|
Огромный пласт русской литературы в течение длительного времени
был "невидим" для рядовых читателей. Все эти произведения либо были запрещены
и заперты в спецархивах, либо изданы только за границей, причем нередко сразу
в переводе на иностранные языки, либо вообще сохранились в рукописи, "в столе",
в архиве писателя. И вот теперь мы открываем заново, а во многих случаях и впервые,
выдающихся классиков русской литературы XX века. Не имея возможности рассказать
обо всех произведениях, возвращенных нам в последнее десятилетие, мы остановимся
на романе-антиутопии Е. Замятина "Мы", помогающем осмыслить и спрогнозировать
развитие общества, вставшего на путь тоталитаризма. Впервые роман "Мы" был опубликован
в Нью-Йорке в 1924г., первая публикация в СССР состоялась лишь в 1988 г. Современники
Замятина подвергли его травле, обвинили в "потере контакта с эпохой". В письме
Сталину Замятин недаром констатировал: "Критика сделала из меня черта советской
литературы". Но в том опоздании, с каким эта книга пришла к читателю, есть и свой
смысл. Ведь поначалу она казалась всего лишь фантазией, плодом болезненного воображения.
Теперь роман проверило время, и мы можем сравнить предсказания писателя с реальным
историческим опытом. Появились литературные вариации на темы Замятина О. Хаксли,
Дж, Оруэлла, Р. Бредбери, А. Платонова, А. Кабакова.
Писатели издавна пытались заглянуть в будущее, предугадать
его реальные черты. Утопическое общество, земной рай в хрустальном дворце, где
люди вместе работают, веселятся, отдыхают, воссоздает Чернышевский в "четвертом
сне" Веры Павловны. Мир, в котором живет герой замятинской антиутопии, тоже из
стекла: "стеклянные купола аудиториумов", "божественные параллелепипеды прозрачных
жилищ", стеклянный колпак" Газового Колокола... Замятина интересует не прогресс
развития техники, а перспективы развития общества, взаимоотношений личности и
государства. Писатель оспаривает миф об идеально-справедливом обществе. Система
поработила личность, превратила человека в жалкого робота, лишив его свободы и
заставив прославлять своих поработителей как благодетелей. Наука и техника сделались
средством установления идеальною, математически вьверенного порядка. Люди в Едином
Государстве не имеют имен, они заменены нумерами. Главный герой романа, от имени
которого идет рассказ, Д-503 - один из математиков, боготворящих "математически
совершенную жизнь Единого Государства". Он убежден, что линия Единого Государства
- "мудрейшая из линий".
Идеал жизненного поведения - разумная механичность; все, что
выходит за ее рамки - фантазия, вдохновение - не что иное, как "преступные инстинкты",
особо живучие в человеческой природе и нарушающие гармонию нумера и Единого Государства.
К болезненным фантазиям принадлежит и искусство, и любовь. Любовь "побеждена"
сексуальным инстинктом: "всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт
- на любой нумер". Но именно любовь и преобразует жизнь Д-503, заставляя его постепенно
нарушать одно за другим "уложения и законы" Единого Государства. Любовь заставляет
главного героя увидеть то, что раньше он не мог заметить; пережить чувства, ранее
не ведомые ему. В конце романа Д-503 излечивается от "болезни", над ним, как и
над многими другими жителями Единого Государства, совершена "Великая Операция"
- из мозга путем троекратного прижигания Х-лучами удален "центр фантазий . "Никакого
бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты". А факты таковы:
на другой день Д-503 явился к Благодетелю и рассказал все, что ему было известно
о врагах счастья. Затем он присутствовал при пытке его любимой, но он даже не
способен узнать ее. Его рассказ - скупое изложение фактов ("Женщина упорно молчала
и улыбалась... Когда из-под колокола стали выкачивать воздух, она откинула голову,
смотрела на меня, крепко вцепившись в ручки кресла - смотрела, пока глаза совсем
не закрылись. Тогда ее вытащили, с помощью электродов быстро привели в себя и
снова посадили под Колокол. Так повторялось три раза - и она все-таки не сказала
ни слова").
