|
Эпоха Октября нуждалась в своем поэте и обрела его в лице В.
Маяковского. Стихи его цитировались по самым разным поводам, превращая в лозунги:
"Ленин - жил, Ленин - жив, Ленин будет жить" или "Коммунизм - это молодость мира,
и его воздвигать молодым". Маяковский предвидел это, еще в 1916 году он писал:
Через столько-то, столько-то лет
- словом, не выживу -
с голода сдохну ль,
стану ль под пистолет -
меня, сегодняшнего рыжего,
профессора разучат до последних иот...
Склонится толпа,
лебезяща,
суетна.
Даже не узнаете -
я не я:
облысевшую голову разрисует она
в рога или сияние.
Как мог поэт, называвший себя "ассенизатором и водовозом, революцией
мобилизованным и призванным", "агитатором, горланом-главарем", предчувствовать
свое посмертное "многопудье бронзы"? Тому есть причины: и политическая конъюнктура,
и наше собственное нелюбопытство, и сам Маяковский, не желающий, чтобы на "бабочку
поэтиного сердца" "взгромоздились, грязные, в калошах и без калош".
Если мы перечитаем раннюю лирику поэта, его поэмы "Человек",
"Облако в штанах", "Война и мир", то нам откроется полная трагизма история молодого
и талантливого поэта, пришедшего в мир со своим словом. Герой ранней лирики Маяковского
стремится отринуть обыденное; бунт, одиночество, желание дразнить богатых и сытых
слышатся в строках стихотворений "Вам!", "Нате!". В литературу Маяковский вышел
как участник футуристического движения, с твердым намерением делать искусство
будущего. Ставшая знаменитой желтая кофта поэта, как и его эпатирующая строчка
"Я люблю смотреть, как умирают дети", - вдохновлены желанием поразить, удивить
публику, вызвать, пусть и скандальный, интерес к себе.
В одном из первых стихотворений "А вы могли бы?" поэт увидел
косые скулы океана в прозрачном студне, предложил сыграть нежнейший ноктюрн на
"флейте водосточных труб". Поэт утверждает, что искусство имеет право преображать
будничную действительность. С некоторой долей эпатажа обращается Маяковский к
дамам:
Женщины, любящие мое мясо, и эта
девушка, смотрящая на меня, как на брата,
закидайте улыбками меня, поэта, -
я цветами нашью их мне на кофту фата.
Поэт восторженно шепчет имя любимой: любовь для него - высшая
ценность, а любимая - "Джоконда, которую надо украсть". Он не может смириться
с "вашей любовью", чувством рационалистически расчетливым, которое можно купить
за деньги. Такой любви он отчаянно прокричал: "Долой!" Дефицит человеческих чувств,
власть денег и вещей, черствость и равнодушие - все это воспринимается Маяковским
как величайшая из трагедий. Радостнейшей датой поэт считал для себя июль 1915
года, знакомство с Лилей Брик. Маленькая изящная женщина с "глазами-блюдцами"
покорила его сердце. Перед звоном ее любимого имени померкли все прежние и последующие
увлечения. Эта любовь была для Маяковского большим испытанием. Лиле он посвящает
свои стихи и поэмы, ей несет по обезлюдевшей от голода и холода Москве две морковинки.
Он уверен, что над ним, кроме ее взгляда, "не властно лезвие ни одного ножа".
И в то же время поэта охватывают сомнения и ревность:
Любовь!
Только в моем
Воспаленном
мозгу была ты!
Глупой комедии остановить ход!
Смотрите -
срываю игрушки-латы
я,
величайший Дон-Кихот!
Богатейший материал для понимания Маяковского-лирика дает поэма
"Флейта-позвоночник", горьким признанием звучат слова:
Я свое, земное, не дожил,
на земле
свое не долюбил.
Влюбленный Маяковский может вступить с женщиной в легкую пикировку,
будь даже это царица Тамара, некогда воспетая Лермонтовым. Перед натиском поэта
отступает, "смердя впустую", сам Демон:
Ну что тебе Демон?
Фантазия!
Дух!
К тому ж староват -
мифология.
В послеоктябрьский период Маяковский пытался уйти от "любовных
романов", объясняя читателям и себе самому, что не время для сладких песен. И
все же до конца искоренить эту тему не смог:
В этой теме,
и личной,
и мелкой,
перепетой не раз
и не пять,
Я кружил поэтической белкой
и хочу кружиться опять.
Желание, "чтоб всей вселенной шла любовь", поэт сочетает с требованием:
В поцелуе рук ли,
губ ли,
В дрожи тела
близких мне
красный цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Интимная лирика Маяковского поражает смелостью метафор и сравнений
("на теле твоем - как на смертном одре - сердце дни кончило"), оригинальностью
эпитетов (в мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав"). Поэма
"Про это", стихи, адресованные товарищу Кострову и Татьяне Яковлевой - это взгляд
возмужалого поэта, так и не сумевшего забыть себя, "красивого, двадцатидвухлетнего",
с огромной "любовницей".
Революцию Маяковский принял сразу, сказав "моя революция".
По мнению М. Цветаевой, без Маяковского русская революция бы сильно потеряла,
так же как сам Маяковский - без революции". Произведения Маяковского 1917-1921
годов, как пожаром, охвачены пафосом отрицания: "Мы разливом второго потопа перемоем
миров города"; "Только тот коммунист истый, кто мосты к отступлению сжег"; "Мы
тебя доконаем, мир-романтик!" Это ведущий пафос "Нового марша", "Левого марша",
двух "Приказов по армии искусств", "150000000". Отринуты "римское право и какие-то
еще права". Обложив мир сплошным "долоем", любого сомневающегося в необходимости
революционного насилия Маяковский зачисляет в разряд обывателей, а "демократизмы,
гуманизмы" откровенно переводит в разряд самых ярых противников пролетариата.
