоритетными и выделит в срочном порядке необходимые для таких реформ средства.

Какие именно реформы СНО возможны и желательны - предстоит определить экспертам.

Организация исследования. 33 года назад Сектор начинал свой первый исследовательский проект с пятью выделенными ему оказавшихся ненужными дирекции сотрудниками ( вместо запланированного ранее Отдела из 74 штатных единиц), которым еще предстояло стать социологами. Через три года он удвоился в числе, а еще через два года в него сбежалось до полусотни человек - остатки разгромленных подразделений Института, кто еще не успел спастись в другие учреждения. Затем половина разошлась своими путями, а другая, в свою очередь, спустя несколько лет была поделена пополам, чтобы создать Сектор образа жизни. В последующие годы из оставшихся выделились еще две исследовательские группы, и к своему последнему, восьмому исследовательскому проекту Сектор подошел точно в таком же количественном составе, как и к первому. Только теперь это были уже опытные социологи с 20-30-летним стажем работы. Да, их оргтехника, как и 30 лет назад, исчерпывалась одной пишущей машинкой - и на той, увы, не все умели печатать. Только по ходу реализации последнего проекта в секторе появился сначала старый, а к концу столетия и новый компьютер, плюс интервьюеры обзавелись, наконец, диктофонами и перестали изображать из себя журналисток с блокнотами в руках. Зато накопился огромный опыт работы с экспертами практически любого уровня сложности. И это в какой-то мере компенсировало малочисленность команды и убогость оргтехники. Разумеется, заставляя приноравливать организацию исследования к имеющимся в наличии силам и средствам.

Прежде всего, решено было предпослать собственно формальному опросу экспертов возможно более основательный пилотаж. Дело в том, что сотрудники сектора имели значительный опыт работы в дошкольных и вузовских учреждениях, а также в институтах повышения квалификации. Но конкретную обстановку в школе знали в лучшем случае на уровне родительского актива, что было заведомо недостаточно. Поэтому решили первый год целиком посвятить практической работе в школе. Никого не "опрашивать", а просто трудиться вместе с педперсоналом школы, изучая школьную жизнь во всех её сложностях. Это и должно было стать, по сути, пробным опросом экспертов - школьных работников как лучших знатоков образовательного дела. Пусть пока не в виде интервью и анкет, а простым общением - суть дела от этого не менялась.

Для такой задачи заведомо не годилась ни "авторская", ни "обычная" школа. В первом случае пришлось бы изучать не собственно школу, а систему автора - в каждом случае разную. Во втором, педагоги слишком замотаны своими школьными буднями, чтобы помышлять еще и о каких-то там изменениях в будущем, которые начальству виднее. К счастью, нашелся оптимальный вариант. Руководитель исследования был приглашен по совместительству научным руководителем школы-лаборатории № 199 г. Москвы и привел туда свой коллектив. Школа никакая не "авторская", а самая обычная Школа как школа. Вместе с тем, не просто школа, а еще и лаборатория. С элитным персоналом, не только способным, но и обязанным думать не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне. Отчет о нашей совместной работе публикуется во второй главе настоящего труда. Главное, что дал пилотаж - намного более основательный, чем был вначале, вопросник для интервью и анкет первого тура опроса экспертов.

Задачей первого тура было определение контуров идеализационной и оптимизационной моделей, на которые должны были реагировать эксперты второго и третьего туров опроса. Эта задача была настолько сложна и важна, что экспертов разделили на две подгруппы. В первую, с членами которой предполагалось провести углубленное интервью в форме свободной беседы, вошли шестнадцать признанных первейших авторитетов в области народного образования, продемонстрировавших в своих выступлениях способность к прогностическому мышлению: четыре экс-управленца самого высокого уровня, четыре члена Российской академии образования, известных своими инновационными трудами в психологии и педагогике, четыре педагога - руководителя "авторских" школ с такими же личностными характеристиками и четыре общественных деятеля из комитетов по образованию наших законодательных органов различного уровня (та же личностная характеристика).

Число "шестнадцать" было определено эмпирическим опытом предыдущего исследовательского проекта. При меньшем количестве терялась репрезентативность экспертной группы, нарастала угроза односторонности оценок. При большем - наблюдалась "избыточность" информации, эксперты просто начинали повторять один другого. Кроме того, по выбранной цифре легче вычислять проценты. Правда, по ходу исследования обнаружилось, что любимые социологами проценты в данном случае не так уж и важны. Гораздо важнее нетривиальность высказываний и оценок - совершенно независимо от того, сколько именно экспертов их высказали, Поэтому в последующем изложении мы чаще прибегаем не к процентам, а к понятиям типа "полный консенсус", "большинство". "меньшинство", "отдельные эксперты" и т.п.

Кроме того, шестидесяти экспертам - работникам школы-лаборатории - прямо на одном из педсоветов были розданы анкеты. Эта подгруппа служила как бы "контрольной" и, действительно, дала много дополнительной конструктивной информации.

На основе данных первого тура опроса экспертов была составлена "Идеальная модель СНО РФ" (см. Приложение 1). В следующем, втором туре экспертов попросили отреагировать на неё. К сожалению, у многих экспертов первого тура наступил тот самый синдром психологической усталости, о котором упоминалось выше ("я уже все сказал!"). Пришлось заменить большую часть экспертов сотрудниками ряда институтов повышения квалификации работников образования, Института социологии, ряда институтов Академии образования и нескольких других научных и учебных заведений как Москвы, так и других городов страны (к нам подключились коллеги из Самары, Новосибирска, Красноярска, Ухты и др.). Однако, как говорится, нет худа без добра. Конечно, интервьюерам пришлось гораздо труднее начинать сначала, чем продолжать работу с уже вошедшими в курс дела прежними экспертами. Зато расширился круг экспертов и появились новые нетривиальные суждения.

Третий, последний тур опроса, согласно программе исследования, должен был быть самым эффектным заключительным аккордом. Как опытные футурологи, мы предполагали в 1994-95 гг., что спустя два -три года правительство - старое или сменившееся, безразлично - обязательно выступит (не сможет не выступить!) с проектом кардинальной школьной реформы. Вот тут-то мы напустим на проект своих экспертов и получится замечательная заключительная глава, венчающая наше исследование: о реальных путях уже не идеализации, а практической оптимизации СНО РФ. Однако правительство оказалось хитрее футурологов. Оно долго тянуло с реформой и вдруг устами нового министра объявило, что не до реформ: выжить бы! Судорожные попытки наскрести хоть какой-то квазиреформаторский материал у работников министерства успеха не имели. Пришлось пойти на никем не замеченный чуть ли не государственный переворот: назначить самих себя "калифом на час", то бишь самозванным министром образования, который тут же сочинил текст проекта долгожданной реформы и отдал его на растерзание экспертам. Правда, вскоре последовало сообщение о проекте перехода к 12-летней школе. Но было уже поздно, да и сам сюжет вряд ли тянул на оптиматизационную модель СНО. Так или иначе, концептуально исследование было завершено, ожидаемые и желаемые изменения в СНО РФ на ближайшую десятилетнюю перспективу более или менее прояснены, а процедуры экспертизы для подобного рода объектов исследования отработаны досконально.

Not Found

The requested URL /hits/hits.asp was not found on this server.