Образ Благодетеля, вещающего о насильственном даровании человечеству
счастья, напоминает великого инквизитора Достоевского. Благодетель уверен: "Истинная,
алгебраическая любовь к человечеству - непременно бесчеловечна, и непременный
признак истины - ее жестокость". Здесь и выявляется борьба двух полярных начал:
за человека или (якобы для его же блага) против него; гуманизм или фанатизм, обусловленный
тем, что люди сами нуждаются в жестоком пастыре. Неважно, кто он - обожествленный
тиран или сам Творец всего сущего, главное, чтобы люди слепо верили ему, подавляя
свое "я" превращались в безликое, послушное "Мы".
Символично название романа. С точки зрения грамматики, "мы"
обозначает и слияние разных индивидуальных "я", их органическое соединение; но
это "мы" может утверждаться как нечто безликое, сплошное, однородное: масса, стая,
толпа.
У читателей 20-х годов название романа вызывало разные литературные
ассоциации. Было хорошо известно стихотворение пролетарского поэта В. Кириллова
с таким же названием Мы" (1917г.):
Мы несметные, грозные легионы Труда. Мы победители пространства
морей, океанов и суши... Полюбили мы силу паров и мощь динамита, Пенье сирен и
движенье колес и валов... Все - мы, во всем - мы, мы пламень и свет побеждающий,
Сами себе Божество, и Судья и Закон. Во имя нашего Завтра - сожжем Рафаэля, Разрушим
музеи, растопчем искусства цветы. Вспоминалось и дооктябрьское утверждение футуристов
о "праве поэтов" стоять на глыбе слова "мы" среди моря свиста и негодования. В
1920 г. появляется поэма В. Маяковского "150000000", где поэт сознательно даже
снял свое имя с обложки книги, чтобы продемонстрировать, что его устами говорит
многомиллионная масса. Уже в 1 главе замятинского романа читаем: "Я лишь попытаюсь
записать то, что вижу; что думаю, точнее, что мы думаем (именно так: мы, и пусть
это "Мы" будет заглавием моих записей). Знакомство с 1 -330 пробудило в герое
индивидуальное сознание, даже ревность, и постепенно доля повествования от имени
"мы" уменьшается, сходит на "нет". Тема "я" заглушает тему "мы". И только в финале,
уже после удаления фантазии, герой романа вновь, как и в начале своего повествования,
записывает: "И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен - мы победим. Потому что
разум должен победить." Индивидуальное сознание героя без остатка растворяется
в коллективном разуме масс. Сила коллектива слышится и в строчках Маяковского:
Я счастлив,
что я
этой силы частица,
что общие
даже слезы из глаз.
Замятин предвидел все аргументы в пользу унификации личности,
лишения ее прав за счет увеличения обязанностей, оправдания принципов вездесущего
Государства высшими соображениями всемирного блага: "И вот - две чашки весов:
на одной грамм, на другой - тонна, на одной - "я", на другой "Мы", Единое Государство.
Допускать, что у "я" могут быть какие-то "права" по отношению к Государству, и
допускать, что грамм может уравновесить тонну, - это совершенно одно и то же.
Отсюда - распределение: тонне - права, грамму - обязанности; и естественный путь
от ничтожества к величию: забыть, что ты - грамм и почувствовать себя миллионной
долей тонны". В тоталитарном государстве человек добровольно отказывается от личной
свободы в пользу коллективного счастья. Люди в Едином Государстве отгорожены от
мира Зеленой Стеной, переступить эту границу - значит совершить государственное
преступление. Они подчинены жестокому распорядку дня, движутся и живут по режиму.
Личную жизнь через стеклянные стены неотступно наблюдают соседи, дежурные, каждое
слово контролируется хранителями - службой безопасности Единого Государства, которой
помогают добровольные агенты. И эта несвобода объявлена аналогом всеобщего счастья,
в День Единогласия миллионы рук, взметнувшихся вверх, демонстрируют Благодетелю
свое абсолютное счастье. Достаточно вспомнить этапы недавнего прошлого: "индустриализацию",
"коллективизацию", политические процессы против инакомыслящих, единогласные выборы,
культ Благодетеля, Берлинскую стену, обитателей Архипелага ГУЛАГ, обезличенных
под номерами, чтобы поразиться сипе художественного предвидения автора антиутопии.
Замятин наглядно продемонстрировал не только "идеал" всеобщего счастья, но и показал
пути его достижения. Знаменателен и тот факт, что ни самому Благодетелю, ни Хранителям,
ни всей мощной системе Единого Государства' не удалось до конца истребить "древние"
человеческие чувства: любовь, фантазию, жажду свободы, красоты.
avtor
|
Власть