Ведущими жанрами становятся марш, ода, мистерия и плакат. Поэт верит, что революция
поможет освободиться духовной энергии человека от пут бездуховности:
Я ж
с небес поэзии
бросаюсь в коммунизм,
потому что
нет мне
без него любви.
Маяковский поверил большевикам, и хоть и "навяз агитпроп",
он "себя смирял", "становясь на горло собственной песне". Поэт много ездил по
стране, путешествовал за границей, заслужив звание "полпред стиха". В это время
требуется поэт-трибун: "Поэт не тот, кто ходит кучерявым барашком и блеет на лирические
любовные темы, но поэт тот, кто в нашей обостренной борьбе отдает свое перо в
арсенал вооружения пролетариата, который "не гнушается никакой черной работой,
никакой темой о революции, о строительстве народного хозяйства и пишет агитки
по любому хозяйственному вопросу".
"Советский патриотизм" для Маяковского не пустые слова. "Товарищу
Нетто - пароходу и человеку", "Рассказ о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка", Стихи
о советском паспорте" убеждали читателя в непогрешимости идеалов революции языком
лозунга:
Я знаю - город
будет,
Я знаю - саду цвесть,
когда
такие люди
в стране
в Советской
есть!
Стихи Маяковского открывали советским людям Америку и Францию,
страны контрастов. Да, там есть, что поглядеть! Но, с другой стороны, нельзя не
заметить и безнадежное царство мещанства. В стихотворении "Небоскреб в разрезе"
мы видим разбольшущий дом в Нью-Йорке, символизирующий собой всю Америку. "Ювелиры,
караул бессменный", бюро-конторы, "мисс перезрелая в мечте о женихах", пара молодоженов,
акционеры, "свободный художник, рисующий задачки" - все они напоминают Маяковскому
дореволюционное мещанство, "дооктябрьский Елец иль Конотоп".
Но критике Маяковский подвергал не только заграничные пороки,
он считал необходимым "грозным смехом" выжигать из нашей жизни наследие старого
режима, бичевать лодырей, бюрократов, подхалимов, мешающих строить советскую действительность
("О дряни", "Прозаседавшиеся , "Столы", "Помпадур" и др.). Маяковский считал,
что труд поэта родственен любому труду:
Мы равные
Товарищи в рабочей массе.
Пролетарии тела и духа.
Лишь вместе
Вселенную мы разукрасим
и маршами пустим ухать.
Лермонтов сравнивал поэзию с кинжалом, то же сравнение поэзии
с оружием находим у Маяковского ("Домой!", "Во весь голос"). О высоком общественном
призвании поэта ("народный водитель и одновременно - народный слуга") идет речь
в "Разговоре с фининспектором о поэзии". Мысль об общественной значимости поэзии
развита и с помощью традиционного для русской поэзии (Ломоносов, Державин, Пушкин)
мотива памятника.
Маяковский стремился донести до читателя все многообразие разговорной
интонации, этим объясняется преобладание у него тонического стиха. Стремление
к наибольшей выразительности вызвало расположение слов "лесенкой". Очень часто
поэт выносит "ключевое" слово в отдельную строку, стремясь тем самым обратить
внимание читателя на данную словоформу. Особое место в творчестве Маяковского
отводится неологизмам: "бронзы многопудье", "народ языкотворец", "стихи и оды,
в аплодисментах ревомые ревмя". Нередко поэт обращается к составной рифме: рыба
ли - выпалит. За стихи приходится платить ценой огромного напряжения всех внутренних
сил:
Машину
души
с годами изнашиваешь.
Несмотря на многочисленные лефовские заявления ("поэзия - производство"),
творчество оставалось для Маяковского областью интимного, недаром именно в стихи
о поэзии вклиниваются признания самые сокровенные и человечные - об одиночестве,
о невозможности найти общий язык с современниками, о желании объяснить все "товарищам
потомкам": "Поймите ж - лицо у меня одно -оно лицо, а не флюгер". Поэт все острее
ощущал недостаток кислорода, его вступление к поэме "Во весь голос" адресовано
не только потомкам, это попытка завязать живые контакты с современниками. Диалог
с эпохой так и не складывался, накапливалась непомерная душевная усталость. "Я
ни одной строкой не могу существовать при другой власти. Если вдруг история повернется
вспять, от меня не останется ни строчки, меня сожгут дотла", - пророчески предсказывал
Маяковский. Призывы некоторых современных критиков "сбросить Маяковского с парохода
современности" - лучшее доказательство правоты пророчества поэта. Но недаром еще
героиня поэмы "Люблю" "за рыком, за ростом, взглянув, разглядела просто мальчика".
Да и несложно за злободневной лозунговой риторикой разглядеть вечного отрока -
первооткрывателя мира, романтика, максималиста, духовно близкого нашему переломному
времени. Безмерный талант Маяковского и страшная трагедия поэта - это еще одно
свидетельство противоречивости прошедших десятилетий нашей истории. У Е. Евтушенко
в стихотворении "Нежность" есть несколько строчек о Маяковском:
Что Маяковского жизни лишило?
Что револьвер ему в руку вложило?
Ему бы -
при всем его голосе,
внешности -
дать бы при жизни
хоть чуточку нежности.
avtor
|
Власть
